"И мне так страшно, Господи", - думаю, осознавая то, что в моей голове сквозит пустота, без единой мысли и воспоминания.
Это так страшно: открывать глаза и не помнить даже собственного имени."Не помнить что со мной случилось, как я попала в светлую, залитую белой краской комнату и не помнить кто я вообще такая."
Вколотая жидкость лекарств течёт по венам, постепенно растворяя боль в сломанном теле и унося меня в мирный сон.***
Солнце било в глаза, вызывая под закрытыми веками рябь разноцветных пятен и всполохи света. Голова, словно налитая свинцом, ужасно болела и мне казалось, что если я сейчас оторву её от подушки, то она сразу же расколется на четыре не равные части. Открыв глаза, я первым делом попросила девушку в белом халате, что стояла возле моей кровати и вкалывала что-то из шприца в капельницу, так это зашторить поскорее окно. — Да, конечно, — услышала тут же ответ не громкого голоса, — как вы себя чувствуете? Светлые шторы задвинулись с двух сторон, сливаясь друг с другом в одно целое и рассеивая яркий свет по небольшой комнате. Я облегчённо выдохнула. — Голова болит, — так же, как и ранее хрипло отзываюсь, — и пить хочу. Го'ло в последние т'и дня сушит дико. — Это из-за лекарств, — прохладная ладонь коснулась моего лба, — я вколола вам обезболивающее, чтобы боль в местах травм не была особо острой. Головная боль должна скоро пройти. — Мм, — я протёрла висок, — угу, спасибо. — Анна, к вам уже который день гость просится. Говорит, что вы были очень близки. Разрешить войти? Осматривая свою загипсованную ногу, что была подвешена над постелью, я согласилась: — Ну, пусть войдёт. Девушка открыла дверь, позвала кого-то из коридора и спустя несколько секунд в палату вошёл светловолосый парень с небольшим пакетом в руках. В пакете виднелись оранжевый цвет апельсинов, связка бананов, пакет сока и явно что-то еще. — Анечка, здравствуй, — он садится рядом на стул и зачем-то касается моей ладони, — как ты? — Лучше, — отвечаю, всматриваясь в его лицо, пытаясь хоть что-то о нём вспомнить."Кто ты такой? Друг, брат или парень? Насколько мы были близки с тобой?"
— Я так рада. Я очень переживала и скучала по тебе. Из-за головной боли его голос кажется каким-то далёким и я, медленно моргая, смотрю на него в ответ, кусаю губы и, аккуратно высвобождая свои пальцы из его ладоней, спрашиваю: — А кто вы? Видя его ошарашенное моим вопросом лицо, мне от чего-то становится очень жаль этого молодого человека и пытаюсь улыбнуться. Но выходит как-то скомкано и неловко. — Бля-я-ять, — срывается с его губ шелестом и он медленно встаёт со стула, берясь одной рукой за лоб, — и почему мне никто не сказал, что ты меня не помнишь? Парень разворачивается ко мне спиной, отходит к окну, и трогая длинными пальцами одной руки занавеску, хрустит пальцами на второй. — Я никого не помню. Ничего не помню. И вас... — начинаю, но меня быстро перебивают. — Давай на ты, ладно? Не чужие же были."Были же" — про себя повторяю.
— Угу, — киваю, — и тебя не помню. Вообще не помню, кто ты такой. — Кто я такой, — он повторяет за мной, странно хмурится и с иронией в голосе тихо говорит, — снова я "он". В голосе его я слышу какую-то странную усмешку. То ли грустную, то ли злую. — Что? — Давай знакомится, говорю, — парень поворачивается ко мне и я вижу на его лице что-то наподобие улыбки, — меня Милас зовут. — Ну, а как меня зовут, я думаю, ты знаешь, — я приподнимаюсь на кровати и ищу взглядом бутылку с водой, — посмот'и, тут нигде воды нет? — Конечно, — отвечает мне и достаёт из пакета, принесённого им, небольшую минералку, — держи. Киваю в знак благодарности и, присасываюсь губами уже к открытой бутылки. Глоток. Три. Шесть. Девять."Как же это ахуенно",
— думаю, чувствуя, как пузырьки из воды бьются и колются в моё горло. — У тебя очень ст'анное имя, — озвучиваю мысли, в которых "странное" изначально было "дебильным". — А это и не имя. Это моя фамилия, — говорит с усмешкой, закрывая на миг глаза. — А имя тогда у тебя какое? — думаю, что он пиздец странный, раз при знакомстве назвал сразу свою фамилию, а не имя. Парень смотрит мне в глаза пронзительным взглядом, мнёт свои губы и, то ли, хмурясь, то ли улыбаясь, наконец отвечает: — Ксения. На миг я выпадаю из реальности, горло снова пересыхает и я, делая ещё один большой и громкий глоток, спрашиваю: — Ты типа этот, ну, т'ансгенде', да? — Нет, — смеётся, — я типа человек. Типа Ксения Милас. Смех разносится по поверхности мозга, ударяясь изнутри о стенки моего черепа."Что за глупая шутка? Я не могла встречаться с девушкой. По внутренним ощущениям чувствую, что не могла."
