***
Еще через пару дней Юнги все-таки приходит на учебу. Выглядит неважно, слишком уставший, слишком расстроенный, бросает парням короткое: «привет» и садится рядом с Чонгуком. — Как там дела? — Чон и так в курсе всего, но постоянно перепроверяет информацию. Он тоже весь извелся, но даже представить не может каково Юнги. — Как всегда. У тебя как? Как рука Пака? Больше эта тема не поднималась? Чонгук бросает взгляд в сторону преподавательского стола, где Чимин уже разложил свои вещи и теперь с кем-то разговаривает по телефону. — Нет. Я на днях подходил, спрашивал, все ли хорошо, он сказал, что все хорошо. — И все? — И все. — Он золотой, — отмечает Мин, подпирает голову кулаком и тоже смотрит на Пака. — Если бы на его месте был кто-то другой, на вас двоих уже бы докладную накатали. А Тэхен? — Я сказал ему не высовываться. — И он послушался? — Он всегда меня слушается, — кивает омега и укладывает голову на рюкзак, что лежит на столе. Ему хорошо, когда он общается с Чимином по минимуму. Поинтересоваться его травмой был лишь знак вежливости, он больше ему ничего не должен. У них с Хосоком все отлично, по крайней мере, Чонгук себя в этом убеждает. И то, что с появлением Чимина в его жизни, он стал сексуально активнее, никак с омегой не вяжет. Вышло так. И больше ничего. Но мерзкая мысль, что он таким образом чувства к преподу глушит, время от времени проскальзывает в голове. — Юнги, — зовет вдруг Чонгук и поворачивается к другу. — Как думаешь, возможно ли, что двое омег — истинные? — Двое омег? — переспрашивает Мин и морщит аккуратный носик, потому что зачесался. Чонгук расшифровывает по-другому. — Не знаю даже, а что? — Ничего, — бросает он, решив, что Мину даже говорить о таком неприятно. А кому будет приятно, если это абсолютно противоречит природе?! — Да скажи! — восклицает парень и бьет друга по плечу. — Ты встретил истинного, и он — омега? — и начинает наигранно смеяться, откидывая голову назад, выставляя красивую тонкую шею с обилием родинок, которую Чону в эту самую минуту свернуть хочется. — Не неси дерьмо, — притворно улыбается Чонгук, а сам губы кусает, потому что не знает, как себя вести. Он вроде и хочет поделиться, но реакция Юнги и его собственные тараканы в голове вряд ли позволят. — Кстати, что там с проф-перекличкой? — У тебя пересдача на следующей неделе. Тем, кто не сдал, дали пару недель дополнительного времени. — А тебя пропустили? — Пропустили. Пак поставил отлично, — хмыкает Чон и задумывается над тем, что мог бы и не пропустить, мог бы всякой хрени назло сделать, но не стал. Показал себя в правильном свете, заставил Чонгука хоть и немного, но чувствовать себя виноватым за концерт недельной давности. — Вот видишь, он клевый чувак. Ты читал общий чат? — С тех пор, как Пак стал нам вести, я предпочитаю туда не заходить. — Согласен, — поддакивает Юнги и достает пачку сливовых печеней. — Эти оголодавшие придурки, — усмехается он, качает головой и уставляется на Чимина. — Если присмотреться, то и он неидеальный. Чонгук ничего не отвечает, он снова слишком явно пялится на Пака, пытается найти подтверждение миновым словам, хочет, искренне хочет зацепиться за какой-то изъян, но не может. — А своего истинного? — невзначай спрашивает Чон и хватает печеньку. — Его ты считаешь идеальным? — Да, — кивает Мин и заметно грустнеет. — Мне очень нравится внешность, не зря же мы истинные, он идеален для меня. Я правда не знаю, что он за человек, но, думаю, что как человек, будь он хорошим или плохим, он тоже подойдет мне. — Не заблуждайся, не всегда истинные идеально подходят друг