Dirty

У Юнги скоро заболит голова от яркого белого света, бьющего по глазам уже несколько часов. Чонгук молчит, занятый работой, и если бы не тупая боль, Юнги бы заснул. Так он вслушивается в мерное жужжание машинки, пытаясь не концентрироваться на неприятных ощущениях по всей спине от пронзающей кожу иглы, пускает дымовые колечки для развлечения, смотрит, как они улетают под самый потолок, где рассеиваются, ударяясь о лампы. Тату машина приостанавливается, доносится тяжелый вздох со стороны Чонгука. — Если собираешься устроить мне тут панику, то сожги это место к чертям собачьим, а не просто дымом балуйся, — ворчит Чонгук, потягиваясь на стуле. Он откладывает машинку, стягивает перчатки, сминает их в комок и одним точным броском выкидывает в мусорку у ножки стола. — В наказание тебе придется ждать, пока я покурю. Можешь размяться, но аккуратнее со спиной. Юнги слезает с кресла, на котором расположился достаточно удобно, но все равно от долгого нахождения в одной позе у него затекли мышцы, а суставы еле двигаются. Он закидывает руки за голову, тянет одной другую за локоть, громко хрустя суставами и позвонками. Усталость в плечах сразу снимает и становится легче дышать. — Впечатляющая татуировка, — Юнги почти дергается. Не из-за неожиданности, а из-за странного, почти сумасшедшего тона в голосе говорящего. Парень ухмыляется ему, поправляет яркую красную челку, подходит вплотную, держится расслабленно, убрав руки в карманы. Юнги понимает, что не может двигаться. — Даже не думай нападать. Они смотрят друг другу в глаза; у Юнги древние драконьи инстинкты кричат об опасности, но тело полностью оцепенело, он даже моргнуть не в силах. Только спина болит. В следующую секунду юноша отворачивается, и Юнги разом отпускает; мышцы тяжелые, словно после упорной тренировки. Он закрывает глаза, а когда открывает их, уже стоит посреди салона в одиночестве. Ничего, кроме ярких красных волос, нет в его памяти: ни черт лица, ни голоса, словно это была галлюцинация. Почему сейчас, во время бега обратно до кондитерской, он вспоминает об этом, он не имеет никакого понятия. Но как только высокая фигура Тэхена появляется в поле зрения, все вылетает из головы, остается лишь чистая ярость. Чонгук точно следил за ними, не просто так был здесь. И если не Юнги… — Ты! Тебе известно, что за херня тут происходит? — он хватает Тэхена за грудки, придавливает спиной к ближайшей стене, несмотря на разницу в росте, ударяет так, что стекла дребезжат. Сейчас его страшные глаза не пугают Юнги, даже взглядом сверху вниз. Он готов содрать с Тэхена кожу живьем, если это потребуется, только бы узнать правду. Тэхен смотрит, но молчит. Его не так просто расколоть, в том числе Юнги, хоть его злость и заставляет мурашки бежать вдоль позвоночника, в чем Тэхен никогда не сознается. Как и в его связи с Чонгуком. На деле, он его сейчас занимает больше, потому что Чимин не говорил, что приставит кого-либо следить за ним. Он не соглашался на такие условия. А если Чонгук действует по своей воле, то его следует наказать, о чем Тэхен обязательно донесет, оскорбится и потребует разъяснений, как минимум из-за того, что он уже вляпался в проблемы. — Меня просто напряг этот парень, — совершенно равнодушно отвечает Тэхен, отцепляя Юнги от себя. Он отступает к машине, поправляет выбившуюся рубашку, заправляет ее обратно в брюки. — Я ведь собака, помнишь? Не загоняйся так, лучше поехали заполнять отчеты. Юнги отходит медленно, бушующие эмоции никак не хотят стихать, и он стоит, сжимая дверной косяк, грозясь подпалить его. Что за глупость? Все кажется ужасным сном. Какие проделки судьба творит с ним? Спустя столько времени происходит нечто невообразимое, разрывающее истерзанную душу Юнги на еще более мелкие куски, разбивающее его только успокоившееся сердце. А если Чонгук связан с пропажей Чон Хосока? Он не мог просто взять и воскреснуть, еще и попасть сюда именно в такой момент. Теперь Юнги обязан решить это дело и ради себя. ~ Чимин не отрывается от древнего фолианта, стоящего на трибуне посреди не особо большого каменного зала, когда Чонгук входит. Круглый центр зала находится чуть глубже в полу, на ступень, желоб идет по самому его краю, чтобы кровь текла точно в сток. Чонгук не раз заставал именно этот ритуал, когда Чимин зачитывает заклинание с фолианта, хотя, кажется, к нынешнему моменту он знает его