— Девушка, значит? — Девушка, да. Твоя девушка, - бьёт предложением в конце."Что за херня?
— спрашиваю саму себя и снова подношу к губам бутылку. Пару глотков и я полностью осушаю её. — Моя? — переспрашиваю, якобы не услышав с первого раза, — п'авда что ли? — Правда. Я не вру."Моя девушка. Моя. Мною забытая."
— И давно мы вместе? — Да год почти, малышка — отвечает и, подходя к стулу, опирается на его деревянную высокую спинку острыми локтями. От уменьшительно-ласкательного меня как-то скручивает и я закусываю губу, пытаясь не показать своих эмоций. Я в шоке. Я просто, блять, в шоке. Это так нелепо, проснуться однажды и не помнить того, с кем была близка в течении целого года."Как же сложно мне будет, блять."
— думаю, перед тем, как попрощаться с Милас.***
"У меня рыжие волосы, карие глаза и веснушки. И ещё, при разговоре я картавлю " — про себя иронично отвечаю на вопрос доктора о том, что я помню.
Вслух же говорю тихое "ничего" и чуть заметно мотая головой вдох, закрываю глаза. Спрашиваю своё имя, слышу в ответ не привычное мне "Анна" и говорю мужчине, что хочу остаться одна. Он, к счастью, понимая меня, выходит, предварительно, вколов мне какое-то лекарство, чтобы я больше не жаловалась ему на то, мне снятся кошмары. И после полученной инъекции, я снова засыпаю. На этот раз спокойным и тихим сном. Но ранним утром, когда за окном только начало святать, мой организм, видимо решил то, что мне хватит отдыхать и начал снова показывать спутанные страшные картинки. За мной кто-то бежит, что-то кричит в след, а я стою на месте и не могу не то, чтобы сдвинуться, я не могу даже и слова сказать. Ни слова, ни звука, ни даже открыть рта. И меня кто-то ловит, что-то кричит в лицо, бьёт пощёчину, потом по голове, по шее. Я смотрю по сторонам, но ничего не могу увидеть, потому что между мной и этим ужасным, судя по всему, человеком, абсолютная темнота. Удар. Удар. Удар. Удар. Удар. Удар. И ещё один удар. И я начинаю плакать, не понимая, кто и за что меня бьёт."Тише, Аня, — успокаиваю саму себя, и приподнимаясь на постели, — это не твоё прошлое. Это просто мозг рисует новые воспоминания, чтобы заменить твои забытые старые."
Вдоволь отдышавшись, беру с тумбы, стоявшей рядом с моей постелью, полтора литровую бутылку с минеральной не газированной водой и выпиваю сразу половину, чуть не захлёбываясь ею. Вытирая шею от ручейков воды, слышу, как раздаётся звонок мобильника. Смотря на его дисплей, нехотя, жму на сенсорную кнопку приёма. — Алло. — Гора привет, ты как? — слышу громкий и радостный мужской голос."Гора? Что за бред? Это кличка моя, что ли?"
— Я Аня, — поправляю его, — зд'авствуй. На это парень смеётся, что-то неразборчиво говорит и я сбрасываю, не желая ни с кем говорить."Мне нужно побыть одной. Тем более, после кошмара."
