Мотылек на снегу. Акт второй

...такие тонкие, такие крепкие. До крови, до мяса врезаются в пальцы, но за что еще держаться среди смерти и тьмы?

      Хешли молча положил бластер рядом с Ксоной. У него — Вестар.       Значит — несколько? Ему думать даже не хотелось, есть ли среди них Сили. Уже неважно…        — Тащим все шмотки сюда! — он заковылял, заваливаясь на здоровую ногу, за Виттаром, чтобы помочь.       Вход, конечно, узкий, кто сунется — получит своё… но, хатт, как ловушка — куда надежнее. Как готовый склеп. Не, выкурят, как миленьких… Или гранату бросят. Попробовать прорваться? Хотя бы Ледорубу. Для остальных чуда больше не будет…       На рыжую он не оглянулся, хотя чувствовал кожей спины её невысказанный гнев и разочарование. В нём. В ком же ещё…       «Человечек, да?!»       Флай в бешенстве дрыгнула длинными ногами по шконке.       Гунганамать! Да они не мятежные подонки, а непроходимые идиоты! Как можно полагаться на копа? Чему их в Альянсе учат?! Да и хатт бы с ними, но она-то сейчас беспомощна, как суточный детеныш!        И тут по горячечной коже с затылка вниз пробежала знобкая дрожь, она перестала дышать от напрашивающейся догадки…        …Ха-аа-атт, а если Хешли трепанул и копу про дерево?! До имперцев быстро дойдёт… и прилетят за ней серьёзные люди с красными блестящими палками на чёрном спидере. Может, это уже они… У них всё быстро. И страшней этого только обещание Сили заполучить её в камеру на две недели!       Внутри снова было холодно, как в миг пробуждения, когда её сознание ещё где-то витало.       Она рывком вскочила, цепляясь за корявый настил и, кажется, села. Тьма в глазах резко рванула в сторону и вверх, снова пытаясь закрутить тошнотворную петлю, но через пару оборотов вселенная успокоилась. Правда, Флай тут же захотелось сложиться в четыре погибели, как ленточке, которой Менора замахивалась на Ксина.       Она медленно, не поворачивая головы, дотянулась до бластера и прижала пушку к себе. На сей раз ей придётся отстреливаться до последнего заряда, как обычному человеку… Для неё это значит — как слепому, глухому, который ещё и догоняет с трудом и имеет реакцию тупого шаака! Что она там заливала Гейлу про «проклятие одарённости», а? Ну, вот, «проклятие» кончилось. Она больше ничего не чувствует и не может, выплеснув всю себя до дна.       И от этого ощущения было тоскливо и холодно, как ребенку, которого оставили одного.       Виттар в темноте, почти на ощупь, не считая слабого, практически неощутимого света из закутка, похватал их шмотки, прислушиваясь к голосам наверху, и сунул в руки Хешли. Но вместо того, чтобы отступить с ними назад, тот почему-то не двинулся с места, загораживая ему вход.        — Уходи, быстро. Напротив стола, за металлическим щитом — окошко под потолком. Помогу и прикрою, — Хешли не повысил ни голоса, ни тона, но прозвучало это, как приказ, а не предложение.        Его обожгло прерывистое дыхание полукровки. Так дышат те, кто с трудом сдерживаются.        — Видел, как ранкоры трахаются? — свирепо осведомился ледоруб почти в ухо. Хватка повыше локтя была неожиданно сильной, парень не пожалел своего развороченного плеча. Или это была другая рука?        — Нет? Тогда… патиса, иди ты, знаешь… на Датомир! — ещё не докончив фразу, он вдруг отпустил руку Хешли. Движение воздуха и мягкие, как у песчаной пантеры прыжки…       — Транта, выключись там! — донеслось тихо, уже издалека. Похоже, Виттар прирос где-то около двери, и прислушивался. Стало так тихо, что биение сердца могло выдать с головой.       Вцепившийся в косяк Хешли со своим Вестаром ждал.       Ему давно нечего терять. У него ничего и никого нет. Да и не было. Даже имя не его. И, значит, та заброшка в лугах тоже. У него — только эта его борьба. Но внутри всё равно ныло, потому что совесть — как больной зуб… Не смог он заставить уйти Виттара. А Ксона? Ей-то за что? Это же даже не её дело! Хатт, это он втянул и Ксону, и Нэл, и Скида… Ему бы и ответить за всех, только бы их не тронули! Но всё будет не так…       Страшно хотелось вонать кулак в стену, чтобы разряд боли перебил муки раскаяния.       …Слишком поздние, хатт. Да мать вашу ситской блудницы, как он красиво травил про битву при Скарифе! О выборе умереть, чтобы не быть пособником Империи… Умереть, хатт, не трудно, но вот терять тех, кто доверился ему… Нэл, Скида, и даже эту рыжую заразу… А Виттара? Да сколько же можно терять?! А доверие к тем, кто рядом?! Когда они встают по другую сторону? Готов ли он за пару дней потерять всех? Он умер бы за каждого. Только это не поможет уже никому…       Но прошло несколько минут, а никто не вламывался. И шаги по потолку и голоса звучали, по ощущениям Хешли, довольно расслабленно. Никто не топотал тяжёлыми ботинками, не отдавал короткие приказы. Уверены, что дело уже в фуражке с задранной тульей? Знают где беглецы и что им не уйти?       