***
Второй раз я увидела сияние имбирного полотна её волос в тускло освещённом зале ожидания Петербургского аэропорта. Она вошла, по иронии судьбы, крайне эпично, впустив в тёплое помещение порыв холодного вечернего ветра. Подол её бежевого пальто поднялся в воздух, оголив стройные ноги, обтянутые джинсами приятного оттенка. Сглотнув скопившуюся слюну, я поспешила отвернуться и, накинув на голову капюшон, закрылась от её глаз тканью. Я не хочу снова с ней связываться. Ибо знаю, что потом ни за что не смогу от неё отвязаться. Хоть я и сидела в метрах пятнадцати от входа, всё равно уловила тот самый аромат, который остался в моём обонянии не стираемым следом с самой первой нашей встречи. Эта девочка пахнет светом уличных фонарей и тёмных переулков. Эта девочка пахнет детством и ранним взрослением. Эта девочка пахнет сигаретами и щёлочными слезами. После этой девочки мне пришлось заново собирать свои мысли в порядок, избавляясь от её присутствия в черепной коробке. Но, как вижу, все мои старания были тщетны. Она снова неожиданно появилась в моей жизни, взбудоражив в лобной доли только недавно успокоившийся ворох ядовитых змей. Сейчас на ней не было ни кепки, не спортивных брюк, ни мужского пиджака, как в прошлый раз. Сейчас на ней были светлые джинсы, тёмно-молочного цвета пальто, изящные короткие сапожки и маленькая сумочка, висящая на остром плече. Волосы, больше не затянутые в хвост, были уложены в небольшой аккуратный пучок, украшавший распущенное рыжее полотно, струящееся по ровной спине. Она была красива и изящна. И уже не выглядела мёртвым мальчиком, как месяц назад.***
Она, воткнув в уши наушники, сидела на скамье, сжавшись всем телом. В глаза кидалась её зажатость, сразу выдавая моему опытному взгляду то, что ей не комфортно находиться в настолько большом помещении вместе с такой большой и плотной кучей людей. Хочется подойти и дать ей свою защиту. Хочется подойти и дать ей свою опеку. Хочется подойти и дать ей возможность опереться на моё сильное плечо. Но я отворачиваюсь, выкидывая дурные мысли из излишне уставшей головы. Лишь бы она не заметила ни меня, ни моего, странного даже для моего восприятия, взгляда. Иначе крах. Иначе случится провал. Абсолютно по всем фронтам.***
Полночь. Осенний холод стелится по ночной субстанции воздуха в тихом аэропорту. В кармане брюк вибрирует телефон. Достаю его и, разблокировав экран, читаю: «И где ты есть?!» Закатываю глаза, представляя, с какой интонацией в голосе и каким с выражением лица Яна бы произнесла эту фразу вслух. Раздражаясь и даже не думая ей отвечать, рывком убираю свой чёрный айфон обратно в карман. Случайно дотрагиваясь до пачки сигарет, решаю покурить и, встав со скамьи, иду на улицу, желая потравить себя никотином. С лёгкостью избавшись от всех вредных привычек, я никак не могла вытащить из своей жизни курение. Я думаю, что тут больше дело в поддержании собственного стиля и личной, индивидуальной эстетики. Мне нравится держать в пальцах сигарету, выпускать вверх струйки дыма и чувствовать вокруг себя едкий туман тлеющего табака. Это просто одно из вредных украшений моей жизни и, ни в коем случае, не более того. Едва выйдя на холод улицы и увидев ту рыжеволосую девчонку, я подумала о том, чтобы незаметно пройти за дерево, дабы не встретиться с ней, но, наблюдая то, как только услышав звук закрывающейся за мной двери, она сама ушла, спрятавшись за угол здания, я не сдвинулась с места. Так даже лучше. Не пришлось самой куда-то бежать, ловя на себя мокрые капли дождя. Докурив и выбросив бычок в урну, стою ещё пару минут, дыша полной грудью свежим азоновым воздухом. Потом, вспоминая, что я на улице не одна, захожу обратно в светящееся изнутри здание.***
Телефон всю ночь разрывался, не прекращая принимать на себя раскаты тысячи СМС. Все они с одинаковым посылом и с одинаковым подтекстом. Я, всё ещё игнорируя их, наблюдаю за тем, как экран раз за разом загорается, при звонке показывая на дисплее нашу общую фотографию. Ту, на которой мы были счастливы. Ту, на которой мы ещё не знали, что так нелепо окажемся пазлами абсолютно разных картин. Не выдерживая, принимаю очередной вызов. — Ты же говорила, что больше не любишь меня. Зачем тогда обрываешь мне трубку, милая? — говорю, делая акцент на последнем слове. Это сладкое обращение я выплёвываю, словно надеясь, что оно отравит её через мобильную связь своей горькостью. — Тебе что, трудно было ответить на мои СМС?! — рыдает в телефон, срываясь на визг. А я слушаю и абсолютно ничего не чувствую кроме того, что мне очень сильно похуй на её истерики. Очень сильно и, до смеха, крайне похуй. — А зачем мне тебе отвечать? Мы теперь никто друг для друга. Ты сама так решила, а я лишь поддержала решение. Равнодушно произношу это, гипнотизируя взглядом вошедшую недавно девочку, которую не так давно вытащила из лап передоза. На её имбирных волосах блестят