Но тут же снова раздается звонок. Я его сбрасываю, но он повторяется ещё несколько раз. — Да, — раздражённо снимаю трубку. — Горы, ты чего? Зачем сбрасываешь? — удивленный тон со смехом. — Я не помню кто ты, поэтому и сб'асываю. — Ты чё говоришь такое? Ты нанюханная что ли? Голос его в миг становится напряжённым. — Меня машина сбила, — отвечаю после не долгой паузы, — я в больнице сейчас. — Что? Когда это случилось? — Ну, я только т'и дня как из комы вышла. В ней неделю п'обыла. — Ахуеть, малая, — слышу дрожащий выдох, — а что мне Ксюша твоя не позвонила? — Я не знаю, почему Милас не позвонила тебе. Вообще не ебу. — Погоди, ты и её не помнишь что ли? — через голос слышу, что он удивлен. — Ничего не помню, кроме каких-то мелочей из детства. Па'у моментов из школы и всё, тупик. — Блин, прости, что не представился до сих пор. Меня Егор зовут. От его болтовни у меня начинает болеть голова сильнее и я костяшками начинаю давить туда, где лоб был закрыт слоями бинта."Я всегда давила туда, где болит? Или это моя новая привычка?" — в голове мелькает мысль.
— Угу, — выдыхаю, — п'иятно... наве'ное. — Я твой друг, Ань. Можно сказать, что лучший. И я бы приехал, если бы в городе был. Я сейчас на родине у нас, в Кировограде. Мы там выросли, на одной улице жили. Мама твоя знает, что с тобой случилось? — Нет, не знает. — Её Надежда зовут. Ты на неё очень похожа. У вас, конечно, были не очень хорошие отношения, но ты любишь её. И она тебя, Ань. Давай я расскажу ей всё? Точно не помнишь ничего? — Точно, — отвечаю, чувствуя, как на глазах наворачиваются слёзы, — не гово'и ей ничего, я сегодня сама соби'алась ей звонить. — Да, ты позвони обязательно. Вспоминая кое-что, спрашиваю: — Я хотела вчера ещё позвонить и, когда зашла в список контактов, то не нашла номер папы. У меня почему-то номе'а его нет. У тебя, может, есть? Далее я слышу паузу, какое-то мычание и наконец: — Ань... — Что? Я не общалась с ним что-ли? — Нет, Ань. У тебя отец умер, когда тебе три года было, — тихим голосом. На это я тяжело вздыхаю и корю себя за то, что вообще спросила об этом."Все вокруг меня знают лучше, чем я сама."
— Я поняла, — киваю и начинаю бегать взглядом по ещё тёмной комнате, — спасибо. — Я тут ещё неделю пробуду, потом заявлюсь к тебе. Поговорим, обсудим всё, я тебе расскажу всё, что сам помню. Может, вспомнишь что после этого. — Хорошо, — на глазах наворачиваются слёзы, — слушай, ко мне докто'р зашёл, мне пора. — Да, давай, Гора. Выздоравливай! На это я угукаю, кидаю телефон рядом с собой на кровать и закусывю губу, чтобы не рвзрыдаться.***
Она говорит, что эта огромная квартира - наша. Наша - режет предательски слух и мне хочется вырвать от этого соединяющего меня и её слова. Наша квартира. Наша кухня. Наша гостиная. Наша ванная. Наша каждая, блять, комната. Наша спальня. И, блять, наша, сука кровать. Хожу по просторным помещениям, обставленными красивой и, судя по всему, дорогой мебелью и не могу вымолвить ни слова из себя. Мне нечего говорить. Нечего, потому что я не знаю это место. Внутри от его вида в груди ничего не ёкает, не вздрагивает и не пропускает удары. Всё чужое, отстранённое и нахуй мне не нужное."Я ничего не чувствую даже смотря на наши общие фото. Как и смотря на тебя, девушка с короткими светлыми волосами."
— Хочешь есть? — голос Милас, стоявшей сзади заставил меня вздрогнуть. — Нет, — сухо отвечаю, бросая наконец-таки на пол большого зала свой рюкзак. Ксения подходит к нему, поднимает его с пола и что-то тихо говоря себе под нос, кладет его на кресло. — Ты совсем ничего не ешь. Так нельзя. — Я сама 'ешу, что мне можно, а что нельзя, ладно? На это***
Каждое её слово сквозило нежностью и заботой в мою сторону. И не только слово. Каждый жест, каждый взгляд и каждое касание, от которого я вздрагивала и старалась изо всех сил не допускать того, чтобы пальцы девушки дотронулись до меня ещё раз. Я её избегала, я её игнорировала, я не хотела с ней общаться. Я проснулась за полночь от того, что почувствовала на себе пристальный взгляд. Скинув с лица одеяло, в которое с вечера закуталась по самые глаза, я села на кровати и уставилась на дверь, ища того, кто мог разбудить меня. Посмотрев на дверь, на окно и дальнее кресло, что стояло возле шкафа я откинулась обратно на кровать, тяжело дыша."Снова кошмар. Это снова кошмар, Гора."
