Одаренная девочка и прочие неприятности

      — Отец?..       — Да, младый юнош?       — А если она меня не полюбит?       — Значит, так тому и быть.       (не самый оптимистичный диалог Александра Витольдовича с Зеленым Князем)       Итак, за пять дней проживания на новом месте юная леди из семейства Добротворских умудрилась: снести одну из ветвей охранного древа, чуть не убиться, просто выйдя в сад, явственно показать, что вайфаю рада больше, чем любым идеям совместного досуга, и обменяться одеждой с юношей, которого встретила впервые в жизни. Вот уж точно — нареченная невестушка, не ошибешься. Единственная и неповторимая.       Тяжело вздохнув, гордый отпрыск древнего рода Пней отставил на траву опустевшую чашку и, прикрыв глаза, откинулся спиной на широкий ствол ярко-красного клена.       Хорошо ведь жил раньше — на самом краю обитаемого мира, в спокойствии, изредка по зову отца выбираясь то на очередную войну, а то и на охоту за чудищами. Чтение, домашние дела, теплое солнце и никаких забот — периодические сечи не в счет. Но вот, после многих лет бесплодных попыток завершить инициацию сына, Витольду Родовичу в голову приходит безумная афера — обратиться за помощью к силе, прямо противоположной его собственной. Сашка был против. Да что там против, практически взбунтовался, чем вызвал грубый властный окрик от обычно мирного и добродушного батюшки — не спорь с Зеленым Князем, я тут всему живому господин. Сказал — пойдем на поклон, значит, пойдем. Смирись.       В памяти Александра накрепко отпечатались странный зал, непривычные запахи и красивая женщина, внимательно слушавшая отца и сверлящая его самого максимально недоверчивым взглядом. Подле — сомнительного вида мужчина, готовый, если что-то пойдет не так, броситься даже на превосходящего силой противника. Еще княжич помнил маленькую девочку с большими косами, со смесью робости и удивления изучавшую его долго-долго, все последние минуты нормальной жизни. Потом она улыбнулась, сердце Пня тут же заболело, заныло, закричало, и обратный путь был отрезан. Сам того не ведая, сын Зеленого Князя встретил свою суженую.       Отец ликовал — не мытьем, так катаньем нашлось спасение наследничку. Сашка же поначалу впал в откровенную оторопь от подобных перспектив, и чем более раскрывались перед ним устои мироздания, тем глубже княжич погружался в уныние. Могущество Старшей Крови, в чьих жилах текла чистая магия, ограничивалось не физическими законами, но властью сказочных паттернов над их судьбами. Что отец, что его нареченный сын должны были расплачиваться за свое величие преданной любовью-служением, уязвимостью, навязываемой вселенной вопреки их желаниям. По мнению Витольда Родовича, именно сие пусть и бесперспективное, но светлое чувство спасло бы Пня-младшего. Там, где сын по какой-то причине робел, страшась войти в силу, любовь сумеет отвесить достаточного пинка, дабы качнуть чашу весов в сторону новой сути и помочь сердцу будущего Зеленого Князя окончательно сформироваться. Звучало почти оптимистично, и Александр далеко не сразу заметил странную недомолвку в словах родителя. Но когда обратил на неё внимание и задал самый важный вопрос…       Ты-то для девицы создан, как пить дать, да вот она немножко не такая. Енто у сказов любовь порой одна на всю жизнь, а дитятко — типичная человечка: как очаруется, так и бросит. Легко им это. Ты, главное, хоть один поцелуй любви укради — тогда смерть отступит. Другого способа нет. А если не срастется у вас до сроку крайнего… Ничего уже тебя не спасет.       Данное положение дел княжича, мягко говоря, не обрадовало, и, положа руку на сердце, покорно принять сей расклад у него не выходило — ни тогда, ни теперь.       Устроившемуся под многострадальным охранным кленом Александру Витольдовичу оставалось лишь уповать на то, что скорый рассвет разгонит мрак и в его мыслях. Невинная шутка девочки, или, как нынче было принято говорить, троллинг, выбила из колеи в разы сильнее ожидаемого. Тысячи читаных книг по педагогике успокаивающе бубнили в сознании мантру: ничего страшного, для подростков это нормально, одна из первых стадий принятия авторитета, не о чем волноваться, однако внутри всё протестовало. Перед глазами до сих пор стояла Пандора в рубашке с чужого, явно мужского плеча и её насмешливое «Ничего не поделаешь, встретила в интернате одного юношу. Искра, буря, безумие». Репа клялся и божился, что речь шла всего-навсего о Ганбате, сошлись они исключительно на интересе к вокалу одного далекого иностранца и опасаться хозяину нечего, но…       При свойственной вампирам абсолютной бесполости Ганбата Богданович всё-таки мнил себя парнем, со стороны воспринимался так же и, в отличие от некоторых заядлых садоводов, обладал умением располагать к себе по щелчку пальцев — это Пень понимал. Где гарантии, что девушка не падет жертвой широкой улыбки наследника патриарха? Грудь княжича продолжала болеть почти каждый день, и сей симптом Александр хотел бы считать определенным успехом, но чего ждать в будущем? Какова истинная причина этой боли — первая стадия исцеления или, напротив, жалобная реакция умирающего на малую толику лекарства? Слишком много неопределенностей царило в ситуации, а никаких книг по недоинициированным лешим у старьевщика, а значит, и в мире, просто-напросто не существовало. Только по педагогике. Старые и, чего уж тут скрывать, не слишком внушающие доверия.       