***
Виновато опустив голову, Неа стоял перед Саймоном Уолкером, который, не стесняясь в выражениях, матерился так, что уши краснели и невольно сворачивались в трубочки. То, что Неа притащил Аллена в особняк Кэмпбелл, стало известно тем же вечером. Впрочем, оно и к лучшему, ведь после памятных посиделок под дождём Аллен умудрился простудиться и теперь сидел рядом, многозначительно хлюпая носом. Наконец Саймон немного успокоился и, строго посмотрев на Неа, спросил: "Ты хоть понимаешь, что Аллен — &%$#* не бездомный котёнок, которого захотел и забрал?! А прятать ты его где собирался? В шкафу?" Неа красноречиво молчал. Он вообще ничего не произнёс с того момента, как стало известно о его выходке. Не то, чтобы он сильно раскаивался, скорее, оставался свято уверен в том, что поступил верно. И в то же время ясно понимал: Аллен, несмотря на всю схожесть, котенком, которого можно спрятать от мамы на дне платяного шкафа, не был. Наконец, Неа тихо фыркнул: «Может, и спрятал бы». Однако слова его были услышаны. Саймон раздраженно рыкнул, прикладывая руку к лицу, которое выглядело так, словно принадлежало не человеку, матерящемуся через каждое слово, а как минимум великомученику. И Неа мог поклясться, что слышал, как он тихо зашипел: "Господи, за что мне это?" "За все хорошее". — мстительно подумал мальчишка. Однако находясь далеко не в выигрышном положении, смолчал. Саймон, кажется, тоже осознал, что разговаривать с Неа бесполезно: мальчишка оказался до ужаса уперт, поэтому на некоторое время воцарилась тишина. Только слышно было, как дедушка Сириус кряхтит со своего места: в отличие от остальных, он и не собирался ругать Неа, видимо, решив, что тому достаточно и Саймона с обиженным на брата Маной. Неа же, поняв, что это его шанс, оторвал взгляд от пола и перевёл его на Саймона: "А… а можно Аллен останется?" — робко спросил он. «…» — мистер Уолкер на секунду растерялся, но, стоило ему осознать смысл вопроса, как с губ сорвалось несколько непечатных конструкций, емко комментирующих эту ситуацию. Неа ожидал что-то подобное, поэтому сразу затараторил, крепко зажмурив глаза: "Пожалуйста, отец, ну можно?" Ответа не последовало, а в комнате повисла тишина, как будто в ней и не было никого. Однако осмелился открыть глаза Неа только через минуту, тут же натыкаясь на шокированное лицо Саймона. Неа мысленно хихикнул, в реальности делая умоляющий взгляд, под напором которого нередко сдавалась Катерина. Уолкер устало вздохнул. Неа даже подумал, что ничего не получилось и он зря назвал Уолкера «отцом», но то, что заговорил тот более мягким тоном, давало некую надежду: "Ты же сам понимаешь, что у Аллена есть своя семья…" — вкрадчиво произнёс он. Однако тут в разговор вмешался сам виновник спора: "Я сирота". Буркнув это, Аллен посильнее закутался в плед, закашлялся и немного покраснел. Саймон Уолкер раздраженно цокнул: "Я подумаю, иди уже отсюда, паршивец". Буркнув что-то непонятное, Неа бросился на поиски обиженного брата.***
Братья сидели в их общей спальне, на большой кровати, где легко могли уместиться двое мальчишек. В особенно холодные дни спать вместе было теплее. Особняк все же был большим, а камины стояли лишь в некоторых комнатах. "Мана, ну прости…" — протянул Неа, повиснув на руке брата, на что тот только обиженно хмыкнул, не поворачивая к младшему Д. Кэмпбеллу головы. Так и не дождавшись ответа, Неа обиженно воскликнул: "Да ладно тебе, хватит уже дуться!" Однако ожидаемого эффекта это не возымело. Мана даже не шевельнулся, продолжая сидеть к нему спиной и успешно игнорировать, делая вид, что полностью сосредоточен на какой-то книге в зелёной обложке, которую, сам того не замечая, держал вверх ногами. Братья были в ссоре уже почти четыре дня, что смело можно назвать рекордом. Раньше они редко обижались друг на друга, а даже если подобное случалось, то не проходило и нескольких часов, как братья мирились. Однако в этот раз ситуация была совершенно другой. Видя, что Мана опять не обращает на него внимания, Неа и сам обиженно надулся и, улегшись на спину, зачем-то произнёс в пустоту: "Аллена уже третий