Боже, что за кличка такая? Гора."Да ни один человек, названный в честь огромного чуда природы не станет со слезами и дрожью в теле просыпаться от простейших кошмаров. Я не Гора. Гора - это явно кто-то другой."
Это так странно, видеть во сне то, что, казалось бы, раньше никогда не видела. Какие-то здания, комнаты, чьи-то лица и чьи-то слова, мне далеко не понятные. Урывки снов, в которых мне являлась Ксения, были очень часты и пугали меня до чёртиков. Сделав глубокий вздох, я встала из теплой постели и включила ночник на прикроватной тумбочке. И тут же вскрикнула: совсем рядом со мной, прислонившись к стене, сидела Милас, сложив под собой ноги по-турецки и положив подбородок на один из своих кулаков. — Что ты здесь делаешь? — спрашиваю, возвращая одеяло на лицо. — Я тебя разбудила? — она выпрямила спину, от чего теперь освещалась светом луны. — Да, — я непонимающе уставилась на неё, — какого чё'та ты тво'ишь, блять? — Я всегда любила смотреть на тебя, когда ты спишь, — она улыбнулась. — Ты меня испугала вообще-то. — Ну прости, — Ксюша придвинулась ко мне и я шарахнулась, — ну ты чего? Иди ко мне. — Не гони так. Ты то'опишься. На это Ксюша глубоко вздохнула. — Я не могу уже ждать, Ань. Я скучаю по нам и не могу постоянно от тебя на дистанции находиться. — А я не могу сок'атить эту дистанцию, — я потерла глаза, — сколько в'емени сейчас вообще? — Около пяти, — и продолжила, — а когда сможешь? Через месяц, два, год? Я не могу больше, понимаешь? — Да что ты заладила?! Я не помню, кто ты! Я не знаю тебя! Ты чужая для меня! Как ты это не поймёшь?! — Я не чужая тебе, — её интонация оставалась спокойной, но я услышала отчётливую дрожь в её голосе, — ты не представляешь, что я чувствую, когда я с работы прихожу и по привычке хочу обнять тебя, а ты волком на меня смотришь и в другую комнату уходишь. Или когда я ночью просыпаюсь и по старой памяти кладу руку на твою сторону кровати и чувствую, что там пусто и холодно. У меня будто сердце на пополам трескается. У меня тело ломается, когда ты у себя в комнате реветь начинаешь и я не могу даже войти к тебе, потому что ты замыкаешься и не отзываешься даже, снова вздыхает, — а на утро взгляд отводишь, будто не было ничего. С ещё одним выдохом из её уст я чувствую в воздухе запах алкоголя и, поднимая глаза, удивлённо смотрю. — Ты пила что ли? Милас усмехается, запускает пятерню ладони в волосы и наклоняется ко мне, опаляя моё плечо горячим дыханием."Это вино. Точно вино. И почему мне этот аромат так знаком?"
— Чувствуешь запах? — показательно открывает рот, дыша на меня, — это наше любимое с тобой вино. Мы только его пили, когда сидели вечерами. Раньше вдвоём пили, а сейчас я одна вынуждена его открывать. Сначала я виновато смотрю на складки светлого одеяла под своими руками, а потом резко поднимаю на неё глаза. — Ты обвиняешь меня в этом что ли? В том, что я не бухаю с тобой? Ты совсем что ли? — Не обвиняю, — она отстраняется, — а просто говорю тебе фактами. Факты о том, как же я, блять, скучаю по тебе. — Хватит, ну, — не выдерживаю, — пойми, что для меня всё намного сложнее сейчас. — А для меня это так, пустяки, да? На тебе у меня весь мир завязан был, а сейчас вокруг меня всё лишь пустой звук. — Блять, выйди, п'ошу, а, — я встаю с кровати, — дай мне поспать. Ксюша смотрит на меня таким взглядом, будто я в её печень засадила нож и медленно встаёт, не отрывая от меня своих глаз. — Хорошо, — она срывается с кровати и уже у двери я заканчивает, — как скажешь, мелкая. И за то, как она назвала меня, мне хочется, блять, ударить её, разбив её смазливое лицо своим кулаком."Ты меня так заебала, Милас. Ты. Меня. Так. Заебала. Блять. Милас."