Когда-то на все рассказы о суженых — предначертанных судьбой возлюбленных — Сашка только хмыкал: тоже мне, велика проблема. Теперь же испытал неведомую силу на себе и понимал — совладать с ней нельзя. С самого прибытия Пандоры накатила странная эйфория. Как он смутно припоминал, обычно одной мысли о холоде хватало, чтобы надолго испортить день. Стало иначе — Александр начал бояться не за себя, а за это смешное и немного нелепое создание. Вдруг замерзнет, не укутавшись как следует? Он, конечно, приготовил несколько добротных тулупчиков и дубленку, хорошенько украсил их вышивкой, дабы девице понравилось, но что насчет шубы? Хорошей, теплой, по любой погоде мягкой и греющей? К примеру, из бедоклыка. Двух-трех шкур самцов вполне хватит, Лес близко, в охоте он сведущ…       Пень не без труда сдержался, чуть не побежав тут же исполнять эту идею. Нет, в Лес нельзя. До сих пор истощен после зимы, а противник только того и ждет, чтобы поймать, подмять, извратить природу. В Лесу Александру делать нечего. Хватит и шкурок обычного соболя, в конце-то концов. Пусть не так красиво и тепло, как шерсть бедоклыка, зато безопасней. Впрочем, разумные доводы не действовали, и старьевщик ухватился за более понятное сердцу: если он там умрет, девочка останется совсем одна. Теперь проняло, и желание немедленно рискнуть головой ради мимолетной улыбки поблекло.       А ведь пока она еще всего лишь ребенок. Пусть и вызывающее теплые чувства, но дитя, юное создание, о котором хочется заботиться, а вовсе не дама сердца, заставляющая трепетать и склонить голову. Но уже — та самая единственная, которую суждено полюбить и нести в себе это чувство вплоть до гроба.       Конечно, за почти десять лет Пень-младший оброс некоторым смирением. «Сердцу не прикажешь, других не будет, бери что дают» и прочие жизнеутверждающие формулы подобного толка стали его постоянными аффирмациями, но всё-таки… Мизантроп, с непередаваемой тоской мечтавший переселиться поглубже в болота, и горожанка — настолько современная, насколько это вообще нынче возможно, — как мироздание представляло себе их союз? Дурацкое, на самом деле, положение: на полном серьезе набиваться в мужья ребенку и ревновать одно неразумное создание к другим. Несмотря на легкий цинизм, прекрасное понимание природы чувств и, мягко говоря, полное отсутствие каких-либо романтических ожиданий по отношению к Пандоре, критически воспринимать воспитанницу Александр не мог. Она ему нравилась. Вопреки воле, здравому смыслу и, чего уж греха таить, гордости. Маленькое своевольное чудище. Самое дорогое и любимое на свете.       Девочку хотелось спрятать, согреть, убаюкать. Дать ей раз и навсегда распустить волосы, никуда не спешить, ничего не бояться. Качать на качелях. Смешить. Впитывать истории и рассказывать их самому. Давать засыпать на плече, когда тонкие ручки обвивают шею, а сам слушаешь, как спокойнее и тише становится дыхание чуда в твоих объятиях. А ведь ей может оказаться на него плевать. Несмотря на всё минувшее, грядущее и настоящее. Просто потому, что, в отличие от опекуна, у Пандоры свобода воли есть.       В сказках любую проблему можно решить либо поцелуем, либо кровью. Если не сработает одно…       Княжич застонал, потирая виски. Эта мерзость, червоточина, отравлявшая его на протяжении многих лет, активизировалась рядом с подопечной так же, как тени густеют на ярком свету. Если раньше страх за жизнь, боязнь потерять контроль напоминали о себе тихонько, словно писк комара на периферии сознания, то теперь практически дятлом стучались в голову. Всё его естество восставало перед перспективой отдать себя до капли и не получить ничего взамен. Наличие под боком суженой — той, ради которой это и должно было произойти, — заставляло нервничать. Единственное, чего Александр действительно боялся, — потерять себя, и даже галлоны выпиваемого на нервах чая не могли прогнать прочь этой тревоги.       В целях профилактики Пень пару раз постучал головой по стволу клена. Соберись. Ты же из благородного рода, в конце-то концов! Ага, только ей принцы поперек горла. Хорош собой! Угу, а пара сотен лет разницы — мелочь. Обходителен! Чертовски, раз большую часть жизни с улыбкой угрожаешь всем направо-налево. Нравишься дамам! И в упор не интересуешь единственную, чье суждение действительно важно. Вырядился черт-те как, строишь из себя не пойми кого, пытаешься не давить, а по факту каждую ночь лишь глубже погрязаешь в унынии, предчувствуя надвигающуюся зиму. Она не успеет. Нет ни малейшей надежды успеть. Рядом ребенок, который хоть и вырастет в любимую женщину, но не факт, что когда-либо ответит взаимностью. А заодно еще и представитель той гадости, с которой ты всю свою жизнь борешься. Так и будешь защищать, живота не щадя, пока не помрешь у ног ничего не подозревающей малолетней…       — Чего, Тыковка, меланхолишь?       