***
— Я не староста, — сразу говорит Чонгук, когда проходит на кафедру к Пак Чимину. Тот сидит за столом, просматривает документы и даже на Чонгука не оборачивается. Декан поручил Чону собрать всю нужную документацию для поездки группы в научный лагерь и помочь куратору с заполнением электронных экземпляров. — Я в курсе, — жмет плечами омега, подвигает ноутбук к краю стола и возвращается к прежнему занятию. — Господин Ким сказал, что ты уже занимался подобным, поэтому работай. Тебя даже с пар сняли. — Я могу работать где-то еще? — Садись в конце кабинета, — бросает Пак, прекрасно понимая, что Чон имеет в виду, и тяжело вздыхает, смотря на наручные часы. Он мог давно быть дома, тем более, завтра выходной, а из-за лагеря приходится корячиться на работе. С Чон Чонгуком, который, видите ли, разбирается в документации, связанной с лагерем, лучше старосты. А Чимину в этой ситуации ничего не остается, как кашлять, давиться чоновыми малиновыми виски и пьянеть от них же. Он иногда, изредка поглядывает на парня, который сосредоточенно что-то впечатывает, задумчиво закусывает губку, чешет затылок, и все эти привычки кажутся донельзя милыми и очаровательными. Если присмотреться, то Чонгук выглядит младше своих лет, и эти забавные пухлые щечки делают его внешне еще более замечательным. Пак много раз пытался понять для себя, что к Чону чувствует и чувствует ли вообще что-то кроме буйства гормонов. До сих пор однозначно сказать не может. Все это невероятно сильно, и то, что Чимину самому с собой бороться приходится, запутывает клубок сильнее. Ближе к вечеру у Пака затекают мышцы спины. Он мнет их пальцами, все утыкаясь в документы, но перед глазами тоже все расплывается, переработался. Он поднялся, сделал несколько шагов, потом обратно подошел к столу, присел, но мышцы продолжали неприятно ныть. Чимин посмотрел на Чонгука, который тоже устал, крутил шеей и бил кулачком по затылку. — Кофе будешь? — бросает Пак и поднимается. — А? — не расслышав, переспрашивает Чон и оборачивается, смотрит на Чимина. И была б его воля, он бы век не видел. — Кофе будешь? Или что-то другое? — Кофе, если можно. Вот, — младший поднимается, достает из кармана джинсов смятую купюру, в несколько шагов до Чимина доходит и сует ему в руку. — Убери это, — отмахивается омега и идет к двери, но Чонгук успевает схватить его под локоть. Сквозь ткань рубашки чувствует его горячую кожу, и у самого ладонь начинает гореть. Он отпускает, вытирает руку о ткань толстовки и выдавливает неуверенную улыбку. — Возьмите, мне неудобно. — Я хотел тебя угостить, — он замолкает на мгновенье и добавляет: — как своего студента. Жди здесь. Чон вздыхает, когда дверь за преподом закрывается, возвращается на свое место, задумывается всерьез над тем, какого черта Пак Чимин такой хороший? Он хороший, классный, приятный, и Чонгука это откровенно раздражает, потому что ему нравятся эти черты, от которых далеки многие те люди, с которыми ему приходилось и приходится сталкиваться в жизни, общаться, дружить порой. Он отставляет ноутбук, проходит к окну, достает из кармана пачку сигарет, зажигалку и закуривает. Он с чего-то решил, что ему станет спокойнее, слишком привык курить всегда и везде. Когда первая сигарета дотлевает, Чон прикуривает вторую. С появлением Чимина все простое стало слишком сложным, и он уже понимает, что легче не будет, и даже избегать его не получается. Им слишком тяжело в одной локации. Ему – точно. Чимин возвращается через несколько минут, удивленно смотрит на Чона уже с четвертой сигаретой меж пальцев, но никак это не комментирует. — Я забыл спросить, какой ты любишь, поэтому взял с ореховым сиропом, — и ставит напиток на ближайший к Чонгуку стол. — Да. Вы угадали, — бубнит младший, внутри недовольный тем, что Пак даже с выбором кофе идеально справился. — А себе какой взяли? — С ликером, — кивает омега и отхлебывает пенку. — Любите алкоголь? — говорит Чон, и тут же губу прикусывает, потому что получилось нелепо. Будто с подколом. Он замечает, как Чимин сначала теряется, его глаза нервно забегали по столу, но он быстро берет себя в руки, даже