***
После проф-переклички пар нет. Юнги останавливается у лестниц и набирает номер такси, вызывает себе машину. — Написал что-нибудь? — интересуется Чонгук, лезет в карман джинсов, надеясь найти там сигареты, расстраивается, когда понимает, что забыл в других джинсах. — Ничего, — пожимает плечами Мин и сует мобильник в карман джинсов, — пустой лист сдал. — Я даже не буду задавать вопросов, — усмехается Чон, потому что никогда друга понять не сможет. — Эй, дебилы, — зовет он, когда замечает мимо проходящих близнецов. — Сигареты нет? — Тебе бы язык оторвать, а не сигареты, - бурчит Чонин, но послушно подходит, достает из пачки одну и даже спички одалживает. — Юнги, — обращается он и лучезарно улыбается, — может, прогуляемся сегодня? — Он сегодня со мной гуляет, — говорит Чон и глубоко затягивается. Юнги же ничего не отвечает. Смотрит на альфу несколько секунд, а потом отворачивается. Чонин бросает Чонгуку многозначный взгляд, из которого ясно, что он Юнги конченным придурком мысленно окрестил, и уходит, забрав спички. — Почему ты так реагируешь всякий раз, когда кто-то зовет тебя погулять? Ты многим нравишься, не будь недотрогой. Будешь? — он протягивает Мину сигарету, и тот затягивается прямо из его руки. — Важно, что они мне не нравятся. Во сколько мы встречаемся? — Давай в пять, звони, как будешь выходить. Юнги кивает, еще некоторое время ждет свое такси, а потом уезжает, помахав другу. Он сидит на заднем сидении, бросает пару подозрительных взглядов на альфу за рулем, потом достает телефон, наушники в уши и откидывается на спинку, пытаясь расслабиться. Ему в компании незнакомого человека некомфортно, поэтому он убавляет звук, чтобы быть в курсе происходящего, внимательно сам следит за дорогой и постоянно поглядывает на время, желая скорее оказаться в знакомом районе. У многоэтажки, в которой живет Юнги, машина останавливается ровно через тринадцать минут, он бросает деньги на переднее сидение, выбирается из машины и идет к дверям. Уже внутри понимает, что лифт не работает, на восьмой этаж пешком поднимается и злится. Когда в квартиру заходит, натыкается на отца, не здоровается, проходит мимо, но мужчина хватает его за локоть, тянет за собой, усаживает на диван, а сам напротив. — Уже третий год это длится. Долго ты собираешься продолжать? Юнги не отвечает, переводит взгляд на стол, где с позавчерашнего вечера лежит разбитая рамка, а в ней благодарственная грамота, его собственная, за отличные успехи в учебе. — Убери ее отсюда. — Приходи в себя. Я хочу, чтобы ты человеком стал, а для этого ты должен учиться. Как раньше. — Я учусь, разве не видно? Еще ни разу в этом году универ не пропустил, — Юнги криво улыбается и уходит в свою комнату. Ему эти разговоры надоели до тошноты. Он больше ничего никому не должен, потому что за годы устал быть тем, кем не является. Он уверен, что нет ничего хуже на свете, чем быть гордостью родителей. Потому что родители благодарными быть не умеют, принимают все как данность и с каждым разом начинают требовать больше. Юнги больше выдать уже не может, он из себя все выкачал, все отдал, всего себя вложил в школьную программу, больше сил выкладываться нет, желания нет. Юнги чувствует себя мешком с костями, который он насильно таскает каждый день в универ. Ему все это не нужно, и юриспруденция неинтересна. Омега скидывает ветровку, проходит вглубь комнаты, подтаскивает стул к синтезатору, садится, внимательно смотрит на то, что вчера сочинить пытался. Ноты путанные, слишком многое зачеркнуто, ничего не понятно, но Юнги старается вникнуть. Он кладет пальцы на клавиши, примеряется, воспроизводя в голове мелодию, даже глаза прикрывает, чтобы сосредоточиться, собраться. Ему нравится писать музыку, он в этом себя нашел уже давно, но продолжает идти на дно вместе со своими стремлениями и желаниями, потому что так «надо». Для Мина музыка — выражение собственного «я». Сочиняя ее, он отдыхает, расслабляется, погружается в мир, где сам решает свою судьбу. Именно поэтому она всегда выходит медленная и унылая. Ближе к пяти Юнги начинает собираться. Переодевается в более удобную одежду, перехватывает поесть и идет на выход через гостиную. На столе по-прежнему валяется разбитая рамка. Мин закатывает глаза, возвращается в кухню, берет ведро из-под раковины, скидывает туда осколки, табличку и саму грамоту. А потом уходит. Он встречается с Чонгуком у больницы, парни сразу идут внутрь. Юнги точно не знает, что не так у Чона со здоровьем, но сколько они знакомы, а это около трех лет, тот постоянно жалуется на боль в суставах. Чем холоднее, тем хуже, и тем чаще они забегают в больницу, чтобы укол поставить. — Слышал, что на этой