magic suicide

Чонгук идет на разговор с Чимином, как на расстрел. Он не знает, что говорить, потому что еще не сумел до самого конца разобраться в том, что ему нужно, и готов ли он вопреки всему идти рука об руку с этим человеком. Что будут говорить люди? Как будут смотреть на них? И что вообще будет ждать их в будущем, если помимо чувств друг другу у них больше ничего нет. Даже простых человеческих прав нет. А Чонгука всегда пугала неизвестность, именно поэтому сейчас он не может сказать четкого «да» или четкого «нет». С обеих сторон пропасть, в которой неизвестность – глубокая и опасная, и Чонгук терзает себя не в силах понять, как ему будет хуже: с Чимином или без него. Чон проходит в пустой общий зал преподавательского домика. Электронный камин горит, добавляя света в общее освещение, которое совсем слабое. Чонгуку становится в этой атмосфере еще хуже, он прикрывает глаза и выдыхает, быстро-быстро считая до десяти, глупо надеясь, что может стать лучше. Он замечает Чимина, который сидит за столиком у того самого камина, где они и договорились встретиться. У него в руках бумажная салфетка, из которой он пытается сложить оригами с крайне задумчивым видом. — Не знал, что Вы и это умеете, — говорит Чонгук, когда подходит ближе, заставляя преподавателя обратить на себя внимание. Чимин не сразу поднимает на него взгляд, лишь замирает с салфеткой в руке, дожидается, пока Чонгук отодвинет стул, повернет его и сядет животом к спинке, выдавив из себя короткую улыбку, когда Чимин решается посмотреть на него. — Не думаю, что у меня хорошо получается сейчас, но в детстве я умел это лучше всех. Только и делал, что собирал фигурки, весь дом был обставлен ими, — зачем-то говорит он и замолкает. Чонгук тоже молчит, лишь кивает и поджимает губы, едва не съеживаясь от этой неловкости. Он смотрит на маленькие пальцы Чимина и испытывает непреодолимое желание сгрести его ладошку в свою, крепко сжать, коснуться губами каждого пальчика, и это чувство так похоже на помутнение рассудка, что Чон отворачивается, сосредотачиваясь на бесполезном светильнике у входа. Они молчат некоторое время, и ни один не решается нарушить тишину, потому что с их последнего разговора/поцелуя прошло несколько дней, и с тех пор они даже не пересекались. Чонгук усердно избегал встречи, надеясь, что время поможет всему встать на свои места, но ошибся, все запуталось еще сильнее. — Вы позвали меня, — через несколько минут вдруг говорит Чонгук, напоминая. — Я помню, — кивает Чимин и задумчиво протягивает букву «м», будто знает, что говорить, но не знает, с чего начать. Он всегда был решительным в отличие от Чонгука, не боялся и не стеснялся их связи, но сейчас ему боязно, потому что он не хочет во второй раз быть отвергнутым. Ему слишком хочется быть с Чонгуком, но чувство собственного достоинства тоже важно. Чимин взрослый человек, который бегает за своим студентом, и, как ни крути, так оно и есть. — Мне стоит с чего-то начать, — громко сглатывает Чимин, кладет локти на стол и упирается лбом в кулачки, собираясь с духом, будто перед прыжком с тарзанки. — Что ты думаешь о нас? — спрашивает он, когда поднимает голову и замечает замешательство на лице Чонгука. Тот сразу не отвечает, искренне обдумывает вопрос и даже тянется к карману ветровки за сигаретой, но, когда понимает, что забыл пачку в комнате, недовольно выдыхает и перехватывает внимательный чиминов взгляд, который с интересом смотрит на него. — Мне стоит что-то ответить, — выдавливает улыбку Чонгук, но у него до сих пор внутри противоречия, и он не знает, что говорить. — Я не знаю, — поэтому он решает сказать правду. — Это слишком сложно, Вы же знаете. — Знаю. И что? Вообще никаких мыслей? — Если бы. Наоборот, их слишком много, именно поэтому я не могу принять решение. Я не могу сосредоточиться. — Какое решение ты принимаешь? Чонгук поднимает на Чимина неуверенный взгляд, потом вновь глаза опускает и глубоко вздыхает, растирая лицо ладонями. — Вы ведь знаете, зачем задаете эти вопросы. Почему Вы делаете вид, что все так просто, когда все слишком сложно, чтобы принимать какие-то адекватные решения? — Ты сейчас злишься на меня? — удивленно вскидывает брови Чимин и откладывает уже порванную салфетку. — Ты? На меня? Чонгук молчит. Нет, он не злится, ему просто тяжело, а напротив сидит прекрасный Чимин, который ждет его решения, кажется, готовый пойти с ним хоть на край света, попроси Чонгук его об этом. И от этого еще тяжелее. — Спросите прямо то, что хотите, я отвечу на вопрос, — говорит Чонгук и прокашливается, чтобы прочистить горло, которое сдавило от переживаний. Чимин молчит, не понимая, почему Чонгук так поступает с ним. Что он должен спросить? Снова навязываться? Умолять? Чимин ненавидит чувствовать себя ненужным, но настойчивым. И он бы никогда не затеял этот разговор, если бы не то, что было между ними в комнате. Если бы Чонгук первым не обнял его, если