Над ними что-то заскрежетало, словно двигали какую-то тяжесть.        — Что это у них там? — в темноте раздался шёпот Виттара, который, кажется, забыл о собственном предостережении.         — Передвижной эшафот с петлей на девять узлов подогнали, — хмыкнул из своего угла Хешли, и сморщившись, потёр шею — с задранной головой долго не выстоишь. — Шучу. Легче нас к нему, чем его к нам. Может, стол?       Неожиданно, словно в подтверждение, наверху послышались раскаты смеха и звук отодвигаемых стульев.       — Гнить мне на Бобоке, — прошептал Виттар уже где-то рядом, — …если это не тесть Сканера с друганами приехал накатить.       Вряд ли это упрощало их положение — они всё так же в каменном мешке, над которым орава их преследователей, пусть и прибывших расслабиться. Но Хешли почувствовал, как рвётся из груди долгий выдох, будто он и не дышал с тех пор, как решил, что это дело рук Сили. Потому что внутри все затвердело, как дюрабетон. А сейчас тяжесть отваливалась ошмётками — Сканер их не сдавал!        — Как же стрелять-то в него?! Спаст! — грязно выругался шёпотом невидимый Ледоруб. — Отец девчонки Сили, его командир, все дела… Но если он нас найдёт — выхода не будет…       Виттар, как обычно, выхватывал главное.       — Что здесь у нас такого, что ему может понадобиться? — быстро спросил Хешли, уже набирая сообщение для Сили. Если бы ещё он прочёл его вовремя…       — А я знаю? — отозвался ледоруб. — Всё что угодно! Хвастануть своей хозяйст…       — Джоганы и «красная туманность»! — выпалил Хешли.       — Точно! Жратвы всегда не хватает.       Оба одновременно ринулись в их маленькую кладовку, но поврежденная нога Хешли оставила его позади.       Первое, что увидел Ледоруб — это дуло и дикие глаза Ксоны, которая вцепилась в бластер, словно это он держал её, а не наоборот.        — Вроде бы они не по наши души, — шепнул он, не вдаваясь в подробности, кинул ей на колени самый сочный плод, а остальное сгреб в оттянутый низ рубахи. — Я пока там побуду. А с тобой Транта.       С ногой Транты не очень-то разбежишься… А плечо бегать почти не мешает.       Хешли посторонился, пропуская Виттара, и вырубил освещение.       — Я сяду? — спросил он рыжую и тут же сел рядом, переводя дыхание — острая боль кончилась. Осталась только тупая. Не так плохо…       Флай не ответила.       Тратить последние силы на ответ, который ему и так не требовался? Она что, хатт, купила эту шконку? Обойдётся ребель, ей нужны силы. Точнее, ей нужна была её Сила! Прямо сейчас. Как жить, не зная, когда будет грозить опасность? А может, в эту минуту? Она же всегда всё чувствовала! Она… она даже украсть сейчас не сможет! А сыграть? Сыграть самую пустячную роль? Хатт, она даже выжить не сможет, не то, что отомстить… Гунганамать, да как они, все эти разумные, ухитряются выжить без Силы?!        Её захлёстывало волной паники, в голове застучало…       Нет, так не пойдет. Не хватало снова ковырнуться в отключку. На радость копам и этому… «человечку». Но откуда же тут взять Силу? Сила пронизывает всё живое, а где тут живое, в этом каменном мешке?! Ни единого дуновения воздуха с воли, ни лучика…       Только он, ребель. И не надо сейчас быть одарённой, чтобы понять его мысли. Она помнит, сколько боли, гнева и разочарования было в нём… И, да, да, хатт — у неё просто нет сил бороться с этим искушением! В ней голодно сразу всё — и Тьма, и Свет. И она сама. А там, в смешении его чувств, так вкусно, что хочется вцепиться в его душу ногтями, вывернуть её и слизывать этот слоистый коктейль с горьким хмелем разочарований, с тоской тягучей, как ликёр, и отчаянием, приправленным остротой ненависти… Это же будет прекрасный, добрый поступок — освободить его от всего этого! Это же правильный Свет? Ну и потом — это единственный её путь вернуть Силу сейчас.       Флай зажмурилась от подкатившего спазма тошноты. Тошнило от голода и чуть-чуть от того, как она врала себе.        Ну и пусть! Да тёмная она, тёмная, наставник, успокойся! А что, ей надо было позволить бандитам их всех убить?!       Ребелю же будет хорошо, ей тоже. Только не залпом, чтобы он не заметил, что резко всё прошло… Нет, нет — она постарается полегонечку, словно через тоненькую трубочку как у Ведьмы.       