Пень вскочил и замер в низком поклоне. Добрый бас продолжал, чуть посмеиваясь:       — Якой ты у меня интеллигентный заделался, любо-дорого посмотреть! Ни джинсов рваных, ни рубашек нештопаных, даже в спине согнулся — не переломился. А как же по старинке, обхамить да нос отвернуть?       Александр Витольдович зарделся, но головы не поднял:       — Так это когда было, Ваша милость. Вырос.       — Ну не знай, не знай… Ты ж раньше умудрялся глазами гневно стрелять, даже жопу в сугробах морозя.       Пень чуть сморщился и распрямился.       — И за это мне всё еще стыдно.       Крупный мужчина с обильной сединой в рыжей бороде похлопал его по плечу:       — Вот и за сегодняшнюю тоску стыдно будет — мама не горюй. Да токмо ты её помни. И радуйся, что дитятко не слыхала. Она тебе верить должна. А ты — быть ей надеждой и опорою во всём. Дениска сказал, горлица глаз уже на тебя положила? Не миловались еще?       — Ваша милость, ей пятнадцать, — постарался нейтрально напомнить Александр.       — Осенью шестнадцать исполнится, самое то. В таких летах поцелуи слаще!       — Вам виднее.       — О, смари-ка, захамил. А я уж переживать начал.       Пень чуть улыбнулся.       — Какими судьбами?       — Ты не серчай, но к голубке нашей гость идет. У них уговор, потому не пустить нельзя. Но пока и пущать нельзя, так что я его на периферии мариную. Тебя подготовить надо.       Сын нахмурился.       — Как это «подготовить»?       — Утеплить. Ворон Воронович объявился, собственной персоной.       Александр Витольдович замер как громом пораженный.       — Мне нельзя с ним встречаться. Это же зима в чистом виде!       Отец ободряюще похлопал его по спине.       — Потому я и пришел — подсобить. Девице о твоей специфике знать опасно — в полном жалости сердце любви места нет, вообще тогда не расколдует. Так что давай спасать положение, пока он в предбаннике морозится.       Пень-младший с подозрением покосился на всесильного родителя.       — Вы куда его заслали?       — Да по тундре погулять, чай не впервой. Уже даже не орет, так, камни пинает да бесится.       Старьевщик задумчиво изучал лежавшую на земле чашку:       — Крионикс будет в ярости.       — Ничо, авось на ус намотает и в следующий раз хотя б открыточку наперед пришлет, — ободряюще перебил его Зеленый Князь. — Так, накинь-ка…       С этими словами Витольд Родович набросил на плечи сына свой плащ из шкур.       — Я недостоин, — вяло запротестовал тот.       — Ой да ладно тебе. Часок поносишь, глядишь, небо наземь не рухнет. Зато обогреешься.       — Но я всё равно не смогу приблизиться…       — Тебе и не надо. Зря, шо ли, Дениске тень твою подсаживали? Пущай двойником поскачет, поработает, не всё ж баклуши бить.       Александр хотел было возразить, что Чертополох и без того взвалил на себя большую часть хлопот по хозяйству, но замер, обратив невидящий взор карих глаз в сторону дома. Девочка встала. Избушка заботливо сообщала об этом, с бабушкиной внимательностью отмечая и румяный цвет щечек, и стремление поскорее умыться. Пень сглотнул. Будь подопечная старше — смалодушничать, пойти на сделку с совестью оказалось бы в разы проще. Всего-то простить себе немного не те травы в её еде и попытку усмирить внезапно разыгравшийся сердечный пыл девушки. Но судьба княжича всецело зависела от ребенка, и в одном Королева была права: дитя он не тронет.       Александр Витольдович кивнул отцу и, внимательно слушая дальнейшие инструкции, принялся на автомате поправлять одежду, укладывать всклокоченные волосы и с тихим отвращением натягивать ненавистные ботинки. Как ни странно, некоторая театральность наряда помогала в самом важном — воспринимать происходящее увлекательной игрой, фарсом, а вовсе не чем-то, от чего может зависеть его жизнь.       Еще и для страха места в сердце княжича уже просто-напросто не оставалось.       Проснулась Пандора сама, до звонка будильника, но еще какое-то время нежилась в постели. Прокрутив в голове события вчерашнего дня, против воли улыбнулась. До вайфая, к сожалению, так и не дошла, зато познакомилась с единомышленником, и каким! Надо только всё-таки Александра Витольдовича успокоить. За ужином опекун нет-нет да и порывался расспрашивать о её новом приятеле и причине внезапных переодеваний, но Доре было так интересно следить за тем, как менялось его лицо, что на большую часть вечера воспитанница уподобилась юлящему и подкидывающему двусмысленности партизану на допросе. В итоге предсказуемо доигралась: в какой-то момент старьевщика снова скрутило. Опять прискакал с водой испуганный Репа, вновь последовали заверения в полной подконтрольности ситуации, но пыл Пандоры угас, и остаток ужина она доедала, уйдя в глухую оборону. Может, Александру Витольдовичу становится плохо, когда он волнуется? Ну не на ровном же месте! Однако мысль, что взрослый мужчина всерьез может её к кому-то ревновать, казалась совершенно дикой, а других причин для переживаний не находилось. Да уж, подкинули родители опекуна. О таком, наоборот, самой еще заботиться придется.       