***
— Я заеду завтра с утра, — говорит Чимин и укрывает Тэхена одеялом по грудь. — Сейчас отдыхай, ты натерпелся за эти два дня. — Извините, — почти выдыхает Ким, потому что сил нет даже говорить. — Я не рассказывал папе ни о чем. Чимин понимающе кивает, пытается бороться с неприятным чувством в груди, убеждает себя, что такое случается со всеми, что это жизнь, и Тэхен не один, кто страдает, но видя, как этот слабый мальчик пытается выглядеть сильным, хотя вот-вот, рассыплется песком по полу, чувствует, как сдавливает в груди и ничего не может поделать. — Наверное, это не мое дело, но твой парень… — У меня нет парня, господин Пак, — серьезно говорит Тэхен и тянется к бутылке со льдом, что стоит на столе. — Спасибо, что согласились помочь, не знаю, что бы я делал. У нас с Чоном сложные отношения, поэтому… Спасибо, что оплатили лечение, я верну Вам все, у меня есть деньги, не подумайте. Просто все карты дома. — Я и не думаю, — улыбается Чимин, снимает с зарядки мобильный, который не успел зарядить дома в спешке, прощается и уходит. Он некоторое время стоит у двери палаты, где-то в глубине души переживает за моральное состояние этого парня, но он сильный, несмотря на все происходящее стойко держится и даже не плачет. Чимин уверен, что совсем скоро он восстановится. Пак застегивает теплую джинсовку на все пуговицы и идет к выходу. Прощается с медсестрами, что ставили Тэхену капельницы и выходит. На улице моросит, Чимин ненавидит осень за постоянные дожди и вечный холод. А когда думает, что совсем скоро предстоит поездка в лагерь с курсом, и она выпадает на похолодание, мечтает закрыться в квартире, а лучше притвориться мертвым. Дом, в котором живет Чимин, через несколько остановок, и он решает пройтись пешком, в дождь будет трудно дождаться автобуса или вызвать такси. У него ни зонта, ни капюшона, кроссовки тоже летние и, кажется, уже промокли. Чимин постоянно обещает, что потратит время и деньги на себя, что сможет позволить такую роскошь, но огромное количество работы в университете и в прокуратуре, полностью высасывают из него силы к концу дня. Чимин заскакивает в супермаркет у дома, берет несколько упаковок быстрорастворимой лапши, рыбные котлеты и кимчи в упаковке. У него нет сил еще и на готовку, поэтому в этом круглосуточном его уже хорошо знают. Дома омега достает Уголовный кодекс, материалы по делу, которым занимается уже больше месяца, заваривает лапшу, кимчи накладывает и садится за работу. Для него, как для человека, что благодаря работе много чего повидал, то, что случилось с Тэхеном не кажется большой трагедией. Он и пострашнее вещи видел, то, что на самом деле заставляло кровь стынуть в жилах. Но Тэхена жаль, и Чимин никак не может выкинуть эти мысли из головы. Он знает, что у каждого свой болевой порог и, хоть этот мальчишка силится, он еще ребенок, который остался без поддержки в сложной жизненной ситуации. И почему-то чувствует за него ответственность. Через пару часов он отправляет Тэхену сообщение, спрашивает, как тот себя чувствует, поел ли чего, потому что натащил ему с утра различных вкусностей, и Ким обещал, что обязательно все съест, как появятся силы. Потом заходит в viber и набирает брату, с которым не разговаривал по видео с прошлых выходных. — Подожди, я выйду из комнаты, — кричит Джено, запахивая на ходу рубашку. — Черт, ты всегда не вовремя, — бурчит младший, становится у стены и направляет на себя камеру. — Так видно? Свет нормальный? — Все нормально, — улыбается Чимин и приподнимает телефон, чтобы лучше смотреться в кадре. — Что у тебя с лицом? — хмурится он, заметив что-то похожее на заживающий синяк. — Какого черта, Пак Джено?! — Не бузи, у альф свои разборки. Неженкам вроде тебя не понять. — Неженкам? — возмущается Чимин, потому что Джено постоянно так дразнит его, прекрасно зная, что его брат к этой категории омег точно не относится. — Кто тебя так? За что? — Ты знаешь, — отмахивается парень и широко улыбается, пытаясь сделать вид, что все нормально, но, на самом деле, не нормально ведь. — Из-за национальности? — Из-за