Immortal waiting

Она действительно походила на щенка. Доверчивые карие глаза, дрожащий голосок и робость при каждом внимании в свою сторону. Оказавшись в дорогих апартаментах, в окружении роскоши и достатка, Лена не могла перестать открывать рот от удивления, и заворожено всматриваться в причудливые узоры картин, что украшали стены дома. В первый день она была робка и тиха, боясь сделать что-то лишнее. Я находила в этом свой интерес и азарт — мне нравилось дразнить таких, как она. Чем я активно и занималась первые пару дней, кидая в ее сторону игривые взгляды и делая двусмысленные намеки. Насчет особенности ее крови, Мойра сказала, что, таких как она, называют «амброзией». Редкий человек, для каждого вампира свой, кровь которого манит его сильнее остальных. Один глоток этой особенной крови способен утолить голод на целый месяц. Но такой человек у каждого свой и встречается это событие практически раз в жизнь. Мойра, конечно, посоветовала мне как можно скорее расправиться с ней, но я была против этой затеи. Меня снедало любопытство и хищнический азарт. Позже, по таким же описаниям я поняла, что такой же «амброзией» для Жерара являлась я во время нашей встречи. Он тоже рассказывал о том, что моя кровь отличалась от прочей, и сопротивляться ее зову было крайне сложно. В эти же сети, сама того не ведая, угодила и я. Но что было, то было. Я лелеяла саму мысль о том, какой могла оказаться кровь Лены на вкус. Лишь один ее запах соблазнял настолько, что я не могла долго находиться рядом с ней. А она же, как будто нарочно, вилась вокруг меня, действительно, как преданный щенок. Я сама была грешна — в угоду своим желаниям, заставляла ее делать для себя мелкие и нелепые поручения, которые заставляли ее смешно хмуриться и злиться. Я забавлялась ею, как ребенок забавляется новой игрой или зверушкой. Но забавы и игры стремительно исчезли, когда спустя полгода из-за моего шуточного поручения она заболела. Я послала ее за свежей выпечкой кремовых булочек, а на дворе стоял конец декабря и страшная стужа Был вечер, когда в это время я и Мойра лишь просыпались. Вампирам не нужна была еда, но мне захотелось дать Лене какое-нибудь задание, чтобы она вновь дулась и злилась на меня. В тот день черта была мною переступлена. Погода была безжалостна, а холод и ветер походили на осколки стекла. Она отправилась за угощением — «обязательно свежим и едва из печи», но, очевидно, не смогла его получить. Мало этого, у нее в распоряжении никогда не было хорошей теплой одежды и, как не трудно догадаться, из-за этого она чуть не замерзла до смерти. Мойра смеялась от души, а я в тот момент как будто бы очнулась от вставшей у меня перед глазами пелены и осознала, что за ужас сотворила. Мне стало стыдно, и я обеспокоилась. Позже, когда Лены не было в доме уже около часа, я отправилась за ней в стужу. Плохо помню, что было до или после этой ночи, но момент, когда нашла ее почти замершую — встает до сих пор перед глазами с ужасом и стыдом. Она была посиневшей, дрожала и практически не двигалась, облокотившись о стену переулка. Я сняла с себя меховой плащ и прижала к себе, в полной мере тогда вспомнив, насколько люди хрупки, и насколько эта девушка мне небезразлична. Когда я сжала ее дрожащее от холода тело в своих объятьях и она инстинктивно прижалась ко мне, жалобно проскулив что-то от боли, до меня вдруг дошло, как она стала мне дорога. Мороз обжигал своим дыханием, а я лишь продолжала держать ее в своих руках, уводя обратно в дом. Той ночью я не смела отойти от нее, боясь, что из-за своего высокомерия, что застила мне глаза, я потеряю то единственное, что заставляло меня... чувствовать. Да, чувства. Это именно то, чего я определенно лишилась в распространенном смысле этого слова. Жизнь вампира испортила мой характер и восприятие, но Лена, кажется, потихоньку изменяла это. — Госпожа… — Она звала меня сквозь боль и холод, а у меня внутри все сжалось. У меня лишь