У Ведьмы…       Из горла Флай почти вырвался стон.       У Ведьмы… Нет, не сможет она отнять у Хешли его горе. Каждый имеет право на на страх потери, на тоску, на привязанность. Да-да, учитель — на страх потери и на привязанность! И плевать, Свет это или Тьма. Главное — не лёд!       Как это — лишить разумного его чувств? Ведь они имеют свои имена… Гейлом у нее зовётся тепло и свет, и смятение от встреч, прикосновений, взглядов. И радость просто идти рядом, просто оттого, что он в одном городе с ней. И желание убежать за Внешку. И нежность, в которой страшно себе признаться. И печаль. А Фессом — другое, иногда спокойное, иногда — не очень, и страх, чтобы не убежал на крышу, чтобы не попался копам или бандюкам, и ощущение надёжности его котячьего мальчишеского плеча, и радость и удовольствие делать всё вместе — готовить ужин, ходить на работу, пить каф, драться из-за душа, вечно подкалывать друг друга… И даже если уже нет тех людей или не-людей, и если больше не испытаешь того, то навсегда остаётся вечная тоска, носящая их имена. Хотела бы она, чтобы кто-то украл и эту связь с ними, пусть даже такую мучительную?       Флай выдохнула, и, нащупав джоган, впилась губами в его сочную мякоть, чтобы не передумать.       Она только что сама добровольно отказалась от лёгкого способа вернуть Силу. Ради какого-то ребеля! По ходу, осколки стены нормально тюкнули ей по башке… Или она просто кретинка? Пусть. Но она не хочет так…       …Не ответила.       Хешли чувствовал в темноте её прерывистое дыхание, её волнение, даже её тепло, которым веяло, когда она делала какое-то движение. И почему его так задело, что она промолчала, будто он пустое место?       Да что такое-то? Наверху копы и, может, им осталось меньше птичьего чиха, а он… Да она просто норовистая, рыжая зараза. Сама темнит и врёт, как дышит! Одно слово — актриса. Имперка, наверное, к тому же…        Но почему-то это только подстёгивало его желание схватить её, как рыжего зверёныша, который орёт, кусается и топорщится всеми своими лапами с когтями, тряхануть его и… И прижать к себе.       Хешли задохнулся от этой мысли, вдруг стало так горячо в голове и в груди, что он испугался выдохнуть пламенем, как огнемет.       Да-да! Всё правильно, нечего тут… Он, Хешли Транта, всегда хотел именно этого… Там, когда они дрались на полу на его ферме, и он ощущал неистовость в её разгоряченном борьбой теле под собой, и когда она яростно, обозвала его мятежным подонком на улице, а он больно вдавил ей Вестар в бок, и там в изоляторе, когда схватил её за рыжую гриву волос и запрокинул голову. Её приоткрытый рот, губы, и щекочущие кожу его запястья яркие волосы… И хрупкость её тонкой шейки, когда поил водой… Ох, эта обманчивая слабость и нежность, которую хочется сжать в объятиях до хруста косточек… Чтобы она ответила… Ему. Всей этой своей угадывающейся женственностью и страстной силой, которую он чувствует в ней. И чтобы потом проснуться от того, что затекла рука, на которой её сонная головка в сиянии спутанных рыжих прядей. Он уже не и помнит, как это — просыпаться рядом… Обычно всё сводится к «законтачился — расконтачился». А зачем дольше, когда можешь пойти на корм банте каждую минуту? Чтобы кто-то переживал? Не нужно ему этого. Но если бы… Если бы его война кончилась… Он, наверное, хотел бы — с ней…       И Хешли с замиранием сердца поймал себя на мысли, что ещё немного близкого соседства в темноте, когда всё, что у него есть в жизни вдруг сжалось до одного мгновения, и… И ему будет плевать на войну, на копов наверху, на Виттара, и на то, что она сразу пристрелит его…       Насколько мог, он отодвинулся подальше от рыжей. У всего есть предел прочности. Даже у дюрастали. А он просто «мятежный подонок». Пока ещё живой…       Флай заметила, как он пересел на самый край настила. По ходу, ребель просёк её голод. Что ж, он прав. Джоган был ею проглочен почти мгновенно, вместе со всеми пурпурными и зелёными листиками на макушке, будто его и не было. А голод остался, как и её беспомощность. Куда ей теперь без Силы, которая всегда была с ней? Даже когда она ничего не умела, даже когда она не подозревала о её существовании — та невидимой своей рукой направляла рыжего детёныша, поддерживала, чтобы он не сломал себе шею, чтобы выучился, смог добыть еду, выиграл, увернулся, попал в цель, выкрутился из немыслимых засад… Выжил, наконец! Эти хаттовы мидихлорианы и были, выходит, самой большой частью её талантов? А сейчас она слабее любого неодарённого, которые могут куда меньше. Но сами!       