бы первым не захотел не отпускать. — Как я должен узнать, что ты чувствуешь ко мне, если ты молчишь? — Чимин тоже нервничает, он напряжен, он хочет определенности, потому что метаться можно в двадцать лет, но он слишком взрослый для этих детских игр. Он не просит и никогда не попросит бросаться Чонгука в омут с головой в первые же дни, но хотя бы обозначить, даст ли Чон им шанс, или все бессмысленно, можно ведь. — Я чувствую привязанность к Вам, — говорит младший, потому что просто не может выдавить из себя что-то большее, более приятное. — Потому что мы истинные? Нет, определенно нет. Конечно, и это сыграло свою роль, но за эти дни Чонгук смог понять, что полюбил бы Чимина, даже если бы они не были истинными. Чимин смотрит слишком глубоко в его душу, видит то, что никогда не замечали другие, и он уверен, будь у них чуть больше времени, этот омега достал бы всех скелетов из чонова нутра и сложил в том порядке, в котором нужно ему. — Я не знаю, — он врет, потому что слишком слаб, чтобы бороться с миром вокруг, который обязательно ополчится против них двоих, если они решат пойти на него войной. Но одно дело его личные страхи, а другое — Чимин и то, через что ему придется пройти, если их связь станет известна всем. В первую очередь родителям Чонгука. — Мне продолжать? — Чимин слишком гордый и самолюбивый, он не может спросить напрямую, поэтому ищет слова, которые могут помочь ему чувствовать себя комфортнее. И все равно ненавидит себя за слабость. — Я не понимаю, о чем Вы? — Чонгук никогда не воспринимал их отношения так, как видит их Чимин, поэтому не понимает вопроса. — Вешаться тебе на шею, — а Чимин видит то, что происходит с ними, именно так. Он за ним бегает, вешается на него с самого первого дня, а Чонгук просто не может удержаться. Это нормальная реакция молодого организма. – Мне продолжать вешаться тебе на шею? Чонгук поднимает взгляд на омегу, который пытается выглядеть сильным и безразличным, но сам сжимает пальцы в кулаки и еле сдерживает скопившиеся в уголках глаз слезы. — Вы не вешаетесь, — серьезно отвечает Чонгук и снова уводит взгляд, потому что ему тоже больно и он не хочет видеть Чимина таким из-за своей нерешительности и страхов. — Просто так вышло, что мне слишком сложно разобраться в себе. Вы можете дать мне еще время? — Сколько? Мы знакомы почти четыре месяца. Сколько еще тебе понадобится? Еще столько же? Или больше? — Господин Пак, Вы напираете… — Я спрашиваю! — повышает голос Чимин и замолкает, хлюпая носом. — Я спрашиваю, потому что ты снова избегаешь меня, и я не знаю, чего ожидать в следующий раз. Ты обнимаешь меня, целуешь, трогаешь там, где не должен, а потом бросаешь и берешь перерыв, чтобы подумать. Скажешь, что это не так? — Вы меня поцеловали, — напоминает Чонгук, но легче от этого факта не становится, потому что Чимин прав во всем. Чертовски прав. — Ты мог оттолкнуть, но ты продолжил это все. Зачем? — Чего Вы от меня хотите? Я и так стараюсь понять себя, я ночами не могу спать, потому что меня разрывает от мыслей. Я ведь попросил дать мне время, почему Вы не можете пойти мне навстречу? — А я спросил, сколько еще дать тебе времени? Ты не понимаешь, что люди не меняются? Даже если пройдет десять лет, ты так и не будешь знать, чего ты хочешь, — Чимин не может сдержать слезу, которая срывается каплей на стол, и Чонгук, смотрящий куда угодно, лишь бы не на лицо Чимина, замечает ее. — Еще несколько дней, — сдавленно просит Чонгук, чувствуя, как в груди больно сдавливает. Кажется, его сердце сейчас выпрыгнет из груди. — Я все решу через несколько дней. — Нет, я хочу услышать ответ сейчас, — спокойно говорит Чимин, садясь боком к столу и закидывая ногу на ногу. — Ты даешь нам шанс или нет? — Вы давите на меня, — повторяет Чонгук и взъерошивает волосы, не зная, что делать, он знал, что разговор будет непростым, но что настолько сложным и разъедающим, даже предположить не мог. — Я спрашиваю. Ты можешь не оправдываться, я жду односложный ответ. «Да» или «нет» будет для меня вполне достаточно. В зале слишком тихо, и эта тишина безумно давит на виски. Чонгук пытается представить свою жизнь с Чимином через пять, десять лет, чтобы понять, какой дать ответ. Но в голову не идет четких картинок. Очевидно, что у них не будет детей, очевидно, что они не смогут открыто любить друг друга, гулять, взявшись за руки, целоваться в парке. Они не смогут даже узаконить свои отношения, а то, что многие их просто не поймут и отвернутся, даже озвучивать не стоит. Чонгук никогда не желал иметь образцовую семью, да и к любви особо не стремился, но Чимин – это совсем другая история. Над любыми отношениями нужно работать, но над такими придется вкалывать день и ночь. Прятаться, придумывать, оправдываться перед друзьями, знакомыми и родными. И в данной ситуации Чонгук пытается трезво смотреть на вещи. Это не тот случай, где одной любви достаточно, чтобы сжечь все мосты и строить