"Ксюш, пожалуйста, заметь, что мне плохо. Помоги мне. Спаси меня ещё раз, прошу."
Секунда без кислорода. Пять. Десять. Пятнадцать. Двадцать. И я просыпаюсь. Сажусь на кровати и стараюсь рассмотреть хоть что-нибудь вокруг себя. Но в палате темно и даже свет луны её не освещает. Сердце бешено стучит, отдаваясь болью, а сбившееся дыхание, что выходило из меня с громким свистом, противно кружило голову."Я словно перепила."
Почувствовав на себе чьи-то тёплые руки и вспомнив свой сон, говорю: — Ксюш, мне такой сон п'иснился, ты не п'едставляешь, — откидываюсь обратно на подушку и зажимаю её ладони в своих, — посиди ещё со мною, ладно? В ответ лишь крепкое сжимание моих пальцев и тихий вздох. — Ты давно здесь? Хотя знаешь, это не важно. Важно то, что я всё вспомнила, Ксюш. Я это гово'ила в том видео, кото'ое тебе пр'ишло тогда. Блять, п'ости за него пожалуйста. Я не хотела гово'ить всё то, что сказала. Я бухая тогда была. Только пила тогда, честно, — добавляю быстро, — и да, я понимаю, что меня опьянение не оп'авдывает, но извини меня, п'ошу, Ксюш, — видя в темноте её острый кивающий подбородок, на миг улыбаюсь, — я была вовсе не 'ада тому, когда ты улетела, честно. Хоть в видео я и об'атное гово'ила... блять, забудь об этом видосе, пожалуйста. Я... я, понимаешь... я в тот же день так напилась, что голова два дня потом болела. Я хотела тебе позвонить, п'авда. Но, что бы я сказала тебе? Понимаешь, я... я не знала, что гово'ить. Я тебя, считай, не знала тогда. А когда вспомнила, меня будто по голове уда'ило, Ксюш. Хотя меня п'авда уда'ило, хах. Битой, ты п'едставляешь? — смеюсь и сжимаю её ладонь, — но это не важно. А может и важно, ибо я ведь не знаю, почему ко мне память ве'нулась. Я думала, что никогда больше не вспомню тебя. Это больше всего злило и меня из себя выводило. А когда ты мне помогала вспомнить и когда у меня не получалось это сделать, я психовала и на тебе постоянно с'ывалась. П'ости и за это, Ксюх, п'ости меня пожалуйста. А я в клуб тот я п'ишла потому что искала тебя на п'отяжении двух суток. Я не спала почти, п'икинь? Нет, тебя я не виню не в коем случае. Я так устала тебя искать тогда, я так мучалась. Я выпить немного хотела. Со мной так хо'ошо об'ащались там. Коктейли бесплатные давали, коньяк наливали, музыку даже мою любимую включали по моим заказам. Ну, они сп'ашивали, что я слушаю, смот'ели мой плейлист и включали. Думали, наве'ное, что я богатая дохуя. Они п'осто деньги увидели у меня. А потом па'ень появился. Я тогда уже в хлам была п'осто. Он подсел, начал гово'ить что-то, че'тить до'оги. Он сам нюхал сначала, а потом мне п'едложил и, ты же знаешь, что это важной вещью для меня раньше было. Я, думала, что один 'аз по себе эту хуйню пущу и всё, остановлюсь. Остановлюсь и дальше искать тебя поеду. Но нет, не вышло. Я... я поняла что к чему лишь тогда, когда в скорой уже лежала. П'ости меня, если сможешь, Ксюх. А не сможешь если, то дай мне в'емя, п'ошу. Я заглажу вину, я обещаю тебе, — закрыв глаза, я начала смеяться, — блять, это исповедь какая-то. Для тебя исповедь, Ксюш. Внезапно дверь открывается, резко ударяя по глазам ярким светом из коридора и пальцы в моих ладонях выскальзывают из моей хватки. — Исповедь, — слышу Ксюшин голос, — только сказанная не мне. — Чё? О чём ты? Я слышу щелчок выключателя и свет теперь загарается уже в моей палате. Я, привыкая к яркому освещению, тру глаза и через несколько секунд открываю их. И вижу Настю, сидящую на моей кровати. Подорвавшись, я встаю на ноги. — Чё ты делаешь тут? Ты только что вошла? — не понимая, спрашиваю. — Нет, Анечка. Это ей ты всё говорила и у неё прощения просила. — Чё? — тереблю волосы, — это правда? В ответ я слышу тяжёлый вздох и виновато опущенный взгляд. — Ань, я просто услышала как ты плачешь во сне. Зашла, а у тебя наушники вокруг шеи, я помогла их снять тебе и... — Пошла вон отсюда, — говорю ей, — слышать даже