хватило сил сжать Лену сильнее и увести на своих руках обратно. Когда я вернулась с еле живой Леной домой, Мойра глумливо и громко рассмеялась, узрев меня с ней. — О, моя милая, ты просто чудо! — Громко заявила она, пока я устраивала ее на диване, подле камина, впервые за долгое время искренне испугавшись. — Так мило наблюдать за тем, как ты играешь с едой. — Мойра, помоги. — Коротко попросила я, кинув на нее мрачный взгляд. — Ее пульс почти не чувствуется… — Ох. — Она закатила глаза, одним движением извлекла из внутреннего кармана небольшой прямоугольный футляр и вытащила оттуда небольшую ампулу с иголкой, которую она быстро кольнула ей в руку. — Теперь, пусти ей кровь. — Нет… — Я воспротивилась, вспомнив влияние лишь одного запаха ее крови на себя. -…я ведь не сдержусь, Мойра. — Делай. — Приказала она строго и непреклонно. Я не смогла воспротивиться и сделала то, что она сказала. Это было похоже на взрыв удовольствия, проникшего мне прямо в рот. Это… Нельзя было описать словами. Опиум, алкоголь или любой другой дурман не стоял даже рядом с тем вкусом, который ударил мне в голову, едва я попробовала кровь Елены. Я бы не сдержалась соблазна пить кровь дальше, но голос Мойры и ее хватка вывели меня из транса: — Хватит. — Она говорила строго и железно, рукой сжав мое плечо, из-за чего я ослабила хватку и взглянула на лежащую без движения Лену. — Адреналин разогнал кровь, а чтобы резкий перепад температуры ее не убил, нужно пустить немного крови. Она сейчас медленно отогреется. Я кивнула, Мойра удалилась к себе, Лена оставалась недвижимой на диване. Лишь ее мерно поднимающаяся и опускающаяся грудь давала понять, что она жива. Вкус ее крови все еще гулял на моих устах, соблазняя перспективой вновь примкнуть к коже и вонзить зубы в мягкую плоть. — Госпожа… — позвала тихо она, заставив меня всполошиться и тревожно приподнять ее голову над подушкой. -…простите. — Тише, cherie. — Мягко прошептала я и нежно погладила ее по взъерошенным волосам. — Все будет хорошо. Она хотела сказать что-то еще, но я легко прервала ее, ласково погладив по холодной щеке. Я попала в собственные сети, осознав хрупкость существа, что покоилось в моих руках. Она была прекрасна и я поклялась самой себе, что никогда больше не посмею случиться с ней плохому. Ведь именно ее жертва заставила меня вспомнить мгновения, когда я была человеком. Я стала человеком снова, едва Лена исчезла на морозе. И в этом отклике живых чувств я почувствовала себя так, словно очнулась ото сна. *** — Ты забавлялась ею. — В голосе Лены можно было проследить нотку укора и недовольства. Впервые за все время повествования и их общения. Амели примирительно и мягко произнесла, словно просила прощения одним своим тоном: — Это было в прошлом. Я не горжусь многими из своих поступков, но все произнесенное — правда. Я могла бы сказать, что полюбила эту девушку, и мы жили с ней долго и счастливо, но, как видишь, это совсем не так. — Она придвинулась вперед в своем кресле, невольно водрузив голову на руку. — Я убивала и обманывала, но изменилась. Лена меня изменила. Лена сделала вздох и вдруг стыдливо осознала, что ее реакция была излишне эмоциональна. По какой причине? Может быть из-за имени? Она слушала историю, в которой как будто участвовала она сама, и ей было больно, что там происходили подобные события. Странное чувство. — Прости, я не должна была… — Лена стыдливо сплела руки в замок, чувствуя, что те вспотели. -…видимо, слушать это не слишком радостно в таких подробностях, когда слышишь собственное имя. — Тебе не дает этого покоя? — Вопрос Амели ставил Лену в тупик, но спустя минуту молчания, наполненного раздумьями, она все же проговорила: — Да. — Она более осознанным взглядом скользнула по мрачному лицу хозяйки шато. — Как выглядела Елена? Брови Амели взметнулись вверх, а глаза сузились. Ей явно не понравилось то, что ее гостья старалась идти вперед задуманного и нарушала порядок