новые. Ее пламени просто не хватит, чтобы держать их двоих наплаву. — Господин Пак…— Чонгук хочет высказать ему все свои мысли, он хочет быть понятым в надежде, что Чимину станет немного легче после его слов, и он поймет его хотя бы немного. — «Да» или «нет», — Чимину слишком тяжело крошить в пыль свою гордость, поэтому он не хочет ничего слушать и понимать. Внутри горит слабый огонек надежды, что Чонгук окажется чуточку сильнее, чем кажется, именно поэтому он спрашивает, но в своей голове Чимин уже слышал чонгуков ответ. Для Чимина все иначе. Он может понять Чонгука, но он смотрит на его мысли с высоты своего опыта, с высоты целых десяти лет, которые их разделяют. Когда тебе двадцать, кажется, что вся жизнь впереди, есть время, есть поле деятельности. Хоть сейчас начинай ломать дрова, все успеется. Но это не так, и Чимин, которому последние несколько лет кажется, что время идет в убыстренном темпе, не хочет растрачиваться на мальчишку, которому слишком важно мнение окружающих. — Нет, — с тяжелым выдохом отвечает Чонгук и поджимает губы, будто это поможет выпорхнувшему слову вернуться обратно. Чимин не может сдержать смешка, настолько все предсказуемо. — Ты думаешь, что те, кто отвернутся от тебя, в самом деле, близкие тебе люди? Чонгук молчит, опустив голову. Если бы он мог, он бы и уши зажал, потому что интонация, с которой говорит Чимин, та боль и разочарование в его голосе, заставляет его внутренности трещать по швам. — Хорошо, ты ведь сказал, что я «мерзкий», верно? — Вы такой злопамятный? — Чонгук не выдерживает и поднимает голову, встречаясь взглядом с Чимином. — И я не Вас имел в виду, а саму ситуацию. — Один черт. — Не один! Прекрати вспоминать это. — «Прекрати»? — Да, прекрати. Ты не знаешь, что я чувствую. Ты создал в своей голове модель идеального мира, но наш мир — настоящий, он другой. Ты должен это знать. — Я знаю только то, что за моим возрастом и тем, что я твой преподаватель, ты забыл, что я тоже живой человек. И когда ты касаешься меня и целуешь, — он замолкает, пытаясь подавить слезы, но не выдерживается и прячет лицо в руках, тихо всхлипывая. Чонгук резко поднимается, садится на корточки и хватается за его руки, чтобы заглянуть в его глаза и попытаться успокоить. — Чимин, пожалуйста. Почему ты принимаешь это так? Почему ты не можешь дать мне время? Куда ты торопишься? Чонгуку сложно понять Чимина, который уверен, что, сколько бы времени он ни дал, Чонгук с ним не будет. Это можно назвать как угодно: воспитание, мораль, личные заморочки, но такой уж он человек. Он никогда не поставит собственные желания выше общественных норм. — Просто немного времени, ну почему ты так расстраиваешься? — Чону самому сдавливает в груди, он тянется, чтобы обнять Чимина, но тот сопротивляется, отталкивает его и быстро утирает дорожки слез. Чонгук видит его заплаканные красные глаза и хочет избавиться от бесконечного чувства вины, что разрослось в его теле, но не может. В его голове звучит лишь один вопрос: «Все ли я делаю правильно?» Но ответа на него нет. Или Чонгук еще не нашел его. — Давай ты больше не будешь трогать меня? Я запрещаю тебе даже просто подходить близко. Тут полно других взрослых, если у тебя будет проблема, не обращайся ко мне. Удачи во второй раз, — он поднимается и заворачивает в коридор в сторону комнат. Чонгук остается в зале. Он еще несколько минут не может пошевелиться, потому бесполезно хочет убедить себя в том, что все еще будет хорошо. Но с кем и когда понятия не имеет. Меньше всего он хотел сделать Чимину больно, но ведь еще хуже тешить беспочвенными обещаниями. Он себя знает, поэтому понимает, что бесполезно бороться с неприятным чувством неправильности между ними. Чонгук возвращается в комнату чуть позже, сразу укладывается под одеяло, чувствуя нереальную головную боль, а потом выпивает сразу две таблетки снотворного, которое стреляет у Тэхена, обещая, что завтра обязательно все расскажет. А что рассказывать? Как он просрал все на свете из-за предрассудков? Чонгуку даже самому себе стыдно в этом признаваться. Но больше всего причиняет ему боль состояние Чимина, и ему кажется, что он физически чувствует, как тому тяжело. Даже во сне у Чонгука крутит все кости, и он даже несколько раз просыпается, чтобы сделать пару глотков воды. В данный момент он отчего-то уверен, что это не его чувства. Далеко не его чувства, поэтому старается из головы выбросить образ Чимина, чтобы не сломаться окончательно. Чимин ненавидит эту поездку. Ненавидит и себя, и Чонгука, и всю эту ситуацию, которая причиняет ему столько дискомфорта. Он хочет быть с Чонгуком, и если бы не его гордость, он бы на коленях перед ним ползал, согласился бы на любой расклад, лишь бы эти отношения состоялись, лишь бы Чон был рядом. Тот факт, что он скучает по нему постоянно, что слишком хочет быть рядом, помогать, знать все его тайны, никуда не исчезает и даже не ослабевает, и Чимин