Будильник запел голосом Акиры, Пандора не глядя протянула руку и наткнулась на мягкое и теплое пузо енота. Недоуменно подняла глаза. Тот с явным испугом на морде держал мобильник на вытянутых лапах и отчаянно вертел, пытаясь заглушить ор, но в итоге не придумал ничего лучше, чем прижать к животу и исполнительно на девочку уставиться. Песня зазвучала глуше, но, судя по глазам енота, вибрация в пузико ситуацию легче не делала.       — Всё хорошо, дай сюда. Покажу, как выключать, хочешь?       Полосатый домоправитель быстро сунул ей в руки телефон и внимательно уставился на экран. Попытался повторить её действия. Не смог. Жалобно посмотрел.       — Что ж, видимо, на лапки смартфоны не рассчитаны. Не волнуйся, я и сама выключать могу, мне не сложно.       Зверек, однако, выглядел расстроенным. Дора потянулась, встала, в пару шагов пересекла комнату и распахнула шторы, впустив солнце. Повернулась к сникшему Репе и задорно предложила:       — Я сейчас умываться пойду и была бы рада твоей компании. А потом хочу еще и волосы гребнем расчесать, поможешь?       Енот радостно закивал и в спешке побежал за ведром. Интересно, чем Александр Витольдович ему платит? Неужели просто кормит — и всё?..       Умывшись и дав гребню сделать остальное самому — до чего чары дошли! Вот где такое чудо раньше было? — Пандора отпустила внезапно заторопившегося по делам Репейника и в задумчивости открыла шкаф: предстояло решить, в чем идти в интернат. Вопросец стоял непростой: что Ганбате покажется более странным — одни и те же шорты, да еще и с его рубашкой два дня подряд или розовое безумие имени вкусов опекуна? В принципе, сам парень явно обладал довольно специфичным гардеробом, но казаться странной в глазах первого же знакомого упорно не хотелось. И, точно назло, сменной футболки, даже самой завалящей, не сыскать…       Пандора осеклась, внимательно прислушавшись к себе. Это что еще такое? Она сейчас на полном серьезе рассуждает, как одеться, чтобы почти незнакомый мальчик о ней дурного не подумал? Хмыкнув, Дора мгновенно определилась с выбором и вытащила из недр самой дальней полки тщательно запрятанное ранее платье, явно отвечавшее вкусам Александра Витольдовича на максимум. Вот и проверим, адекватный Ганбата или не особо. В конце концов, если ему окажется принципиально, в чем она ходит, то и вопрос с внезапной дружбой можно будет закрыть — такие отношения иначе называются. Ну и чудненько.       Несмотря на поросяче-розовый цвет и повышенную рюшевость наряда, настроение Пандоры оставалось радужным, и к завтраку она спускалась, отстукивая по перилам одну из песен Акиры. Напевать, а уж тем более петь ей с самого раннего детства строго-настрого запретили — слишком много ритуалов издревле было завязано на голос, и упаси боже случайно вдохнуть в них новую жизнь. А вот отбивать ритм — милое дело. Пока нет слов — нет и шанса, что ты невольно породишь какое-то заклятье. Точнее, шансы-то есть, но…       На этой мысли Пандора вошла в кухню, встретилась глазами с опекуном и гордо прошествовала на свое место. Кажется, в отсутствие провоцирующей Ганбатиной рубашки Александр Витольдович успокоился: вопреки традиции, не кинулся расспрашивать, как спалось и чего хочется, а, быстро сервировав стол, сел напротив и, выудив из-за спины книжку, погрузился в чтение. Девочка сочла это приятным разнообразием и приступила было к завтраку — ммм, картофельная запеканка, — как вдруг поняла, чего картине не хватало: исполнительной мордочки рядом.       — А где Репа? — спросила она.       Опекун на вопросе вздрогнул, и ничего хорошего это не сулило. Ответил же и вовсе не встречаясь с ней глазами:       — Выполняет срочное и опасное поручение.       — Опасное? — встрепенулась Пандора.       — Ну, так, не особо. Среднеопасное. Почти безопасное, да, — промямлил тот.       — Всё в порядке? — нахмурилась она.       — Просто замечательно, спасибо, что спросили. Не отвлекайтесь, завтракайте, у вас впереди интересный и полный счастья день, — быстро оттараторил Александр Витольдович, по-прежнему прячась за книгой.       Математика для старшеклассников? Дора в недоумении выгнула бровь, но столь явный жест остался проигнорирован, и пришлось вернуться к еде. Обиделся, что ли? Или банально нервничает? Сразу и не разберешь — лица-то почти не видно. Она попыталась последовать совету и просто позавтракать, но и тут ждал подвох: в какой-то момент девушка заметила, что опекун нет-нет да и выглядывает из-за книги, сверля её пристальным взором. Это начинало надоедать.       