того, что «какой-то кореец стал первым в классе». — Так и сказали? «Какой-то кореец»? — Ты должен был обратить внимание на «первый в классе», не понимаешь? — альфа демонстративно дотрагивается до синяка, — вот видишь. Уже не болит, поэтому не смей устраивать панику. — Они издеваются над тобой, я позвоню директору, — серьезно говорит Пак, потому что это порядком надоело. Он платит огромные деньги за то, чтобы Джено получил лучшее образование, но точно не за побои. — Не стоит, это было не избиение. Ты же прокурор, ты должен чувствовать тонкости. Они стали меня задевать, но я тоже не стоял в стороне. Если ты вмешаешься, мне тоже попадет. — И что прикажешь? — Ждать. Осталось семь месяцев. — Ты уже месяцы считаешь? — Чимина теперь напрягает абсолютно все. Его брат в чужой стране, и он не сможет вступиться в случае чего. Джено весело смеется, он не выглядит угнетенным или подавленным, и Чимину становится немного легче. Кажется, его мелкий, в самом деле, может постоять за себя. — Не переживай обо мне, займись своими делами и сделай ремонт в моей комнате к приезду, ты обещал! Чимин кивает, хотя не знает, когда сможет этим заняться, если у него нет времени купить себе обувь. — Все мне рассказывай. Я скину тебе денег на расходы. — У меня все есть, но прямо сейчас ты сильно мешаешь, я смотрел фильм с одним красавчиком, кажется, у нас серьезно. — Мне племянники не нужны! Слышишь! Эй! — Слышу, я отключаюсь, — продолжает смеяться Джено, — целую, люблю, заработай много денег. Нет! Заработай все деньги мира, — и кладет трубку. Он всегда такой. Никогда ничего не просит, на мир смотрит с улыбкой, обидчиков прощает через несколько секунд. Или делает вид, что прощает. Чимин так не умеет, он вспыхивает за долю секунды, зато горит потом слишком долго, и это касается всего. Чонгука в том числе. До сих пор сердится, злится и обижается. Ничего ужасного Чон не сделал, никак не обидел и не оскорбил, но его колкие словечки в адрес того, что они истинные, Чимина до сих пор задевают, когда ненароком всплывают в памяти. Он вообще старается о Чонгуке не думать, но тот постоянно попадается на глаза. И Чимин предпочитает так думать, усердно отгоняя мысль о том, что сам ищет его в толпе, а если не видит – расстраивается, а теперь, когда Чонгук не ходит на его пары, и вовсе скучает, безумно скучает. Оттого и незапланированные встречи, как вчера в больнице – особенно ценны. Пак открывает whatsapp, находит номер Чона и открывает фотографию профиля, на которой первый с пачкой сигарет в одной руке и бутылкой рисового вина в другой обнимает Хосока со спины. Чимин искренне думает, что эти двое подходят друг другу, да и Чонгук выглядит с ним счастливым. С другой стороны, у Чонгука в руках бухло, и это вполне может быть причиной безграничной радости в его глазах. «Оторва», — так окрестил Пак Чонгука почти сразу после знакомства, и это прозвище отлично на него ложится.***
Тэхен проводит в больнице еще три дня. Папе сказал, что уехал на отдых с группой. Выслушал много недовольств, возмущений и подозрений, но, кажется, убедить смог. Пак сказал, что он сможет дописать оставшиеся рейтинги во внеурочное время, и Тэхен искренне благодарен ему за всю помощь. Просто не знал, к кому из знакомых можно еще обратиться. У него была безумная идея позвонить Хосоку, но номера этого парня у него попросту не было, и слава Богу. А просить Чонгука о большем Тэхену не позволила совесть. Слишком сложные отношения. Слишком много боли и обид, которые никуда не делись, причем на свои Ким давно плюнул, потому что было время все обдумать, хватило сил и простить и самого себя наказать. Но Чонгук это другое, и если Тэхен сам себя простить не в силах, то от Чона и ждать нечего. Тэхен выходит во двор, достает из кармана пальто ключи от машины, которые Чонгук передал с медсестрой на второй день его нахождения в больнице, пикает сигнализацией и садится за руль. Все слишком сложно в его чертовой жизни. Он терпит удар за ударом, но уверен, что его ничто не сломает, он слишком закаленный для такого. Поэтому, когда написав рейтинги, встречается