***
Чонгук просыпается первым. Выходит в кухню, где сталкивается с господином Мином, здоровается и глупо улыбается, ведь он не слышал, как мужчина пришел вчера поздно ночью. — Мы праздновали Новый год с Юнги вдвоем, — врет он и ловит одобрительный кивок альфы, который принимается готовить завтрак на троих и не принимает от Чонгука помощи. — Ты ведь единственный друг Юнги, верно? — вдруг спрашивает мужчина и разбивает яйца в сковородку. В это же время на телефон Чона приходит сообщение от Чимина с пожеланием доброго утра, и он, не в силах скрыть глупую улыбку, закусывает губу. — Нет, — бросает он, набирая в телефоне ответ. — Еще есть Хосок и Намджун. И Тэхен. Раньше они с Юнги ладили так себе, но теперь, кажется, они могут стать приятелями. Мужчина многозначно мычит в ответ и продолжает хлопотать на кухне. Чонгук не может оторваться от экрана мобильника, улыбается и чувствует себя детсадовцем, когда эйфория от обычных сообщений, в которых даже нет миленьких смайликов, поднимается глубоко внутри. И в этот момент он чувствует себя особенно счастливым. — Юнги плохо учится, да? — разложенные закуски и рис из рисоварки начинают появляться на столе, и Чонгук только тогда отрывается от телефона и замечает угрюмое лицо альфы, что задумчиво смотрит на него и ждет ответа. Кажется, для него это важно. — Да, есть такое, — неожиданно даже для самого себя говорит правду Чон и чешет голову: — Я думаю, что ему нужно уделять больше внимания. Я не хочу Вас обидеть, но я слышал, что раньше он очень даже хорошо учился. — Я много работаю. — Я знаю. Я хочу лишь сказать, что родители думают, будто, если мы уже взрослые, нам не нужна их любовь и поддержка. Вы понимаете? Мой отец не общается со мной, кажется, с октября прошлого года. А отношения у нас плохие больше четырех лет. И мне уже не нужна ни его поддержка, ни любовь. А у Вас, я думаю, еще есть шанс. По крайней мере, об этом говорит то, что Юнги все еще живет с Вами под одной крышей. Я бы и минуты не остался со своим, — он берет опустившуюся перед ним чашку с чаем и делает первый неуверенный глоток, наблюдая за реакцией мужчины, который внимательно его выслушал и теперь переваривает информацию. Он, на самом деле, никогда не думал о том, что Юнги уже взрослый. Но и о том, что ему нужна отцовская любовь и поддержка, тоже не задумывался. Когда Чонгук в очередной раз заглядывает в комнату, Юнги все еще спит, и он решает не будить его. Тихонько забирает свои вещи, просит Мина-старшего позаботиться о сыне, намекая, что у того сейчас непростой период, и уходит. Уже в машине он негромко включает музыку, отправляет Чимину сообщение, что сейчас заедет на пару минут и давит на газ. выруливая со стоянки. Это был сложный день. Когда Юнги молчал, когда благодарно улыбался, когда безразлично смотрел в потолок и на все вопросы отвечал, что ничего не чувствует. Канджуна не чувствует. «Его нет нигде», — так сказал Юнги, и Чонгука прошило дрожью и страхом, что он, возможно, когда-нибудь почувствует то же самое. Разве это не ужасно? Машина тормозит у знакомой многоэтажки. Чонгук, пропуская ступени, быстро поднимается по лестницам, держится за перила и тяжело дышит. Это их четвертый день, и он абсолютно уверен, что полностью помешан, потому что за эту ночь соскучился так сильно, будто не видел несколько лет. Входная дверь оказывается открытой, Чимин ждет его. Чон сбрасывает кроссовки и проходит сразу в комнату, где старший заправляет кровать, расправляя складки пледа, а потом замечает Чонгука, отрывается от занятия и идет к нему, раскинув руки для объятия. И Чон ныряет в них, крепко прижимая к себе хрупкое тело и зарываясь лицом во вкусно пахнущие волосы. — Как провел Новый год? — оторвавшись, спрашивает Чонгук и принимается стягивать куртку. — За работой, — просто отвечает Чимин и наблюдает за тем, как Чонгук, уже освоившийся в доме своего парня, вешает куртку на привычный стул. — Ты прям фанат своей работы, — усмехается он и проходит на кухню. Чимин тащится за ним. — Еще не завтракал? — Нет, я валялся все это время. Не думал, что ты так рано приедешь. Чай будешь? — Я сам, — улыбается Чонгук и принимается хозяйничать на кухне, чтобы приготовить Чимину, который к готовке не испытывает теплых чувств, вкусный завтрак. Чимин же усаживается на стул, подпирает подбородок кулачком и внимательно следит за Чоном, который на удивление быстро запомнил, где и что лежит. Пак не может скрыть