ничего не хочу. Тва'ь, блять. — Ань, — продолжает. — Мне похуй на тебя, сколько 'аз мне ещё сказать тебе это? Вышла, блять, я тебе гово'ю! — Я просто... — Ты п'осто, — повторяю, — мне до пизды что там п'осто у тебя! Иди нахуй отсюда! Милас, что стояла возле кровати и смотрела на нас, неожиданно сорвалась с места и схватив за предплечье длинноволосую девушку, потащила её на выход из комнаты. Вытолкнув её и что-то сказав вслед, она тут же закрыла дверь. — Это пиздец какой-то, — закрываю лицо ладонями, — пиздец, честно. У меня слов, блять, даже нет подходящих. Я ей столько сказала, боже, — чувствую как глаза начинают щипать, — ты не п'едставляешь. Я думала, что это ты и всё ей 'ассказала. Я... я... — начинаю всхлипывать, — я снова п'оебалась, да? — Ну, если немножко, — Ксюша берет в свои ладони мои и улыбаясь продолжает, — всё было бы хуже, если бы я ничего не слышала. — И если бы ты не вошла, — усмехаюсь сквозь слёзы, — подожди, ты... ты что, ты всё слышала? — С самого начала, — кивает. — А почему с'азу не зашла? — удивлённо спрашиваю. — Я думала, ты во сне говоришь. А как дверь открыла и увидела то, что рядом с тобой кто-то сидит, сразу поняла всё. — Она недавно начала клеится ко мне, но я это, с'азу ей сказала, что у меня девушка есть и что мне всё 'авно на неё и дала понять, что между нами не будет ничего. Ты не подумай, Ксюх, я не изменяла тебе. — Всё хорошо, маленькая. Я верю тебе. — П'авда?"Я чувствую себя маленьким ребенком, который недавно разбив мамину любимую вазу, теперь выпрашивает у неё прощения."
"Только вместо маминой любимой вазы, — вздыхает внутренний голос, — сердце любимой Ксюши Милас."
</b></i> — Правда, — девушка притягивает меня к себе, — только знаешь, что? — М? — Загладить вину тебе всё-таки придётся, — хмыкает, сжимая меня крепче. — Без п'облем, Ксюш. Будет сделано. — Я надеюсь. Ибо осадок у меня остался. — Я п'едставляю, да. П'ости меня, боже. Я столько тебе нехо'ошего сделала. Так гадко из-за этого. — Не извиняйся больше, чертёнок, мне неловко. — А, знаешь, вот я извинилась, погово'ила с тобой и мне так спокойно сейчас."Если это не сон", — мелькает напряжённо в голове.
— Мне тоже спокойно сейчас, Ань. Мне тоже, Анют. И я, испуганно зажмурившись щипаю себя за руку, лежавшую на спине Ксюши."Я так боюсь проснуться сейчас."
— Я сейчас подумала, — тихо начинаю, — что ты мне сейчас снова снишься. — А я тебе уже снилась? — Да, перед тем, как эта ду'а вошла, — закатываю свои глаза, — снилось, будто я над окнами палаты гуляю, ку'ю, музыку слушаю, листья пинаю. Потом я 'ешила найти своё окно. Подохожу к нему, всмат'иваюсь в него, но, ничего сначала не вижу из-за я'кого солнца, что п'ямо на стекло светило. После всё-таки вижу силуэт чей-то и смех. Ну, думаю, ошиблась палатой. Тоже посмеялась с этого, заку'ила опять. А потом окно отк'ывается и ты стоишь. Улыбаешься мне. Иск'енне так, нежно. Будто мы и не ссо'ились. Потом неожиданно всё се'ым становится, безжизненным. Дождь ливанул, молнии, г'ом. Я начала задыхаться, падать. На тебя смотрю, а ты стоишь так же, улыбаешься и меня к себе зовёшь, — судорожно вздыхаю, — а потом я п'оснулась. Ты п'осто п'едставь, что со мной будет, если я сейчас снова п'оснусь. Я же с ума сойду, Ксюш. — Не думай об этом, — она чуть отстраняется от меня, — всё это по-настоящему. Ты не спишь. Мы смотрим друг другу в глаза, перемещаем после свои взгляды на губы друг друга и медленно, боясь друг друга спугнуть, соединяем наши лица в одном, пропитанным нежностью и взаимной тоской поцелуе. Я не могла оторвать от неё губ во время поцелуя и не могла оторвать взгляда, когда этот самый поцелуй между нами разрывался. Тут Ксюша резко отстраняется от меня, прикладывает к моим губам свой палец, произносит тихое "чшш" и встаёт с постели. Не понимая, что она хочет, смотрю на неё, повинуясь её почти немой просьбе молчать."Куда ты, Ксюш? Ты же не решила уйти от меня, верно?"