другу, — бубнит Чон, подпирает подбородок и продолжает лениво водить взглядом по Паку. Полностью. Начиная от аккуратно уложенных волос, заканчивая лакированными начищенными до блеска ботинками. Он занимается этим всю пару, сам не знает, почему ему так интересно, но в прошлый раз на Чимине была другая рубашка, которую он до дыр просверлил, теперь взялся за эту. Ему нравится то, как Пак заправил ее под пояс, как расстегнул сверху три пуговицы, непроизвольно демонстрируя острые ключицы. Во всем этом столько элегантности и красоты, нежности и дорогого великолепия, что Чон готов возвращать взгляд снова и снова. Он постоянно, ежесекундно вбирает в организм новую порцию запаха, того самого, одного единственного. Вычленяет его из множеств других без особого труда, потому что слишком четкий, слишком опасный, слишком во всем. Чонгук всерьез задумывается, возможно ли как-нибудь откосить от паковых пар, потому что с каждым разом становится все более невыносимо. После занятия Чимин просит Юнги задержаться из-за того, что тот много пар пропустил. Он копается в ящике стола, ищет конспекты, а Мин как назло Чонгука не отпускает, намертво цепляется за его руку, чтобы с преподом наедине не оставаться. — Вот, держи, — Пак подходит, протягивает стопку и улыбается. — Тут самое основное, это важный материал, я хочу, чтобы он был у тебя. — Спасибо, — кивает Юнги и замечает блестящий камень меж чиминовых ключиц. — Это пирсинг? — восклицает он и удивленно таращится то на лицо Пака, то на камушек. Чонгук переводит взгляд и зависает. Он и раньше замечал его, но думал, что это подвеска, никогда не обращал внимания, что ни цепочки, ни прозрачной нитки, ничего. Камень ни на чем не держится. Вернее, держится. На чиминовой коже. Чимин нервно прикусывает губу, быстро смотрит на Чонгука, будто уловить его реакцию пытается, не выходит, не успевает, сразу возвращается к Юнги, чтобы не выглядеть в глазах Чона идиотом. — Нет, это не совсем… — Это микродермал*, — отвечает за Чимина Чонгук и прокашливается, потому что в горле пересыхает. — А чем он отличается от пирсинга? — Он…— начинает Пак, но Чон обрывает. — Я потом тебе объясню. Мы на пару опаздываем, — он хватается за плечи Юнги и тащит его к выходу. — Идем, скорее. До свидания, — на Чимина даже не смотрит, хотя обращается к нему и начинает бить себя по груди, потому что дыхалку перекрывает, каждый вздох с трудом дается. — Все нормально? — обеспокоенно спрашивает Мин, осматривает друга, на что тот машет руками перед лицом. — Мне нужно срочно в туалет. Я подойду, иди. — Тебе опять плохо? Я провожу. — Нет, Юнги, я сам, — отрезает Чонгук, давая понять, что сейчас его лучше не трогать. Он идет быстрым шагом, влетает в нужную дверь, кулаком проходится по всем кабинам, чтобы убедиться, что он тут один, открывает холодную воду и с головой ныряет под кран. Это невыносимо. Этот омега. Сплошной. Чертов. Фетиш. У Чонгука горит в груди, он слишком глубоко вдохнул запах роз, слишком потерял контроль над собой, отпустил, а теперь весь дрожит. С Юнги происходит то же самое? Очевидно, что нет. Мин тоже не может соединиться с истинным, тоже знаком с ним, видится ежедневно, но стать одним целым, отдаться морально, физически не может. Но, неужели, его так же кроет? Неужели руки трясутся, стоит лишь на мгновенье потеряться в собственных мыслях? Чон сосредоточился на камушке между ключиц, смотрел на то, как великолепно он сверкает и как подходит под чиминовы глаза. Он залюбовался, пытался понять, как Пак додумался сделать подобную прелесть на своем теле, как понял, что она будет идеально гармонировать