улыбки, когда думает, что видит великолепную картину, ведь Чонгук замечательно смотрится на его кухне. Слишком уютно и гармонично. — Ты уже рассказывал кому-нибудь? — вдруг спрашивает Чон и лезет в холодильник, в котором, как обычно, интересного мало. — Ты вообще в магазины не заходишь? — недовольно хмурится парень, оборачиваясь к старшему, и закрывает холодильник, решив, что приготовит обыкновенные рисовые пирожки, потому что больше не из чего готовить. — Конечно, вот как раз сегодня и зайду. — Вот и зайди, — бормочет Чонгук, перекладывая рис из рисоварки в тарелку. — Кстати, чего не рассказывал? — О нас, — просто бросает Чон, достает сковородку, ставит на огонь и сбрызгивает маслом. — Я собираюсь рассказать Юнги немного позже, когда ему станет лучше. Лицо Чимина удивленно вытягивается, и сам он тоже напрягается. Чонгук оборачивается на притихшего Пака, и его губы дергаются в короткой улыбке. Он отрывается от готовки, подходит к Чимину и пару раз чмокает его в губы. — Ничего такого. Просто я считаю несправедливым, что Тэхен знает, а Юнги нет. С Юнги мы пережили не так много, но он тоже мой близкий друг. Я не хочу его обманывать, поэтому…я немного опасаюсь того, как он отреагирует, — Чонгук хмыкает и принимается лепить из риса маленькие пирожки, а потом аккуратно выкладывать их на сковородку. — Я никому не рассказывал, — отвечает Чимин и поднимается, подходя к младшему со спины и обнимая, сцепляя руки на животе в замок. Чонгук дергается от этого простого прикосновения и тут же расслабляется. Он привык, что Чимин обычно принимает ласки, но сам решается на них редко, именно поэтому становится невозможно тепло, когда пухлая щечка прижимается к его лопатке. — Мне в принципе и некому. Из друзей у меня только Джин. Странно, что учился я с его супругом, а в последствии больше подружился с ним. Странно довольно. — Ты вообще со странностями, — шутливо говорит Чонгук и чувствует безболезненный удар по почкам. — А брату? Сможешь рассказать когда-нибудь? — он разворачивается, делая это так, чтобы не разорвать теплое объятие и оказывается лицом к лицу с Чимином, который тут же растягивает губы в улыбке и коротко чмокает младшего. — Конечно. Могу хоть сейчас позвонить, — говорит он, и то, с какой уверенностью и серьезностью он это произносит, заставляет мурашки побежать по спине Чонгука, и он с теплотой и трепетом прижимает к себе маленькое тело Чимина, именно в эту минуту убеждаясь, что сделал правильный выбор. А по-другому и не получилось бы, потому что Чимин был таким всегда, с самого первого дня, взгляда, слова. Его сила духа не могла не поражать, и именно благодаря ей Чонгук, находящийся в вечных страхах и сомнениях, смог найти правильную дорогу.***
Все зимние каникулы Чонгук проводит с Чимином. Он приходит к нему домой, когда вздумает, зовет погулять, в кино. Они вместе покупают продукты, пару раз выбираются за одеждой, и Чонгук с восхищением отмечает, что на Чимине любой балахон смотрится идеально. Позже, когда Чимин бросает фразу о том, что надо бы заняться ремонтом в комнате брата, потому что та так и стоит нетронутой после переезда, Чонгук сразу вызывается помочь. Он уверяет старшего, что они справятся и без помощи профессионалов, а обустраивать комнату вместе будет здорово, весело и так они смогут еще лучше узнать друг друга. Чимин соглашается, потому что Чонгук настаивает, и в один из дней они выбираются в магазин стройматериалов. Чон уговаривает сделать комнату в зеленых тонах, уверяя, что альфе такое понравится. Они выбирают вместе жидкие обои приятного оттенка и светло-коричневый ламинат. — Ты уверен, что мы справимся? — Чимин осматривает материалы, что доставщики оставили в коридоре, и уставляется на Чонгука, который заварил кашу. — Конечно! — воодушевленно восклицает он и принимается перетаскивать материалы поближе к комнате. — Ты уверен, что этого количества краски хватит на четырнадцать квадратов? — Если не хватит — докупим, — Чимин входит в пустую комнату, в которой его голос отдает эхом, и тяжело вздыхает, потому что он не особо любит заниматься физическим трудом, отвык. А Чонгук, напротив, очень рад, улыбается без конца, что-то важно верещит и смотрит видео-уроки в ютубе по укладке ламината. — Сначала нужно уложить эти серые штуки, — говорит он, указывая в сторону, — а потом уже сам ламинат. Проще простого, главное порезать ровно. Нам же привезли напильник? Чимин притворно хнычет и не