Приговор

      Жизнь совершенно ничему не учила Вэй Ина. Так что на следующий день, когда Усянь пришёл в библиотеку, он, несмотря на предыдущий опыт, вновь начал беспечно болтать. Чаще всего, конечно, с его губ срывались не имеющие смысла бесстыдные фразочки. Впрочем, Лань Чжань это прекрасно понимал, а потому, едва Усянь открывал рот и произносил пару предложений, как Второй Нефрит тут же накладывал на него заклинание молчания.       Вэй Ин обижался. Пытался мычать, демонстрируя своё недовольство, и даже топать ногами, но, в итоге, пришёл к выводу, что это бесполезно.       Пришлось сменить тактику и все же сесть за стол. Уркампи парил совсем рядом и, вероятно, видел все это безобразие. Учитывая, что свои воспоминания голем умел воспроизводить, Усянь наконец-таки начал справедливо опасаться, что уже через пару дней обо всем этом узнает и Мана. К слову, за голема Вэй Ину предстояло переписать раздел о Добродетели ещё раз.       Вэй Ин схватил лист бумаги, перо его словно птица запорхало по бумаге, и уже через несколько мгновений он предъявил результат Лань Ванцзи. Однако тот даже не взглянул на предъявленный ему рисунок, не глядя сложил листок и выбросил его.       "Убожество". - припечатал он, и не взглянув толком на взбешенного Вэй Ина.       Второй рисунок постигла та же учесть.       Тогда Усянь вновь попытался заговорить, но не преуспел в этом деле. Разве что в уголках его губ появились капельки крови, а в остальном все было в пустую.       И Вэй Ину пришлось заняться переписыванием правил.       Но так или иначе, за все то время, что он был вынужден переписывать книги вместе с Лан Ванцзи, последний убедился в том, что спокойствие, покой и Вэй Усянь - понятия несовместимые. Поэтому, когда через несколько дней обычно полный энергии Вэй Ин пришёл очень сонным, Лань Чжань невольно заволновался.       На самом деле причина такого состояния Усяня крылась не только в переписывании уже порядком поднадоевших правил, но и в его дурацких снах. Теперь, стоило ему закрыть глаза и немного расслабиться, как он постоянно оказывался в той комнате с зеркалами и невероятно длинной лестницей.       Каждый раз Вэй Ин усердно взбирался вверх по бесконечным ступенькам, внимательно разглядывая и запоминая ноты, но рано или поздно оступался и падал вниз. В последний раз ему удалось подняться почти до середины лестницы, но ещё ни разу - до конца, так что о том, что ожидает его на самом верху Усянь не знал.       И, конечно, после того, как он падал, юноша просыпался и его буквально подбрасывало на постели. Честно говоря, падение с огромной высоты во тьму - это не то, к чему можно привыкнуть.       Так что всю оставшуюся ночь Усянь пролежал, молча пялясь в потолок. Цзян Чэн, естественно, спал, отвернувшись к Вэй Ину спиной. Ну, а сам Вэй Ин самоубийцей не был, хоть его поведение иногда и противоречило данному высказыванию, так что и будить шисюна он не решался.       Самое ужасное заключалось в том, что так происходило уже несколько раз подряд и под глазами у Вэй Ина даже появились тени от недосыпа.       Должно быть, выглядел он действительно ужасно. Иначе как объяснить то, что старик Лань Цижэнь в кои то веки не спросил его, а Цзян Чэн, едва увидев его утром, воздержался от привычного ворчания?       Даже Лань Чжань, которому пришлось сегодня по личным причинам пропустить занятия в классе, - и тот, увидев его состояние, слегка нахмурился. И - надо же! - смотрел в его сторону дольше нескольких секунд, чего раньше не случалось.       Сам же Вэй Ин в кои-то веке не стремился привлечь его внимание. Просто молча сел напротив, вытащил лист и, быстро начертив нотный стан принял записывать Колыбельную. Сейчас ему было все равно и на непонимающий взгляд Лань Чжаня и на незаконченный раздел о Надлежащем поведении. Он просто чувствовал, что если не напишет эту мелодию, то в следующий раз попросту буквально не сможет уснуть.       Лань Ванцзи же отложил свою работу и теперь внимательно наблюдал за юношей.       "Что. Ты. Делаешь?" - наконец не выдержал он. Вэй Ин, услышав ледяной тон, на секунду оторвался от листа и уставился на Лань Чжаня непонимающим взглядом.       