с ним самим. Камушек сидел как влитой, и Чонгука всего передергивает от этих мыслей, от воспоминаний о бархатной, молочной коже, которая так идеально приняла блестящую капельку. — Успокоиться, — говорит сам себе Чон, трет лицо, хоть оно уже горит от холода, но никак в себя прийти не может. У него руки чешутся, так он по стразе провести хочет, эта картинка четко стоит перед глазами, и Чонгук ненавидит все это, потому что из головы не выбрасывается, даже по щеке себе с силой бьет — бесполезно. Эти дурацкие, но прекрасные мелочи в Пак Чимине заставляют его терять контроль. И если раньше он мог быстро приходить в себя, то сейчас это сложно. Сейчас ему нужен Хосок, чтобы своим резким, альфьим запахом перебить розы, что уже целый куст свили внутри чонгукова тела. Позже омега сушит голову сушилкой для рук, выходит из туалета, тащится на пару и набирает Хосоку сообщение с просьбой остаться на ночь.***
Тэхен тормозит у дома, выскакивает из машины и бежит в подъезд. Мнется у лифта, улыбается, кусает губы. Умоляет себя успокоиться, но не может, потому что внутри все трепещет, так хорошо, так легко, но волнительно, страшно, но феерично. Когда лифт останавливается на нужном этаже, Ким выбегает, быстро открывает дверь своим ключом, потому что папа еще утром предупреждал, что поедет навестить родителей, и бежит в комнату, оставив квартиру нараспашку. Его вообще мало что волнует, он скидывает с себя вещи, становится под душ, несмотря на то, что вода холодная, выливает на тело гель, что похож на его природный запах, и намыливается. Он хочет быть красивым для Джина. Хочет приятно пахнуть, хочет, чтобы его кожа была мягкой, чтобы альфе было приятно его трогать, чтобы он сам желал его касаться. Везде. С мужчиной они еще вначале недели обговорили этот вопрос. Тэхен знал, что течка должна начаться в пятницу, и был готов провести ее со своим альфой. Они нашли друг друга, они любят друг друга, и омега не видел преград. Это было странно и неловко, Ким мялся и не знал, как начать разговор, но Сокджин сделал все за него. Он чувствовал любимого, он ощущал, что его запах сгущается, становится концентрированнее, насыщеннее. Альфа сам спросил. Он не давил, не настаивал, ни на что не намекал, лишь поинтересовался. И Тэхен признался, выдал все, как есть, сказал, что хотел бы провести эти дни с ним, что готов, что уже время и нет смысла тянуть. Тем более, тело Джина уже хорошо знает, чувствует, само реагирует и требует желаемого. Для Тэхена это будет впервые. С Сокджином. Он никогда даже не смотрел на других, просто жил, ничего не ждал, а потом появился тот самый, кто перевернул все с ног на голову, кто дал Тэхену почувствовать себя любимым, желанным. Кто дарит любовь, а Джин отдает ее так много, что Ким иногда принимать не успевает, она вся просто в нем не помещается. Омега мажет все тело кремом, втирает его в кожу, чтобы та была мягче, делает это перед зеркалом, рассматривает себя, хмурится, потому что плечи слишком широкие, мышцы тут же выделяются, стоит лишь немного напрячься. Его фигура далека от мягких омежьих изгибов. Но она красива. Он многим нравится и не только лицом. Тэхен откровенно нервничает, у него коленки подрагивают, когда он в белье влезает, а поверх натягивает узкие черные джинсы, которые очерчивают мышцы на его ногах. Футболку он выбирает широкую, обычную белую, заправляет ее в пояс, отходит дальше, крутится перед зеркалом, пытаясь оценить свой внешний вид. Погода уже прохладная, Тэхен накидывает кожаную спортивную куртку, носки и влезает в кроссовки. Ему впервые хочется выглядеть для кого-то