перестает упрашивать младшего отдать все в руки мастеров, но тот лишь отрицательно мотает головой и первым делом принимается за побелку. Чонгук в старых спортивках, в самодельной треуголке из газеты и с валиком в руках выглядит донельзя мило и забавно, и Чимин больше хохочет, чем помогает. Чуть позже, когда у Чона начинает получаться, он вручает Паку в руки второй валик и показывает, как надо, на что тот лишь бурчит, что и без него знает, и тоже принимается за дело. — В последний раз я занимался подобным лет десять назад, — смеется Чимин и переводит взгляд на Чонгука, который, довольный собой, спустя пару часов отдыхает в углу комнаты и смотрит на то, как Пак заканчивает с потолком. — С тех пор многое изменилось? — Очень. С тех пор я больше никогда не делал ремонты самостоятельно, — Чимин откладывает валик и садится рядом с Чонгуком, укладывая голову ему на плечо. — Зачем ты обрызгал меня краской? — хмурится омега и вытирает грязные перчатки на руках об ветровку парня. — Эй! — Чон пихает старшего в бок и садится ниже, чтобы было удобнее. — Я устал, — признается он и прикрывает глаза. — Не думал, что это так утомительно. — А ты как хотел? — Чимин поднимается, бросает взгляд на коробки с не разобранными вещами, что стоят в другом углу комнаты, и скидывает грязные перчатки, выходя из комнаты. — Я разогрею еду, мы с утра не ели. Надо будет вытащить эти коробки, только мешаются здесь. — Я вытащу, — кричит вслед Чонгук и тоже нехотя поднимается, подходя к двум большим коробкам. Он нагибается, чтобы поднять одну, но та оказывается чересчур тяжелой. Он опускается на корточки, решает, что лучше освободить ее наполовину и понести так. Внутри оказываются старые вещи: игрушки, тетради, какие-то бумаги и папки, а еще рамки для фотографий и древний полароид. Чимин говорил, что все выбросил, но, кажется, что-то все же оставил. Чонгук с улыбкой достает пару фотографий, кажется, из той же серии, что и стоящая в комнате на прикроватной тумбе. Чимин красивый, безумно красивый, и это абсолютно не зависит от времени или моды, он просто красивый всегда. Следом из коробки достаются смятые грамоты Пак Джено за отличные успехи в учебе, вскоре Чонгук уже рассматривает школьный аттестат Чимина, в котором не такие уж и хорошие оценки, даже пару троек проскальзывает по точным наукам. И Чону эти дурацкие мелочи кажутся восхитительными. Он находит в коробке различные научные статьи, публикации, фрагменты из работ по правоведению, юриспруденции и обещает себе, что когда-нибудь всех их прочтет. Потом он натыкается еще на один документ в красном переплете, тот также принадлежит Чимину, и Чонгук написанное перечитывает несколько раз, чтобы правильно вникнуть и понять. У него не очень хорошо получается, но единственное, что он улавливает четко это: «Воспитаннику детского дома № 116, Пак Чимину». — Детского дома? — бормочет Чонгук и быстро укладывает все, что успел увидеть, обратно в коробку. Он поднимается на ноги и выходит из комнаты, чувствуя, что увидел то, чего не должен был знать и видеть без разрешения Чимина. У него неожиданно вспыхивает в голове фраза, что Чимин кинул невзначай еще в лагере, когда Чонгук пытался уложить его спать во время течки: «Меня все бросают, и никто не любит». Он это имел в виду? Своих родителей? Свою жизнь, что пришлось провести не в теплом, уютном доме, а… Чонгук останавливается в зале, упирается плечом в стенку и прикрывает рот рукой, пытаясь унять бешеную дрожь в теле и слезы, которые уже начинают щипать глаза. Черт, Чимин ведь никогда этого не показывал. Ничем. Не давал даже малейшего повода так подумать, разве что избегал некоторых вопросов и с неохотой говорил о своей подростковой жизни. Вот какой, значит. Чонгук опускается на корточки и думает, прикрыв глаза. Его сердце уже бьется слишком быстро и начинают гореть щеки. И он бесполезно пытается убедить себя, что ничего страшного во всем этом нет, у каждого своя жизнь и своя борьба, но не может. Почему Чимин никогда ему не рассказывал? Почему он сам не догадался? Насколько ему тяжело? И приносят ли эти воспоминания боль до сих пор? И как Чимин, такой прекрасный, утонченный, красивый, нежный Чимин смог вырасти и стать именно таким? — Чонгук, иди есть, — Чон слышит знакомый голос, и сейчас он даже звучит для него иначе. Чонгук поднимается на ноги и молча идет в кухню, пытаясь успокоиться по пути, потому что ничего не случилось. Чимин не стал