наизусть, и вся кровь вытекает из умирающего существа, а за оставшиеся минуты до смерти Чимин голыми руками вытаскивает его сердце, поедает мясо прямо над трупом, продолжая бормотать неясные слова на древнем языке. В такие моменты он выглядит абсолютно сумасшедшим, не из-за происходящего, а из-за маниакального блеска в глазах. Ему доставляет отдельное удовольствие мучить невинную жертву, будь то овца или человек. Чаще человек — Чимин предпочитает лучший из вариантов. — Ждешь, когда я закончу, Чонгукки? — хмыкает Чимин. Он подзывает Чонгука ближе к себе и поворачивается к нему лицом, облокотившись о каменную трибуну. Жаждет услышать новости, от нетерпения у него даже подрагивают пальцы, он весь какой-то слишком возбужденный. — Как там Тэхен? — Он действует согласно плану, — Чимин задумчиво ухмыляется в ответ. Чонгук продолжает хладнокровно докладывать. — Но его коллега знает меня, что затрудняет слежку. — Юнги? — Чонгук кивает. — Отлично! Ты разговаривал с ним? Чонгук кивает снова. Чимин смеется коротко и хлопает в ладоши раз, возвращаясь к фолианту. Чонгук не смеет прерывать его, и он читает заклинание, одновременно с этим закатывая рукава рубашки. Девушка, лежащая в центре зала, начинает истекать кровью и кричать. Ее крики отражаются от высоких стен, звенят в ушах Чонгука, запах крови забивает обонятельные рецепторы; он становится почти невыносимым, когда Чимин вырывает сердце девушки, вгрызается в него, пачкая все лицо, руки, одежду и волосы. Чонгук холодно наблюдает за происходящим, как кровь утекает под пол, в ванну, которую Чимин примет позже. — Не беспокойся насчет него, так все и должно быть, — Чимин хлопает его по плечу, оставляя кровавый отпечаток на толстовке, и уходит в соседнюю комнату, утирая кровь с лица по пути, стряхивая ее с ладоней на натертый пол. С Тэхеном Чонгук сталкивается посреди коридора. Он одет в один из своих неизменно ярких костюмов, какие казались бы нелепыми на любом другом человеке, но Тэхен великолепен сам по себе, и такая одежда странно подчеркивает его красоту. Тот смотрит на Чонгука презрительно и обходит стороной, но через пару метров окликает, спрашивая, где Чимин. Чонгук отправляет служанку показать Тэхену, где находится ванная, а сам отправляется в теперь доступное ему место. Хосок дергается, когда Чонгук закрывает за собой дверь. Он смотрит на Чонгука запуганно, прижимает руки к груди и неосознанно закусывает дрожащую губу, только сильнее распаляя желание в Чонгуке. Хосока хочется сломать, вывернуть ему запястья и лодыжки, чтобы он сначала кричал, а после скулил и плакал от боли, от треснутых ребер и разодранной зубами до мяса и крови шеи. Чонгук не собирается сдерживаться. Как ему и сказали, он будет подводить Хосока к самой грани. Он делает шаг глубже в комнату, и вместе с этим Хосок встает из-за стола, склоняя голову. Уже покорен. Чонгук хватает его за руку, тянет к себе, Хосок запинается о ножку стула, падает на колени, врезаясь ими в жесткий ворс ковра, выворачивает плечо из-за Чонгука, продолжающего держать его за руку. Он не сдерживает стона боли. Чонгук вздергивает его обратно, заставляет встать на дрожащие ноги, тащит в центр комнаты, даже не думая о кровати. Хосок лишь беспрекословно следует, понимая, что ничего сделать не может. Чимина нет поблизости, и никто не останавливает Чонгука, когда он срывает рубашку с Хосока, царапая ему спину, стаскивает с него штаны без нижнего белья под ними, оставляя Хосока абсолютно нагим. Хосок дрожит от страха, зажмуривается, пытаясь пережить ужас как можно скорее. Чонгука это не заботит. Он поворачивает Хосока на живот, придавливает локтями к ковру, что тот сдирает кожу, капли крови проступают из розоватых царапин, впивается зубами в лопатку, заставляя Хосока закричать и начать плакать. Привкус крови тошнотворен, но пьянит, и Чонгук кусает сильнее, до слышимого хруста чего бы то ни было. Ему нужно помнить, что Хосок должен быть в сознании. Он размыкает челюсти, облизывает хосоков затылок, смешивая на языке вкус крови, пота и масел для тела, сжимает в руках его бедра до синяков, отчего Хосок хнычет. Возможно, Чонгук не должен сам настолько сильно наслаждаться этим. Но на самом деле у него стоит от одних унизительных звуков Хосока, и с каждым стоном боли он становится тверже, а кровь в жилах горячеет. Долго он не выдержит. Чонгук заламывает обе руки