в коридоре с Сокджином, даже бровью не ведет. Пак говорил, что его переводят на место заместителя ректора. Отлично. Пусть работает, пусть обеспечивает семью, дарит детям подарки. Это важно, Тэхен по себе знает, что значит оставаться без презента даже на Рождество. Джин удивляется, когда замечает Тэхена, мнется, останавливается примерно в метре, смотрит, будто надеется на что-то и тянет руку. — Привет. Тэхен скрыть ухмылку не может, ему это все кажется забавным уже. Эти несколько дней в больнице, и то, что там произошло… у него нет сил держать лицо, притворяться, да ему уже и неинтересно. Ким Сокджин ему больше неинтересен. — Здравствуйте, — говорит он так, как и положено студенту разговаривать с заместителем ректора. Джин сжимает протянутую ладонь в кулак, понимая, что рукопожатия не дождется, и подходит ближе, тянет руки, пытается обнять Тэхена за талию. — Зачем ты так? Тэхен отступает на несколько шагов, и его сердце предательски ухает. Он мысленно клянет бесполезный сосуд и поднимает на Джина глаза, даже не подозревая, что те блестят так ярко, будто вот-вот извергнут целый океан. Прекрасный, но мертвый. — Я соскучился и никогда не поверю, что ты не скучал тоже. Ты здесь учишься? Я по работе пришел. Джин внимательно смотрит на красивое лицо Тэхена, которое заметно осунулось. Он выглядит устало, будто вот-вот упадет без сил. Появились и мешки под глазами, и нездоровая бледность и в глазах капилляры полопались. Джин понимает, что всему он виной, но не хочет признавать. Не хочет верить, что своими руками сделал это с Тэхеном. Он сотню раз прокручивал в голове то, что произошло, но никак не мог придумать, что с этим делать, и как уговорить любимого подождать. — Да, я здесь учусь, — отвечает омега и делает шаг в сторону, чтобы уйти. Джин не пускает. — Я не лгун, каким ты меня считаешь. Я хочу закончить отношения, которые не приносят мне счастья и быть с тем, кого люблю. — Не думаю, что я именно тот человек, кому Вы должны все это рассказывать. Тэхен не знает, что за силы заставляют его крепко стоять на ногах, если внутри шторм, разрушающий все на своем пути. Он знает, что сильный и никогда не умрет от обычного вранья или предательства. Он смог вытерпеть эти ужасные дни в больнице и в одиночку под толщей земли закопал свои слезы, запретил себе сдаваться, запретил рыдать. Если уж смотреть, то только вперед. Если жить, то за двоих. Теперь по-другому не получится. Но пустота внутри никуда не исчезла и сейчас, смотря на Джина так близко, чувствуя его запах, видя его лицо, она вновь начала разрастаться, заполняя собой все, вскармливая себя этими эмоциями до невероятных размеров. — А кому еще мне это говорить? Я признаю, что поступил ужасно, я должен был сказать сразу, но я влюбился. И думал, что так сказочно будет всегда. — Я не хочу сейчас это обсуждать, я поеду домой. До свидания. — Нет, Тэхен, — Джин хватает омегу за локоть и снова ставит перед собой. — Выслушай меня, раз уж мы встретились. Я не могу до тебя дозвониться, на сообщения ты не отвечаешь, поэтому поговори со мной так. — Говори. Я слушаю, — Тэхен отходит на пару шагов назад, чтобы быть дальше и внимательно смотрит на мужчину. — Все очень непросто. Я не из тех мужчин, которые боятся развестись, я хочу развода, но сейчас не лучшее время. — Хорошо, — кивает омега, потому что понимает, что не может и не хочет снова что-то доказывать и спорить. — Я могу идти? — Тэхен, пожалуйста, дай нам шанс. Я разведусь, обещаю, дай мне время. — Я это уже слышал. Я могу идти? — У меня болен сын, Тэхен, серьезно болен. Прямо сейчас я не могу все это бросить на супруга и уйти. Тэхен отводит взгляд, чувствует, как его руки начинают мелко дрожать, как становится тяжело дышать, как хочется Джина, который собственную трусость прикрывает сыном, ударить. Тэхену тоже больно, его разорвало на части несколько дней назад, разрывает до сих, но он ничем не прикрывается. Он и в прошлом много ошибок совершал, но даже тогда ничем не оправдывался, поэтому сейчас смотреть на Джина невыносимо. Тэхен так не умеет, людей, которые так