Dirty

За окном шумит дождь. Хосок наблюдает за скатывающимися по стеклу большими каплями, вдыхает свежесть, пробивающуюся сквозь щели в деревянной раме. Он давно потерял счет дням, проведенным в комнате с кроваво-багряными шторами, но их точно прошло слишком много. Так много, что из памяти стали стираться раньше такие привычные звуки и запахи, ощущения и мелкие привычки. Единственный цветок в его вшивой квартирке стоял справа или слева на подоконнике? Сколько столов было в лавке? Воспоминания затуманены. Каждое утро он просыпается, видя вокруг себя эту тошнотворную комнату, невольно вызывающую боль в теле и душе одним своим видом. Они приходят не каждый вечер, делая лишь хуже. Хосок не может привыкнуть к боли, не может предвидеть, когда случится следующее насилие и каким оно будет, отчего страх постоянно держит его на пределе, заставляя пугаться каждого шороха. Чонгук приходит чаще, и по одному его взгляду становится ясно, что ему нужно. Он часто даже не добирается до кровати, опрокидывая Хосока на пол, раздирая его не только изнутри, но и снаружи. Синяки, ушибы, царапины, укусы — на теле остается множество следов. Многие не успевают сойти, когда появляются новые. Один раз Чонгук даже вывихнул ему плечо. Он страдал целую ночь, и только наутро служанка смогла вправить его. Но в основном Чонгук держит слишком крепко, кусает плечи и шею, словно метит, хотя его зубы не сравнятся с зубами Чимина. Его укус нисколько не стал лучше, совсем не заживает. Он не кровоточит, что, скорее всего, заслуга самого Чимина, но также он остается открытой раной. Синяк прошел, на саму рану та же служанка наложила повязку с лечебными мазями, чтобы инфекция не попала. С той ночи Чимин не делал с ним ничего, хотя и приходил. Иногда спускал на него Чонгука. Иногда просто смотрел часами, пока Хосок тревожно сидел за столом и притворялся, что читает. Он тогда пялился невидящим взглядом в раскрытую книгу, пытался не выдать свою дрожь и перелистывал статично страницы. Правда, однажды, когда свеча уже давно погасла, а он перелистнул страницу, Чимин засмеялся над ним в голос. Тогда Хосок почти потерял сознание. Он сполз со стула, чуть не упал на пол, но Чимин поймал его и отнес на кровать. Дальше Хосок мало что помнит, кроме поглаживаний по голове и неясного шепота. Шепот был странным, явно на другом языке, неизвестном ему, но Хосок все равно отвечал на том же, понимал своей сущностью, о чем они говорили. Но когда он проснулся, уже не мог вспомнить. Книги совсем недавно закончились; Хосок прочитал их все, некоторые даже перечитал, проглатывая по несколько книг за один день. Он читал все время, пока было достаточно светло, пока не садилось солнце и не выгорала свеча. Не было ни одной известной ему книги. Разные рассказы и романы от неизвестных авторов, о которых он тоже никогда не слышал. Философские и романтичные, полные скорби и счастья, страха и радости. От девочки, следовавшей за светлячками, до парня, влюбившегося в картонный манекен. Написанные в подробностях, словно каждый автор наблюдал за каждым из своих произведений в реальности, запоминая мельчайшие детали, возможно, даже слишком мелкие для описания. Но они все равно были там, проскальзывали в коротких предложениях или через запятые, складывались в нечто большее или так и оставались незадействованными в сюжете. Неосторожное движение рукой, приведшее к расплескиванию чая, девушки, которая после отрезала себе язык. Ведьмы постриглись все вместе у одного разбитого зеркала и устроили оргию. Та самая девочка настолько высоко задрала голову, пытаясь выследить светлячков, что попала в яму и подвернула ногу. Парень в итоге выкрал манекен и поджег его вместе со всем своим домом. — Должен ли я наконец начать звать тебя сиреной? — доносится до Хосока шепот. Он вздрагивает, уже дергается, чтобы выйти из-за шторы, но Чимин оказывается рядом быстрее. — О чем думаешь, дорогая сирена? Хосок не хочет отвечать, ему так страшно произносить любые звуки. Но Чимин не терпит