повествования. — Зачем тебе это нужно? — Спокойно спросила Амели, невольно откинувшись на спинку кресла. — У меня есть несколько сомнений. — Ответила Лена напряженно и сосредоточенно. Если честно, ее колотило изнутри от осознания, что она пыталась противиться Амели в чем-либо, в ее собственном доме. — И вопросов. — Я не думаю, что тебе стоит знать об этом, сейчас. — У Лены сжалось все в груди от этих слов, а спина содрогнулась от холодной дрожи, стоило Амели недовольно оскалиться. Впрочем, волна странного гнева, отражающаяся во взгляде вампирши, поутихла. — Ты должна понять, что я позвала тебя сюда не случайно. — Я похожа на нее. — Тут же решительно заявила Лена и нахмурилась. — Причина, по которой ты позвала именно меня, это потому что я похожа на нее. — Почему это не дает тебе покоя? — Амели сосредоточенно нахмурилась, а Лена осеклась и… Не смогла ответить на вопрос. В самом деле, почему это вдруг не давало ей покоя? В чем причина? Даже если это правда, то, что дальше? Что мешало Амели захотеть выбрать ее в качестве своего слушателя, если она похожа на ее утерянную возлюбленную? Быть может, Лену задевало то, что она… Успела привязаться к Амели, а она не смогла бы при всем желании стать для нее хоть кем-то особенным, ведь та видела в ней всего лишь призрака своей утерянной возлюбленной. — Cherie, — Ладонь Амели коснулась ее плеча, вырвав из раздумий и заставив ощутить подкативший к горлу ком и боль в районе сердца. — Тебе нужно выпить твое лекарство. — Я… — Лена сделала глубокий вдох и выдох. -…нет, все нормально. — Ты уверена, что нам стоит продолжать? — Участливо поинтересовалась Амели. Ее рука не покидала чужих плеч, из-за чего Лена мягко их отстранила. — Тебя обижает, что я пригласила тебя не из-за твоих заслуг, а потому что ты напомнила мне кое-кого? — Я… Наверное. — Призналась вкрадчиво Лена и уныло поникла головой. — Почему-то мне пришла в голову мысль, что вампир выбрала меня, потому что я чем-то уникальна и особенна. Порадовалась на последнем издыхании, так сказать. — Но ты и есть особенная. — Неожиданно провозгласила Амели, наклонилась к веснушчатому лицу и обхватила его ладонями. — Я выбрала тебя неслучайно. Но чтобы это понять, ты должна выслушать историю до конца. Пожалуйста. Лена сделала глубокий вздох, провела ладонью по взъерошенным волосам и медленно кивнула. *** Когда она проснулась и поправилась, отношения между нами сделали внезапное пике. Как я и сказала, Лена меня изменила. Посмотрев на себя со стороны, я поняла, какой стала и жизнь вампира перестала быть такой радужной, как раньше. Жерар и то, как он жил — всплывали в голове все чаще, возвращая мне желание бороться с жаждой и возвратить себе мою человечность. Я просила у нее прощения, а после, стала бороться со своим испортившимся характером. Я перестала смотреть на Лену, как на очередное развлечение и очень скоро распознала в ней удивительную личность. Под личиной скромной и робкой девчушки пряталась одаренная девушка, способная быть первоклассным мастером-механиком. Я заметила у нее стремление многое мастерить и чинить то, что мы обычно выбрасывали, как ненужный или сломанный хлам. В некотором роде она походила на Мойру в своей страсти к этим вещам. В уделенной для нее комнате было очень много разных деталек, шестеренок и инструментов. Она создавала причудливые механизмы, не имеющих четких задач или пользы, а скорее прекрасных своим видом и исполнением. Сначала я влюбилась в ее творения, которые пробудили во мне тягу к искусству и красоте. Она была настоящим художником: гаечные ключи, молотки, плоскогубцы и прочие инструменты заменяли ей кисти; в то время как холстом был невзрачный мусор или сломанные механизмы. Она чинила сломанные вещи и читала с упоением все книги, которые были посвящены механизмах и технике. Я позволила ей мастерить все, что захочется, и постепенно мы начали узнавать друг друга ближе. Она ведала мне тонкости своего увлечения, а я внимательно