"О боже, малышка, в твоих глазах мерцает свет по-настоящему животного инстинкта. И я в смятении из-за этого. Мне тебе помочь или тебя остановить? Подскажи мне, маленькая, подскажи."
Смотря на то, как как она затаскивает парня в только что открытый дверной проём, я ничего не понимаю и стою ещё в коридоре, где музыка из зала едва слышима."Кто-то сейчас танцует в пьяном зале, пока здесь, в туалетной комнате, разворачивается самое настоящее кровавое действие."
- Ань, ты чё?! - кричу ей, хотя меня в тишине и так прекрасно слышно. Я хватаю её за руку, но она будто не видит меня. Будто меня здесь нет. Будто меня вообще не существует. Или будто я нахожусь у себя в голове, смотря на эту сцену глазами под покровом сна."Боже, - морщусь, видя то, как парень лицом встречается с кафелем, - что же он тебе такого сделал, раз ты с ним обращаешься настолько грубо? Что же? Что же? Анечка, ответь мне."
Я ещё не вошла в дверной проём, как Аня поворачивается ко мне и дёргается вперёд, чтобы скорее закрыть дверь сильной, но дрожащей от накрывший её эмоций, рукой."Ну уж нет, малышка. Чтобы не происходило, я всегда буду рядом с тобой. И в горе и радости. И злости и счастье. И потому не смей оставлять меня в стороне."
Я захожу в комнату, ловлю кивок Ани на щеколду двери и повинуясь её безмолвному приказу задвинуть железный шпингалет, замыкаю вход, огораживая его от всевозможных лишних посторонних."И это был именно приказ. Четкий и безапелляционный. Приказ."
И едва я выполнила то, что она хотела, рыжая срывается, смотря на свою жертву сквозь паутину вылезщих яркой краской на глазных яблоках капилляров. Она наносит удар за ударом, заставляя кожу этого парня лопаться как перекаченный гелием воздушный шарик. Она наносит удар за ударом, омывая костяшки своей руки его кровью и мешая её со своей, выступившей в следствие одиночного, одностороннего боя. Она наносит удар за ударом, вымещая все накопившиеся на душе чувства, что так давно, видимо, душила в себе, не в силах выплеснуть наружу. Она наносит удар, не видя меня и, судя по всему, даже не видя себя и улыбается в сумасшедшем оскале, растягивая испачкавшиеся щёки, что окрасила красной краской когда поправляла мешающие имбирные пряди волос, в злой усмешка."Я не узнаю тебя, куколка. Кто этот парень для тебя? Новый знакомый или звонок из прошлого?" - безмолвно спрашиваю, смотря на то, как на лице молодого человека, что попал в капкан её рук, на лице не остаётся чистого места, которое не было бы запачканный кровью."
И после каждого раза, когда аккуратно выточенный кулак Ани встречается с его лицом, я кричу ей о том, чтобы она остановилась. Чтобы она остановилась. Чтобы она прекратила. Чтобы она успокоилась. Я кричу, но, она не слышит меня и всё, что я делаю - лишь по-пусту сотрясаю воздух и жадной хваткой цепляюсь за её то и дело ускользающую от меня одежду. - Аня, хватит! - прошу её, повышая от нервов голос. - Отпусти! Ты не понимаешь ничего! - кричит мне через плечо, - отпусти! Отпусти меня, говорю! Девушка испускает то ли рык, то ли вой, то ли стон и я на мгновение отпускаю её, в удивлении отстраняясь. Но лишь на мгновение. На крошечное деление секунды. На жалкий, никем не замеченный миг. - Аня, успокойся, - повторяю ей множество раз, - отпусти его и объясни мне всё. Но она, не желая меня слушать, снова наносит горсть ударов по, когда-то светлой, коже парня."Ты меня не слышишь, но я не замолчу малышка." - думаю, продолжая при этом её пытаться успокоить.
- Ксюша, уйди! Если не понимаешь, то не лезь! - снова то ли рык, то ли вой, то ли стон. - О-о-о, - в голосе я слышу явную усмешку, - так это та самая Ксюша, да? - парень смотрит на меня, сквозь пелену крови на ресницах, - было пиздато оказаться на твоём месте. Последние слова бьют по вискам остротой и я замираю, резко отпустив из своих пальцев плечи рыжей."Какого чёрта? - думаю я, услышав его едкий, словно издевательский, смешок, - о чём ты, блять, бедолага?