Когда Милас подняла над полом кровать, что стояла напротив моей в большой палате, я улыбнулась и свесила с постели ноги, дабы помочь ей. Но получив отрицательное качание головой, тут же вернулась обратно."Я слушаюсь тебя, Милас, ибо чувствую колоссальную вину за собой."
И к тому времени, когда Ксюша соединила две кровати вместе и потушила свет, я была уже раздета. — Боже, маленькая, — тихое возле уха, — моя Анечка... моя маленькая Анечка... Тихие слова, что россыпью мурашек бежали по моей коже, трепетно находили своё пристанище в самом низу живота и обволакивали дрожью всё моё тело. Девушка, чьи горячие ладони скользили по моей шее, рукам, животу и меж ног, задевая разгореченную нутро, тяжело дышала, дрожащими ресницами приковывая моё внимание. — Ксюш, Ксюша, — зову её, гладя по щеке, дожидаясь того, когда она посмотрит на меня, — я люблю тебя, Ксюш. Безумно люблю. Ласковый взгляд Милас скользнул по моему лицу и она, в миг оказавшись над мною, касается своими губами моих, шепча: — И я тебя люблю, чертёнок. Очень, очень сильно. Глаза в глаза. Губы к губам. Тело к телу. Мы, наконец-таки, сплелись воедино после стольких дней разлуки. Слёзы из моих глаз. Стоны из моих губ. Её ласковые руки на моей коже. И голубой цвет радужки, что сравним лишь с Северным Ледовитым океаном. Смесь коротких прикосновений губ, длинный танец языков и острые укусы, вбирающие в себя все мои мурашки от возбуждения. Всё это так приятно. Так нежно. Так страстно. И так долго, словно длинною в целую вечность. Недавно сдвинув две одноместные кровати вместе, теперь мы лежим на образовавшейся постели, обняв друг друга. Обе не можем отдышаться, обе не можем остановить свои пальцы, что вычерчивают узоры на руках друг друга. Обе сейчас счастливые. — Я скучала, Ань, — слышу еле слышное. — Знала бы ты, как я скучала, Ксюш. Ты даже п'едставить себе не можешь, насколько сильно."У меня нет даже подходящих слов, чтобы описать то, как я скучала и тосковала по тебе."
— Ань, а почему ты мне не звонила, когда я улетела? — Я не знаю, — пожимаю еле заметно плечами, — думаю, мне нужно было в'емя чтобы побыть одной. — Одной? — спрашивает усмехаясь. И я понимаю её усмешку. Я ведь не была одна в те дни. Я гуляла, принимала гостей, сама ходила к кому-нибудь из знакомых, тусила. В общем, я никак не была одна. Ксюша, видимо, заметив мой виноватый взгляд, целует меня в висок и неожиданно спрашивает: — А за Тедди ты скучала? — Да, — улыбаюсь, — скучала конечно. Как он там? — Нормально, — лыбится. — Подожди, а с кем он? Ты же не оставила его одного в ква'ти'е? — Да, Ань, я вот такая вот зверюга, что могу легко оставить пса одного дома почти на три недели, — говорит сарказмом, — без еды, воды и присмотра. — А с кем он тогда? — Да другу я его оставила на присмотр, не переживай. Он собак любит, так что, ему хорошо там. — Твоему д'угу или Тедди? — усмехаюсь. Милас закатывает глаза и деланно заёбано на меня смотрит. — Ха-ха, Аня. Очень смешно. Почувствовав в себе энергию, которую не хочу сдерживать, я, еле сдерживая смех, щёлкнула пальцем по кончику носа Ксюши. На это она вздрогнула, моргнула и удивлённо на меня посмотрела, вытаращив глаза. Я, смотря на то, как её брови в удивлении подняты, снова дотрагиваюсь до её носа лёгким щелчком. — Аня! — пытается говорить серьёзно, — ну ты чё? Она поднимается на локтях и скручивает губы в