Он недоуменно отозвался: "Пишу".       Лань Ванцзи удивлённо посмотрел на то, что писал Усянь и брови его поползли вверх.       "Что это?" - спросил он.       Не отрываясь от своего занятия, Вэй Ин ответил: "Ноты. Что-то вроде моего личного шифра. Я пишу мелодию".       Вновь наступила тишина. Но все же Вэй Усянь никогда не мог долго молчать.       Он продолжил: "Ты слышал что-нибудь о семье Ноя?"       Лань Ванцзи, сбитый с толку таким поведением и вопросом, издал звук: "Мгм". - а после, словно что-то для себя решив, добавил: "Я читал о них в древних записях. Это тринадцать апостолов".       "Ну, на самом деле их Четырнадцать". - отчего-то чувствуя себя оскорбленным, поправил Вэй Ин. "Четырнадцатый и написал эту мелодию, как подарок двум своим братьям".       Лань Чжань, впервые слышавший подобную историю, отозвался: "Вздор".       Услышав это, Вэй Ин вдруг прекратил писать и резко вскинул голову. На дне его глаз взметнулись золотые искорки, но почти тут же осели и Лань Чжань решил, что те ему просто привиделись.       "Ну это твоё мнение". - заключил Усянь, продолжая.       К счастью, когда с Колыбельной было покончено, а Вэй Ин наконец-то смог выспаться, его состояние вернулось в норму. Поэтому со следующего дня все встало на свои круги. Вэй Ин молол чушь без умолку, пока его рот не оказывался закрыт заклинанием молчания, и лишь после приступал непосредственно к исполнению наказания.       На тринадцатый день к ним присоединились и близнецы, у которых по-прежнему оставалось то наказание за так называемую "охоту" на территории Облачных Глубин. Хотя Вэй Усянь искренне считал его нечестным. Ведь они так никого и не убили, да и едва ли могли навредить тому несчастному кролику, тем более, что ловили они его голыми руками. Впрочем, уже спустя день братья перестали там появляться, убедив Не Хуайсана переписать всё за них.       Так продолжалось довольно долгое время. Пока однажды Усянь, взявший привычку обсуждать всё с ДжасДеби, не нажаловался им на то, что Лань Чжань совершенно не обращает на него внимание. Звучало это, конечно, странно, но и близнецы обычными не были даже с натяжкой.       И в итоге, вышло то, что вышло.       Лицо Вэй Ина было очень красивым. И близнецы постарались на диво хорошо, делая ему макияж и при помощи него подчёркивая все достоинства юноши.       Вэй Усянь впервые не зашёл в библиотеку, топая, как лошадь, не промчался вихрем и не плюхнулся на своё место. Вместо этого он словно вплыл в комнату.       Удивлённый такой смене поведения Лань Чжань сделал роковую ошибку - посмотрел на Вэй Ина. Краска тут же залила его уши и Усянь, кокетливо подмигнув спросил: "Ну как, господин Лань? Теперь я достаточно хорош, чтобы вы обратили на меня свой взор".       "Убожество". - единственное, на что тогда хватило Лань Чжаня.       "Ха-ха". - рассмеялся Вэй Усянь, с удовольствием отмечая, как сжались пальцы Лан Ванцзи. Как Вэй Ин, спрашивается, мог не поддразнить его ещё немного, когда тот так очаровательно реагировал?       Однако больше всего Усянь смеялся в последний день своего наказания.       Нарисовав поразительно живое и реалистичное изображение Лань Ванцзи, чинно и благородно читающего у окна, Вэй Ин продемонстрировал его Второму Нефриту. И, как и предполагалось, цветок в волосах нарисованного юноши отвлёк внимание Лань Чжаня. Всего на несколько секунд, но и этого оказалось достаточно, чтобы заменить буддистский трактат на книжку порнографического содержания.       "Крайнее убожество". - холодно прокомментировал рисунок Второй Нефрит и вновь раскрыл книгу, наконец-то замечая подмену. Только глянув на то, что было изображено внутри Ванцзи тут же отшвырнул ее.       Вэй Усянь даже не потрудился скрыть своей причастности, а просто заколотил руками по столу и зашелся в истерическом смехе: "Хахахахахахахахахахахаха!"         "Вэй Ин!!!" - воскликнул Ванцзи и обнажил Бичэнь.       Тот уже скатился под стол и с трудом поднял руку: "Я".       В конечном счёте, дело дошло до сражения, а порнографическая книга была уничтожена, что Усяня полностью устраивало. Главная улика как-никак.