When days become years

Чонсу любил оставаться в школе один. Конечно, охранники и учителя мешались, прибавляя к его единице как минимум десяток, но Чонсу предпочитал двоичную систему счисления: либо единица, либо ничего не добившийся ноль, а все, что больше - основание. Основание для сумасшедших поступков, для слабостей, для лжи. Когда-то и у Чонсу было такое основание, а потом остались одни нули и пустая школа, где каждый шаг был подобен грому. Староста медленно брел по темному коридору с желтыми лампочками, заглядывая по очереди в кабинеты и запирая их на замки. В этом помещении когда-то давно Чонсу раздувался от гордости за первую пятерку, а в этом вырывал у одноклассников свои книги, захлебываясь слезами от унижения. Вот у той парты у окна тринадцатилетний Чонсу впервые признавался в любви и впервые получил отказ, а здесь, прямо на учительском столе, состоялся его первый поцелуй – уже с другой девушкой, уже с другим Чонсу, выросшим и сократившим бесконечное множество чисел до нулей и единиц. Время близилось к шести. Парень беспокойно взглянул на наручные часы, прикидывая, когда обещал вернуться домой, и нервным движением распахнул последнюю дверь. Донхэ закрыл уши ладонями и мучительно покраснел, когда Хекджэ сквозь смех сотый раз спародировал его неудавшийся пикап. - «Ты хочешь меня поцеловать?» - взглянул он на Хэ преувеличенно похотливым взглядом, покусывая губы. Губы были обветрившиеся и пухлые, и Донхэ все меньше хотелось шутить. - Я был пьян, - сказал Донхэ, отворачиваясь. – Мертвецки пьян. Я принял тебя за подругу. - Как много у тебя подруг с именем Хекджэ? – спросил Хек уже тише и словно бы вдогонку. Донхэ промолчал. Он проснулся час назад, протрезвевший и хмурый, запертый родителями в комнате (ха-ха, как будто ночью не он сбегал через балкон) и в наказание лишившийся компьютера. Еще сорок минут спустя Хек обнаружил Хэ на выходе из школы (упорно отрицающим не то, что факт знакомства, но само существование Хекджэ). Нет, я просто пришел постоять. Да, я хотел увидеть тебя. Нет, я никого не ждал. Да, я к тебе привязался. Нет, это вовсе не я вчера был в клубе. Ты можешь поцеловать меня хоть сейчас. В школе почти не осталось учеников. Донхэ и Хек поднимались все выше по широкой каменной лестнице со сточившимися ступенями, и оба несли какую-то ахинею. Хекджэ пытался свести разговор к поцелую, а Донхэ, наоборот, разговор пытался прекратить. - Ты неплохо танцевал вчера. - Моя мама готовит очень вкусные пирожки. - Я мог бы протаскивать тебя в клуб почаще. - Я обязательно угощу тебя. Ты предпочитаешь с капустой или мясом? - Ты правда хотел… - Я люблю вишневые. - Хватит, - Хекджэ оборвал их обоих и сердито надулся. Сам виноват, подумал Донхэ, лениво потягиваясь. Конечно, его беспокоила ночная выходка, и еще больше беспокоил настрой Хека, но он никогда не умел долго сопротивляться. Хочется поцеловать парня – окей. Хочется новых впечатлений – вперед и с песней. «Хочешь поцеловать меня?» Хекджэ внезапно потянул Донхэ за руку в сторону последнего в коридоре класса. Эту часть школы еще не успели отремонтировать, и комнаты стояли пустыми и обветшалыми, с рядами старых деревянных стульев и разрисованных парт. - Я прячусь тут иногда, - объяснил Хекджэ, аккуратно закрывая за Донхэ дверь. – После трех на этом этаже никого не бывает. Донхэ кивнул, а Хек подошел к учительскому столу и достал из него большую упаковку чипсов. «Хочешь?» - безмолвно предложил он, но Хэ покачал головой. Зачем они пришли сюда, зачем прячутся от людей, зачем ищут уединения? Если кто-нибудь из них не повернет сейчас, потом будет поздно. Хек хрустел чипсами, думая о чем-то своем, и незаметно, нежно улыбаясь. Крошки оставались на его губах, и периодически он их слизывал. Если они поцелуются сейчас, у поцелуя будет вкус соленой картошки, подумал Донхэ. Похоже, он уже не мог думать ни о чем другом. - Чего