слушала и столь же воодушевленно делилась с ней своими откровениями. Я научила ее играть на пианино, она показала мне, как устроены простейшие механизмы, а потом и более сложные. Иногда, мне казалось, что вместо живого сердца у нее шестеренки в груди — настолько она была увлечена механизмами и техникой. Это было неудивительно, ведь на дворе царило время промышленного переворота, и Лондон обновлялся со всех сторон с сумасшедшим темпом. Не стояли на месте и наши с Леной отношения. Я сходила с ума от своей жажды, но лишь сопротивляясь ей, мне открылась чудесная личность Елены. Я искренне влюбилась в нее, и это чувство сжирало меня изнутри, борясь с моей естественной потребностью. Все чаще оказываясь рядом с Леной, я видела не ее нежные глаза, а лишь сосуды крови, что звали меня. Я боялась сорваться и стала исчезать по ночам, чтобы утолить голод. Лена замечала мои странности и пыталась выяснить, что со мной не так. Момент, когда это произошло, запомнился мне надолго. Я… Сама открылась ей, когда мои чувства переросли в нечто большее, чем простая привязанность. Спустя два года, как мы стали по-другому друг к другу относиться, я не могла сдерживать свои истинные чувства. Около полугода я аккуратно ухаживала за ней, попутно с этим пытаясь понять, привлекают ли ее женщины так, как она делала это со мной. Мы разделили между собой первый поцелуй и ночь, и именно тогда, когда я обнимала ее, наслаждаясь близостью, то поняла, что нужно было ей все рассказать. Меня снедал страх, что рано или поздно она окажется в опасности из-за меня, равный в своей степени страху, что она испугается и сбежит, исчезнув из моей жизни. Было отрадно знать, что наши чувства взаимны, но мой страх непреодолимо нарастал и становился камнем преткновения в моменты нашего с ней уединения. В конце концов, правда вскрылась, когда она случайно отыскала под моей кроватью гроб. С тех пор, как мы сблизились, я позволила ей посещать свою комнату, и это привело к тому, что я чуть ее не потеряла. Она не понимала, зачем он мне нужен и сначала подумала, что я умираю от чего-то, потому поначалу умалчивала о своей находке. Но очень скоро беспокойство приобрело над ней верх и она все-таки спросила меня, а я не найдя более подходящего момента, решила признаться ей во всем. — Я нашла под твоей кроватью гроб. — Произнесла она еле слышным шепотом, поджала колени к груди и грустно посмотрела на меня. Диван в гостиной, стоящий прямо напротив камина, еще никогда тогда не казался таким большим, ибо время, понадобившееся мне на то, чтобы пересесть с одного конца на другой, прямо к ней, показалось мне вечностью. Она дрожала от страха за мою жизнь, в уголках глаз собирались слезы, и это ранило меня больше, чем переживания прошлого. — Ты умираешь? — Даже ее голос дрожал, задавая мне этот вопрос, отчего мне оставалось лишь мягко обнять ее и прижать к себе. — Зачем тебе гроб, дорогуша? — Я не умираю, cherie. — Прошептала я ей, глядя в доверчивые карие глаза, полные слез и непонимания. — Я… уже давно мертва, как человек. Ее непонимающий взгляд превратился в настороженный и на долгие минуты в тишине гостиной повис мой голос, ведающий историю моей жизни от начала, до того момента, когда мы встретились. На ней не было лица к концу моего рассказа. Я рассказала ей абсолютно все. До последних деталей. Очевидно, это испугало ее и… она убежала. Зная, что возвращать ее так скоро было бы неправильно, я позволила ей побыть в одиночестве с тем, что на нее свалилось. Около недели она просто не появлялась дома, ночуя в разных местах и сводя концы с концами, но упрямо боясь возвращаться обратно. Я не винила ее и не попадалась на глаза, уважая ее выбор и чувства. В конце концов, она была для меня всем и тогда я думала лишь о том, чтобы она была счастлива и что она заслуживала знать правду, какой бы ужасной она не казалась. Я готова была принять любой из ее выборов, когда придет время. Спустя месяц одинокого