красиво. Он никогда не наряжался, а сейчас подолгу разглядывает себя в зеркале. Старается не думать о том, что будет сегодняшней ночью, но сердце пропускает удары, ухает и проваливается. Иногда Тэхен начинает нервничать, ведь возможно, что его цикл сбился, возможно, что организм подведет, и течка начнется не сегодня. Но он успокаивает себя, потому что рядом с ним будет Джин, который будет ждать, сколько потребуется. Ким спускается вниз после звонка мужчины. Садится на переднее сидение и сразу получает короткий поцелуй в губы. — Всего сутки прошли, а будто бы вечность, — он говорит тихо, почти шепчет, и Тэхен полностью покрывается мурашками, чувствует, как сохнет в горле, как стягивает губы. Он хватается зубами за кожицу, и тянет, оставляя на нижней крохотную ранку. — Я думал о тебе. — Я о тебе тоже. Ты так пахнешь, у меня сейчас мозги расплавятся, серьезно, — альфа прижимается лбом ко лбу Кима и смеется, потому что ему тридцать три года, а его распирает омежий запах. — Поедем ко мне? Я там…в общем, у меня дома есть выпивка, мы можем расслабиться. Черт, я нервничаю. — Если ты нервничаешь, представь, что творится со мной, — хрипит Тэхен, чувствует, как вспыхивают щеки. У него складывается ощущение, что из его тела высосали всю влагу, ему нечем дышать. Стоит сделать вдох — он задыхается запахом своего мужчины. — Поехали, — Джин нехотя отрывается от парня, заводит мотор и давит на газ. Тэхен всю дорогу смотрит в окно, сжимает тонкие пальцы, кусает губы. Он уверен, что сможет с этим справиться, но паника начинает нарастать. Он тянется к бардачку, уже знает, что найдет там минералку, достает бутылку и залпом выпивает половину. Он переглядывается с Джином, который протягивает руку, прося воды, и Тэхен дает, внимательно следит за тем, как мужчина с того же горлышка делает один большой глоток. — После твоих губ вкуснее, — говорит он, и Ким снова краснеет. Он даже холодную ладонь к щеке прикладывает, потому что это слишком. — Замолчи, иначе я сгорю, расплавлю тебе салон. Просто замолчи, ничего не говори мне. Сокджин смеется, а сам крепче сжимает руль. Ему нужен его омега прямо сейчас. Он хочет его целовать, он просто хочет его. Всего с ним, навсегда. Быть рядом, раствориться в нем. Будучи взрослым мужчиной, он жил только работой и бытовыми проблемами и даже не подозревал, что такие чувства существуют в этом мире. Тэхен — выше всего в этом мире. Для него. Машина останавливается в одном из спальных районов Сеула. Тэхен выходит первым, смотрит по сторонам, пытается понять, где примерно находится, но понимает, что раньше здесь никогда не был. Джин выходит следом, пикает сигнализацией и подходит к парню. — Идем? Посмотришь мою квартиру. Оценишь логово холостяка. — Уже не холостяка, — возникает омега и жмется к альфе, когда тот закидывает тяжелую руку на крепкие плечи. В лифте слишком узкое пространство. Течка у Тэхена еще не началась, но он на грани, и Джину держать себя в руках становится тяжелее. Он наполнялся тэхеновым запахом, оставляет короткий поцелуй на виске, чувствует, как тот пульсирует под его губами, и обнимает омегу крепче. — Тихо. Все будет хорошо, я же не чужой человек, я не причиню тебе вреда. И Тэхен верит. Он кивает больше собственным мыслям, чем альфе, и немного успокаивается, когда чувствует поглаживания большой ладони через ткань куртки. Квартира у Джина небольшая, но уютная. Ким сбрасывает обувь, проходит внутрь, оглядывается, рассматривает и широко улыбается, потому что ему тут нравится. Определенно. В единственной комнате огромное окно, которое пропускает внутрь свет от фонаря. На