И больше этой ночью я не уснула: в голове крутилось воспоминание о том, как сидя на кухне мы распивали с Милас ароматное вино из тёмного стекла бутыли. Оно такое сладкое. Такое терпкое. Такое вкусное. Такое необычное.***
— До'ое ут'о, - говорю, заходя на кухню, — пахнет вкусно очень. Что ты там готовишь? — Привет-привет, - поворачивается, улыбаясь, — кексы шоколадные. Ты же будешь? — Буду, — соглашаюсь, — я голодная очень. — Через минут десять готовы уже будут, садись пока. — Слушай, — через минут пять начинаю, — а ты не знаешь мой па'оль от соцсетей? Телефон-то новый, а данные для входа я не помню ниче'та. — Меня Ксения вообще-то зовут, — кидает мне через плечо, не нужно ко мне как к "слушай" обращаться. Запомни уже моё имя. На одном выдохе заканчивает и роняет нож на кафельный пол. — Я помню его, — отвечаю, — ты недавно п'едставлялась. — Тогда почему я от тебя ни разу не услышала его? Не зная, что на это ответить, я стучу костяшками сжатого кулака по гипсу на ноге и кусаю изнутри щёки. У Ксении звонит телефон и она, смотря на прямоугольный дисплей, тяжело вздыхает и поднимает трубку. — Да, привет. Ммм, нормально она. А ты откуда знаешь вообще о ней? — она кидает на меня взгляд, — я передам, спасибо. Я тоже нормально, да. А ты как? Да, конечно. Ещё пару слов ни о чём, и она сбрасывает, убирая мобильник обратно в карман. — Кто звонил? - притягиваю к себе кружку с чаем, шумя её стеклянным круглым дном о стол. Милас мнётся, и после мне отвечает: — Бывшая. Внутри что-то подпрыгивает и я сквозь зубы говорю: — И чё она хотела от тебя? — Она узнала, что с тобой случилось и передает тебе скорейшего выздоровления."Её бывшая мне желает здоровья. Приплыли, ну."
- почему-то гневно думаю. — Ну спасибо ей, чё. — А что с тоном? — она всем корпусом разворачивается ко мне, услышав раздражение в моём голосе. — Ничё с тоном, — делая глоток уже остывшего чая и гоняю его во рту, — но'мально всё. — А, ну по тебе видно, да, — Ксения ярко улыбается, обнажая ряд белых зубов, — ты психуешь, чертёнок, а значит ревнуешь. От её неожиданного подмигивания и резкого поднимания одной брови вверх, мои глаза сами собой закатываются и в голове всплывает:"Самовлюблённый нарцисс."
— Я п'осто не думала, что такие как ты, с бывшими общаются, — я пытаюсь показать, что я не ревную, но выходит, кажется, наоборот. — Такие, это какие? - смеясь спрашивает. — Ну типа ве'ные дохуя. Отвечая ей этим, мысленно бью себя по лбу, думая о том, что начинаю вести себя очень странно."Я действительно ревную, блять, что ли? Да не, бред какой-то, быть такого не может. Я не могу ревновать. Не могу хотя бы потому, что не люблю эту выскочку Милас."
— Верные, значит, - тянет мне свою улыбку. — А чё, это не так что ли? - я дёргаюсь от её интонации и поднимаю на неё голову. — Да не, всё так. Ксения отворачивается от меня, садится на корточки возле духовой печи и, открывая полотенцем горячую ручку её двери, достаёт противень с кексами из тёмного теста. Через несколько минут девушка ставит на стол большую тарелку с ароматной выпечкой. От запаха шоколада почему-то в голове вспывает картинка о том, как я сижу на кухне и, глядя на Ксюшу, ем шоколадное овсяное печенье."На Ксюшу, — повторяю то, как только что назвала девушку в своих мыслях, — Ксюшу."