чувствует себя чертовой марионеткой в этой ничтожной реальности, где он вновь не может заполучить то, что хочет. Где ему либо зубами, либо когтями нужно выгрызать путь к счастью. Но сейчас он просто сдается, потому что не может больше унижаться. В порыве злости и отчаяния Чимин скидывает со столика стеклянную вазу, которая рассыпается перед его ногами на осколки. Как его душа. Абсолютное отражение его внутреннего мира в данный момент. Чонгук прав, он выдавливал из него признание, он не хотел просить, но просил быть с ним, и, наверняка, выглядел убого и жалко. На что он еще может пойти в этих сумасшедших чувствах, которые его, уважающего себя человека, превращают в половую тряпку. Именно ею он в своих глазах и выглядит. Чимин садится на пол, спиной к краю кровати, прижимается и прикладывает ладонь к груди, ему физически больно от этих переживаний, и он пытается успокоиться, ведь не маленький и прекрасно знал, к чему все придет в конечном итоге. С самого начала не стоило поддаваться соблазну. Чимин неосознанно сгребает другой ладонью осколки, что валяются рядом, сжимает их так крепко, что те больно врезаются в кожу, распарывая ее и выпуская некоторое количество алой крови. В такой же алый сегодня окрасилась его любовь к Чонгуку, превратившись в один огромный свежий синяк на чиминовой душе.

***

Чимин не выходит из комнаты несколько дней. Джин прислал сообщение, в котором спрашивал, все ли у него хорошо, и сообщил, что пока не уехал, потому что не смог заказать билет до Германии. Да и состояние Джеиля стабилизировалось, поэтому он побудет до конца лагеря и уже забронировал билет на двадцать седьмое. Чимин рад за Джеиля, за Джина, за их семью, но за самого себя – нет. Ему не становится лучше, а желание видеть Чонгука уже почти непреодолимо. Он без конца обновляет соцсети в надежде, что тот загрузит новую фотографию, но Чонгук будто тоже выпал из жизни, потому что последний раз заходил на странички несколько дней назад. Чимина самолюбие могла бы потешить мысль, что это из-за него Чонгук страдает, поэтому никуда не заходит, только он в это не верит, а точнее отказывается верить, чтобы вновь глупо не хвататься за очередную надежду. И это зря, потому что Чонгук, в самом деле, несколько дней буквально не может пошевелиться и лежит в постели, тупо глядя в потолок. — Может, расскажешь Юнги? — спрашивает Тэхен, укрывая друга пледом. — Я-то понимаю тебя, но у него вопросы. — Нет. — Почему? Почему ты думаешь, что никто тебя не поймет и не примет, это не так! Ты и на мой счет так думал, но, как видишь, я наоборот всеми руками и ногами за то, чтобы ты подумал еще раз и принял по-настоящему верное решение. — Не надо, — Чонгук отворачивается к стенке, натягивает на плечо одеяло и прикрывает глаза в надежде уснуть. Эти дни только сон мог его спасти. Он несколько раз вставал, чтобы пойти к Чимину и на коленях умолять дать ему еще один шанс, но потом об голову разбивалась реальность и он ложился обратно, уверенный, что жизнь намного сложнее, чем его чувства. — Но на сегодняшнюю вечеринку ты ведь пойдешь? Рождество, а ты лежишь и страдаешь, будто последний день Помпеи. Ты должен найти в себе силы, просто обязан. — Я встречу там Чимина. — Именно поэтому ты должен пойти. Может, именно после этой встречи, ты поймешь, что тебе делать дальше. Иногда так и случается. Когда ты видишь лицо человека, которому тебе есть, что сказать, слова сами находятся. — Хорошо, я пойду, — бормочет Чонгук, лишь бы Тэхен отстал от него, и Тэ слышит в его голосе эти нотки. — Смотри мне, силой заставлю, если откажешься. И Тэхен не обманывает, ближе к вечеру за руки вытаскивает Чонгука из кровати, валит его на пол, в надежде, что так он придет в себя. Потом еще несколько минут пинает ногами, и только после этого Чонгук находит в себе силы подняться. Он подходит к шкафу с огромным зеркалом, смотрит на свое отражение и не может поверить, что это он, потому что огромные синяки расплылись на лице, щеки впали, губы обветрились. — Сделать тебе мейк? — предлагает Тэхен, укладывая подбородок на плечо друга. — Сразу засияешь. — Ты же ненавидишь подобные штуки, — напоминает Чонгук, но соглашается, потому что выходить в таком виде в люди не просто стыдно, а непростительно. Тэхен приводит его лицо и волосы в относительный порядок, потом Чонгук выбирает самый простой джинсовый костюм, сверху накидывает куртку и некоторое время ждет Тэхена у порога, искренне не зная, как себя вести, если встретится с Чимином лицом к лицу. Что говорить? И нужно ли вообще что-то говорить? Сделать вид, что не видит? Ну, ведь они же не в детском саду. — Готов? — улыбается Тэхен, на что Чонгук лишь кивает, потому что на ответную улыбку у него просто нет сил. В зале, где организовали вечеринку по случаю Рождества и последнего дня в лагере, слишком шумно, в первые минуты у Чонгука даже уши закладывает, но он быстро привыкает, здоровается с Хосоком и