небольшом столике стоит бутылка вина, нарезанные фрукты и открытая коробка конфет. Просторная кровать аккуратно заправлена черным шелковым бельем. Тэхен оборачивается к Джину, что стоит у него за спиной. — Тут так здорово. Мне безумно нравится. — Эта квартира небольшая и не слишком богато обставлена, но я пытаюсь содержать ее в чистоте. Присаживайся, — он кивает на кровать, и Ким опускается на краешек, стаскивая с себя кожанку. Джин приносит из небольшой кухни, что практически соединена с комнатой, стул и садится напротив. — Ты подготовился. Спасибо за то, что ты такой внимательный, я не знаю…Это может быть глупо, но это важно для меня. — Я понимаю, — кивает Джин и принимается разливать вино. — Это, — он поднимает один из бокалов и протягивает омеге, — для храбрости. Если ты со мной, тебе и так нечего бояться, но раз уж ты оказался трусишкой, расслабимся, — мужчина отставляет бутылку, — предлагаю выпить за нас. Мы совсем недавно вместе, но это время было для меня самым счастливым. — Для меня тоже, — вставляет Тэхен и не может подавить улыбку. Джин делает глоток и пересаживается к парню, обнимает его за плечо, внимательно смотрит в горящие страхом и жаждой глаза. — Я сделаю все, чтобы ты был счастлив. Я буду рядом. Я буду тебя защищать и беречь. Я не могу представить, чтобы моим омегой был кто-то другой, потому что ты — идеален для меня. И целует. Ласково, нежно мнет податливые губы. Тэхен прикрывает глаза, не глядя отставляет бокал, тяжело дышит и отвечает на поцелуй. Он тесно прижимается к мужчине, чтобы чувствовать его тепло, чтобы порами вбирать более крупные дозы его запаха, утопать в нем, нырять с головой без шанса на спасение. Воздух в комнате становится концентратом ванили, Джин руки в кулаки сжимает, пытается себя держать, потому что Тэхену боль причинять нельзя. Тэхен в его руках фарфоровая кукла, за которую он взял ответственность, которую он пообещал любить и трепетно хранить, хотя самообладание трещит по швам. Мужчина тянет из пояса тэхенову футболку, забирается под нее руками, касается холодными пальцами разгоряченной кожи, заставляет омегу вздрогнуть и испуганно выдохнуть. Джин Кима губы отпускает, смотрит в глаза, а потом оставляет влажный поцелуй на подбородке. Тэхена хочется трогать и целовать везде. Он нереально вкусный, невозможно сладкий, он само совершенство, очарование. От футболки избавляются практически сразу, а Кима укладывают на лопатки. Постельное белье холодит кожу, Тэхен смотрит на нависающего над собой Джина и решает полностью ему довериться. Альфа в это время от рубашки избавляется, и ложится сверху, кожа к коже, дает Тэхену почувствовать ток, что между ними молнии пускает. — Расслабься, — шепчет Джин в заалевшее ушко. — Ты так напряжен, — и проводит ладонью от шеи до кромки джинсов. Тэхен вздрагивает, откидывается, пытается сосредоточиться на ощущениях, которые рядом с Джином абсолютно нереальные. Он даже представить не мог, что с истинным все так. Что сердце выпрыгивает из груди, а по венам течет раскаленная лава. У Джина руки подрагивают от нетерпения, он дорвался, чувствует приятную вседозволенность, пытается этого омегу залюбить, заполучить себе. Он проходит мокрыми поцелуями по груди, спускается к животу, целует во впадинку пупка и слышит напряженный выдох. Поднимает взгляд, а там Тэхен в кулачки простынь собирает и голову откидывает, пытаясь себя снова в одно целое собрать, потому что он под джиновыми руками на осколки распадается. — Ты совершенен, — говорит Джин и подтягивается, снова целует в губы, глубоко, уже отпуская себя, уже не боясь, что