По полу вдруг скользнул слабый отсвет и погас.        — Тихо! Идут. Ни звука! — прошипел запыхавшийся Виттар уже от проема и замер с бластером, прижавшись к стене своей белой головой, которая была все равно светлее этой темноты вокруг.       Дверь прошелестела раньше, чем он закончил слова, и тут же послышались голоса.       Ну, где там их не пропадала… Хешли сжал в руке Вестар, направив его в сторону входа и замер, отгоняя совсем неподходящую, но от этого ещё более навязчивую мысль.       «А может, и не застрелила бы…»       Флай пристроила локоть на коленку, чтобы бластер в руке не вихлялся, как пьяный майнокк.       Что ж, вот и пришёл… момент истины. Кто она на самом деле, без наследства Маарека Штеля? На что годна без него?        На пол легла полоса света и голоса стали слышнее.        — …да ладно, пусть они там…! — выругался кто-то, подобрав сочный матерный эпитет для слова. — А мы с тобой тут! Тут у меня тоже… есть…       Что-то зашуршало, потом загремело, зазвякало, знакомо заскрежетала лавка.       — Это я от дочи… Своё! Давай-давай, садись, ваша магистраторская честь, не стой! Ты не в своём Суде Короны! — хохотнул он.       — По какому случаю? Дали время отоспаться? — послышался другой голос на фоне булькающих звуков, которые уже сами по себе согревали душу.       — Ага, дадут они… На погребальном костре если… — это снова произнес хозяин дома. — Нет, раз нас — нас! — со спецтехники, гоняют работать на землю, то вот я и «работаю по территории»! — отрезал он. — Задолбали. Я полтора суток на ногах! Да пусть идут к икакту в зад! Я отключил коммо.       Хешли в темноте сокрушенно покачал головой.       Дерьмовей некуда… Теперь Сили не связаться с тестем.        — Ну, будем! — снова прозвучал голос капитана. — Закусывай. Тут у меня очень зрелые джоганы, попробуй! Сам сажал. Почему-то они здесь… И лук.       …Тот удивительный мир звуков и запахов больше не существовал. Никаких полутонов, никаких тончайших их оттенков. Никаких намёков на прежнюю остроту чувств, как она ни пыталась. Да и то немногое, что могла различать — воспринималось, как сквозь толстенный транспаристил. Она не чувствовала того, что пили эти двое, она не слышала, о чем говорят наверху… сколько? Двое? Трое? Пятеро? Она не чувствовала, сколько их там! Никакого хора птиц, шелеста трав, журчания ручейка по камушкам далеко в лесу, никаких зубастых жующих зверюшек в нем и скольжения лапок насекомых по травинкам… Никаких шагов где-то вдалеке. Ни запахов дождя, сотканного из тысячи запахов — мокрого пермакрита дороги в километре отсюда, мокрого камня, разнотравья, коры деревьев, мокрой шерсти и перьев… и запаха кафа, который варят где-то… Ничего. Только слова копа и ещё одного, ненавидимого ею законника — судьи! Это был совсем другой мир. Одномерный, тусклый, бедный… И страшный.       — …говорят имп ревел, как икакт в брачный период, что это провокация против Империи, против гарнизона, против него лично! И ведь Зета не успокоится, пока не вывернет Велмор наизнанку и не найдёт эту банду! Так что Зелор навешал всем… по самое… Суда не будет, Аранак… Всех на месте… — гость произвел очень характерный звук, который вместе с чирканьем пальцем от уха до уха, означает только одно — конец.        — Я только не понимаю, куда они, яйца икакта, в изоляторе смотрели?! — мрачно договорил гость, и хлебнув, выдохнул. — Фф-ф… ух, крепкое зелье делаешь… Да, а видел, как Сатора разворотило? Ужас… Там все разбрызгано было, будто банту разорвало… Не хотел бы я так выглядеть… Мир его…        Глухо булькнуло по емкостям.         — …жиру! — угрюмо закончил капитан. — При Лораке Сатора не было бы вообще! А сейчас только такие требуются. Не знаешь, что ли. Если родственники скеллов не набирают денег, то… Там признавались в чем скажут, дорогой мой судейский… После пыток и… износа…        Наступило короткое молчание. Капитан заливал горьким пойлом ещё много чего недосказанного.       — Но зато зять у тебя не такой будет, да? — в тоне, каким это сказали, было немного обиды и чуть больше язвительности. — А про него-то, знаешь, что говорят, а? Говорят, он у тебя… сперматокрайт какой-то! Ни одной юбки… Извини, но… Как ты свою Эйну за такого, да ещё и без рода и племени отдаешь?       