Вообще-то Пандора считала себя спокойным ребенком. Более того, окружающие называли её спокойным ребенком. Но здесь и сейчас, перехватив очередной странный взгляд Александра Витольдовича, Дора поймала себя на нестерпимом желании надеть тому на голову ведро и пару раз в эту конструкцию постучать. Вздохнула. Отложила приборы и прямо спросила:       — Что вас тревожит?       Он заерзал на стуле, но в конце концов опустил книгу и, грустно себя оглядев, констатировал:       — Пожалуй, слишком многое.       — К примеру?       Пень понизил голос, словно боялся, будто кто-то их услышит:       — Не далее как на днях вы похвалялись, что не желаете оставаться с молодыми людьми наедине. Но на сегодня запланирован как раз тет-а-тет подобного толка, да еще и с крайне подозрительным незнакомцем.       Дора задумчиво подперла щеку рукой и, флегматично хлебнув какао, поинтересовалась:       — Я могу быть с вами откровенна?       Старьевщик заерзал активнее:       — Н-наверное?       Девочка продолжила, ничуть не менее флегматично:       — По правде говоря, я и сама от себя в шоке. Просто Ганбата — парень, с которым мы вчера познакомились, — столько всего не знает про Акиру и так радуется любой информации… Ну он как я, когда только начинала фанатеть. Мне тогда тоже нужна была поддержка.       Вопреки обыкновению, в задумчивости Александр Витольдович не взялся за подбородок, а почесал затылок:       — Акира?.. Это имеет какое-то отношение к Киракирапуре?       — KiraKiraPuri, не склоняется. Вам и про него рассказывали?       — В общих чертах. Ваш отец провел целый массив разъяснительных бесед на предмет отличия подростковых кумиров от настоящих претендентов на руку и сердце. В рамках профилактики дуэлей, если я правильно помню посыл.       На него уставились в немом изумлении:       — Знаете, вы с очень серьезным лицом шутите.       — Тот ликбез с экзаменом и пересдачами аж на два месяца растянулся. Так себе шуточка, — грустно сообщили ей в ответ.       Пандора возмутилась:       — Послушайте, я многое могу понять, но любые попытки обидеть Ганбату или кого-то из моих друзей…       — Да при чем тут он?! — внезапно взвыл старьевщик, но тут же поспешил исправиться: — В смысле, друзья — это хорошо, и в ваши отношения я точно лезть не собираюсь, можете не волноваться. Вероятно, возникло недопонимание: изначально, по крайней мере с моей стороны, речь шла об ином лице.       Происходящее девочка и вправду не понимала:       — Александр Витольдович, вы очень странно себя ведете: отвечаете невпопад, не улыбаетесь, даже к чаю за всё это время не притронулись. Если речь не о Ганбате, то о ком? У вас, случаем, не с сердцем опять проблемы?       Опекун с грустью посмотрел в окно. Пандора проследила за его взглядом и не сразу, но обратила внимание, как по стеклу медленно ползет морозный узор. Хм, а ведь и вправду, на кухне явно посвежело, а изо рта, пусть и чуть заметный, но начал пробиваться пар. Тут же пришло осознание, а с ним — понимание. Да, с такими гостями не мудрено, что опекун разнервничался. Взашей из дома не выставил — уже спасибо.       Тем временем Александр Витольдович понуро встал, прибрал тарелки со стола и произнес с таким лицом, точно очень не желал услышать ответ:       — Сударыня, с вами ищет встречи Хлад, Тьма и Ворог рода людского. Прикажете принять?       Навстречу незваному гостю они вышли вместе, но стоило только впереди показаться темному силуэту, как Пень, шедший на два шага впереди девочки, застыл словно вкопанный. Та аж споткнулась, с размаху ударившись носом о его спину, и мельком отметила: а тень-то к старьевщику вернулась. Интересно, надолго?       У калитки зловещей кляксой маячил странный мужчина. Его черный костюм смахивал на провал в самой ткани мироздания, ибо ни материал, ни пуговицы разглядеть не представлялось возможным — будто гость был одет в первозданную тьму. Бледно-голубые глаза и непривычные, такого же цвета волосы выделялись меньше, чем шрамы на лице — вертикальные черные разводы, перечеркивающие веки от лба к середине щек смесью потекшей советской туши и сценического грима группы KISS. Опекун издал непривычный звук, буквально на грани слышимости, наподобие чуть заметного рыка, после чего упреждающе вскинул руку и заслонил собой подопечную. Доре стало искренне жаль лешего: вряд ли тот горел желанием принимать у себя Крионикса. Но раз приютил её, пришлось.       — Александр Витольдович, всё в порядке. Пропустите его.       — Вы абсолютно уверены?..       — Да. Бабуля Беза не стала мешать — значит, намеренья у нашего гостя добрые.       На неё настолько удивленно посмотрели, что Пандора тут же поправилась:       — В смысле, не откровенно злые. В общем, ему сюда можно.       