- Что? О чём он? - в небольшой комнате эхом среди тишины громом стучат удары и мои мысли, - Аня, о чём он? - твержу вновь и вновь заведённой пластинкой. Аня начинает наносить свои ударные более ожесточенно и я отворачиваюсь, не в силах больше смотреть на это."Странное это зрелище - смотреть на то, как твоя душа разносит в щепки чужое тело. Чужую телесную оболочку. Я не могу смотреть на то, как моя маленькая милая девочка превращается в безжалостного карателя, которого даже я не в силах остановить."
Я поворачиваюсь к стене, но, вижу тоже самое через призму зеркала, висевшего на серой настенной плитке. Мельком смотрю на него, слушая речь Ани. Очень грубые, жёсткие и, судя по-всему, справедливые, слова, входят в мои ушные раковины, ползут к барабанным перепонкам и не понятными мне сигналами врезаются в, так же ничего не понимающий, мозг. Услышав то, как хрустнула его челюсть и звук того, как Аня встаёт, я вновь поворачиваюсь к ней. - Хочешь узнать всё? - спрашивает она, включая напор воды в ближайшем к ней кране, - если хочешь, то я отвечу. - Давай, - я так же стою поодаль от неё."Не томи, Аня. Я не могу больше ничего не понимать."
- Это он, Ксюш. Это - он, Ксюш. Он. Расставляя акцент на слове "он", она кидает свой взгляд на лежащего без сознания парня. И взгляд у неё теперь не злой, не дикий, не ожесточенный, не гневный и вовсе не бешенный. Он был уставший. Он был уставший, измотанный, грустный и... болезненный. До мурашек по моей коже болезненный. - Я сделаю всё, чтобы его засадить, чертёнок, - говорю, уже зная все детали с её недавнего прошлого, - я костьми лягу, но сделаю это. Только не плачь, прошу. - Я не могу не плакать. Слишком долго я держала это в себе, чтобы тихо стоять, - шепчу, тихо завывая ей в плечо. - Тогда плачь, маленькая, плачь. Может так, тебе станет лучше. Объятия. Кровь с её костяшек, падающая на дно раковины. Судорожный вздох. И, наконец, слёзы."Плачь, маленькая. Тебе можно плакать. Тебе нужно плакать. Очень нужно."
И красота твоих карих угольков глаз, чертёнок, стала ещё ярче, когда ты позволила излить из них освобождающую соль слёз.
***
Перед тем, как поехать ко мне, мы ещё пару часов побороздили город, встряхивая его своим смехом, радостными криками и возгласами от нахлынувшей ностальгии. Мы ходили по неизведанным мною улицам Москвы, заходили в старые дворы многоэтажек, смотрели сквозь них на рассветное, ещё звёздное небо и улыбались, в тишине обнимая друг друга."Неужели, после того как наше счастье безвозвратно порушилось, она настигнуло нас снова, давая нам последний, судя по всему, шанс?"
- Я замё'зла, - слышу тихую дрожь в её голосе, - поехали уже, наве'ное. - Да, Анют, давай, - соглашаюсь, но продолжаю обнимать её, облокотившись на спинку скамейки в одном из дворов Москвы. - Встаём? - Встаём, - но так же продолжаю сидеть. - Ксюш? - я поворачиваюсь на тихий шелест своего имени на её губах и смотрю на неё около минуты, вглядываясь в сияние её веснушек на чуть ещё заплаканном лице, - мне тоже с тобой хо'ошо. Ответ на моё молчание меня несколько поразил и я встала на ноги, потянув её за собой. - Поехали. Вижу, ты совсем уже замёрзла, раз говоришь такое, - неловко усмехаюсь. - Могла бы п'осто сказать, что я, так-то, п'ава, - укоризненно качает головой, но тоже, как и я, посмеивается. Поднимаю голову к черному небу и думаю, что ей на это ответить. - Ну, тогда, - притягиваю девушку к себе, - я тоже как и ты меня, люблю тебя. - Тоже? Вот как? - смеётся, - с чего ты, Милас, решила, что я люблю тебя? - А будто я не вижу это по тебе, Горошинка. Я вижу всё, что ты чувствуешь и думаешь, мой чертёнок. И мне тепло твоих мыслей об мне и чувств ко мне. Мне очень, очень тепло.