причинит боль или напугает, потому что Тэхену хорошо и он течет, и выгибается так прелестно и сладко, что у старшего крышу сносит. — Я думал о тебе каждую ночь, каждый день с того дня, как увидел. Он проходится языком по зубам, по небу, Тэхену слишком горячо, ему кажется, что внутри все превратилось в открытый огонь. В штанах мокро, а все остальное тело точно лишилось влаги, он вдыхает раскаленный воздух, и поцелуи Джина тоже подбрасывают порцию дров. — Джин, пожалуйста, — просит Ким, пока его тело в угольки не превратилось. И Джин эту просьбу слышит, сразу на нее откликается, тянется к поясу чужих джинсов, расстегивает и тянет обтягивающую ткань вниз. Тэхен пытается помочь мужчине ногами, но все его движения спутанные, рванные, он сам себя не помнит, а когда Джин избавляется от собственных брюк, и вовсе отворачивается, потому что это чересчур. Он уверен, что потеряет сознание, если увидит вживую. Ему хватило подкаченных рук и крепкого пресса. Короткий поцелуй ложится на лодыжку, а потом Тэхен чувствует, как большие ладони разводят его бедра широко, а пальцы проходятся по промежности. Он вздрагивает, губу прикусывает, старается не стонать, но сдается, когда внутри оказывается один палец. Потом второй, третий. Смазки слишком много, и омеге совсем не больно, более того, он тонет в сумасшедших ощущениях, что дарят чужие пальцы. — Скорее, все хорошо, мне не больно. Джин усмехается нетерпеливости и делает еще несколько смазанных раздражающих движений рукой. Тэхен задыхается. Он думает, что лучше уже не может быть, что лучше — это уже дорога на небеса. И оказывается прав, потому что, как только Джин входит в него одним резким толчком, ему кажется, что он проваливается в бездну. Он начинает шептать что-то бессвязное, просит альфу не останавливаться, просит ускориться, а потом тут же просит быть медленнее. Толчки внутри приносят нереальные ощущения, Тэхену кажется, что он умирает и воскресает. Пальцы на руках поджимаются, легкие горят. Джин внутри своего омеги испытывает похожие чувства. Сердце колотится быстро-быстро, рот слюной наполняется, когда он опускает взгляд и на несколько мгновений сосредотачивается на растянутой дырочке, из которой, вытекая, хлюпает смазка, и которая так жадно и глубоко принимает его. Он наваливается сверху, придавливает Тэхена, чувствует, как под кожей бьется его маленькое сердечко, и его кроет. Он не успевает выйти и кончает глубоко в парня, содрогается от сильнейшего в жизни оргазма, и тянет за собой Кима, который не выдерживает ощущения наполненности, следует за своим альфой, дрожа и не сдерживая громкого стона. — Все нормально? — спрашивает Джин спустя пятнадцать минут, обнимая Тэхена, лежащего на его груди, за плечи. — Ты молчишь, меня это пугает. Ким поднимает голову, внимательно смотрит в красивые глаза напротив и не может сдержать улыбку, не может долго злиться. — Ты должен был спросить у меня. Мужчина прикрывает глаза, потому что ожидал этого, но не думал, что Ким так в лоб об этом скажет. — Прости, я не мог такое предугадать. Но ведь это у тебя впервые? Не думаю, что… — Я тоже не думаю, но больше так не делай, — бурчит омега и чмокает мужчину в щеку. — В любом случае, я люблю детей, — смеется старший, глядя на недовольное выражение лица Тэхена. — Мне двадцать один. — А мне тридцать три, — замечает мужчина и откидывается на подушки. — И что? — И ничего, — жмет плечами он и серьезно смотрит на омегу. — У меня будет время перекусить перед вторым заходом? — спрашивает он, заставляя Тэхена рассмеяться. Они еще никогда не чувствовали себя такими счастливыми.