неделе уже дожди начнутся, — бормочет Юнги, когда они садятся у закрытой двери процедурной. – Как думаешь пережить? Чон пожимает плечами, подрывается, когда замечает знакомую медсестру, улыбается ей, рассказывает о том, что старая проблема продолжает мучать, пока та дверь открывает, а потом проходит за женщиной. Юнги удобнее располагается на сидении, достает мобильный, ленту листает, потом в общий чат заходит, где альфы разгорячились и уже сообщений сто написали о том, какой Пак Чимин красивый и сексуальный. Особо голодные скинули огромные конспекты своих пошлых фантазий, на что Мин недовольно кривится, потому что один из этих придурков — Ким Намджун. Он считал этого парня одним из немногих адекватных представителей своего пола, он был добрый и внимательный. Но после того, как к их компании прилип Хосок, все намджуновы темные, а точнее пошлые стороны вылезли наружу. И Юнги откровенно бесится, когда Ким липнет к кому-то или о сексе речи ведет, будто на свете не существует чего-то более важного. Сам не знает, почему реагирует так, но мерзко. Ненавидит альф, которым неважно где и с кем. Мин встает размять кости, когда Чона слишком долго нет, проходится из стороны в сторону, думает о том, что сейчас позовет друга на пиво, давно они вместе не зависали, не расслаблялись. Через пару минут у омеги резко начинает болеть все тело, каждая клеточка, будто иглы в кожу под самый корень. Он чувствует холод, яркий, даже резкий запах, который определить не может, но который ему нравится. Безумно нравится. И Юнги становится страшно. Ему не нужна ни любовь сейчас, ни отношения. Он не готов так скоро встретить свою судьбу, не готов отдать себя целиком, потому что сам себя не знает, не разобрался в том, кто он есть, поэтому вряд ли сможет взять ответственность за другого человека. Но любопытство сильнее. Омега смотрит по сторонам — никого. Значит за углом, значит в приемном покое. Он быстрым шагом идет вдоль коридора, чем ближе — тем сильнее колотится сердце, тем ярче ощущает запах, тем больнее телу. Он не знает, у всех ли так, но он будто рассыпается, виски сдавливает, в голове шумит и ноги едва держат. Он буквально вбегает в приемный покой и замирает. Смотрит по сторонам, не может понять, пытается сориентироваться, но не выходит, потому что врачи носятся из стороны в сторону, суета, крики. У Юнги голова кругом, и становится еще хуже, когда он бросает случайный взгляд в сторону, где за приоткрытой занавеской видит лицо альфы. Красивого. Самого красивого альфы, что ему доводилось видеть в своей жизни. И он без сознания, на лбу огромная кровавая рана и маска на лице. Юнги так и стоит, не может пошевелиться, не помнит как. Запах альфы из-за открытой раны слишком сильный, Мин задыхается им, хватается за ворот футболки, тянет ее вниз, будто так легче стать может, но в горле стоит ком, и это конечная. — О Боже, — выдыхает он и начинает кашлять, потому что давит сильно, дышать невозможно. У него краснеют щеки, адреналин в голову бьет. Юнги не может думать ни о чем, в голове пульсирует только одна мысль: его истинный умирает у него на глазах. — Юнги, — сквозь вакуум слышит он голос Чонгука, а потом его сильное прикосновение к своему плечу. — Юнги, все хорошо? Знакомый? Ты его знаешь? Мину сил хватает лишь на то, чтобы отрицательно покачать головой. Он взгляда оторвать не может, ему так страшно, как никогда еще не было. Ему кажется, что он физически ощущает эту боль. Он даже не знает имени этого альфы, но его конкретно изнутри прошивает, он хватает Чонгука за руку, потому что ноги едва держат. Медленно опускается на пол, продолжает смотреть, когда врачи штору отдергивают каталку поворачивают и стремительно увозят вдоль коридора. Мин хочет пойти следом, но, когда пытается подняться, плюхается обратно. Чонгук помогает другу дойти до сидения, оставляет его, сам идет к автомату с водой. — Держи, — он откручивает крышку и протягивает омеге, у которого руки дрожат, взгляд бегает, он весь на нервах, сам не свой. — Кто этот парень? Ты знаешь его? — снова спрашивает Чон, но Юнги вновь отрицательно качает головой. И, кажется, до Чонгука доходит. Он прикрывает глаза, сильно трет лицо ладонями, садится рядом. — Дерьмо. Но ты не волнуйся, это лучшая больница в Сеуле, все будет хорошо. Зря мы сегодня сюда…Прости, это из-за меня. — Нет, я просто…Меня трясет, я боюсь за него. Я его не знаю, но я очень хорошо его чувствую. Я не знаю, как это объяснить. — Я знаю, — кивает Чонгук, потому что после встречи с Чимином самого терзают странные ощущения, которые лично ему точно не принадлежат. Через десять минут Чон оставляет друга, у стойки регистрации интересуется об альфе, которого отвезли