— Так чё, — продолжаю, — ты хо'ошо с ней общаешься, да? Милас, что только что откусила кусочек от кекса, поднимает на меня глаза, делает глоток парующего кофе из темной кружки и, медленно, не отводя от меня глаз, облизывается."Ты точно так же пила в тот вечер вино, — вспоминаю своё ночное видение, — и так же облизывалась."
— Да нет, скорее даже наоборот. — Ну я так и поняла, да, — с грохотом ставлю кружку на стол. — Это обычная вежливость, девочка моя. На это я смотрю на неё исподлобья, вызывая у неё смех. — Ты девку свою называй так, а не меня, — встаю со стула, аккуратно поджимая больную ногу, — как там её зовут, напомни?"Яна"", — подсказывает мозг.
— Яна. — Вот Яну и называй, — говорю, перед тем, как начала хромать из выхода на кухню. — Не назову, — усмехается, — я только тебя так буду звать. Девочкой моей. На это я нервно выдыхаю и отхожу от стола."Боже, Гора, — начинает изнутри голос, — ты выглядишь и ведёшь себя сейчас очень тупо. Хромаешь, психуешь и ревнуешь. Смешно и тупо, Гора. Не позорься."
Через минуту я снова возвращаюсь на кухню и, как ни в чём не бывало, словно не было моей сцены ревности, спрашиваю: — Так что там насчёт паролей? Ксюша встаёт со стула, подходит к холодильнику, достаёт с него один белый лист из стопки таких же и что-то начинает писать. — Держи. Тут вк, инстаграм и твиттер. Больше ты ничего не вела. — Спасибо, — принимаю листок, — а что у тебя там бумага лежит? Почему ты в стол её не уберёшь? — Мы послания друг другу писали на ней и на холодильник прикрепляли. — М, — пялюсь на россыпь магнитов на чёрной поверхности, — понятно. Смотря на бумагу, считываю с неё различные буквы и цифры и медленно доставая телефон из кармана, выхожу из кухни. И едва дойдя до той комнаты, в которой жила последние несколько дней, слышу, как за мной идёт Милас. Не обращая на неё внимания, сажусь на кровать, поджимая под себя ноги. Минута. Две. Три. А она так и стоит, смотря на меня сверху вниз."Блять, ну свали отсюда, а. Неужели не видишь, что ты меня отвлекаешь, нарцисс?"
— Ты так и будешь тут стоять? — не выдерживаю наконец. — То есть? — спрашивает и чувствую, как она приподнимает свою бровь. — Ну, выйдешь из моей комнаты, может, нет? — Нет, спасибо, — отвечает, садясь рядом со мной на кровать. — Эй, ты куда села? — блокирую телефон и поднимаю на неё глаза. — К тебе, — она тянет улыбку и мне хочется её ударить."Ты ебанутая? Съеби с моей с постели, Милас! Тут только я могу сидеть! Это, блять, единственное место в квартире, где я могу одна побыть, ну!"
— А мне не надо этого, — встаю с кровати и, подходя к двери, открываю дверь, — выйди пожалуйста. — Нет, говорю же, — она ложится, кладя голову на мою подушку, — я не хочу уходить, спасибо."Сначала моя комната, потом моя кровать, а потом и моя подушка? Серьёзно?" — про себя спрашиваю, ощущая, как злость берёт надо мной вверх.
— Слушай, давай, выходи быст'о. Я одна побыть хочу. — Не надоело одной быть? — А я устала уже. Иди сюда, — хлопает рядом с собой по простыне. — Я тебе чё, собака что ли, чтобы по хлопку прибегать? — руки начинают дрожать. — Не-е-т, ты чего? Я просто соскучилась по тебе, — опять улыбается. — Выходи, блять, я сказала! — в один шаг оказываюсь возле неё. — Эй-эй! — она отбивает мою руку, которой я хотела схватить её за плечо, — поаккуратнее! — Ну, сука, — шепчу последнее, что смогла услышать. А дальше глухота. А дальше слепота. А дальше злость. А дальше дикая, невероятно дичайшая ситуация.Прости меня, девочка с голубыми глазами. Прости, если сможешь. Я не хотела, чтобы всё так получилось. — смотрю на неё и в шоке закрываю свои глаза ладонями.