трубочку, зажёвывая щёки изнутри. — Чё-чё, чё хочу то и делаю, — и снова щёлкаю её по носу. — Да ты что делаешь?! — Милас смеётся и я засовываю палец под её подмышку, — ну всё, всё, не щекотись! — смеётся на всю палату, — Аня, хватит! — её смех такой громкий, чистый и звонкий, — ахахах, всё, тише, ахахах! Гора, блин! Мы так разбудим всех! — А и пусть, — тоже смеюсь. Тут Милас, уворачиваясь от моих рук, резко садится на кровати и деланно зло смотрит на меня. — Ты чего, Ксюх? — посмеиваюсь, ожидая от неё какую-нибудь подлянку. — Ты напросилась. Вот чего. И с диким гоготом она набрасывает на меня одеяло. И я, не успев его откинуть от себя, оказываюсь скрученной в толстую ткань. Ксюша садится на меня сверху, не давая возможности высунуть руки и начинает щекотать меня, вставляя свои пальцы меж моих рёбер. Вдоволь отсмеявшись, отдышавшись и получив недовольное, но, тем не менее, вежливое замечание врача дежурившего сегодня ночью, о том, что мы слишком громкие, теперь мы лежали на огромной постели и разговаривали. — А почему ты не б'ала т'убку, когда я начала звонить тебе? Ты 'ешила тогда всё, ну это, точку поставить между нами? На это Ксюша тяжело вздыхает и не отводя от моих глаз взгляда, говорит: — Да, Ань. Я была уверена, что у меня не осталось больше сил чтобы любить тебя. Голубой свет, что проходил сквозь шторы на окне становился с каждой минутой всё ярче и ярче, давая мне возможность разглядеть лицо девушки, лежавшей рядом со мной. Нахмуренные брови, серьёзные глаза, цвета самого настоящего Северного Ледовитого океана и пухлые губы, нижняя из которых была сейчас напряжённо закусана."А у меня больше, моя Ксюша Милас, не осталось сил чтобы не любить тебя." —отвечаю ей в своих мыслях и грустно улыбаюсь.
— Но сейчас, Ань, я так не думаю, — произносит быстро, словно боясь, что я не так пойму её, — слышишь? Я так больше не считаю. Я тяну свои руки к её шее, обхватываю ими её в кольцо и, притягивая к себе, целую в губы, показывая ей то, что я всё понимаю. И по приходу ко мне доктора, с которым я договорилась о том, что он выпишит меня только через неделю, я попросила его отпустить меня уже сегодня. После больницы Милас повезла меня в дом своей семьи. Познакомив меня с мамой и гостившими у неё родственниками, мы принялись обедать за большим столом в большой компании не знакомых мне людей. По-началу я ловила на себе странные взгляды, которые буквально вопили о том, что Ксюша могла найти кого-то получше рыжей картавой девчонки с белой, словно мел кожей и синяками будто как у наркоманки."А ты разве не наркоманка?" — спрашивает у меня внутренний голос и я напряжённо вздыхаю, привлекая к себе внимание людей за столом."
— Чем вы увлекаетесь, Анна? — спрашивает у меня мама Ксюши."Только она, похоже, более менее хорошо относится ко мне из всей этой стаи." — отмечаю про себя.
— Пишу тексты, — отвечаю, прожевав свой стейк. — Вы писатель? — чуть насмешливое от Ксюшиной сестры, — по вам не скажешь. На этот вопрос мама Ксюши "цыкает" на свою старшую дочь, но та, бросив на меня высокомерный взгляд, повторяет свой вопрос. — Я 'эп исполнитель. — Вон оно что. Ну да, это именно то увлечение, именно которым стоит гордиться, — кивает какой-то мужчина напротив меня, переглядываясь с Аллой. И получает от меня не мигающий взгляд, длинною как минимум в половину минуты."Я тебя сейчас ударю, придурок ты старый."