ты так уставился? – засмеялся Хек, заметив пристальный взгляд парня. – Извращенец. - Есть немного, - серьезно ответил Донхэ, а Хекджэ вдруг неловким движением отложил пакет с чипсами и, спрыгнув со столешницы, подтолкнул к ней Донхэ. - Что ты делаешь? – спросил Хэ настороженно, хотя в животе внезапно запорхали как минимум птеродактили. Кажется, это был его последний шанс вернуть все обратно. Хекджэ встал между ног Донхэ и прижался до невозможности близко. Они были одинакового роста, и потому их губы почти что соприкасались, а дыхание смешивалось. Донхэ отвернулся, задевая носом чужой нос, и уперся руками в грудь Хека. Ведь Хек зачем-то ответил отказом на его прошлое предложение. Хекджэ качнул бедрами и потерся пахом о пах Донхэ. У того перехватило дыхание, а заодно и желание сопротивляться – Хек мягко накрыл ладонями руки Донхэ и сместил их себе на талию. Это было странное ощущение: мужские бедра с острыми костями и – если провести чуть выше – отсутствие талии. Вместо привычных округлостей Донхэ чувствовал твердый живот и широкую спину (если провести пальцами еще выше), а когда он осознал, что его невинные прикосновения весьма похожи на ласки, залился краской. Хекджэ помедлил, собираясь с духом, а потом, положив одну руку Донхэ на плечи, второй аккуратно коснулся его подбородка. - Все хорошо, - прошептал он, наконец, находя губы Хэ и мягко их прикусывая. – Я просто удовлетворю твой интерес. Донхэ слабо дернулся, а потом вдруг зажмурил глаза, запустил пальцы в волосы блондина и, оттягивая его голову назад, сам углубил поцелуй. Это было...странно. Противоречия внутри Хэ рвались с цепей и угрожали перегрызть друг другу глотки: он целовался с парнем. Он целовался с Ли Хекджэ. Он не испытывал отвращения. Хек все крепче стискивал пальцы на плечах Донхэ, постепенно заваливаясь вперед. Его губы были сухие, обветрившиеся и соленые на вкус, а ресницы, золотистые в лучах заходящего солнца, незаметно подрагивали. Донхэ бездумно разглядывал его, подмечая мелочи вроде тоненьких морщинок в уголках глаз, и целовал все более странно, более нежно, более бережно. Лучи надоедливого солнца расчерчивали паркет и аккуратно составленные в угол парты на неравные прямоугольники. Тень – свет – свет - тень. Пылинки поблескивали в воздухе, словно застыв во времени, со двора доносились крики. В школе, как и классе, царила тишина. Тишину не нарушил даже шорох приоткрывшейся двери и показавшийся в проеме Чонсу. Его задумчивое лицо на миг сменилось ошеломленным – хотя это было весьма приятное открытие – а потом староста вновь скрылся из виду, никем не замеченный. *** Канин поглощал бутерброды один за другим, запихивая их себя в два-три укуса и увлеченно уставившись в телевизор. Донхэ сидел напротив него, подперев подбородок ладонью и лениво рассматривая друга. Полчаса назад он напросился к нему на ночевку, просто позвонив во входную дверь и поставив перед неоспоримым фактом своего существования. Руки почему-то дрожали, и заметивший это Канин молча сгреб его в объятия, и так же молча отпустил. А потом сунул пачку попкорна и усадил перед телевизором смотреть фильм. У Канина имелся уже специальный запасной комплект белья для визитов Хэ: они не были такими уж частыми, но всегда внезапными. Донхэ почти всегда приходил в плохом настроении и мало разговаривал, больше слушал: он одновременно и ненавидел, и любил своего друга, часто презирал, часто опасался, никогда не доверял, но жался к нему, искал поддержки. Странные это были отношения. - Смотрмфи, - с набитым ртом пробубнил Канин. – Потряфная задница. Донхэ взглянул на экран ровно в тот момент, когда обладательнице потряфной задницы отрезали голову, и тут же отвернулся. - Что за страсти ты смотришь, - по-старушечьи сказал он, вздыхая, и снова замолчал. Домашний Канин сильно отличался от Канина обыкновенного. Он позволял себе говорить глупости, носить