Хатт, будущий тесть Сили уже почти нравился Хешли. То есть — будущий, если сейчас не произойдет чего-то непоправимого. Иначе всё летит к икакту под хвост — и свадьба, и карьера Сили, и Денид, и их жизни. Капитан просто красава — не сожалел о Саторе, вспоминал Лорака! В другое время… В другое время у них, возможно, нашлись бы общие темы. Вот только другого времени у них нет.       — …старая ты сословная задница, Морон, вот, что я тебе скажу! Да, он из приюта, но ты знаешь не хуже меня, почему! А может, напомнить, что нас с тобой свело семнадцать лет назад?        — Лучше налей. Где там забыть… — глуховато отозвался судья, скамья задвигалась по каменному полу, словно кто-то ерзал на ней, потянуло запахом курительного дыма, и снова что-то полилось в ёмкости.        — Но что мы могли? — продолжил гость, откашлявшись. — Мы служили и выполняли приказ. А если высшее чины участвовали в перевороте, то что нам оставалось делать-то? Жить-то как-то нужно было.       — И все семнадцать лет было нужно, и сейчас… — в голосе капитана слышались нотки сарказма. — Как дырка в заднице, так и оправдание — всегда с нами, да?        — А ты что? — обиженно взвился судья. — Из другого вельмстоуна? Мы с тобой вместе там работали, тела сжигали! А потом целый холм насыпали… Что же своему-то не рассказал? А может, хочешь так перед ним вину загладить? Совестливый такой?       — Замолчи! Ну ты дурак, судья… — резко перебил капитан, и что-то глухо стукнулось о столешницу. — Эти семнадцать лет службы не выкинуть из жизни! Всякое было. А ты такую дичь лепишь! Что было — то было, и всё, как холм, лесом поросло! Вина… При чём тут это… — рассердился он непониманию Морона. — У тебя сыновья? А я растил Эйну один, с пяти лет! Я научил её стрелять, охотиться, ловить рыбу, чинить лэндспидер, драться! Но… мать рускакка…       Опять грохнуло по столу, заставив задребезжать. что-то.        — Баба она и есть баба, тьфу! У них другое на уме, как не воспитывай! Начали тут крутиться сынки аристократовы… Эйна же в мать, а та была помнишь какая? Помнишь, помнишь! — со смехом поддразнил капитан приятеля. — И что делать? Тут скоро Империя встанет своими гарнизонами, да и своих баловней жизни хоть завались. Закрутят девчонке голову, и лови её потом по всяким помойкам. Нет уж. Замуж! Она с ним, я знаю, не пропадет. А что гуляет по-чёрному — пусть! Это я ему посоветовал, понимаешь? Пусть нагуляется. Потому что когда женится, если что — убью сразу! — тон не оставлял никаких сомнений, что так и будет.        — Да и потом, твоя магистраторская честь… — раздался смешок. — Врут тебе твои источники! Он больше языком чешет, чем своим инструментом!       Они снова стали шумно разливать выпивку в гулкую пустоту своих ёмкостей.       Флай осторожно повернула голову в сторону ребеля. Она уже несколько минут не слышала его дыхания. Совсем… Она не могла, как раньше, ощущать его настроение, не могла видеть в темноте, но почему-то знала, какая у него сейчас окаменелая маска вместо лица, и как побелели пальцы на бластере. Перед глазами стоял привидевшийся там, в полях, неяркий отблеск прошлого, где мальчуган бежит к лэндспидеру отца, молодая женщина снимает фрукты в контейнер, и солнечный луч, дрожит в оконном стекле. И контраст с полуразрушенной заброшкой, заросшей вездесущими лианами, пахнувшей пометом мелкой живности и сыростью, с одичавшими фруктовыми деревьями и остовами ржавой техники во дворе, оглушал… А в соседней комнате — два хаттских копа. Одни из тех, которые могли помешать этому. Но, как обычно бывает — не стали.       Они сами, скорей всего, никого не убили в той толпе, там было кому… Но не остановили тех, кто убивал. Их было больше, чем имперских пособников. Наверняка. Но они не вмешались…       За стеной засобирались. Булькать больше было нечем.        — Иди, иди, Морон, я сейчас уничтожу наши с тобой вещдоки и приду… — выпроваживал приятеля Аранак.        — Ну, да, естественно… — ехидно согласился судья. — Уничтожать вещдоки — это по твоей части. Так что не стану мешать.       И хозяин дома остался один.        Делал он всё шумно, как человек с не слишком точными движениями. Наконец, за дверью перестало что-то падать и греметь.       Виттар осторожно выглянул, вытянув шею, и едва слышно выругался, перехватив бластер удобнее.       — Сюда притащит свои джоганы…       У Флай всё прыгало в глазах от слабости, но что-то она должна, должна была сделать, иначе они все тут полягут так глупо…       И Сила сейчас не ответит, что правильно, а что нет. Она идёт, как по верёвочной лестнице над водопадом, на свой страх и риск.       Решение казалось диким. Для неё — вдвойне… Это же то, что всегда вызывало панику, трепет и мороз по коже!       