— И давно вы поёте? — снова вопрос от светловолосой девушки. — 'эп не поют, — резко поправляю её, — 'эп читают. Я думала, это знают все. Ксюша, видя то, как я завожусь, берёт мою руку, что лежала на моём колене и, сжимая её, кладет поверх стола на всеобщее обозрение. — Дорогие родственники, — после первого слова она усмехается, — неужели я привела к вам на знакомство Аню лишь для того, чтобы она слушала ваши упрёки и нелепые комментарии? Если у вас не хватает такта и интеллекта на элементарное уважение к нам, то мне вас очень жаль, — и, вставая со стула, Ксюша помогает мне выйти из-за стола, — пойдем, Ань. Нам не за чем здесь далее оставаться. Поднявшись на второй этаж, в комнату Ксюши, я поймала себя на том, что еле сдерживаю себя, чтобы не начать выплёскивать свой гнев. Девушка, обняв меня, гладила по моим волосам расправленной ладонью и успокаивающе говорила мне о том, что она тоже ненавидит своих родственников. И через несколько минут к нам в комнату после стука вошла в комнату мама Милас. Она извинилась за поведение гостей и похоже искренне улыбаясь, призналась в том, что она рада тому, что Ксюша нашла свою любовь и ей не важен пол её половинки. После женщина обняла нас, пожелала счастья и, оставив нас одних, пошла, по её же словам "выпроваживать гостей". Проведя с Ксюшей некоторое время за просмотром фильма, мы начали собираться на полёт в Москву. — Мне ещё в гостиницу нужно заехать, где я жила. Надеюсь, мои вещи не выкинули оттуда, — говорю, проворачивая в пальцах дужку очков в золотой оправе. — Пусть только попробуют, — подмигивает мне Ксюша и садится рядом, — давай посмотрим, на какое время билеты брать. У тебя же больше нет здесь никаких дел? Улетать можем? — Нет, только вещи заб'ать, — повторяю. — Да заберём мы твои вещи, — закатывает глаза и наклоняет голову к своему плечу, — не переживай так об этом, Ань. Купив онлайн билеты на завтрашний вечер, мы неспеша складывали в чемодан все Ксюшины вещи и негромко болтали. — Я тебе кое в чём должна п'изнаться, Ксюш."В своей глупости, грубости или попросту в своей ошибке."
— В чём? — хитро на меня смотрит, — ты что, успела нагрешить, пока мы не были вместе? — Что? Нет, ты чё. Такого не было и не будет никогда так-то, — качаю головой в разные стороны, сминая в руках её футболку. Недавно встав с дивана, Милас снова возвращается на него. И положив свои ладони поверх сжатых моих, заглядывает в мои глаза. — Ну ты чего? Что такого случилось, раз ты так нервничаешь? — Я... я, понимаешь, ну, — говорю что-то невнятное. — Если честно, то нет, не понимаю, — она улыбается мне. — Я не знаю, как тебе это сказать, Ксюх. П'осто это сложно так, я даже не понимаю, почему я так делала, это глупо ведь. — Что делала? — её улыбка начинает гаснуть. — Ну, я... в общем, когда мы ещё в Москве были я... — Ань, раз ты начала говорить, то говори. Если не можешь, то не нужно было заводить это разговор и мы можем его закончить, — гладит мои пальцы своими. — Нет, я должна, Ксюш, — набираю побольше воздуха в лёгкие и чувствую, как заливаюсь краской."То ли от того, что нервничаю, то ли от обычного стыда."
— Тогда говори. — В общем, я давно всё вспомнила, — видя её нахмуренные брови, сразу же перебиваю саму себя, — п'осто я не знала, что делать с теми к'упинками воспоминаний, чтобы были в моей голове. Они, понимаешь, незначительные были, не играющие 'оли никакой. Ну, об'ывок того, как мы вино пили после пожа'а в твоём клубе, как мы фильм смот'ели, как ты мо'оженое ела и... ну в общем, мелочи какие-то. Как мне тогда казалось. Я не знаю, почему я молчала и не гово'ила тебе. Точнее знала, но п'осто думала, что не важно это всё. Девушка убирает от меня свои ладони. — Ты думала, что "мы" не важны, — то грустно спрашивает, то ли зло утверждает, — и пока я бегала вокруг тебя, пытаясь тебе помочь, ты уже всё давно помнила. — Не всё, — поправляю её. Но после полученного взгляда, тут же замолкаю. — Но помнила, — Милас смотрит куда-то мимо меня, — и продолжала молчать и ничего не говорить. Ты понимаешь, что если бы ты рассказывала мне сразу те воспоминания, то ты бы раньше всё вспомнила? И мне бы не пришлось уезжать. — Я тебе начала гово'ить, но лишь несколько 'аз и в конце самом. Ну, помнишь, п'о глаза твои, п'о маму, — туплю взгляд, — да и ты по-любому бы уехала, Ксюш. Ты же 'одню давно не видела, ну. В ответ на свои слова я вновь получаю острый взгляд. На этот раз напряжённо-разочарованный. И я тут же спешу коснуться её. Но она уворачивается и встаёт на ноги. — Я уехала потому что больше не могла вариться в твоём беспамятстве, Ань. Ты этого разве не поняла?"Что? Блять, что? Почему я не догадалась об этом? Чем я думала-то, ну?"