день лихорадит… " Ему явно было скучно. Настолько, что он даже пытался читать болеющему Аллену книги. Правда, на долго его интереса не хватило. Думая об этом, младший Д. Кэмпбелл вздохнул и прикрыл глаза — все равно делать было решительно нечего. Даже к Аллену мама больше не пускала его, боясь, что он может заразится. Он почти заснул, когда в помещении вдруг раздался тихий голос Маны: "Все из-за того, что ты ничего не сказал мне!" Неа, услышав это и ухватившись за нотки злости в голосе брата, тут же вскочил с кровати. Сонливость как рукой сняло и он, активно, точно мельница, размахивая руками, произнёс: "Все потому, что ты бы точно все рассказал маме!" Услышав это, Мана на мгновение замер. Его лицо сделалось грустным и он, поджав губы, вновь отвернулся. Неа непонимающе хлопнул ресницами, и Мана, как будто почувствовал немой вопрос брата, фыркнул: "Ты ведешь себя так, как будто совсем не доверяешь мне!" Теперь замер Неа, растерянно смотря на брата. Удивленный, он вдруг спросил: "То есть если бы ты знал, то помог бы мне?" "Конечно!" — тут же отозвался Мана, вновь вернувшийся к книге. А спустя секунду почувствовал на своих плечах тяжесть. Неа привалился к нему всем телом, крепко обняв со спины: "Прости". Мана вздохнул, на этот раз устало: "Обещай больше не скрывать от меня ничего". Неа согласно кивнул.***
Вскоре Аллен пошёл на поправку, но отправлять его обратно в трущобы никто вроде бы не собирался, и братья вздохнули с облегчением. Однако это вовсе не значило, что выходка Неа была забыта и прощена. Погода на улице была на диво хорошей. Оно и не удивительно — середина апреля все же. Самое время для посева редиса, как решила Катерина, приведя троицу мальчишек на задний дворик. Помимо пшеницы, под которую отдавалось большая часть земель, женщина на облюбованном ею небольшом участке часто выращивала и другие культуры. Обычно приводить землю в порядок ей помогали немногочисленные слуги, но Неа подозревал, что она просто решила так наказать его, а заодно и остальных. Впрочем, Мана и сам часто вызывался помочь, а вот Неа копаться в земле отнюдь не любил. Вздохнув, младший Д. Кэмпбелл недовольно поморщился и спросил: "Мааам, а может, я пойду?" Катерина, серьёзно глянув на сына, ответила: "Конечно, пойдёшь…" Лицо Неа облегчённо засветилось, но не тут-то было: "…как закончишь", — завершила женщина и, презентовав сыну тяпку, отправилась в беседку неподалёку. Неа неохотно приступил к работе. Протекала она, надо сказать, медленно из-за непрекращающегося нытья когда-то вечно радостного Неа. "Да заткнись ты уже!" — рычал Аллен, периодически сваливая на ноги младшего Д. Кэмпбелла землю. Неа, отряхиваясь от грязи, фыркал что-то отрицательное и продолжал действовать Аллену на нервы фразой: "Ненавижу редис!" Мана, давно привыкший к выходками брата, просто не обращал на это внимания. Сбежать же Неа даже не пытался, и дело было вовсе не в проснувшейся совести, а в том, что Катерина зорко следила за ним, сидя в беседке. Закончили они благодаря Неа только ближе к вечеру. За этот день младший Д. Кэмпбелл уяснил лишь одно: редис — зло. Это осознание прочно укоренилось в его голове на многие годы.***
"Первое впечатление может быть ошибочным…" — иногда философски вздыхала их мама, и Неа даже представить не мог, насколько она права. А ведь по Саймону и его лексикону можно было смело делать выводы, что относится он к числу не сильно образованных людей. Однако когда мальчик вскользь озвучил свою мысль, мистер Уолкер посмотрел на него как на идиота. Пожалуй, Неа впервые так ошибся, потому что Саймон Уолкер вопреки всем предположениям оказался учёным. За короткий срок он переделал самое дальнее заброшенное крыло особняка под лабораторию, куда Аллен, повадившийся влипать вместе с Неа, забрел абсолютно случайно. И с того дня мальчишки часто приходили туда, чтобы посмотреть, как вещества в колбочках то нагреваются, то меняют цвет. На металлическом столе, в самом центре, стоял непонятный для детей большой полупрозрачный шарик голубого цвета, по форме напоминающий большое яйцо, к которому и прикреплялись эти «трубочки». Неа