Намджуном, которые рисуются почти сразу, спрашивает у последнего, где Юнги, на что тот показывает в сторону барной стойки. Тот стоит с бокалом шампанского и разговаривает с Чимином. Чонгук резко отворачивается, в надежде, что его не заметили, и прикладывает руку к шее, оттягивая воротник футболки, ему начинает казаться, что его душит один чиминов образ. А потом он и вовсе чувствует, как проваливается под землю, потому что Чимин приближается, его плотный запах становится совсем концентрированным, и Чонгук уверен, что через пару дней у него начнется течка. А ведь он даже не задумывался, как отреагирует. — Вам так идет эта черная рубашка, — улыбается Хосок, когда Чимин и Юнги оказываются рядом, и Пак только тогда замечает подошедших Чонгука и Тэхена. Улыбка с его лица сползает, когда они с Чоном встречаются взглядами впервые за несколько дней. Чимину кажется, что сотни маленьких иголочек втыкается в его тело, Чонгук чувствует то же самое, только в разы сильнее, потому что от Чимина нереально пахнет. И если бы не все эти люди вокруг, он бы наплевал на их недавний разговор, прижался бы к его телу, спрятал лицо в изгибе шеи и простоял бы так до глубокой ночи. А рубашка ему в самом деле идет. Чонгук взгляда оторвать не может, как тонкая ткань обтягивает чиминовы руки, как из-под расстегнутой пуговицы выглядывает острая ключица. Какой Чимин прекрасный, и какой Чонгук идиот, который не способен с самим собой совладать. Он замечает повязку, обмотанную вокруг чужой ладони, и его сердце непроизвольно пропускает удар. Он хочет спросить, но язык прилипает к небу, и благо Намджун тоже замечает. — Вы поранились? — спрашивает альфа, указывая на чиминову левую руку. Тот выдавливает улыбку, говорит, что это пустяки, просит ребят не стесняться того, что среди них преподаватели, и хорошо повеселиться. Сам он уходит обратно к барной стойке, забирается на стул, подпирает голову здоровой рукой и просит у бармена что-нибудь холодное с чем-нибудь сладким. Тэхен оставляет Чонгука с его друзьями, чувствуя себя в их компании неловко, и идет в сторону Чимина, присаживаясь рядом. — Вы не против? — он мило улыбается, поправляя волосы и берет со стойки бокал шампанского. – Здорово, что мы собрались все вместе, правда? — Да, веселое Рождество всегда здорово. — Согласен. Я и не помню, когда встречал Рождество не один. Папа не любит отмечать. — Я тоже, — широко улыбается Чимин и делает несколько глубоких глотков. — Мой брат учится заграницей, а для одного себя я не устраиваю праздник. — У Вас из родственников только брат? Сколько ему? — В следующем году восемнадцать, — Чимин достает мобильный, находит в нем фотографию брата и протягивает Тэхену. — Красавчик, правда? Тэхен смеется и часто кивает, потому что юный альфа с фотографии в самом деле очень красив. — Он выглядит старше. Молодежь в наше время выглядит старше. Когда я был в его возрасте, у меня были прыщики по всему лицу, поэтому люди без труда понимали, что я подросток. — Я даже вспоминать не хочу, каким был в его годы. За это время многое поменялось. — Бросьте! — восклицает Тэхен и подвигает к Чимину бокал шампанского, заметив, что свой напиток он уже закончил. — Вы такой классный. Омеги с нашего потока хотят равняться на Вас. Вы не заметили, что многие из них косят под Ваш стиль в одежде? Чимин улыбается, потому что слышать это приятно, но, на самом деле, ничего прекрасного в его жизни нет, и равняться тоже не на что. За привлекательной картинкой глубокая пустота и огромные раны. — Было бы здорово, если бы они повторили лишь мою внешность, — говорит подвыпивший Чимин, чувствуя, что щеки уже начинают гореть. — Не мою жизнь. — Почему? — Тэхен подпирает голову рукой и пытается заглянуть в глаза преподавателя, который устало вздыхает и допивает бокал шампанского. — Слишком тяжело? — Тэ имеет ввиду ситуацию с Чонгуком. Чимин кивает. Он имеет ввиду ситуацию с Чонгуком и всю свою жизнь, которая только и делает, что больно бьет его, оставляя и в душе, и на теле отметины. — Почему бы Вам не попытаться поговорить с Чонгуком? — Я рад, что ты не осуждаешь нас, но, пожалуйста, не упоминай об этом. Особенно при Чонгуке. Он наверняка сгорает со стыда. — Ну, почему? Почему Вы так думаете, господин Пак? — искренне не понимает Тэхен и накрывает его теплую ладонь своей, потому что видит, как ему тяжело, и какое уставшее у него лицо. — Вы не можете знать, что у Чонгука внутри, никто не может. Он всегда был таким. Если он боится, это не значит, что он ничего к Вам не чувствует, это значит, что он просто боится. Пожалуйста, господин Пак, будьте хотя бы Вы умнее. — Не заставляй меня жалеть о моих решениях и словах, — шепотом просит Чимин, хватает очередной бокал и выпивает наполовину, чтобы немного успокоиться после тэхеновых слов, потому что его глупое сердце готово хвататься за любую надежду. — Нет, я серьезно. Чонгук всегда был трусом, ему нужно давать хорошего пинка, чтобы