смог выдавить вполне правдоподобную улыбку. — Есть такое. — Ясно, — Чонгук выбрасывает сигарету в окно, берет стаканчик и присаживается на край стола совсем недалеко от Пака. Он, кажется, никогда не привыкнет к запаху этого омеги. Он каждый раз пахнет по-разному, но все время безумно. — И почему Вы не альфа? — бросает Чонгук и, когда встречается с растерянным взглядом Чимина, понимает, что сказал это вслух. Он открывает рот, но слова теряются, не может подобрать ни одно вразумительное. Чувствует себя полнейшим идиотом и отводит взгляд, утыкается глазами в коричневую жидкость. — Извини, — отвечает Чимин, и Чонгук до боли прикусывает губу, чувствует металлический вкус у себя во рту, пытается привести дыхание в порядок, но выходит один свист. Он ничего не говорит, выпивает одним глотком кофе, выбрасывает стаканчик в урну и возвращается к делам. Он давно понял, что у него мозги вблизи этого омеги в желе превращаются, но предположить не мог, что все настолько серьезно. В глаза ему глядя, несет чушь. Парень взлохмачивает волосы и откидывается на спинку, чувствует на себе тяжелый взгляд и резко поворачивается. — Господин Пак, а завтра доделать нельзя? — Что? – растерянно переспрашивает Чимин, потому что, кажется, его застали за подглядыванием. — Завтра. Когда документы нужно сдать? — До среды следующей недели. — Я возьму на дом, я скину все себе на почту, пофоткаю папку и в понедельник принесу. — Если тебе удобно…— растерянно пожимает плечами Чимин и губу закусывает, в душе испытывая неприятное ощущение. Он не хочет, чтобы Чонгук уходил. — Мне удобно, — Чонгук подрывается со стула и принимается фотографировать страницы огромной папки. И почему он раньше не додумался, что так лучше? Не выставил бы себя в идиотском свете, не пришлось бы сейчас краснеть. Уже через пятнадцать минут Чон двигается к выходу, коротко кланяется, бросив «до свидания» и буквально выбегает из кабинета. Он достает мобильник, набирает Хосока, который трубку не берет. Набирает его снова, и снова кроме гудков – ничего. — Сука, — констатирует Чонгук, вызывает такси и едет домой. Становится слишком горячо и опасно. Он точно должен что-то делать с этим, потому что дальше так продолжаться не может. Выпросить свободное посещение, а в конце семестра сдать Паку его чертово право? А где гарантия, что он не завалит его? И где гарантия, что свободного посещения легко добиться? Омега расплачивается с таксистом, который останавливает у его дома, выходит и идет ко входу, пытаясь понять, почему вся его жизнь – сплошное дерьмо с препятствиями? — Опять пьешь? — спрашивает он, проходя в кухню и садится за стол, где бутылка виски и чашка, что он дарил матери на день рождения еще давным-давно. — И даже не закусываешь, — он поднимается, достает из ящика пачку чипсов, разрывает ее и высыпает содержимое прямо на стол. С мойки хватает стакан и наливает и себе. Джианна удивленно смотрит на сына и отправляет в рот несколько чипсов. — Что у тебя приключилось? — Ничего, — жмет плечами парень и делает один большой глоток. — Слишком необычно выпивать с собственным сыном. Может, расскажешь? — Нечего рассказывать. Я просто иногда думаю о том, как наша жизнь развалилась в одно мгновенье. До сих пор не могу поверить, что мы в этой рутине. — Если бы твой отец вернулся… — Мам, я не хочу даже слушать, — Чон наливает себе и доливает женщине. — Я не хочу думать о том, что было бы, если бы. Я просто поражаюсь самому факту. Почему не может просто произойти что-то хорошее? Или мы вечно будем в этом дерьме прозябать? — Можешь брать мерс, если захочешь. — Я сейчас не об этом. — А мне кажется, об этом. Бери мерс и прекрати делать мне мозги. Ты ведь устроил это показательное выступление, чтобы я тебе разрешила им пользоваться? — Джианна забирает бутылку, поднимается и идет в зал к телевизору, где на одном из каналов скоро будет транслироваться повтор шоу, что она вела несколько лет назад. Чон пожимает плечами и допивает алкоголь из своего стакана. По крайней мере, теперь он не нуждается в транспортном средстве. Во всем нужно искать плюсы.***