в операционную, узнает его имя, узнает, где именно его оперируют, благодарит и возвращается к Мину. — Его зовут Но Канджун. Двадцать три года. Авария. Он сидел сзади, и внедорожник…в общем…Никто кроме него не пострадал. — Спасибо, — кивает Юнги, а у самого внутри не перестает вибрировать. — Можешь мне успокоительные в аптеке взять? Я верну деньги. — Не неси это дерьмо. Операционная вдоль по коридору и направо. Иди туда, думаю, ты должен поддержать его. — Он меня даже не знает, — усмехается Юнги, трет лоб, потому что давление сжимает мозги. — Ну, это не обязательно, чтобы посылать положительную энергию, — улыбается Чон и идет за лекарствами. Ему не по себе, потому что именно из-за него Юнги узнал неприятные вести, а еще он переносит ситуацию на себя и даже не знает, что хуже: его знакомство с истинным или миново. Весь следующий вечер парни проводят в больнице. Они знакомятся с дядей альфы, который был за рулем автомобиля. Он подъезжает позже, давал показания. Полностью разбит, винит себя, хотя не он нарушил на светофоре. Чонгук и Юнги представляются друзьями Но Канджуна, и из разговора с мужчиной понимают, что этот красивый альфа – пианист-виртуоз. У Мина внутри трещинами стекла идут, он сжимает кулаки, больно впивается ногтями в кожу, чтобы немного себя отрезвить. Ближе к ночи доктор выходит из операционной, сообщает, что операция прошла успешно, но состояние по-прежнему тяжелое. — Тебе надо домой поехать. Ты уже знаешь, что он будет лежать здесь. Придешь завтра. Нужно отдохнуть. Если хочешь, не приходи на учебу, я прикрою тебя. — Сможешь? — Без проблем. Отмажу. Только держись, ладно? Он нереальный красавчик. Этот тип, — он поднимает указательный палец, глаза — к потолку, — не заберет его у тебя. Преступление — лишать мир такой красоты. Юнги не сдерживает смешок и благодарно кивает. Чонгук Юнги одного не отпускает. Довозит на такси до дома и только потом едет к себе. Его давно так мысли не разрывали, даже после встречи с истинным-омегой. По крайней мере, Пак Чимин жив-здоров, и от этой мысли Чонгуку становится странным образом легче. По сути, его вообще никаким образом не должно это волновать.***
Тэхен в одиннадцать часов получает сообщение от Сокджина, который просит омегу о встрече. Это реально странно, Ким начинает переживать и скидывает мужчине свой адрес. Он вылезает из домашнего костюма, натягивает джинсы, свободную черную футболку, поправляет волосы и по всей комнате пытается найти гигиеническую помаду, потому что его потрескавшиеся губы – страшное зрелище. — Куда ты? — папа как обычно сидит у телевизора, листает журнал и бросает внимательный взгляд на сына. — Когда ты планируешь к доктору сходить? Он сегодня звонил. — Схожу, — бросает Тэхен и влезает в кроссовки. — Когда? — повышает голос мужчина. — Ты не хочешь выйти из этого состояния? Тебя все устраивает? — Нет. Я схожу, папа, обещаю, — омега выбегает из квартиры, в нетерпении ждет лифт, улыбается от мысли о предстоящей встрече, но по-прежнему нервничает. Надеется, что у Джина все хорошо. Он замечает автомобиль своего альфы сразу, быстро подбегает, садится на переднее сидение и улыбается. — Привет. — Привет, — Джин улыбается в ответ и тянется за поцелуем. Оставляет короткий, но сладкий на его губах. — Что-то случилось? — Случилось, — лучезарно улыбается мужчина, а у Тэхена от этой улыбки по спине мурашки ползут. — Я соскучился. Я весь день тебя не видел. И еще ночь. И снова целует, на этот раз настойчивее, крепче, хватается за тэхенов затылок, чтобы было удобнее, притягивает к себе, глубоко дышит, тяжело, заставляя омегу теряться в ощущениях, потому что слишком горячо, слишком сладко. — Я влюбился, как мальчишка, — смеется альфа, прижимается своим лбом ко лбу Кима. — Ты меня совсем не знаешь, — Тэхен тяжело дышит и тянется за очередным поцелуем, коротко касаясь, вновь ощущая пленительную мягкость. — Ты меня тоже, но при этом позволяешь целовать и сам целуешь. Мы на ментальном уровне уже все друг о друге знаем. Ты же знаешь меня, да? — Джин очаровательно улыбается, целует теплый тэхенов лоб, чувствует умиротворение, чувствует, что это именно то, чего ему не хватало всю жизнь. Уюта. Родного человека рядом. А Тэхен именно родной. К нему хочется прижаться, его хочется прижать, его хочется радовать, хочется, чтобы он улыбался. Чтобы этот юноша расцвел в его руках и принадлежал только ему. До конца жизни. — Покатаемся? Хочешь? — Можем просто посидеть здесь, — Тэхен обнимает альфу за плечи, вдыхает его запах, прикрывает глаза. Ему спокойно с Джином, этот человек его дополняет, согревает, и плевать, что это лишь второй день их личного знакомства. Это настоящая любовь, Тэхен уверен.