он раскачался. Когда он подставил меня, когда меня дисквалифицировали из-за этого идиота, знаете, как он страдал? Он постоянно смотрел на меня с таким сожалением, что только слепой мог не понять, что он раскаивается. Но, думаете, он нашел в себе силы подойти и извиниться? Нет! До сих пор. Конечно, с тех пор многое произошло, я тоже натворил дел, но я, пусть и спустя столько времени, но извинился. А он боится. — Спасибо, Тэхен, — говорит Чимин, думая, что больше не может это слушать, но искренне надеясь, что он скажет что-то еще, что заставит его решить, будто бы Чонгуку не все равно. — Просто поставьте себя на его место. Чтобы понять человека, что им движет, что он чувствует, нужно поставить себя на его место. Нужно примерить эту роль, и тогда Вы приблизитесь к миру Чонгука. Вам это не составит труда, ведь вы истинные. Чимин молчит, обдумывает то, что услышал и прикрывает глаза. Иными словами, Тэхен просит его взять все в свои руки, но ведь он уже пытался. Он дважды пытался найти контакт, наладить общение. Он хотел быть ближе, он хотел и мог любить Чонгука по-настоящему, сильно. — Я не могу. Спасибо, конечно, за советы, но я не могу, правда. Все, что происходило между нами, происходило, потому что я был слишком навязчивым. — Вам кажется…— не теряет надежды Тэхен, потому что больше не может видеть Чонгука таким убитым. — Знаешь, что я чувствую? Что я чувствовал на протяжении всего этого времени? – он смотрит на Тэхена, думая, как правильно выразить словами все, что хочет сказать и весь съеживается, чувствуя, как по телу проходит дрожь и начинает сильно болеть голова. — Какую-то бесконечную боль внутри. Она иногда затихала, могла даже исчезнуть на день, на два. Но потом возвращалась снова, и это так невыносимо, что я больше не могу. Я думаю, что если продолжу с Чонгуком и дальше играть в эти игры, то просто не смогу потом собрать себя. Он уже разбил мне сердце, подождать еще немного, и он разобьет меня полностью. Абсолютно всего. — Мне кажется, Вам достаточно, — говорит расстроенный Тэхен и забирает у Чимина, который уже перешел на слишком личные откровения, бокал. — Отдохните немного и подумайте над тем, что я сказал. Я надеюсь, Вам это поможет. Он еще некоторое время сидит с Чимином, который с последней его фразы ничего не говорит, думает о чем-то своем и смотрит вперед, гипнотизируя холодильник с выпивкой. Тэхен, оказывается, никогда не задумывался о том, насколько тяжелы отношения между двумя людьми, сколько сил нужно вкладывать, чтобы элементарно понять друг друга, а чтобы быть вместе – и вовсе работать не покладая сил. Чонгук пьет безбожно много, чтобы забыться, чтобы забыть чиминов запах, его безупречный вид, пухлые губы и большие грустные глаза. Ему кажется, что этот образ въелся в его мозг, и ничем его оттуда не выгнать. Очередной бокал виски наталкивает Чона на мысль, что ему нужен Хосок. Ему нужно отвлечься, отвлечь свое тело, расслабиться, почувствовать свободу от чувства, что тянет его в болото под названием «Пак Чимин». Чонгук выпивает еще пару бокалов шампанского и идет на поиски Хосока. Он абсолютно пьян и точно не стал бы делать этого, будь трезв, но сейчас не имеет никакого значения, ему нужно успокоение, любое. Он обходит весь зал, пару раз встречается взглядом с Чимином, который продолжает сидеть за барной стойкой, но ничего не говорит, проходя мимо. Ребята Хосока не видели, другие парни с курса тоже. Чонгук судорожно набирает сообщение альфе, едва попадая пальцами по кнопкам, но те путаются, и он отправляет смс с тысячей ошибок, но посыл ясен. Чонгуку нужен секс и прямо сейчас, иначе у него снесет крышу, ибо он чувствует запах Чимина везде. Он так глубоко в легких, под кожей, в порах, что в пору скинуться из окна. — Ты не видел Хосока? — ловит Чон Чонина у столика с закусками, когда альфа не отвечает на сообщение больше десяти минут. Щеки у омеги красные, пахнет он ярко и Чонин широко улыбается, поправляя карман на джинсовой куртке Чонгука. — Не видел, но, может, я могу помочь? — он, на самом деле, шутит, потому что знает, что этот омега спит с его другом, он хоть всегда и готов, но Чонгук не тот человек, кого он может на раз использовать. Чонгук осматривает Чонина, у него в голове странные спутанные мысли, и единственное, что в них четко проскальзывает: «Какая разница, если ни тот, ни другой не Чимин». — Можешь, — он хватает его за руку, заставляя оторопеть, и тянет в сторону уборных. Чонин пытается возразить, но Чонгук резко останавливается и целует альфу в губы, чувствуя их неприятный для себя, чужой вкус. И парень прекращает попытки вразумить пьяного Чона. Они оказываются в туалете через пару минут, прикрывают за собой дверь, не потрудившись зайти в кабинку, и начинают страстно целоваться. Чонгук жмурится, пытаясь подключить все свое воображение, чтобы представить на месте сильных рук маленькие ладошки своего любимого человека. Он чувствует, как