Девочка ободряюще взяла Пня за руку, и на секунду та показалась ей мягкой, будто покрытой шерстью. Опекун благодарно сжал ладошку девушки в ответ и медленно, словно против воли, подошел к калитке, отворил дверцу и жестом пригласил незваного посетителя внутрь. Тот хмыкнул:       — А где сам деревянный солдатик? Ладно, и ты сойдешь. Чайку нам завари, ага.       — Как пожелаете, — скрипнул зубами Александр Витольдович, отступая вглубь сада и стараясь не поворачиваться к мужчине спиной.       Пандора еле-еле успела поймать опекуна за рукав и зашептала на ухо:       — Простите, насчет моего нового знакомого… Мы договорились встретиться в десять, но я, похоже, задержусь. Не могли бы вы предупредить Ганбату? У него нет телефона, и как еще это сделать, я не знаю.       Старьевщик нахмурился и задумчиво посмотрел на Крионикса:       — Идея оставить вас наедине с подобным существом кажется мне крайне дурной.       — Обещаю не причинять ему никакого вреда.       Александр Витольдович пару раз хлопнул глазами.       — Вообще-то меня несколько иное беспокоит.       Девочка скептически хмыкнула.       — Вы знаете, кто я.       — О да. Крайне уязвимое физически создание, способное подхватить ангину от малейшего сквозняка, — понимающе закивал опекун.       — Я не об этом! — вспыхнула Дора и, понизив голос, быстро зашептала: — Всё правда будет хорошо. Родители научили меня, как поступать, если дела пойдут… не по плану.       Пень нервно огляделся, словно прислушавшись к шуму листвы окружавших их деревьев, и подытожил:       — Хорошо. Я принесу гостю чай и быстро извещу вашего друга о задержке. Только умоляю, никаких необдуманных действий. Я за вас головой отвечаю.       — Конечно.       Не считая этого краткого диалога, с подозрением поглядывающая друг на друга троица дошла до избы практически в полном молчании. Первым на крыльцо ступил старьевщик и тут же поспешно юркнул в дверь, которой, Пандора могла поклясться, раньше в стене не было. Сделав некую попытку книксена и дождавшись, пока мужчина в черном костюме кивнет, девочка после недолгих размышлений повела его в кабинет Александра Витольдовича. Опекун ведь обещал поддерживать камин горящим круглосуточно? Конечно, беседовать в одной комнате с открытым огнем было не очень-то вежливо по отношению к Криониксу, зато хотя бы минимально коррелировало с представлениями отца Пандоры о безопасности. А в таких вопросах к нему даже мама прислушивалась.       Началось общение с молчания: Пандора плюхнулась в кресло, поджав под себя ноги, и хорошенько закуталась в плед, а Крионикс, покосившись на второе, так и остался стоять в противоположном углу, подальше от камина, спрятав руки в карманы и неспешно разглядывая пейзаж за окном. Пару минут спустя Александр Витольдович подал чай в самоваре — учел специфику гостя, не иначе, — и, чуть поклонившись, удалился. Ворон проводил его задумчивым взглядом и только после этого заговорил:       — Видать, совсем припекло беднягу. И чего мучается? Помер бы — и вся недолга.       Дора хлебнула стремительно остывающего чаю и, пожав плечами, сухо ответила:       — Далеко не многие полагают конец жизненного пути идеальным выходом из ситуации.       — Да ну? — Крионикс хмыкнул. — А Королева? Я неоднократно предлагал свою помощь и всегда получал категорический отказ. Даже она выбрала смерть, а это о чем-то да говорит.       — Только о том, что Королева не занималась самообманом. Ваши слезы спасают тело, но лишают огня душу, делая существо живым, но не живущим. В мамином представлении и без воздействия Мертвой Воды у неё имелись некоторые проблемы с состраданием. Бесчувственный лидер наломал бы дров.       Крионикс кивнул:       — Логично. Обидно немного, но логично.       — Как и всё, что она делала, — пожала плечами девочка.       Постояв у окна еще немного, гость наконец подошел на пару шагов ближе, по-прежнему не вынимая рук из карманов.       — Не то чтобы я сомневался… Скорее, недоумеваю. Маргаритифера и вправду умерла? Это не какая-то очередная безумная махинация на тысячу ходов?       Пандора вздохнула, попыталась отпить еще чаю, но, не сумев проломить ложечкой корку льда сверху, отставила чашку на столик и пессимистично подытожила:       — Да чтоб мы знали, вот серьезно.       — Но сами-то верите в её смерть?       Настал черед Доры смотреть скептически:       — Вы видели, в каком раздрае был мой отец.       Крионикс отмахнулся:       — Ой, да он всегда в раздрае. То под приворотом, то, видите ли, врага всей жизни встретил, а то просто не с той ноги встал. Проблески адекватности вообще бывают?       — Не при вас, — честно ответила девочка.       Гость скривился:       — Как это типично.       Дора поплотнее закуталась в плед.       — Поймите правильно, сложно много лет считать кого-то злодеем, а потом резко передумать. Он старается, правда, но это словно стоп-кран в скором поезде дернуть: некоторое время всё равно несешься вперед. Инерция.       На неё безрадостно посмотрели:       — Если можно, избавь меня от своих аллегорий. Я так и не научился их понимать.       — В общем, сразу перестроиться сложно. Но он пытается.       — Пытался, — поправил гость. — А теперь дражайшей супруге каюк, память обнулилась, и всё по новой?       — Угумс.       Крионикс вздохнул:       — Как же с вами тяжело.       Воцарилось неловкое молчание. Гость вернулся к окну, но смотрел уже не на пейзаж, а словно сквозь сад и грядки, и взгляд его был полон тоски. Пандора, отогрев руки дыханием, заговорила снова:       — По поводу ваших сомнений… Хоть вы с моим отцом обычно не особо тепло отзывались друг о друге, я бы хотела поделиться с вами одной его мыслью. В знак того, что держу обещание и готова хранить вашу тайну.       Крионикс обернулся. Невозмутимый, холодный и… очень уставший. Сколько же всего он пережил? И скольких?       — Помните, как умерла Королева? Красиво, будто в сказке. Закат, берег Москвы-реки, она шагает с обрыва, в лучах солнца распадаясь на тысячи пузырьков. До воды долетела лишь пена, и все смотрели ей вслед.       — Да. Я аж обзавидовался — мои похороны явно будут менее эффектными.       Пандора кивнула, словно не особо его и слушала.       — Так вот, отец тогда нагнулся ко мне и прошептал: «Слишком показушно».       Гость встрепенулся:       — Ты думаешь, что она?..       — Я думаю только одно: Королева привыкла держать всё под контролем, и смерть для неё — недостаточный повод не исполнять обязанности. Возможно, она и вправду мертва. Даже, скорее всего, так и есть — её сестра в этом уверена. Но то, что ситуация каким-то образом сыграла на руку, была частью замысла, — точно. Зачем-то Королева хотела, чтобы о смерти знало как можно больше сказов. А это значит…       Крионикс закрыл глаза, чуть улыбнувшись:       — … что всё идет по плану. Ты и вправду немного меня успокоила. Но довольно прелюдий, поговорим о главном.       Он приблизился вплотную, пронзил её взглядом и, выдержав паузу, сказал сухо и рублено, словно боялся растягивать слова:       — Искорка фонит.       Пандора несколько раз хлопнула глазами.       — В каком смысле? Ма… чары работают исправно.       — Магия — да. Но я стал слышать её даже на дальних дистанциях. А если могу я — сможет и тварь. Ты навещала мое сокровище?       — Еще нет, только въехала.       — Проверь её.       — Обязательно. В ближайшие дни.       — Сегодня.       — Не могу, — спокойно ответила Пандора. — Вы прервали меня посреди социально важного взаимодействия со сверстником, и резкая смена планов вызовет ненужные вопросы. К тому же это несколько похоже на гиперопеку: сама я ничего не чувствую.       Мужчина закатил глаза.       — И не почувствуешь. В прошлый раз проблему не разглядел я сам — кто ж знал, что человеческие дети так быстро растут? — но сейчас другое дело. Касается нашей физиологии, и уж тут-то я разбираюсь. Искра стала взрослой. Ну и… — посетитель внезапно замялся, чего ранее за ним не водилось.       Девочка подождала с минуту, но когда продолжения не последовало, переспросила:       — И? Что происходит?       — Она… токует, — сдался Крионикс.       В кабинете повисла напряженная тишина.       — Это сейчас образно было? — на всякий случай уточнила Дора.       — Если бы! — Ворон закатил глаза, явно раздражаясь. — Девица вошла в брачный возраст и теперь помимо воли посылает в окружающий мир чертовски недвусмысленные сигналы.       — Однако я ничего не…       — Ты меня вообще слушаешь? Это сигналы своим. К примеру, самцам — мол, вот она я.       Лицо Пандоры побелело:       — …и для самок? Класса «моя территория»?       — Именно! — собеседник принялся метаться по комнате точно птица в клетке. — И, конечно же, рано или поздно тварь тоже услышит, если не уже. Положение надо спасать.       — И как вы предлагаете сие сделать?       — Всё просто. Навещаешь Искорку, быстренько подбираешь ей подходящего супруга, угрозами заставляешь его жениться, она перестаёт токовать, Феникс ничего не замечает, а мы избегаем очередную бойню с расчлененкой. Все молодцы.       На него изумленно посмотрели.       — Угрозами заставляю жениться? Я?       Ворон пояснил с самым уставшим видом:       — Выведаешь слабости и припугнешь, что тут сложного? Ты же за Искру отвечаешь, в конце-то концов. В крайнем случае назовешь мое имя.       — Вас этим не проймешь.       — При чем тут я? Пугать надо мной, а не меня.       Пандора угрюмо подперла голову рукой:       — Не хочется намекать, но она же в вас влюблена была всегда, и вряд ли это сильно изменилось всего за год.       — Бред, — раздраженно отмахнулся Крионикс.       — Реальность, — парировала девочка с до боли знакомыми мамиными интонациями.       Гость передернул плечами.       — Она — человечка, прекрасно понимающая свое положение и к глупым фантазиям не склонная. А даже если и так — заведите ей тиндер, и проблема решится.       Косички печально покачались из стороны в сторону.       — Сильно сомневаюсь в шансах какого-то левого парня из приложения. К вам у неё особое отношение.       И вновь Ворон закатил глаза:       — Да-да, конечно. Что может быть романтичнее жизни на стройках и питания консервами?       — Но было и другое. Вы рассказывали ей сказки. Прятали. Спасали. Защищали. Рисковали собственной шкурой. Насколько я знаю, подобное тоже засчитывается. Может, потому и зовет, что вы давно не виделись и она соскучилась?       Мужчина снова замер у окна, потом раздраженно пнул ближайшую стопку книг:       — Бред.       — Не сочтете за дерзость, если я поинтересуюсь её мнением на этот счет?       Крионикс резко развернулся, и на секунду, всего на малую толику мгновения комнату заполонила тьма. Видение быстро исчезло, а собеседник ответил, стараясь не встречаться глазами с девочкой:       — Да. Но я абсолютно уверен — ты заблуждаешься. У Ирки есть мозги. Она не может желать невозможного.       Пандора кивнула:       — Конечно. Но вы постоянно забываете про её сердце. Кстати, насколько силен зов?       — Говоря по-простому, оглушителен. Появление Феникс лишь вопрос времени.       — Понимаю, что моя задача всеми силами этого избежать, но если всё-таки дойдет до открытой конфронтации, каковы шансы?..       Ворон покачал головой.       — Ни единого. Банально не хватит силенок. Она же обычная человеческая искорка, просто порой слишком фонит. И то если я рядом.       — О. Довольно мило.       — Ни капли не мило! — вскинулся собеседник. — Я не могу защищать её на расстоянии. А когда мы вместе — она превращается в манок для твари.       — Я подумаю, как решить эту проблему.       — Неужто даже соблаговолишь ради мирового баланса отказаться от своих социальных взаимодействий со сверстниками? — скривился Крионикс.       — Нет, просто перенесу нашу встречу в библиотеку, — словно ни в чем не бывало ответила Дора и, грустно вздохнув, добавила: — Хотя над обоснованием преимущества книг перед вайфаем придется хорошенько подумать…       Этим утром юный наследник патриарха вампиров вскочил с кровати в разы быстрее, чем обычно. Пулей почистил зубы, бодрячком растолкал Гену, радостно погнал её умываться, в нетерпении дотащил до столовой и, внимательно проследив, чтобы та поела, с улыбкой в тридцать два зуба попрощался — хотел поскорее бежать на встречу с Пандорой. Настроя суверена Евгения не разделяла и смотрела зверем, однако прошибить счастливое выражение лица не получилось, и, махнув рукой, девушка побрела обратно в сторону мужского общежития — досыпать. Ганбата же, напевая, поскакал в сторону женского, хоть стрелки на часах еще и к девяти не подползли — а вдруг Дора придет пораньше? Даже минута промедления казалась вампиру чудовищной тратой времени. За ночь в его голове созрело море вопросов к новой знакомой, и, к чести наследника патриарха, лишь часть оных была связана с Акирой, но большинство — с личностью самой девочки. К примеру, Ганбата хотел знать, что та любит есть, умеет ли надувать пузыри из жвачки, и если да — сможет ли научить его самого. Эти и куча прочих сверхважных мелочей, которые он считал просто крайне необходимыми для продуктивного общения, буквально заполонили разум. Боясь пропустить появление Доры, наследник патриарха ходил взад и вперед перед крыльцом, старательно расставляя в голове вопросы в порядке приоритета. Так, сначала про жвачку, а любит ли Барби — потом. Да. И кино! Ей разрешают смотреть ужастики? А пересказать может? А они прям ужасные? И чем отличаются от триллеров, если триллеры тоже ужасные? И на что похожи ужастики-комедии? Так вообще бывает? И…       Тут он почувствовал, как кто-то дергает его за штанину. Остановился. Скосил взгляд вниз и наконец заметил взмыленного енота Пня — Дениску.       — Ой, а ты здесь чего делаешь? Пандора не с тобой?       Животное покачало головой и принялось что-то объяснять лапками, однако Ганбата не особо его слушал — внимание вампира полностью переключила на себя упавшая на нос снежинка. Потом мимо лица пролетела еще одна. И еще. Это же нетипично для начала лета? Или в школах всегда так?       Нетерпеливым рыком енот вернул внимание наследника патриарха к себе и в паре жестов, которые Богдан Иванович строго-настрого бы запретил использовать самому Ганбате, объяснил, что Пандора еще на какое-то время задержится и надо бы её подождать. Вампирчик задумался:       — А там, снаружи, как? Тоже холодно?       Дениска аккуратно отколол с носа сосульку и развел лапками — мол, сам догадайся.       — А небо затянуто облаками?       Тут зверь кивнул: если полагать низкие черные тучи за облака, то, конечно, затянуто.       — Тогда давай я зонтик возьму и сам за ней схожу? Мы так больше времени вместе проведем!       Енот в панике пытался остановить и как-то отговорить молодого вампира, но без толку: если уж наследнику патриарха что-то втемяшивалось, не помогла бы и шпала в лоб. Тяжело вздохнув, Денис Чертополох засеменил следом за Ганбатой, мрачно предсказывая ближайшее будущее. Ор, много ора. И, возможно, пара эпических битв, если Крионикс не с той ноги сегодня встал.       Приютили же сиротку на свою голову…