не знал, что Саймон пытается создать, но в силу возраста и не особо этим интересовался. Поначалу мистер Уолкер явно был против присутствия «мелюзги» в своей лаборатории, но после смирился. "Главное, ничего не трогайте, а не то я вам…" — говорил Саймон. Вторую часть предложения, состоящую из угроз, Неа предпочитал не помнить вовсе. Иногда Саймон в те редкие моменты, когда бывал в хорошем расположении духа, даже мог объяснить ту или иную реакцию, но не более. И все было хорошо ровно до того момента, пока Неа, заметив на пальце мистера Уолкера массивное тёмное кольцо, окружённое тёмной аурой, не ляпнул непроизвольно вслух: "О, цепи той служанки сделаны из похожего металла". На него тут же уставились три пары глаз, две из которых — вопросительные. А вот в третьей на секунду мелькнуло нечто похожее на понимание. Саймон Уолкер прищурился, пристально разглядывая взлохмаченную макушку вжавшего голову в плечи Неа. "Что ты имеешь в виду?" — задал вопрос Уолкер, но ответа не получил: Неа тут же трусливо удрал из лаборатории. Всю следующую неделю младший Д. Кэмпбелл старался не показываться на глаза Саймону. Они встречались разве что на завтраке, на которые мистер Уолкер раньше почти никогда не спускался. Неа, сидя с ним за одним столом, под его пристальным взглядом наспех впихивал в себя еду — чтобы не расстраивать маму — и убегал вместе с Алленом на улицу. Он чувствовал себя неудобно в присутствии мужа матери, и, пересилив своё любопытство, даже перестал появляться в лаборатории вместе с Алленом и Маной. Правда, это не сильно помогло, потому что в итоге эти кошки-мышки вскоре надоели мужчине, и мистер Уолкер, просто выловив мальчишку в коридоре, не оставил тому выбора. Неа нервно сглотнул, чувствуя, как трясутся поджилки. Сердце отбивало сумасшедший ритм, дыхание сбилось от страха. Мальчишка невольно сжался под задумчивым взором золотых глаз Саймона Уолкера. Таким взглядом обычно смотрели на кролика, думая о том, как лучше его приготовить, а не на человека, и Неа, вновь сглотнув, сделал шаг назад. "Так что ты там говорил про цепи?" — задумчиво разглядывая ребёнка, спросил Саймон, беря со стола пустую пробирку. Неа, запнувшись, ответил: "Н...Ничего". "Да неужели? И перестань пятиться к двери, я не слепой". Неа согласно кивнул, останавливаясь. Он молчал, не зная куда деть взгляд и в итоге не нашёл ничего лучше, чем уставиться на мужчину в ответ. Мистер Уолкер продолжил: "Даже если я скажу, что цепи на ней действительно есть?" Младший Д. Кэмпбелл не поверил своим ушам. Он мысленно спросил: "Что? Откуда он знает?" — однако задать вопрос вслух не решился. Сейчас инстинкты вопили о том, что ему нужно спасаться, жаль только, бежать было некуда. В особняке его все равно найдут. Саймон Уолкер усмехнулся: "Ну и? Так и будешь молчать?" Неа хотелось уйти отсюда. А вот в лечебницу для душевнобольных, о которых ему рассказывал дедушка Сириус (будучи пьяным, правда), не хотелось совершенно. Саймон: "Ладно, давай так: ты рассказываешь мне, откуда узнал о цепях, и можешь идти". Неа недоверчиво прищурился, не зная, можно ли верить мужчине, и, все же решившись, произнёс: "Я сам видел… Они, кажется, что-то привязывают к девушке…" Теперь недоверчиво сощурился мистер Уолкер: "Ладно, можешь идти". Бежал оттуда Неа так быстро, как никогда раньше не бегал.***
На следующий день особняк Кэмпбелл встречал гостей: прибыли недавно найденные родственники мистера Уолкера. Неа слышал от служанок, что брат Саймона Уолкера оказался каким-то важным министром*, а после даже имел несчастье познакомиться с ним лично. Надо признать, Неа посчитал этот день прожитым не зря. Под смеющимся взглядом Аллена и слегка укоризненным, но тоже веселым — Маны, младший Д. Кэмпбелл с превеликим удовольствием опрокинул стоящий на краю стола бокал шампанского на дорогущий костюм министра. Более того, вины он, опять же, не чувствовал. Все же этот человек был неприятен мальчику, в отличие от его смеющейся вместе со всеми дочери. Правда, министр нашёл, как отомстить своему «племяннику», решив заняться его обучением. "Моя дочь не может общаться с