Хосоку, выворачивает суставы и сводит их у него над головой, выбивая еще один короткий вскрик. Входит без подготовки, мышцы еще не восстановились после прошлого раза, и Хосок с трудом, но впускает его, завывая от боли и подбирая колени под себя. Чонгук двигается умеренно, глубоко и сильно, давит на вывернутые суставы, причиняя больше боли, вслушиваясь в хрипящие рыдания и не обращая внимания на кровь. Его укус на лопатке кровоточит, совершенно отличающийся от укуса Чимина на ключице, болезненный почти до беспамятства, травмирующий, несущий лишь угрозу. Чонгук надеется, что от него останется шрам. Когда он кончает, Хосоку не хватает сил даже плакать. Он просто остается лежать на полу в крови, голый и грязный, с красными глазами и растрепанными волосами. Чонгук выполнил свою работу на отлично, хоть это лишь начало. ~ Тэхен бесцеремонно врывается в ванную комнату, хоть служанка и останавливает его, жестами уговаривая подождать в холле. Странные они все, не разговаривают, и обычно это немного напрягает Тэхена, но сейчас он озадачен другим. — Твоя шавка! — выкрикивает он, будто так сможет застать Чимина врасплох. — Ты послал его следить за мной?! — Нет, он был там по собственному поручению, — Чимин, как и всегда, спокоен, даже весел. Он лежит в наполненной ванне, вода розовая и мутная, по запаху — молоко с кровью. Рубашка Тэхена быстро пропитывается влажным паром, он морщится, уверенный, что теперь будет пахнуть так же. Ему отвратительна манерность Чимина, эти, как он считает, ужасные древние ритуалы, которые так уважает Чимин, и он хочет поскорее разделаться с ним, обретя душевное спокойствие. — Что за поручение? — он не знает, врет ему Чимин или говорит правду. Эти существа, к которым он относится, всегда были хитрыми и обманывали на каждом шагу. Хорошо, что остался один Чимин. Люди сделали за всю историю единственное полезное дело, истребив таких, как он, и все равно не смогли довести все до конца. — Следовать плану, — отвечает Чимин, хитро улыбаясь. Он пожимает плечами и опускается глубже в воду, слегка расплескивая ее, по самую шею. — Попасться Юнги на глаза. Они были парой до того, как Чонгук умер, знаешь ли. Тэхен не знает. Он особо не вдавался в подробности, также как Чимин не охотно их раскрывал. Возможно, с его стороны было глупо не изучить досконально все свое новое окружение, но у него и времени особо на это не было. Пришлось сразу окунуться с головой в происходящее, подобрать роль и действовать. — Вы можете столкнуться еще, но не беспокойся, ничего не пойдет не так, — смеется Чимин. — Это все? — Да, — Тэхен должен сам в этом разобраться. Теперь ему понятно, что Чимин ничего не расскажет. Пора уходить. — Не буду больше мешать. ~ Намджун проверяет, все ли вещи забрал, и, спустя неделю, наконец покидает больничную палату. Его раны полностью зажили, тьма ведет себя обычно, он сам раздосадован, что его так долго держали, когда он мог быть дома уже на четвертый день. Осталось отсидеть десять дней отпуска, но он обязательно не потратит это время впустую. В такси он пишет Юнги, что его выписали. Юнги отвечает через пару минут, просит встретиться, обсудить очень важную тему. Он даже согласен подъехать к Намджуну, о чем они и решают, но сообщения Юнги кажутся странными, они заставляют Намджуна слегка нервничать. Он надеется, что это что-то по делу, что Юнги обнаружил крупную улику, которая как можно скорее приведет их к Хосоку. Или даже мелкую зацепку, потому что неделю назад у них не было ничего, и что угодно лучше этого. — Ты, блядь, не поверишь, — Юнги взмыленный, тяжело дышащий, явно бежавший по лестнице. Он стоит у Намджуна на пороге, опершись о косяк, пытается собраться, Намджун терпеливо ждет. — Я знаю, это звучит безумно, я сам не поверил сначала, но Чонгук жив! Юнги прав, это звучит безумно. Сознание Намджуна отказывается поверить в это, и ему приходится убеждать себя, что Юнги бы никогда не стал шутить об этом. Он в совершенной растерянности, и единственное, что приходит ему на ум, это обнять Юнги, поддержать его. Юнги отвечает на объятие, сжимает кулаки у Намджуна на спине, сгребает его футболку, воет Намджуну в плечо, наконец позволяя себе окунуться в горе. У Юнги ужасно горячие слезы, они обжигают Намджуну кожу под футболкой, но он готов выдержать все ради своего друга. Даже настоящие драконьи слезы, говорят, такие редкие и высоко ценящиеся.