скитания по улицам Лондона, моего и ее, все пришло к заключению. Все это время я искренне желала, чтобы она вернулась обратно или хотя бы попыталась сделать это, но путь ее лежал лишь дальше по грязным и одиноким улицам. В конце концов мы встретились. Не так, как можно было ожидать. На нее напали, желая ограбить или что похуже — было не так важно. Важно было лишь то, что я все это время находилась рядом с ней, следя из тени и оберегая от подобных опасностей. Их было четверо, а она в тупике. Конечно, я убила их, иначе нельзя было. Лена все видела. Но… вместо страха в ее глазах, я увидела беспокойство и тоску. — Твоя рука!.. — Я была рада услышать ее голос так близко, что даже не сразу поняла, что ее беспокоит, пока она медленно не приблизилась ко мне, робко прикоснувшись к правой ладони, из которой торчал нож одного из нападавших. Я не чувствовала боли, но эта картина, очевидно, заставляла Лену нервничать, из-за чего я вытащила оружие и отбросила в темный угол подворотни, где лежали уже бездыханные тела грабителей. Запах крови стоял в воздухе и сводил меня с ума, но я держала себя в трезвом рассудке, особенно, когда Лена кинулась мне в объятья, плача и извиняясь за то, что сбежала. Во мне смешалось два чувства — счастье и страх. Какая-то часть меня хотела тогда, чтобы Лена убежала от меня, и мы больше никогда не виделись. Ради ее же блага. — Амели… — вкрадчиво произнесла она еле слышным шепотом и обвила руками мою шею, с горячими слезами признавшись: -…я так боюсь тебя и так… так люблю!.. Я до сих пор хочу убежать от тебя, но в то же время не могу больше быть без тебя. О, у меня было так много всего, что я хотела ей сказать, но тогда меня заботила лишь ее безопасность и то, что она, наконец-то, снова со мной. Мы вернулись обратно домой в полном молчании. Она лишь испуганно прижималась ко мне, а я пыталась лишний раз не напугать ее чем-либо. В моих руках она казалась такой хрупкой и живой, что моя животная сущность вампира кипела изнутри, но… удивительное было в том, что я контролировала себя и не могла причинить ей вреда. Словно мои чувства были сильнее жажды и держали эту одержимость в узде, даруя мне контроль и принятие. Лена не нуждалась во мне. Это я нуждалась в ней, как в воздухе. Она приняла меня и мою природу, пусть поначалу и очень боялась, но маленькими осторожными шагами мы как будто снова узнавали друг друга. Страх улетучился и пришло принятие. Мы любили друг друга, и это оказалось куда сильнее чувства скованности и ужаса. Впрочем, человек привыкает ко всему, вот и Лена привыкла к новой истине того, кем я являлась. В последний раз я была так счастлива, как с ней, когда была с Жераром. Без груза на душе о том, кто я, а лишь рядом с любящим меня человеком, который согревал меня улыбкой и был рядом. Да, ее кровь все еще тянула меня, но я готова была жить с этим вечность, потому что эта вечная жажда и тяга стала неким знаком того, что она для меня значила. Вечная жажда, вечная тяга и вечная привязанность… *** Амели замолчала, заставив Лену оторваться от рисования в блокноте. Задумчивый лик, запечатленный на желтых страницах простой тетрадки выглядел куда беспечнее своего оригинала, которая вновь уставилась ищущим взором в просторное окно. За ним вновь было пасмурно, что не было удивительно в это время года, особенно подле бушующих вод. Лишь еле слышный шум записывающего диктофона все еще нарушал вкрадчивое молчание, ставшее за это короткое время безмолвным знаком того, что они прервутся на очередной разговор. Амели уставала вспоминать или же ей нужно было морально подготовиться к следующему кусочку истории. Неизменно, Лена вновь нарушила тишину своим вопросом: — Ты обратила ее вампиром? И если нет, то почему? — В них не было каких-либо других ноток кроме заботы и любопытства. Задумавшаяся о чем-то своем, Амели оторвала взор от окна и потянулась рукой к стоящей на столе небольшой вазе, в которой находилась одинокая роза. Длинные