крошечные капли влаги. Они переливаются бриллиантами в белом свете ламп. Красиво. И только голос в трубке всё портит, дико вынося мозг каждым своим звуком. — Ксень, ну зачем ты так со мной? Мы же так давно любим друг друга. Не мучай меня, пожалуйста, зай. — Мы любим? Наверное, ты хотела сказать, что ты любишь. Что ты до сих пор любишь меня. Не нужно впутывать в это меня, ладно? Я к тебе больше ничего не чувствую. Не надо этих истерик. Нервы побереги, окей? Она что-то ещё говорит, но из-за пришедшей ко мне ярости я ничего не слышу. Я ничего не слышу, кроме бушующей в ушах крови. Не желая больше слушать всхлипы человека, который стал для меня чужим, сбрасываю звонок, удаляю номер из списка контакта и кладу телефон в свой кожаный рюкзак, застёгивая тот на молнию. Встаю с дивана и большими шагами пересекаю зал ожидания и рывком открываю дверь, войдя в туалет. Сейчас каждая мелочь ударяет меня под дых, заставляя всё внутри изворачиваться и корчиться от бессилия. Моя жизнь рушится с каждым днём всё больше и больше, принимая подарки судьбы. Меня всю бьёт мелкая волна дрожи. Наклоняюсь к раковине и умываюсь горстью холодной воды. Срываю сухую салфетку из белой коробки, стоящей на тумбе, и протираю ей лицо, убирая капли. Резко рзвернувшись, желая уйти, останавливаю свой взгляд на той, кого при входе в комнату и не заметила. Начинаю неистово ругать себя за то, что перестала смотреть и оценивать ситуацию, не замечая вокруг себя тех людей, которые не должны были ни при каких обстоятельствах меня увидеть. Её карие глаза наполняются злостью, а ноздри начинают раздуваться, выдавая её сильнейшее раздражение.«О, ну конечно, ты меня узнала, мелкая. Иначе бы так не реагировала на встречу со мной.»
По её лицу и шее ручьями стекает вода, заставляя меня завороженно следить за тем, как капли скрываются за воротом свитера. Я, ненавидя себя за то, что снова облажалась, срываюсь с места, едва задевая рыжую плечом.***
Постоянно отменяющийся рейс, принёс мне короткий, но запоминающийся, диалог с рыжеволосой. К слову, она носила изящное и потресающее имя Анна. На язычок она оказалась очень дерзкой. Сама подойдя ко мне, она начала кидать бесконечные детские предъявы и пояснять за то, как я веду себя и что мне нужно срочно же меняться. Говорила, мол, не смотри на меня, не смей прожигать своим взглядом. Очень смешная девочка. На фразе «Ты придурок, а не нарцисс» еле сдерживаю в горле распирающий смех. Меня смешит её понимание жизни, где все должны уважать друг друга. Меня смешит её картавость. Меня смешит то, что несмотря на то, как, надев маску злости на своё личико, она яростно пытается поставить меня на место. Думает, что у неё получится, ха. Но самое смешное — это то, что она приняла меня за парня. Прямо как и я её той ночью. Понаблюдав за ней и за её словами в мой адрес, окончательно понимаю, что она действительно видит во мне молодого человека. И меня совсем не удивляет тот факт, что она не боится таким бешеным напором лезть на «парня», по весу и силе явно превосходящими её. Видимо, закалка и характер этой девочки очень и очень сильны. Стоит, бровки нахмурила, кулачки сжала и чуть ли ножкой не топает, гневно смотря на меня угольками своих глаз. Ещё и моими фразами кидается.«Ну до чего же ты забавная, малышка. Я таких ещё не встречала.»
***
К счастью или радости, но высшие силы распределились так, что мы находились не только в одном аэропорту, но и летели на одном самолёте, заняв близкие друг к другу места. Я весь полёт наблюдала за ней, с интересом подмечая её уличные движения и странную зверьковую мимику.«Да, внешне ты изменилась, куколка, но ты явно забыла вытащить из своей души дворового пацана.»
И опять, то ли по воли Христа, то ли Аллаха, то ли Будды, так сложилось, что я, узнав о её проблемах, не раздумывая, предложила первое время пожить у себя. Я не давила на неё, нет. Я всегда даю людям право выбора, ибо считаю, что каждый человек должен сам принимать решения и собственноручно строить свою жизнь.***
Ох, как же я долго ждала того момента, когда я, наконец-таки, смогу увидеть выражение её лица, когда она поймёт, что я не парень, а девушка. Услышав недоумевающий вопрос о моей трансгендерности, я чуть не выпустила руль из рук. До такой степени из меня вырывался смех. Объяснив ей что к чему, заканчиваю: — Я типа Ксения Милас, — говорю ей и еле сдерживаюсь, чтобы не назвать её как-нибудь «по-особенному». Я бы сама назвала её пацаном или трансом, но, видя то, насколько она измотана перелётами, оставляю язык за зубами, не позволяя ему впасть в желанный пляс.***
В общем, так получилось, что я, только выпроводив из квартиры Яну, пригласила в неё ту, что носила обратный порядок букв имени моей первой, но бывшей любви. И с тех пор перед глазами постоянно маячило имбирное полотно волос, заставляя меня бессовестно пялиться на этот потрясающий шёлк, считая про себя его блики.