Машина Сокджина останавливается у дома Тэхена. Течка закончилась почти неделю назад, все то время альфа старался находиться рядом с любимым, иногда отлучался по работе, но возвращался и чувствовал искреннее неприкрытое счастье от мысли, что его дома ждут, хотят и любят. А главное — любит он. Тэхен привычно садится на переднее сидение, получает поцелуй в губы, и машина трогается. Вид у омеги расстроенный, старший замечает сразу, но молчит, иногда поглядывает на парня, но возвращает взгляд к дороге. — Папа что-то говорил опять? — Джин был в курсе той взбучки, что получил Тэхен, когда вернулся домой по прошествии четырех дней. — Все нормально, — коротко улыбается парень и отворачивается к окну. У него совсем нет сил разговаривать, дома высосали все мозги, голова трещит, он в отчаянии, иногда хочет сбежать или съехаться со своим альфой, чтобы расслабиться, чтобы покой почувствовать. — Куда мы едем? — удивленно спрашивает Тэхен, замечая, что машина сворачивает на трассу. — Увидишь, тебе понравится. Наверное. — Не уверен? — выдавливает омега и замолкает. Рядом с Джином, кажется, все плохое исчезает, перестает существовать, есть только он и тот, кто его любит, кто лелеет, для кого он самая большая драгоценность в этом мире, а что это так, Тэхен даже не сомневается. — Не принимай близко к сердцу то, что папа говорит. Может, ты попробуешь с отцом посоветоваться? Он не может разрешить конфликт? — Кто сказал, что у меня отец есть? — усмехается парень, и альфа язык прикусывает. — Извини, я не знал. — Ничего страшного, ты не спрашивал, я не говорил. Все нормально. Джин кивает, потому что логично, но сам чувствует неловкость. Он многого о Тэхене не знает, потому что не спрашивал. Тэхен о нем тоже, Джин надеется, что Ким и не спросит, потому что пусть лучше все будет, как сейчас, ведь им двоим так хорошо вместе. Машина заезжает на пляж, останавливается, и мужчина, открыв дверцу, бросает Киму: — Выходи. Парень удивленно смотрит по сторонам, выбирается из салона, чувствует бриз, ежится, пытается откинуть волосы, что лезут в глаза, но бессмысленно. Он кутается в свитер и бежит за альфой, который уже почти у воды. — Эй, как ты до такого додумался? Я думал, сюда ехать больше двух часов. — Нет, около часа. Круто же? Люблю приезжать сюда, отдохнуть от всего, расслабиться. Ты первый человек, кого я взял с собой в это место. Тэхен смущенно улыбается, подбегает к мужчине, обнимает его за талию, прижимается всем телом, пытается унять биение собственного сердца, которое грозится ребра пробить, и кутается в чужой запах. — Спасибо, я так счастлив с тобой. Спасибо тебе за все. Ты мое вознаграждение. — Вознаграждение? — удивляется альфа, обнимает омегу за плечи, целует в макушку, чувствуя приятный запах шампуня и ванили. — За что? Сложные времена были? — Очень, — он оставляет поцелуй на рукаве джиновой куртки и растягивает губы в улыбке, замечая, что мужчина рассмеялся на это странное, бессмысленное действие. — Не хочешь мне рассказать? Я не настаиваю, но я бы хотел, чтобы тебе стало легче. Чтобы отпустить ситуацию, не нужно ее замалчивать, нужно говорить, — альфа отодвигает Тэхена от себя, снимает куртку и накидывает омеге на плечи. Сам усаживается на песок и ждет, когда парень опустится рядом. Тэхен так и поступает, садится рядом, голову на плечо альфе кладет и молчит некоторое время. Он успокаивается, смотря на воду, чувствуя родного человека рядом. У него уже нет никаких сомнений, что он влюблен. И эта любовь не ради истинности, а любовь ради любви, ради самого большого и светлого чувства. — Не решился еще? — Не против, если я закурю? — Я вообще против того, что ты куришь. Тэхен усмехается, но пачку, в которой пара сигарет и сиреневая зажигалка, все же достает из заднего кармана джинсов. Джин больше ни слова против не говорит, потому что сказал свои мысли на этот счет. А дальше – Тэхен взрослый мальчик, чтобы самому принимать решения. Омега обхватывает фильтр губами, освещает лицо огоньком и делает первую затяжку. До Джина доносится приятный запах вишневых сигарет, и он улыбается. Тэхен нежный даже в этом. А сам Ким погружается в воспоминания, которые