молчания. Он скользит рукой Хосоку на талию, сжимает ее крепко, прижимая его к себе. И смотрит прямо в глаза, с небольшой улыбкой, все равно пугающе. Укус начинает болезненно ныть под тканью рубашки. — Книги, — одно слово, а Чимин уже понимает. Он кидает взгляд на шкаф, оглядывает собранные там романы и кивает, улыбаясь чуть шире Хосоку. — Ты уже все прочитал? Тогда я отведу тебя в библиотеку, — он тянет Хосока за собой, так и держа за талию, прочь из комнаты, в темные сырые коридоры, от которых босые ступни мерзнут. Хосок пытается запомнить путь, но замок словно лабиринт, все проходы выглядят одинаково; уже через пару поворотов он решает сдаться. — Можешь брать любые книги, — сообщает Чимин, отпуская Хосока и садясь в ближайшее кресло. — И читать здесь, но только со мной. Поэтому придется тебе забирать заинтересовавшее в комнату. Хосок настороженно проходит вглубь зала, заходя среди стеллажей с книгами. Стеллажи идут в основном по стенам, несколько стоит посреди зала, но их все равно недостаточно для всех книг. Стопки стоят прямо на полу, сложенные друг на друга книги с торчащими из них непонятными бумагами. Рисунки, как замечает Хосок. Со странными надписями. Неизвестные ему символы, явно буквы какого-то языка. Он тянется к одной из торчащих бумаг, оглядывается, замечая, что Чимина нет в поле зрения. Бумага старая, пожелтевшая, с оборванными краями и выцветшей краской. Рисунок похож на карту таро. На нем изображен полностью черный мужчина со светлыми глазами без зрачков, с широко расставленными ногами и поднятым в воздух кулаком. У его ног сидит морская сирена, ее змеиный хвост скручен в кольца, а лица нельзя разглядеть, но все равно при взгляде на нее у Хосока дыхание спирает. Он переводит взгляд ниже, пытается не задерживаться на детально нарисованных окровавленных и изуродованных трупах, к самим подписям. Строчки по строению похожи то ли на песню, то ли на сказание, достаточно короткие и написанные столбиком. Он не понимает ни слова, но все равно просматривает внимательно символы, пытается вчитаться в них, словно так он чудом узнает. Рука Чимина слишком резко и болезненно впивается в шею. Он прижимает Хосока к ближайшим полкам, нависает над ним, говорит на том самом языке, но Хосоку кажется, будто кричит. — Это твое предназначение, — выплевывает слово за словом Чимин, никак не отпуская. — Ты должен пробудить его. Спеть. Раны на теле горят, жгут ядом кровь, ломают кости и выворачивают наизнанку. Голова кружится и словно в тумане. Хосок плачет, скулит, сдирает с оголенного предплечья Чимина кожу слоями, пытаясь неосознанно высвободиться из хватки, сучит ногами, сбивая книги с нижней полки. Все вокруг грохочет. Чимин заставляет повторять. — Спеть. Пробудить. Я… — хрипит Хосок из последних сил, прикусывая язык. Рот наполняется металлическим вкусом крови. Он моргает. И все становится тихо. Никакого беспорядка, никакого рисунка и даже Чимина. Он стоит у стеллажа, держит книгу о мальчике, потерявшем собаку, ошарашенно озирается, пытаясь прийти в себя. Руки мелко дрожат. Тело не болит больше, но странное ощущение фантомности осталось. Словно кто-то разбил его на кусочки, а затем неаккуратно склеил обратно. Вся спина в холодном поту, рубашка прилипла к коже. Вот только в мыслях путаница: его заставили забыть нечто очень важное. Остались лишь намеки на произошедшее, ставшие теперь кошмарами, которые точно будут сниться каждую ночь. Очень красочные, детальные, прямо как рассказы, только на утро Хосок все равно ничего не будет помнить. Он может с легкостью пересказать сюжет всех четырех десятков прочитанных страниц истории, начиная с дома с желтой оградой посреди Франции и заканчивая Марселем, полезшим в канаву за хвостом своего пса. Но когда он думает об этом, прочитанное словно окутано дымкой, а голова невольно начинает болеть. Нет чувства, что он сам прочитал все. Ни одной фразы не запомнилось, ни одного написанного предложения. Только фантазии, но и те будто воспоминания из жизни, хотя