шершавые пальцы касаются его оголенного живота, выбрасывая в реальность, а Чон упорно лезет обратно в собственные фантазии, где чиминова приятная улыбка, его нежная кожа и неповторимый запах роз. Что ему отдать, чтобы вырвать собственное сердце из груди? Что ему отдать, чтобы избавиться от страха? Что? Ногу? Руку? Плевать, он бы все отдал, лишь бы не любить Чимина или любить его без страха, без сомнений. Губы у Чонина пухлые, по форме даже чем-то напоминают чиминовы, но этот вкус…Чонгука начинает подташнивать, но он упорно продолжает, неизвестно даже для самого себя, на что надеясь. Он отрывается на мгновенье, чтобы посмотреть, в какой стороне кабинка, и натыкается взглядом на застывшего в дверях Чимина, который, сведя брови, в упор смотрит на них двоих и держится рукой за дверную ручку. Чонгук понимает, что раньше ему не было страшно. Никогда. Да он понятия не имел, что такое страх до этого момента. Его всего покрывают огромные мурашки, которые буквально впиваются в кожу, и Чонгук с трудом стоит на ногах, намертво вцепившись в чониново предплечье. Он смотрит в глаза напротив и даже предположить не может, что Чимин чувствует, потому что в них ни одной эмоции, они абсолютно черные. Чонгук хочет кинуться Чимину в ноги и умолять, но не может пошевелиться, потому что это нечеловечески больно. Что ему делать? Он сам не заметил, но в секунду протрезвел, и мысли теперь роем давят его голову, главная из которых: «Как я мог подумать, что кто-то способен тебя заменить?» Чимин глотает вязкую слюну слишком тяжело, она едва не застревает в горле, и, не уводя взгляда, говорит: — Это все? Это твой потолок? Это и есть «нормальные отношения»? Трахнуться с кем попало в туалете? — Чимин сам не понимает, как мог сказать своему студенту при другом своем студенте нечто подобное. Он просто сказал, потому что это единственное, что было в его голове. — Тогда мне кто-то вроде тебя точно не нужен, — он отпускает ручку и уходит, кажется, слишком быстро, потому что ничего не видит, ничего не слышит и даже не чувствует биение своего сердца. Он только что говорил Тэхену, что пройдет еще немного времени, и Чонгук полностью разобьет его, но понадобилось всего несколько минут, он уже вдребезги. Он хочет заплакать, но не может. Его тело немеет, ему больно даже физически, поэтому он останавливается в пустом коридоре у подоконника, чтобы отдышаться, иначе просто упадет замертво. Чимин даже не представлял, насколько его чувства сильны. Как безумно он сходит с ума по Чонгуку. Это открытие. Опасное и самое болезненное в его жизни. Чимину требуется время, чтобы прийти в себя. Именно поэтому он присутствие Чонгука чувствует не сразу. А когда горький запах виски забивается ему в нос, резко разворачивается и встречается с ним взглядом, отходя на пару шагов. — Давай поговорим, — Чонгук протягивает руку, чтобы коснуться чиминовой руки, но тот снова отходит. Находиться рядом с Чонином дальше он не смог и думал, что умрет, если сейчас же Чимина не догонит. — Убери руки, говори так. Тебе есть что? — Есть, — кивает Чонгук и делает несколько шагов к Чимину. А тот вновь прочь от него. — Мне нужно время. — Это я уже слышал. И после того, что я увидел сейчас, точно не стану его давать. Мы ведь взрослые люди, я все понимаю, — он так тяжело дышит, что это передается и Чонгуку. — У тебя течка? Ты на таблетках или еще не началась? — Чонгук смотрит прямо в глаза, заставляя Чимина всего покрываться мурашками. — С каких пор ты обращаешься ко мне, будто я твой сверстник? — Я вопрос задал, — у Чонгука по швам трещит сердце от Чимина, от его красоты, от красоты его души. Он вновь делает шаг навстречу и стоит уже совсем близко, сверху вниз смотря в глаза Чимина, которого холодит от скорой течки и присутствия Чонгука. Так близко. Пак упирает ладони в широкую чонгукову грудь, не позволяя ему приблизиться, в то же время желая этой близости больше всего на свете. — Вы мне секс обломали, — грустно усмехается Чон, а у самого глаза горят диким желанием. Он чувствует себя альфой. Внутри него, в самом деле, рождается это чувство, когда хочется схватить, разложить на полу, расцеловать, поставить метку. Своему омеге. Чонгук резко приближается и целует Чимина в губы, потому что не может держаться. Он фиксирует его голову, кладя руку на шею, и сразу углубляет поцелуй, засасывая чужой язык в свой рот, дурея от этих сумасшедших ощущений. — В последний раз, — говорит он скорее себе, чем Чимину, когда отрывается, и снова припадает к его губам, не чувствуя сопротивления. Если Чонгук попросит, Чимин позволит ему все. Но в том-то и дело, что Чонгук не просит, он просто делает. Вытаскивает черную рубашку из-под пояса джинсов, ныряет руками под нее, оглаживая стройную спину, проходится холодными пальцами по позвоночнику, и целует, будто в последний раз. Будто за этим поцелуем – руины. Чимин возбуждается на раз, стонет в поцелуй, крепко жмурится и не успевает