Я растерянно смотрю на неё, пытаюсь подобрать слова, которые бы меня оправдали но, понимая то, что как-то выгораживать себя сейчас глупо, закрываю недавно открытые губы. Милас закатывает глаза, хмыкает, поднимая один уголок губ и выходит на балкон, хлопая дверью. Она уходит, но я почему-то не иду за ней, начиная ходить взад-перёд по просторной комнате."Что мне сказать, чтобы ты не обижалась на меня? Что мне сделать, Ксюш? Я снова причинила тебе боль."
Всё ещё не зная, что сказать Ксюше, примерно через десять минут, выхожу к ней на балкон, тихо закрывая за собой пластиковую дверь. Пару минут я просто стояла у входа и смотрела на то, как она курит, выпуская из губ клубы дыма в открытое окно застеклённого балкона и смотрит куда-то вдаль: то ли на затянутое тучами небо, то ли на линию жёлтых деревьев, то ли на солнце которое, уже клонилось к горизонту, постепенно окрашивая всё в тёплый красный цвет. — Ты не замё'зла здесь? — спрашиваю, словно за окном лютый мороз, а не конец октября. Девушка кидает на меня насмешливый взгляд через плечо и вновь возвращается к высматриванию чего-то на горизонте. — И в чём ты мне ещё врала? — слышу с её выдохом вопрос. — Ни в чём, — тихо говорю, стоя у неё за спиной. — В том, что скучала? Или в том, что между тобой и Сабиной ничего не было? Или, может, вообще в том, что любишь меня? Что ещё любишь меня? — Только в том, в чём п'изналась тебе, Ксюш. — Не верю тебе, — холодное и отстранённое. — Ну п'ости меня, — тихо говорю. Сделав шаг к девушке, я положила свою ладонь на её спину, но тут же её убрала, как-то только она передёрнула плечом, показывая своё раздражение на мои прикосновения. — Хоть понимаешь, за что извиняешься? — и слыша моё молчание, усмехаясь, продолжает, — мне не нужны твои извинения, если они пусты."Мои слова никогда не были пустыми по отношению к тебе, — чуть ли не выкрикиваю, — они всегда были полны любви, нежности, или в редких случаях, злости.
— Я понимаю, — становлюсь рядом с ней, вынимая из кармана её толстовки пачку сигарет, — понимаю, что сделала тебе больно своими словами. — Поступком, — поправляет меня. — Хо'ошо, — киваю, — поступком. Я должна была тебе с'азу всё 'ассказать, а не молчать и усугублять всё. С подоконника беру зажигалку и, пару раз чиркая ею, в конце концов, подкуриваю взятую недавно сигарету. Делаю пару тяг, надеясь на то, что они успокоят меня. — Почему до тебя это сразу не дошло? Почему ты такая... — Тупая, да? — вспыхиваю."Только, блять, скажи, что я тупая."
— Туго думающая, — усмехается и поворачивается ко мне лицом. Встречаясь с ней взглядом, почему-то замираю. — Ну спасибо, — хмыкаю, переставая на неё злиться. — Ну а что, не правда что ли? — склоняет голову. Подумав несколько секунд, я киваю и, неожиданно для нас обеих, начинаю смеяться. — Да так, так, — еле говорю на выдохе. И слыша мой смех, Ксюша подхватывает его, выбрасывая с балкона докуренную сигарету. Я же, закашлявшись дымом, тоже выкидываю свою, которую ещё даже не закончила. Милас хлопает меня по спине, пытаясь помочь, но, из-за обоюдного смеха это выходит нелепо и мы начинаем смеяться ещё больше. Буквально через минуту мы успокаиваемся, смотрим друг на друга, очерчивая взглядом треугольник: от глаза к глазу до губ и обратно и не видя другого исхода событий, целуем друг друга. И сейчас в глазах девушки, чей цвет сравним лишь с Северным Ледовитым океаном, красными бликами играет заходящее солнце и нежность ко мне.