Плевать!       Мысли продолжали мелькать в голове, а руки уже судорожно срывали нательник и всё, что под ним. «Все, что под ним» — получилось медленнее. Но не намного — кто тут, в каморке, думает о чужой обнаженке, держась за соломинку над вечностью? Пусть ей будет страшно и стыдно потом. И, самое главное — пусть будет перед кем.       Она сдёрнула тонкую простыню, завязав ее над грудью, и сделала шаг. Всё закачалось, словно тогда в грузовом отсеке на корабле наёмников, который уходит от выстрелов, и где к пол может мгновенно оказаться под щекой.       Удержаться… Потом — хоть рухнуть на этого дядьку, но не сейчас.       Ещё и Виттар, как назло, поймал её за руку и отчаянно закрутил белой головой, заметной даже в темноте: «не ходи». И Хешли рванулся, наступив на край простыни, и чуть не содрал его с неё, но Флай яростно вырвала у Ледоруба руку: «не мешай!» и сунула кулак Хешли под нос… Или куда-то ещё.       Безмолвная возня в темноте заняла считанные секунды. Всё они понимали… Просто было противно прятаться за девчачью спину.       А в ней просыпался азарт игрока, и ощущение риска будоражило кровь и бодрило, как стимкаф… И это был вызов ей, именно ей — Флай Кавальерри, а не дочери одного одарённого имперского аса с его мидихлорианами в её крови.       Ну, давай, давай поглядим, какая ты актриса без своих способностей! А может, ты такой же пузырь воды, как тот, что поднял из реки босс, с глупой лягушкой внутри?       Она шагнула из темноты, когда до их каморки хмельному капитану осталось пара шагов, придерживая старую простыню, из которой в мутноватом освещении сияли её плечики и изгибы теряющихся под тряпьем округлостей. Она зажмурилась и подняла руку, прикрыв глаза от слишком яркого после темноты света, и покачнулась.       Плотный, с глубокими залысинами человек вздрогнул от неожиданности, и фрукты из его рук плюхнулись на пол, растекаясь оранжевым соком по каменному полу.        — Ты… кто? — выдавил он ошеломлённо. — Что ты тут…        Полуголая девчонка, чьи прелести так и просятся наружу из куска покрывала — и в его подвале?! Да к нему в дом ни одна мелкая тварюшка из леса не пролезет! Откуда?!       «Тварюшка» проследила за взглядом капитана и демонстративно подтянула простыню повыше.       Самое страшное — выйти… выйти вот в таком виде и не думать об этом… это даже не в обтягивающих брючках и красном лифчике, как на Бакране. Конечно, Кел, королеву Набу играть приятнее и приличнее. Но королевы, знаешь ли, редко сидят в чужих подвалах и попадаются на улице маньякам.        — Странный вопрос, дядя… — глаза у девчонки были наглые и шалые, как после глиттерстима. И зеленые до безобразия.       У Флай всё дрожало внутри, в глазах действительно плавали какие-то светящиеся круги, но капитана нельзя было пустить в кладовку и всё!       Несколько нетвердых шагов — и незнакомка стала оседать на пол. Капитан бестолково, но бросился её ловить, и это уже было хорошо. Она не могла ощущать его настроения в Силе, но если полицейский прилагает усилия после бессонной ночи, чтобы поднять, довести до лавки и усадить какую-то девчонку, то, наверно, вязать её он вряд ли соберётся? Можно же было оставить её лежащей на полу и кликнуть кого-то сверху?       Капитан грузно плюхнулся рядом, отпыхиваясь, и выпустил в её сторону облачко острого винного духа.       Девчонку надо придержать, а то так и норовит опять клюнуть носом пол. Какая она… зажигалка. Совсем не похожая на потрёпанных девиц, которых он перевидал за годы службы. Такая тонкая, даже слишком, но юная — свежачок… Теплая… И, наверное, ещё какая-то? Вот только её появление… И куча народа наверху. И его полицейская чуйка…        — Голова очень кружится… — поморщилась Флай, хватаясь рукой за лоб, но всё-таки искоса взглянула на копа. — Платье привез?       Аранак не сводил с неё тяжелого взгляда.       Мурглачью мать её… Свинтить девицу за проникновение? На смех поднимут. А может и хуже того! Кто-то ему мог подсунуть её специально… чтобы устранить его. Знаем, не вчера форму надели! Алкоголем и близко не пахнет, а на ногах не стоит… Чем-то накачали и… А сколько ей лет?! Объявятся сейчас возмущенные братья, отцы… и скандал! Кто же это ему подложил такую подлянку?        — Какое ещё, к икактам, платье? Как ты сюда попала? — раздраженно спросил капитан, стараясь не пялиться… никуда. Хмельные пары не выветрились из головы полностью, но от расслабона уже не осталось и следа.       