человеком, не знающем ничего о манерах". — говорил он, сидя за столом в библиотеке. От учебы спасать Неа никто не стал, и тому, скрипя зубами, пришлось действительно два часа подряд слушать нудные лекции. На третий час удалось удрать под предлогом сходить в туалет. Впрочем, Роад общалась с Неа почти постоянно, несмотря на слова своего «папочки». Все равно тот делал вид, что ничего подобного не замечает и продолжал вбивать в головы близнецов — Мана не мог бросить брата — «самое важное». Неа усиленно сопротивлялся, за что иногда получал книгой по рукам. Министр оказался тем еще садистом. А вот Роад братья (Аллена теперь тоже негласно считали братом), кажется, нравились. А еще ей нравилось влипать во всякие истории вместе с Алленом и Неа. Она-то и посоветовала последнему, хихикая в ладошку, называть мистера Уолкера «папой». "Папочка всегда мне все позволяет, когда я так называю его". — доверительно сообщила она Неа. Тот посмотрел на девочку скептически, но решил попробовать. "Пап, а можно, мы сегодня не будем учить этикет?" — спросил он после завтрака у мистера Уолкера. Щеки мальчика покраснели: он раньше называл Саймона отцом, но только один раз. А вот мистер Уолкер такого никак не ожидал, впал в кратковременный ступор и, кажется, так и не поняв сути вопроса, согласно кивнул. "Роад была права!" — мысленно потирая ладошки, удивлённо думал Неа, с чистой совестью утаскивая Ману и Аллена к Корнелии. А вот Роад он так и не нашёл. Чертовка умела прятаться в особняке Кэмпбелл лучше, чем сам Неа!***
За окном шёл дождь. Неа, в очередной раз повернувшись на другой бок в поисках удобной позы, вздохнул. Чувство тревоги терзало его, не давая спокойно уснуть. А спать-то хотелось! Вздохнув, младший Д. Кэмпбелл выпутался из липнувшего к мокрому одеяла и отправился на кухню. В горле неприятно пересохло и хотелось пить. Однако до нужного помещения мальчик так и не добрался. Услышав какие-то хрипы, он остановился посреди коридора, а когда хрипы повторялись вновь, пошёл на звук. "Самоуничтожься", — нараспев произнёс девичий голосок, и знакомая служанка с пустыми голубыми глазами вдруг скорчилась. Закричало пронзительным голосом невидимое никем существо, моля: "Нет, не убивай!" Половица под ногами скрипнула. Девочка дернулась, обернулась в его сторону, и Неа с ужасом узнал Роад, одетую в белую ночную сорочку. Мальчик попятился назад, колеблясь между желанием броситься на помощь девушке и трусливо сбежать. Вот только существо, закованное в цепи, в последний момент издав крик, полный боли, рассыпалось тысячью осколками. Тело блондинки замертво упало на пол… Вэй Ин зашипел, не имея возможности кричать из-за вновь заполнившей рот крови. Сам, подобно той служанке, упал на пол и выгнулся дугой, пустыми серыми глазами разглядывая потолок. Перед глазами стояла Роад в белой сорочке, безумно похожая на Юнхуа! Впрочем, сейчас это было неважно, потому что Вэй Ин снова вернулся в реальность. Правда, ненадолго. Голова кружилась, и картинки замелькали перед глазами быстро-быстро: …Сошедшая с ума Катерина Ева Д. Кэмпбелл, просящая взрослого Неа умереть: "Тебя не должно было существовать", — говорит она, безумно смеясь… Окровавленный труп Саймона Уолкера и других людей, а на лбах каждого из них семь ровных крестов… Белый, огромный Город, взрослый Мана — примерно того же возраста, что видел Вэй Ин в подсознании, — стоящий напротив Неа. У обоих в руках одинаковый мечи и решимость… "Я не могу его убить". — подумал Неа, прежде чем меч брата полоснул по его груди, нанося смертельную рану… "Тебя не должно было существовать" — вторили ему слова матери, что до сих пор бились в его голове..***
Вэй Ин пришёл в себя лишь когда кто-то потряс его за плечо. Он лежал на полу, кончики его волос касались кровавой лужи, правда, была она не такой большой, как казалось ранее. Светлые волосы упали ему на нос, защекотав его, и А-Ин поморщился. "Просыпайся, спящая красавица…" — пропел Джасдеро. Дебитто покосился на небольшие лужицы крови и удивлённо поднял брови: "…И что у тебя тут произошло?" Вэй Ин пожал плечами, показывая, что отвечать не намерен.