откуда ему знать, как выглядит Франция. Но каждое дерево слишком детально для вычитанного из книги, каждое облако и ослепляющие лучи солнца, утомляющий пот на коже. С шумом он захлопывает книгу и отставляет ее обратно на полку. Продолжает ходить, слегка нетвердо, еще покачиваясь от неясного потрясения. В самом конце линии стендов, на самой нижней полке, в самом дальнем углу Хосок находит отличающуюся от остальных не особо толстую книгу. Он уверен, что это единственная «ученая книжка» во всей библиотеке. Учение о вампирах и способах борьбы с ними Автор не подписан. Как, в общем, и нормальной обложки нет, только картонный оборот с черным жирным названием. То ли самиздат, то ли черновая версия. Ей точно есть пара веков, как и практически всему здесь, поэтому Хосок с особой осторожностью берет ее в руки, листает желтые тонкие страницы, исписанные размывшимися чернилами. Книга явно попала как минимум один раз под дождь, целая ее часть совсем замылена и покрыта чернильными пятнами, но остальное вполне можно прочитать. Глава 1. История появления вампиров. Дальше все залито и смазано на всю главу, из-за чего Хосоку приходится пролистать ее, несмотря на собственное желание узнать как можно больше. Зато вторая глава уцелела, словно первая была уничтожена специально. Глава 2. Отличия вампиров от других существ. Внешне вампира нельзя отличить от человека. Твари могут менять облик до совершенной неузнаваемости, делать себя незаметными даже с яркими чертами, не брезгуют прибегать к гипнозу, чтобы их никто не запомнил. Вопреки слухам, они могут выходить на солнце, но стараются не делать этого из-за сверхчувствительных глаз. Предпочитают жить семьями, что упрощает их истребление. Часто выглядят хрупко, но обладают достаточной силой, чтобы убить за раз троих взрослых мужчин. Особую опасность представляют их челюсти и зубы: крепче и острее, чем у человека. Они способны прокусывать ладони насквозь, отрывать куски мяса от живых людей, оставлять незаживающие раны от укусов. Чистокровные вампиры также владеют магией крови и телепатией; могут не просто гипнотизировать, а подчинять человека себе, внедрять ему некие мысли и собственные воспоминания. Многие из них любят играться с жертвой до ее убийства… Все, что успевает прочитать Хосок, прежде чем Чимин выхватывает книгу у него из рук. Он со стуком ставит ее на место и оборачивается на Хосока, хватает его за плечи и поднимает с колен, на которых тот стоял все время чтения. — Любые, кроме этой, — усмехается он, уводя Хосока подальше. — Я и забыл о ней. Единственная книга здесь, написанная не мной. Хосок оглядывает библиотеку еще раз, теперь поражаясь, что все эти истории были написаны одним человеком. Можно ли вообще использовать в отношении к Чимину это слово, «человек»? Он явно провел на земле тысячелетия, наблюдал историю людей, видел отдельные происшествия разных жизней в разные века, запоминал их до мельчайших деталей и писал, навсегда запечатлевая моменты на бумаге. Поэтому истории такие разные, но неизменно точные, преисполненные описаний, которые сложно придумать, только если не увидеть их самому. — Но все равно обо мне, — Чимин улыбается широко, зловеще-ехидно, поглядывая на сразу задрожавшего Хосока. — Хоть и не напрямую. Он набирает одной рукой несколько книг, довольно увесистых, другой крепко держит Хосока за плечо, дергает его за собой к выходу из библиотеки. Хосок запинается, еле поспевает, постоянно заваливаясь на Чимина и тихо стоная от тянущей кожу повязки. Он также не запоминает путь обратно до комнаты, уходит в себя, продолжая прокручивать в мыслях одну фразу: Многие из них любят играться с жертвой до ее убийства. Чимин оставляет Хосока посреди комнаты, предусмотрительно закрыв дверь. Он стоит к Хосоку спиной, расставляет взятые книги, убирая остальные обратно в шкаф, когда Хосок наконец находит силы открыть рот и выдавить из себя целые слова. — Вы… убьете меня? — спрашивает он, и от одного робкого вопроса кровь в жилах стынет. Холодок