делают, не понимает и никогда не сможет. — Из-за сына ты мне не сказал, что у тебя семья? — Тэхен собирается с силами и задает вполне уместный вопрос, поднимает на Джина глаза, смотрит в упор, лелея мысль, что альфа сможет каждую его фразу по глазам понять. — Тэхен, ты не слышишь, что я говорю? Мой сын болен! «А мой — умер». — И что? — Тэхен не слышит себя со стороны, понятия не имеет, как грубо звучит его голос, но по растерянному лицу Джина, который этой стороне омеги удивлен, все понимает и одергивает себя, пытаясь смягчиться. – Надеюсь, что он поправится. Не болейте. И уходит, а альфа в растерянности пошевелиться не может, ни позвать, ни остановить. Ему этот омега всегда казался милым, чутким, а такого Тэхена он не знает. А Тэхену своей боли вполне хватит, чужие страдания ему не нужны. Он своего ребенка даже увидеть не успел, а уже потерял, поэтому слова Джина его совсем не тронули. У него на собственном сердце так много ран, что оно уже онемело от боли, поэтому хватит. Если уж жив, то надо жить, а не бегать за тем, кто даже на встречу шаг толком сделать не может. Тэхен чувствовал себя ребенком рядом с Джином, а вышло наоборот. Это Джин как мальчишка, который боится наказания от учителя. Который мечется и сам не знает, чего хочет. А Тэхену всего двадцать один, он уже живет своей жизнью, принимает решения и ни от кого не ждет помощи. Но тащить на своей шее и решать жизнь за кого-то еще, он точно не в состоянии. Тэхен быстрым шагом идет по коридору, желая скорее оказаться в салоне автомобиля, уехать отсюда, забыть эту встречу, покататься и привести голову в порядок, но замедляется, заметив на другом конце коридора Чонгука. Тот его тоже замечает, он все знает о ребенке, когда передавал ключи, спросил, ему рассказали и про замершую беременность, и про то, что Тэхен, мальчик из двадцать шестой палаты, улыбается так, будто ничего не произошло, но, на самом деле, абсолютно точно — он разбит. Чонгук знает, что Тэхен — последний говнюк, по-прежнему так считает. По-прежнему хочет оттаскать его за волосы, лицом — по асфальту. Злится, бесится, и, скорее всего, никогда не сможет простить за все, что было, за то, что он обе их жизни в унитаз слил. Но видеть его таким не может. У Тэхена пусто в глазах, будто кто-то выкачал из него жизнь, распял изнутри, и от того Тэхена, который пусть и был вечно загруженный, но такой привычный и знакомый, не осталось ничего. Чонгук уверен, что все еще хочет его избить. Но вместо этого быстрым шагом сокращает расстояние и обнимает. Крепко, так, как обнимал раньше, когда они были друзьями. Он чувствует его приятный запах, и время будто поворачивается вспять для них обоих. Чонгук не знает, как больно должно быть Тэхену, если его самого трясет от этих эмоций. Сколько бы времени не прошло, что бы не случилось, как бы сильно не злился, Чонгук Тэхена не может видеть таким. Не может быть безразличным, не может быть равнодушным, не может без боли в сердце смотреть на его страдания. Тэхен же, чувствуя крепкие объятия человека, по которому скучал каждый день, к которому не мог найти подходящих слов, чтобы извиниться, потому что слов, способных выразить его сожаления, просто не существует, не может сдержать слез. Скрывает лицо за воротом чонгуковой куртки, надеясь, что тот ничего не поймет, не увидит его слабости. Но Чонгуку видеть не нужно, он знает Тэхена и чувствует его, потому что дружил с ним всю жизнь. Потому что у него не было никого ближе. — Ты еще живешь с папой? — спрашивает Чон, но не отстраняется, прекрасно зная, как Ким ненавидит, когда другие видят его слабости. Он позволяет ему незаметно вытереть выступившие слезы холодной ладошкой и только потом отпускает, получая короткий кивок. — Поехали ко мне, — Чонгук даже думать не хочет, зачем это делает. Просто он знает, какой у Тэхена папа: надоедливый, ворчливый. В такой обстановке он точно не сможет отдохнуть, а это необходимо после всего. Чон смотрит на Кима и дает себе торжественное обещание, что обязательно его изобьет. Но потом. Когда он крепко встанет на ноги и засияет ярче солнца.