растянутые майки и треники, закалывал волосы розовой заколкой и много болтал. На стене его захламленной комнаты висел плакат с Бритни Спирс, а под кроватью скрывался ящик с мангой. И, несмотря на то, что он жил вдвоем со старшим братом, квартира совсем не была заброшена. - Канин, - сказал Донхэ, опираясь на подлокотник. – Что за фотография появилась у тебя над телевизором? На стене красовалась новая рамка с небольшим черно-белым снимком в центре. - Я в детстве, - пробормотал Канин, отмахиваясь. - А рядом? - Хичоль. Донхэ раздраженно скрежетнул зубами – как будто он мог не узнать на снимке братьев Ким. Его интересовал смутно знакомый худенький мальчик, обнимающий Хичоля за шею и беззубо улыбающийся фотографу. - А… - Чонсу, - Канин возвел глаза к потолку – Пак Чонсу. В нашей школе учится. «Омг», - подумал Донхэ. - Он дружил с твоим братом? - Нет, он дружил со мной. Да дашь ты мне посмотреть фильм? – взвился Канин и, запустив в Хэ бутербродом, метко угодил ветчиной прямо в глаз. Донхэ вынужденно замолчал, вновь продолжая скучающе рассматривать комнату. Через пять минут он предпринял новую попытку. - Почему вы с Чонсу перестали дружить? – спросил парень, слезая с кресла и забираясь с ногами на диван к Канину. - Он же ботаник, - отозвался Канин, удивленно отворачиваясь от телевизора. - …действительно. Часы медленно отрезали от времени минуту за минутой. Донхэ посмотрел на друга, заметив, как сползшая футболка оголила ключицы и как рельефно выделяются мышцы на груди. Канин был парнем, таким же, как Хек, и, возможно, таким же соблазнительным (или даже больше), но Донхэ не хотел его. Не хотел целовать его губы, наверняка более мягкие, не хотел трогать его накачанное и подтянутое тело, и с отвращением представлял себе нежные ласки или прикосновения. Ему не нравились парни, следовательно, он не был геем, но ему нравился Хекджэ, хотя лучше уж быть геем, чем любить кого-то одного. - Когда придет Хичоль? – спросил Донхэ после окончания серии (оказывается, Канин смотрел сериал). – Я скучаю по его стряпне. - Он сегодня в ночную смену, - задумался Канин. – Хочешь есть? Хен что-то оставлял. На кивок Хэ Канин вихрем пронесся на кухню, смешно выглядя в своих коротких спортивных шортах и с небрежным хвостиком на макушке, и чуть ли не по пояс засунулся в холодильник. Кажется, Хичоль влиял на него гораздо больше, чем следовало бы. Донхэ знал братьев Ким около пяти лет, но уже тогда они жили вдвоем – тринадцатилетний Канин и двадцатилетний Хи. Неуклюжий медвежонок и нахальный кошак. - Ты все реже приходишь на встречи после уроков, - заметил Канин, когда с едой было покончено. – Нашел себе постоянную девушку? - Неа, - Донхэ подобрался к нему поближе и боднул лбом в плечо. – Я бы тебе рассказал. На самом деле ничего такого Донхэ Канину никогда не рассказывал, и они оба это знали. - Понятно, - темная комната внезапно осветилась фарами проезжающей мимо машины, и на стене на мгновение вытянулись синие тени. – Завтра на встречу придешь. Это приказ. Донхэ опять почувствовал себя в школе, жалким и на все согласным, и послушно кивнул. Хоть он не спросил причины, Канин огласил ее сам. - Ненавижу педиков, - сказал он. Донхэ чуть напрягся. – Это отвратительно. - К чему ты… - Их нужно истреблять, - Канин нервно сжал пальцы и вновь распрямил. – Сегодня в школе видели одних. В заброшенном кабинете на третьем этаже. Внутри Донхэ все замерло. Кажется, он даже не сразу смог выдавить из себя вопрос, а когда таки пробормотал, его голос хрипел. - Кого? Канин дернул уголком губ и посмотрел на Донхэ. Тяжелый, долгий взгляд. «Черт,» - подумал Донхэ. Черт-черт-черт. Он в заднице. - Не общайся больше с Хекджэ, - медленно и раздельно проговорил парень. Его глаза мрачно светились в темноте, как глаза какого-то дикого зверя. – Завтра мы разберемся с ним, но не общайся с тем…что от него останется. Донхэ кивнул.