Как это до тошноты ни напоминало Флай пошлые водевили Декарта — она в этой идиотской простыне, не совсем трезвый капитан, и двое в кладовой, но это был не театр, и там, в каморке — не прячущиеся любовники героини, которых соперник не убьет, а если убьет, то после занавеса они встанут и пойдут домой… На этот раз всё по-настоящему — и жизнь, и смерть.       — Как это — какое платье? — возмутилась рыжая непонятливости копа. — Новое, взамен порванного! Я что, по-твоему так по городу хожу, дядя? Он обещал платье! Погоди… — она подозрительно вгляделась в лицо с набрякшими мешками под глазами. — У тебя такая же форма, и я подумала… А ты кто, вообще, такой?! — попыталась она вскочить.       — Сядь! — рявкнул капитан, рванув её вниз за голое плечо, и сразу отдёрнул руку, будто обожгло. — Ты, это… успокойся. — перёвел дыхание Аранак и продолжил уже чуть помягче. — У кого, говоришь, такая форма? Кто тебя сюда притащил… доставил, то есть?       Ого, капитан нервничает… Кажется, она что-то задела, и задела хорошо, он даже свои беспокойные пальцы с нее наконец-то убрал. Но что?!       — Да не знаю я… — решила тянуть время Флай. Что-то должно же проявиться. — Сказал, что надо быть здесь, то есть там, наверху… Но там прилетело пол Велмора — такая толпа… И я сюда.       — Понятно! — нетерпеливо перебил капитан. — Кто сказал? Какой такой — «он»? Имя? Приметы! А то посажу в предвариловку кое с кем!       — За что?! — ахнула рыжая. — Я, что, айди у него проверяла? Платье порвали, чем-то напоили, и меня ещё и посадить?! Да они, кажется, и не называли имена… Я плохо помню! Голова странная…       У капитана почти слетели с языка его самые крепкие ругательства, но за дверью вдруг раздались шаги…        — Аранак! Ты где там? — послышался голос судьи. Металлическое полотно начало скользить, открываясь, и впустила долговязого с каким-то тяжелым лицом и в длинном чиновничьем одеянии.  — Заснул, что ли… — Морон, машинально сделавший несколько шагов вниз, ухмыльнулся. — Ах вот, в чём тут дело… Аранак, дружище… Нехорошо… Ой, как нехорошо… От друзей секретов не бывает!       — Это не то, — поморщился капитан, застигнутый врасплох. Как он мог забыть про эту пиявку?        А Морон беззастенчиво разглядывал Флай, прищурив колючие глазки на продолговатом и помятом, как вымокший флимси, лице с тяжелым подбородком.       — Ну, конечно, старина. Само собой — «не то». Куда нам прыгать с малолетками-то… Стареем, — упиваясь своей иронией, рассуждал Морон, остановившись напротив рыжей. — Да ладно, ладно, Аранак, дружище, я ухожу. Просто будешь должен. И… И адресочек… не забудь… — он улыбаясь, неторопливо направился к двери, и его подол мерно заколотился о каждую ступеньку. Дойти до самого верха он не успел. Дверь слетела в сторону, и его чуть не сбил вбежавший Сили.       — Комиссар-капитан, сэр! Прошу прощения, ваша честь! Сэр, там Фарен… — глотал он воздух, утирая капельки пота с посеревшего, как у нагаи, лица с заострившимися скулами и непривычно узкими губами. Он увидел только Флай и своего начальника, и теперь пытался понять, насколько катастрофично происходящее.       Елейная улыбка так и не отклеилась с губ Морона.        — И я вас приветствую, Гилмор, — хмыкнул он. — Но осторожнее, когда мчишься вперед. Так и… навернуться можно, — как-то уж слишком добродушно заметил судья и неспешно скрылся за дверью.       — Сэр, Фарен хочет вам… — опять начал Сили. Было видно, как он боится возникающих пауз и молчания.       — А ну, стой! — рявкнул Аранак на Сканера, и повернулся к Флай. — Этот?!        А вот тут надо было сыграть на Имперскую премию за актёрское мастерство, тут нельзя было сфальшивить ни на полтона…        Девчонка посмотрела на Сили, и скривив губы в насмешливой улыбке, покачала головой.        — Нет? Ды ты же говорила, что не помнишь! Ведь это — он? Не ври, смотри лучше, а то засажу! — не поверил разъярённый Аранак.       — Чего мне смотреть, дядя? — огрызнулась рыжая, дёрнув плечом. — Этого-то я знаю! Кто же не знает Сканера? Он же как ты, тоже грозится засадить в камеру, только не с кем-то, а с собой и на две недели!       …Магистр всегда им говорил, что искусно поданная ложь больше похожа на правду. Особенно, если она — полуправда. В чём-в чём, а в этом главарю их банды верить было можно на все сто…       Наступило молчание. Сили перестал ей напоминать дохлого нагаи, и его крупные губы тоже приобрели цвет. Он, похоже, понял, какая тут разыгрывается сцена.       — Так что там твой Фарен? — мрачно посмотрел капитан на подчиненного. — Что-то нарыл?        Сили кивнул. Он всё ещё стоял, вытянувшись и подняв плечи.       — Да, у него неожиданные результаты, сэр. Трое — это члены группировки Гортока. Двое — простое "мясо", а вот один из числа приближённых. И сам шеф хотел с вами связаться по этому поводу, сэр, но не смог.       — Да хватит уже сэркать! — раздражённо буркнул Аранак. — Разберемся! А вот то, что меня хотели подставить, мать их рускакка… Мурглачий гадюшник… Они в дом проникли и оставили эту голую, чем-то накачанную девицу! Нужно узнать, кто хочет меня устранить, понял? По чьему приказанию! Вытряси из неё всё и поменяй все замки! Хотя замки для них плёвое дело, но пусть потрудятся, дети таирна! И главное! Главное, чтобы её духу тут не было! В Ден-Велморе, я имею ввиду! Увези куда хочешь, хоть к велмокам в горы! Свободен до утра, аксилиери суб-офицер Гилмор! То есть — «работаешь по территории», прикрою. Выполняй приказ, сынок… — он похлопал Сили по плечу, теперь уже, как будущего родственника, и поднялся.       Через несколько минут наверху послышался шум репульсоров и вскоре всё стихло. Сканер взбежал по лестнице удостовериться, что никого не забыли, и только вернувшись, он шлёпнулся на лавку, выдохнул и закрыл глаза, приходя в себя. Ему всё ещё не верилось, что он избежал того случая, где застрелиться самому — самый желаемый вариант. За девку в доме невесты пришлось бы… да много чего пришлось бы… Объясняться, заглаживать, просить. Но за террористов — только одно.       Хешли на больной ноге сумел обогнать Виттара.        А Флай не чувствовала ничего. Ни радости, ни удовлетворения… Всё схлынуло, выпотрошив её до конца. Она видела Хешли и Виттара, и даже ноги Сили на полу… И кажется, это всё, что она могла. На остальное не было сил.       Да, у неё всё получилось. Вот только пусть её не трогают, не разговаривают с ней. Её щека так хорошо и уютно лежит на гладком дереве лавки… Пусть только не теребят и оставят лежать здесь.        — Спаст! Мать твою ситской блудницы, Сили, бренди есть?! Скорее! Нет, нет, Виттар, иди к хаттам, не поднимай ей голову, а то вырубится опять!       Хешли редко ругался грязно и орал, теряя выдержку. Но у Ксоны было такое отсутствующее лицо и глаза… почти кукольные, отчего она напомнила ему детскую игрушку, у который кончился заряд. И смотреть на это было так страшно, что он сорвался в крик. Очнувшийся Сили сбегал наверх, принес недопитую бутылку, воду, и что-то ещё на тарелке.       Всё это время Хешли стоял на раненой ноге, совсем не ощущая боли. Боль была не в ноге.       Ксона лежала на лавке, и только страдальчески кривила губы, когда он её тряс и пытался с ней разговаривать. И он боялся, что, она никогда не будет лежать своей щекой на его плече. И ни на чьем другом...       ….Её всё-таки не оставили в покое, они над ней кричали… Слишком много и громко. Они хватали её и что-то вливали ей в рот…        Хатт! Горло продрало, обжигая, будто туда засунули целого даггерта с его острыми шипами, она задохнулась крепкими парами алкоголя, судорожно хватая воздух, закашлялась до слёз и выругалась. Но через какое-то время всё, что происходило в этом подвале, перестало казаться спектаклем, идущим без нее. Воду Флай пила уже сама, почти не останавливаясь, пока не допила до конца.        Сили сделал глоток из тёмной матовой бутылки и передал Хешли.        — Пей, Транта, тебе тоже пригодится, — произнёс он и отвёл взгляд.       Хешли принял её, медленно повертел в руках, ничего не видя и каменея лицом, и тихо спросил.       — Нэл и Скид?       — Оба. — кивнул Сили.       Он подождал, пока тот, запрокинув голову глотнет, выдохнет и снова…        — Я был у Тибы в баре, — Сили бросил взгляд на Ледоруба, пытавшегося кормить рыжую. — Она сказала, что возьмёт мать Нэл к себе на работу. — повернулся он к Хешли. — А у Скида только какие-то совсем дальние родственники, они и слышать не хотели о нём. Бандит же…       Хешли неприятно усмехнулся и тяжело опустился на лавку рядом с Ксоной.        — И свяжись с Тибой, у неё для тебя сообщение. Мне не доверила. Хотела услышать твой голос, — Сили протянул Хешли свой комм.       Сообщение было коротким. Двадцать первого числа этого месяца. Место и время по прибытии.        Хешли вернул комм напарнику и обвёл глазами их маленькую группу.       Через пять дней. Плюс двое погибших, раненый Виттар, еле живая Ксона, чуть не раскрытый Сили… И сколько таких раньше? Всё ради того, что случится через пять дней. И вряд ли в архивах Велмора или Альянса будет когда-нибудь какое-то упоминание об их борьбе.       Это слишком незначительное событие...