столько боли ему принесли. Он не хочет рассказывать Джину целиком, пока не готов, он столько лет об этом молчал, и сейчас слишком сложно морально, будто невидимая ноша на плечах, что тянет его вниз. — Я говорил тебе, что занимался спортом. — Да, — кивает Джин. — Кстати, что за спорт? — Неважно, просто спорт. Профессиональный. — Почему ты не можешь сказать мне? — альфа забирает из руки Кима сигарету и затягивается сам. – Ты можешь сказать мне все, ты же знаешь это? Знаешь или нет? Тэхен не может скрыть улыбки и кивает. — Знаю, но я не хочу вспоминать. Для меня это неприятно. — Я слушаю. Говори ровно столько, сколько посчитаешь нужным. — Так вот. Я занимался спортом долгие годы. Я готовился к соревнованиям, я должен был на них выиграть, у меня были все шансы. — Какие-то очень серьезные соревнования? — Очень серьезные, — кивает Тэхен и закусывает губу, потому что спустя уже почти четыре года эта рана ни на миллиметр не стала меньше. — Но один человек сделал так, что я не попал на эти соревнования. — Каким образом? — Джин поворачивается, заглядывает в глаза омеги, в которых уже блестят наворачивающиеся слезы. Он прижимает его ближе, почти физически чувствует тяжесть, что огромной бетонной стеной внутри Тэхена разрушается на осколки, обваливается глыбами внутри его тела, придавливает органы, заставляет их болеть и кровоточить. — Все в порядке, — говорит Тэхен и отсаживается, а у самого горло сдавливает. Он до сих пор сам не знает, что именно ему причиняет столь невыносимую боль. Это все вместе навсегда отпечаталось в тэхеновой душе. Разрушенная карьера, предательство и своя собственная глупость. — Он дал мне выпить запрещенный препарат. Сказал, что обычные витамины, а на деле — допинг. — Ты серьезно? — удивляется мужчина, но тут же понижает тон, потому что Тэхен полностью разбит, вспоминая не самые приятные моменты жизни. — Меня удивляет только то, что ты не заподозрил что-то неладное. Непонятно кто дает тебе витамины, а ты… — Это не был «непонятно кто», — отрицательно мотает головой Тэхен, и лицо его мрачнеет сильнее, даже брови сходятся, будто вот-вот он зарыдает, — это был, — последнее слово на выдохе. Для Тэхена все слишком живо, будто это произошло только вчера, ведь он до встречи с Джином так и жил этими воспоминаниями. — Мой лучший друг. Здесь Джину уже точно нечего ответить. Он кладет подбородок на тэхеново плечо и молчит, просто пытается его немного успокоить. Не знает, помогает ли, но пытается, потому что у этого маленького человека в душе открытая рана с рванными краями, которые задевают все больший объем плоти. Тэхен молчит и по дороге домой. Джин нервничает, думает, что зря вывел его на откровенный разговор, но он просто не ожидал, что все так серьезно. Он решил, что обязательно выпросит подробности, но только не сейчас. Чуть позже. Остановив машину у подъезда, старший лезет в бардачок, заставляя Тэхена немного подвинуться. Он этот подарок возил с собой слишком долго, все отдать забывал, купил почти сразу после их первой ночи, бросил в машине, так он там и валялся. А сейчас как раз обстановка располагает сделать любимому приятное. — Это тебе, — красиво упакованная коробка опускается на колени Тэхена, а тот поднимает удивленный взгляд. — Что это? — Это подарок. — Я вижу, но в честь чего? — омега растерянно хлопает ресницами и смотрит на мужчину. Тот чмокает его в губы и широко улыбается в паре сантиметров от красивого лица. — В честь того, что ты есть. Открывай. Нравятся? Тэхен аккуратно открывает коробку, в ней еще одну, видно, импортную, кожаную, и рот рукой прикрывает, когда видит блестящие часы дорогого бренда. — Это же мечта, ты серьезно? — он вытаскивает их вместе с подушкой, на которой они застегнуты, и восторженно смотрит на то, как красиво переливаются серебром DW в середине циферблата. — Зачем ты выбрал самую дорогую модель? — Так ты в них разбираешься? — искренне радуется Сокджин тому, что смог угодить своему омеге. — Не стоило, но они такие классные! — младший на мужчину наваливается, обнимает за шею и несколько раз больно целует в щеку. И радость вовсе не в часах.