Dirty

Юнги хочет умереть. Прямо сейчас, на этом самом блядском месте. Просто чтобы его сердце остановилось, и он бы увалился замертво на намджуновом диване, разлив на себя горячий кофе. Намджуна только жалко, ему ведь придется с этим разбираться. Он и так буквально нянчится сейчас с Юнги, хотя сам только выписался из больницы, несмотря на быстрое восстановление. Юнги замечает его дерганые движения, странную напряженность, даже нервозность, в итоге выливающуюся в разбитую кружку. Намджун громко матерится. Юнги бы помочь ему убрать осколки, но у него самого колени отказывают. С самого шага через порог, когда он вцепился в Намджуна последними силами, плакал ему в футболку, и Намджуну пришлось на руках отнести его на диван, оставить на время там, заставляя сердце Юнги мелко застучать в разочаровании и чувстве одиночества. — Мы встретились у лавки Хосока, — сипло начинает Юнги, когда Намджун садится рядом, обнимая снова. Юнги дышит глубоко, старается сдерживать плач, руки дрожат так сильно, что он отставляет кружку на кофейный столик. Намджун лишь сильнее прижимает его к себе. — Он не узнал меня. Но я точно знаю, что это он. Намджун молчит, держит все глупые вопросы в голове, зная, что Юнги не мог ошибиться. Ему хочется верить, на самом деле, что это просто похожий на Чонгука парень, но судя из рассказа, они не просто столкнулись. Что-то странное происходит с самой пропажи Хосока. Чутье подсказывает ему, что это все неспроста, но разгадка, даже малейший намек на нее, постоянно ускользает от него. Намджуну нужно наверстать все упущенное в больнице. Сейчас, правда, в приоритете у него Юнги. Обычно грозный и статный, в нынешней ситуации раздавленный настолько, что руки у него похолодели, а лицо опухло от рыданий. Маленький, свернувшийся у Намджуна в руках, пытающийся согреть как тело, так и душу о единственного, кто может дать ему тепло. Намджун — спасительный огонь для Юнги, от внутреннего пламени которого остались лишь потухающие угли. Он никогда ничего не испытывал к Юнги, кроме уважения и дружбы, но, возможно, из-за того, что они оба разбиты, ему самому хочется близости. Не то чтобы были варианты, кроме них самих. — Я так устал. От всего, — голос срывается. Крупные слезы снова текут по щекам Юнги. Намджун вытирает их ладонью, пытается улыбнуться, но выходит криво. Он сам устал от происходящего. Хоть он и не принимал непосредственного участия, но неделя в больнице прошла в долгих раздумьях из тех крупиц информации, что он смог получать. Больше, конечно, это были его додумки. — В особенности от одиночества. Смелое заявление. Юнги плевать сейчас, его душа и так вывернута наизнанку. Он пытается не смотреть на удивленное выражение лица Намджуна, но тот слишком близко, и никак не получается отвернуться. С Чонгука у него никого не было, даже на одну ночь. Как бы Юнги ни любил, нужно двигаться дальше. Он не мог этого сделать все это время. Пытался зарыться с головой в работу, но все равно приходилось возвращаться в пустую квартиру на сон, душ и кружку кофе с утра. Мысли доставали его и дома, и на работе в перекур, даже если вокруг были люди. Одно неосторожное слово, связанное с прошлым, бросало в холодный пот, заставляло вспомнить все, болезненно ностальгировать. Юнги хочет избавиться от этих ужасных чувств. — Пожалуйста, Намджун-а, — просит он, становясь неустойчиво на колени на диванной подушке. Обхватывает руками лицо Намджуна, отчего у того смешно выпячиваются губы, но Юнги не до смеха. У него слезы до сих пор не высохли, руки еще не согрелись. — Мне так тяжело это выносить. Он наклоняется к Намджуну, убирает руки от его лица, скользит ими на плечи. Застывает на секунду, явно приходя в себя и обдумывая свои действия. Тогда Намджун решается. Он сам тянется, сначала промахивается, неуклюже тыкаясь губами Юнги в подбородок, но потом они вслепую находят друг друга. У Юнги губы мокрые и соленые, он двигает ими слишком быстро, Намджун не успевает приноровиться, и в итоге большая часть их поцелуев выходит смазанными, куда не думалось попадать, а тут Юнги сам еще шевелится, ползет ближе к Намджуну, возвышаясь над ним, отчего приходится задрать голову, хотя так Намджун может схватить его за талию крепко, держать над собой, позволяя спутать все свои волосы. Юнги ужасно худой. Намджун чувствует кости, болезненно впивающиеся ему в ладони, но это приносит извращенное удовольствие. Он хочет сжимать сильнее, чтобы пальцы сомкнулись на позвоночнике, чтобы все ребра треснули под напором, пробили легкие, чтобы кровь текла вместо слез. Тьма бурлит внутри него, влияет на желания и ощущения, заставляет схватить зубами за нижнюю губу, порвать ее, выбив стон боли из Юнги. Тот не останавливается с поцелуями, оттягивает растянутый ворот футболки, ныряет ладонью под нее, касается ровно места над сердцем, где покоится чернь. Все садистские мысли мгновенно отпускают Намджуна. Он выдыхает судорожно, не отрываясь от чужих губ, а после углубляет поцелуй в благодарность. Последнее, в чем он сейчас нуждается — чтобы из-за тьмы он причинил Юнги