пальцы бережно и аккуратно вытащили цветок из хрустального сосуда, и золотые глаза задумчиво сощурились, после чего, от вампирши послышалось: — Она была живой и цвела, словно эта самая роза. Я не хотела лишать ее того, чего лишилась я, и в этом все чаще стало прослеживаться поведение Жерара. Я никогда не постарею, не заболею, не умру, но это все была часть жизни, без которых она превращается в существование и бытие. Даже ты, Лена, зависнув над пропастью, где на дне тебя ждет смерть, живее всех живых в этой комнате. Я же — просто что-то вроде книги, хранящей в себе историю. И все, что останется после меня — это история, поведанная тебе и которая будет многими понята, как дешевое развлечение перед грядущим праздником. Я не жалуюсь — я сама избрала это. У Лены же была жизнь, полная своих чудесных забот. Мне было достаточно просто быть рядом с ней, но я получала даже больше и благодарила ее за это. Я не хотела дарить ей бессмертие и жажду, потому что считала, что это слишком неравный обмен, между жизнью и смертью. Взгляд Амели устремился вновь к окну, но куда выше, чем до этого и Лена, проследившая за его траекторией, вздрогнула и напряглась: в углу большого окна плела паутину опасная и ужасающая собой Черная Вдова. — Не бойся, она не опасна. — Заявила спокойно Амели, приподнявшись со своего места, чтобы через пару мгновений бесстрашно поместить в ладони черного паучка с красным брюшком. — Как и я, впрочем… забавно, правда? Она настолько старая, что весь яд внутри нее изжил себя, но даже без этого она пугает таких как, ты, Лена. — Я… просто знаю, что черные пауки с красным пятном на брюшке — очень ядовитые. Откуда она здесь, ведь, в этой широте не водятся Черные Вдовы? — Мойра разводила этих пауков для каких-то экспериментов… она последняя особь, дожившая до этих времен. Ее гордость, ведь, она искала то самое, что делало нас бессмертными. Этой паучихе девяносто с чем-то лет. Печально, не так ли? — Ты хочешь сказать, что Мойра ставила все свои странные эксперименты, чтобы выяснить истинный секрет бессмертия, дающийся всем вампирам? — Для Лены это были удивительные факты, и ее любопытство было оправдано, но для Амели это было печальным напоминанием прошлого, которое давно ушло и, возможно, доживало свои последние моменты. — Да, так оно и было. — Подтвердила Амели спокойно, размещая Вдову у себя на ладони и позволяя ей ползать по ней. — Мы почти подобрались к концу всей этой истории, сherie. Не волнуйся, скоро все закончится. — Закончится? — К горлу Лены подкатил ком, а внутри все сжалось от волнения и беспокойства. — Ты имеешь в виду историю, верно?.. — Я чем-то похожа на эту паучиху. — Размышляя, протянула Амели вкрадчиво. — Застряла в бессмертии, прицепившись к паутине, в которой нет никакого смысла. Во мне нет убийственного яда, лишь пугающая оболочка и совершенно ненужная паутина, которая никого никогда не поймает. — Амели, ты точно хочешь продолжать? — Лена впервые сделала над собой усилие и самолично приблизилась к владелице шато, отважно вглядевшись ей в глаза. Такие грустные и… смирившиеся. С чем именно? Видимо, ей еще предстояло это выяснить. — Дело не в моих желаниях, Лена. — Призналась Амели спустя минуту молчания и поместила безобидную паучиху обратно на ее паутину. — А в долге. — Перед кем? — Перед самой собой. — Она вновь замолчала, скрестив руки за своей спиной и закрыв глаза, которые на мгновения стали стеклянными, выдавая покрывшие их пелену слез. Впрочем, через пару мгновений тишины, коих было уже так много, но иногда, казалось, недостаточно, она достала из нагрудного кармана старую пожелтевшую черно-белую фотографию. — И перед ней. Она безмолвно передала фото в руки Лены, и стоило той едва кинуть взгляд на запечатленную там личность, как у нее, как будто исчезла из-под ног земля. Это было невозможно, но на фото практически столетней давности была запечатлена девушка, похожая на нее, словно зеркальное отражение.