за чонгуковым бешеным ритмом. Его губы уже горят огнем, но губы Чонгука слишком сладкие, чтобы оторваться, слишком манят и пьянят. Чонгук сказал: «В последний раз». А это значит, что можно все. Человеку, что за этим поцелуем потеряет смысл жизни, можно все. Чон мажет губами по чиминовой щеке и спускается к шее, где запах сильнее всего, ярче. Он утыкается носом в сексуальный изгиб и глубоко вдыхает нереальный аромат, накачивает себя им до краев, до кончиков пальцев. Это самоубийство, но он идет на риск, ставит на кон все. Себя, свою жизнь, потому что важен только этот магический момент и Чимин в его руках, такой прекрасный и податливый. Чонгук оттягивает зубами тонкую кожу, а потом обрушивается на нее с поцелуями, засасывая, оставляя ярко-красные следы, которые кричат, что этот омега занят, что у него есть хозяин. Чонгук хочет быть его полноправным обладателем. Чимин не сдерживает громких выдохов, всхлипов. Пытается дотянуться до чонгуковых губ, пока те не оставляют в покое его шею, лохматит черные густые волосы, краснеет и дуреет от этих прикосновений, уверенный, что никогда в жизни больше не ощутит ничего подобного. Его течка начинается раньше времени. Прямо сейчас, рядом с Чонгуком под действием его ласковых рук, которыми он уже расстегивает чиминову рубашку. Пак не знает, как далеко этот парень решил зайти в их «последний раз», но не останавливает его. Пьян в течку, а еще безумно влюблен в своего истинного, от крепкого запаха которого коленки подкашиваются. Чонгук не расстегивает все пуговицы, лишь оголяет ключицу, на которой еще давно заметил тату. Почему-то именно сейчас он вспоминает о ней и решает удостовериться, что она действительно там. А другие? Чонгук не выясняет, чтобы не сойти с ума. Его кроет так сильно, что он снова прижимается к чиминовым губам, буквально захлебываясь в его запахе. Настолько ярко еще не было никогда. Он ни с кем не испытывал столь сильного возбуждения. Что ему сделать, чтобы вернуться назад? Чонгук придавливает Чимина к стене, запускает ладони под его джинсы, и сразу получается и под нижнее белье. Он оглаживает нежную кожу ягодиц, спускается пальцами к промежности, не отрываясь от покрасневших губ и этой бешеной гонки, и проталкивает в узкий вход сразу два, заставляя ноги Чимина подкоситься. Тот буквально виснет у Чонгука на руках, в мгновенье краснеет от возбуждения до темно-бордового цвета и не сдерживает громкого стона. Их услышат? Не имеет значения. Чимин готов умереть в эту минуту. Старший разрывает поцелуй, тесно прижимается к Чонгуку, обхватив его руками за шею и тихо постанывая в нее, чувствуя, как чужие тонкие пальцы двигаются внутри него. Чонгук уверен, что вот-вот задохнется, потому что Чимина слишком много. У него пелена перед глазами, вакуум в ушах, он ничего не видит, ничего не слышит, лишь чувствует, как запах роз усиливается, как Чимин трется об него всем своим маленьким тельцем, как вздрагивает каждый раз от нового толчка. Внутри Чимина горячо и очень мокро, и Чонгук тоже краснеет, когда до него доходит осознание того, что он делает, чем они занимаются, но даже не думает прекращать, наоборот увеличивает темп, чтобы слышать больше вздохов и коротких стонов, срывающихся с этих прекрасных губ. Чонгук закидывает чиминову ногу на свое бедро, чтобы было удобнее и проникает глубже, отодвигается и смотрит в поплывшие черные глаза, переводит взгляд на сухие губы, которыми Чимин пытается хватать воздух, но не успевает и все равно задыхается, и не может поверить, что этот человек реален. Что он телом, душой, природой принадлежит ему. — Тебе нравится? — зачем-то спрашивает Чон, хотя ответ очевиден, и убыстряет движение руки, заставляя Чимина закатить глаза от удовольствия и откинуться головой на стену. И Чонгук жадно ловит этот момент, отпечатывая его в памяти, потому что это самое великолепное, что он видел в жизни. Это похоже на настоящий приход. Запах Чонгука в сотни раз обостряет все чувства, поэтому, когда Чон начинает попадать точно по простате, Чимин не выдерживает, весь сжимается, тяжело дыша, и кончает, крупно содрогнувшись и повиснув у Чона на плечах. Тот прижимает к себе ослабевшее тело, кладет подбородок на острое плечо и тоже пытается отдышаться. Это абсолютно точно было безумие, в здравом уме такое невозможно. Одной рукой Чонгук пытается поправить белье Чимина под джинсами, потом достает ладонь, подтягивает их за лямку, продолжая чувствовать на пальцах влагу. Они липкие и пахнут Чимином. Самым настоящим его запахом, и Чонгук не знает, что происходит с ним в эту секунду, но он прикрывает глаза, стыдясь этого перед самим собой, и почти невесомо проводит губами по указательному пальцу. Он резко опускает руку на чиминову спину, а сам прижимается лбом к его ключице, пряча покрасневшее лицо. Чонгук не знает, что будет дальше, но сейчас ему кажется, что со вкусом смазки он поймал передоз. Конкретный и почти с летальным исходом.