боль. Нет, он должен оставаться собой, человеком. Несмотря на слабости и ошибки, это лучший выбор. Намджун утягивает Юнги на себя, хватает его под мышки, поднимает на руки, вставая сам, заставляя обхватить себя ногами за талию. Он относит Юнги в спальню, фыркает от щекотки, пока тот по пути кусает его за ухо, внутренне радуясь, что Юнги смог отвлечься, даже если это не самый ответственный способ. С кровати приходится скинуть сбитое одеяло, оставив только подушки, за которые Юнги цепляется сразу, как оказывается уложен. Намджун стягивает одежду сначала с него, потом с себя, на секунду заминаясь, зная, что тьма пугает Юнги. Тот тянется к ней руками, гладит кожу, под которой тьма прячется, сдерживает ее своими умениями холдера. Обычно кому-либо было сложно совладать с ней, но Юнги подчиняет чернь, словно всегда знал, как с ней обращаться. Она следует за его пальцами, спускается к самому пупку Намджуна, оставаясь там, даже не шевелясь так активно, как обычно. — Так лучше, — Юнги улыбается, немного отрешенно, словно вспоминая о чем-то. Намджун вырывает его из фантазий, хватая руку за запястье и уводя ее на свой член. Грубо, да. Но Юнги смотрит ему в глаза с благодарностью, скрытой за похотью и отчаянием. Он водит по всей длине, длинные пальцы легко сомкнулись в кольцо, явно умелые. Намджун не сдерживает стона. Он подставляется движениям, льнет к Юнги за поцелуями, сам тоже кладет ладонь ему на пах. Старается попасть в ритм, одновременно с этим не отрываясь от чужих губ. Юнги трет большим пальцем головку, цепляя ногтем уретру, сжимает пальцы сильнее, заставляя Намджуна самого толкаться в руку, смеется, когда тот хнычет и все же разрывает поцелуй, потому что неудобно. Сам Намджун теряется, замедляет собственные движения кистью, и тогда Юнги убирает его руку с себя, ложится ближе, обхватывая оба их члена в одну ладонь. Намджун кладет свою ладонь сверху, переплетает их пальцы, сопит громко прямо Юнги на ухо, подходя к оргазму. Он кончает с грудным стоном, рот занят языком Юнги. Язык быстро сменяется на член, и вот уже Намджун усердно сосет, стараясь выбить из Юнги как можно более сильный оргазм. Он не отпускает, пока вся сперма не оказывается у него во рту, горячая, каким стало и тело Юнги. Обо всех проблемах они будут думать с утра, а пока Намджун занят сплевыванием спермы в унитаз и быстрой чисткой зубов, чтобы Юнги продолжал целовать его всю ночь. ~ — Уже совсем скоро, — сообщает Сокджин, буравя холодным взглядом макушку склонившегося перед ним Чимина. Тот стоит на одном колене, прижав руку к груди, и не смеет пошевелиться уже несколько минут. — Поэтому не оттягивай лишь из-за того, что хочешь подольше поиграться с ним. — Хорошо, Ваше Величество, — отвечает Чимин, не поднимая головы. — Я буду жестче. Легкое разочарование наполняет Чимина вместе с нетерпением. Он так хотел подержать Хосока еще, помучить его, мягко подвести к грани, доломать понемногу. Теперь же придется рвать с корнем. Но скоро! Скоро их задумка исполнится! И Чимин ни за что не подведет! — Я не подведу вас! — озвучивает он свои мысли, слыша удовлетворенный смешок в ответ. Конечно, не подведет, иначе следующим ужином Сокджина станет он. Чимина отпускают, и он выходит из кабинета начальника элитного отделения полиции с полубезумной улыбкой. Чонгук ждет снаружи, как всегда смурный, не разделяющий счастья своего хозяина. Хотя, чего еще ожидать от ходячего трупа. Чимин сам сделал его таким, возродил, дал его силам оживлять рисунки немного другое направление, в итоге приведшее к целому дому служанок-зомби. — Чонгукки, у тебя будет важная задача, — оглашает он громко, несмотря на нескольких человек, находящихся в офисе на ночной смене. Какая разница, они все равно не запомнят его. Чонгук, идущий позади, кивает, всегда готовый выполнять любые приказы. — Попадайся Ким Тэхену на глаза как можно чаще. Чимин заливисто смеется, сгибаясь пополам и заваливаясь в сторону, но быстро возвращаясь в вертикальное положение. Он зачесывает яркие красные волосы назад ладонью, забирает у растерявшегося полицейского стаканчик с кофе и уходит, хлопая дверью. Сокджин в своем кабинете качает головой, принимаясь за бумаги. ~ С утра лениво. Лень отворачиваться, даже несмотря на слепящее глаза солнце, лень разговаривать, хотя пора вставать, лень двигаться, хоть Юнги и отдавил Намджуну руку. Он треплет Юнги по щеке, наслаждается ответной улыбкой, тоже ленивой. Юнги мычит и утыкается носом Намджуну в плечо, бурча просьбу поспать еще пару часов. Намджун бы с радостью, но у них важные дела. Ему абсолютно не хочется рушить романтику, возвращаться в реальность, такую страшную и тяжелую. Особенно не хочется давать возвращаться туда Юнги. — Я слышал, что драконьи слезы очень драгоценные, — давит из себя Намджун хриплым голосом. Юнги издает вопросительный звук, явно пытаясь понять, к чему это он. — Ты плакал так много. Не стоит тратить такое сокровище. Юнги смеется. Он смотрит на Намджуна одним глазом, все еще сонный, вздыхает и обнимает его крепче. — Мои слезы вполне человеческие, Намджун-а.