пробегает по спине. Чимин замирает с рукой в воздухе, оборачивается, замявшись, а после смеется в голос. Хосоку хочется упасть и умереть. — Нет-нет, почему ты так подумал, дорогая сирена? Ты нам нужен, — отвечает Чимин с улыбкой, беря в руки стопку принесенных книг и располагая их на краю стола, у самого подоконника. — У тебя очень важная роль. Он подходит к Хосоку, берет его за подбородок и поворачивает к себе, заглядывая в глаза. Хосок еле держит взгляд, стоит, приоткрыв в страхе рот, а Чимин копирует его, насмехаясь. Целует в губы, рассекает верхнюю, прихватив ее зубами, и уходит. У Хосока хватает сил лишь осесть на кровать. ~ Тэхен чует его по всему замку. Запах жертвы исходит от него, такой яркий и стойкий, что начинает тошнить. Они встречались лишь раз, и тогда он был голым, тогда Тэхен еще не знал его имени. Он был куском мяса для Тэхена, без личности, но с привлекательным запахом. Другим, не таким сочным, более легким и трепетным, какой исходит тончайшими нотками и от самого бога. Ким Намджун, так теперь его зовут. Тэхен разузнал все, разведал, как настоящая лиса, вычитал и высмотрел. Следил за Юнги почти неотрывно, и тот сам привел его к цели. К цели Чимина, конечно. Поэтому Тэхен не донесет об этом, не побежит сразу, ведь ему это не нужно. Ему нужна смерть, никак не новое становление. Смерть Чимина. Он всю ночь слушал стоны бога и дракона, вдыхал их ароматы, пытаясь понять, что это все значит. Ему всегда было тяжело осознать людей, их поступки, часто совершаемые на грани под натиском эмоций. Тэхен научился различать их, подстраиваться под них, но сам он живет лишь инстинктами, лишь жаждой убивать. Коридоры все одинаковые, но он идет по запаху, поэтому ошибиться не может. Никого на пути не встречается, словно знают, что он будет здесь. И даже Чонгука не видно поблизости, хотя Тэхен постоянно замечает его, куда бы ни пошел. Он останавливается у самой двери, задерживает дыхание, пытаясь услышать. — У тебя очень важная роль, — доносится до него голос Чимина. Фальшиво обнадеживающий, но все равно не избавляющий Хосока от страха. Запах забивает Тэхену все ноздри. Он, увлеченный, еле успевает сбежать, когда Чимин выходит из комнаты. Прячется за соседней дверью, беззвучно закрывает ее, когда звуки шагов затихают в отдалении, не сдерживает вздоха облегчения. И сразу напрягается, улавливая чужое присутствие. Он позволил себе запаниковать, в итоге приведя себя в ловушку. — Неожиданно встретить вас здесь, господин Ким, — от издевательской интонации в голосе Чонгука Тэхену хочется ударить его. Он разворачивается на каблуках, держит лицо, скрывая свою раздраженность. Чонгук сидит на тахте, откинувшись на вытянутые руки, его черная одежда контрастирует с кремовой обивкой. — В моей комнате. Щелчок замка звучит за спиной Тэхена. Он отрывается от двери, делает шаг, готовый обратиться и драться. Или же сбежать в приоткрытое окно, ведь лучше потерпеть поражение, чем лишиться жизни. Ему неизвестны все способности Чонгука, из-за чего он не может выстроить тактику боя, надеясь лишь на удачу и случай. Чонгук двигается тоже, напрягает руки, выставляя их перед собой, явно готовый к атаке горла. Многие собаки поступают именно так: прыгают на свою жертву, вгрызаясь в шею. Но Тэхен хитрее. Он обращается, медленно обходит комнату, не сводя взгляда с Чонгука, подходит чуть ближе. Достаточно, чтобы рвануть и впиться зубами в лодыжку. Чонгук не сразу понимает, не сразу хватает за рыжий мех, пытаясь оторвать Тэхена от себя, и тому хватает этого времени, чтобы разгрызть сухожилие. Он разжимает челюсти, изворачивается и кусает Чонгука еще за руки, и тот роняет Тэхена на пол, падает сам, стоная от боли и злости. Ковер пропитывается густой, почти черной кровью мертвого, и ее ядовитый запах разъедает Тэхену легкие. Он спешит забраться на подоконник, проскользнуть между прутьями решетки и прыгнуть на ближайшее дерево, поскользнувшись на мокрой коре. Как жаль, это был один из его самых любимых костюмов.