кем-то другим, он остался таким же. И был им всегда. Мальчиком из детского дома. — Садись, — улыбается Пак и ставит последнюю тарелку с закусками на стол. Чонгук пару секунд внимательно следит за лицом Чимина, смотрит так, будто видит впервые, и, в какой-то степени, так оно и есть. Чонгук видит его впервые с его прошлым и тяжелой жизнью. — Чимин, откуда у тебя деньги на эту квартиру? — вдруг хрипло спрашивает Чонгук, продолжая стоять на месте и наблюдать за старшим, что разливает по чашкам чай. — Откуда деньги? — звонким голосом переспрашивает он и отставляет чайник, поворачиваясь. — А откуда у людей деньги? Заработал. — Как? — Чонгук смотрит в упор и Чимину становится неловко от этого пристального взгляда, он отворачивается, берет чашки с чаем в обе руки и ставит на стол, останавливаясь в метре от младшего. — На работе. Я много работал. Когда учился, я работал на нескольких подработках и с двух откладывал деньги. Я старался окончить университет с красным дипломом, чтобы получить хорошую работу. После стажировки в крупной юридической компании меня взяли туда помощником адвоката. А потом он скончался, и я занял его место, — Чимин продолжает стоять, постукивает короткими ногтями по поверхности стола и не перестает чувствовать на себе убийственный взгляд карих глаз. — А потом? — С чего такой интерес? — Скажи, что было потом? — А потом мне предложили место прокурора в столичном суде. А в этом году я устроился на полставки в ваш университет, потому что Джено блестяще сдал вступительные экзамены в американскую школу, и я должен больше помогать ему, чтобы он чувствовал себя комфортно среди его крутых одноклассников, — Чимин замолкает и поднимает глаза на Чонгука, который его внимательно слушает и молчит. — Что-то не так? — Чимин начинает переживать, что Чонгук мог что-то не то о нем подумать и делает шаг к нему, чтобы заглянуть в глаза. — Чонгук? А Чонгук с трудом сдерживается, чтобы не закричать, что да, черт возьми, я знаю, что ты рос без родителей, знаю, как тебе было тяжело, и, блять, я, на самом деле, в шоке, насколько ты сильный, насколько бесстрашный и уверенный. И я хочу быть рядом с тобой всегда, чтобы ты больше никогда не чувствовал себя одиноким, ненужным или брошенным. — Я просто интересовался, — врет он и подходит ближе, кладя руку на шею Чимина и поглаживая щеку большим пальцем. — Ты такой красивый, ты самый красивый на свете. И я так рад, что ты принадлежишь мне. Это ведь так? Ты ведь принадлежишь мне? Чимин, кажется, даже дыхание задерживает, так внимательно смотрит в глаза Чонгука, так судорожно водит зрачками по его лицу, пытаясь понять, шутит он или нет, он правда этому рад? Несмотря на все переживания, что так долго держали его в рамках? И не может найти ни одного подтверждения тому, что его обманывают. Нет, это невозможно, его не обманывают. Чонгук сейчас абсолютно искренен. — Если ты хочешь этого, — осторожно отвечает Чимин и проводит языком по сухим, потрескавшимся губам. — Больше всего, — Чонгук оставляет поцелуй на сладких губах и прижимает старшего к своей груди, как маленького ребенка. — Ты замечательный, я очень… — он замолкает и прикрывает глаза, пытаясь засунуть слезы, которые невольно наворачиваются, обратно. — Очень тобой дорожу. Я хочу, чтобы так было всегда, я хочу, чтобы ничто не могло нас разлучить, чтобы наши отношения крепли, чтобы мы были опорой и поддержкой друг другу, хорошо? Я защищу тебя в любой ситуации, — он отстраняется и заглядывает в удивленные глаза Чимина, который не понимает повод для таких слов. — Что с тобой сегодня? Ты не перегрелся? — он кладет маленькую ладошку тыльной стороной на чонгуков лоб, и от этого прикосновения второй начинает покрываться мурашками. — На улице -10, о чем ты? — Чонгук снова обнимает Чимина, понимая, что не хочет ни есть, ни пить, лишь бы стоять вот так, чувствовать его рядом, вдыхать аромат. Чуть позже Пак все-таки высвобождается из крепких рук, садится за стол и Чонгука тоже просит поесть. Они почти не разговаривают, Чон не может выпустить из ладони чужую руку, что лежит на столе, а потом они оба перебираются на кровать, болтают обо всем на свете, долго целуются, обнимаются, лежат друг на друге, гладят, познают. Чонгук хочет подарить Чимину все. Он не напирает и никогда не станет, лишь покорно будет ждать, когда тот сам решится поведать ему о своей жизни. А пока будет стараться делать все, чтобы в полной мере восполнить ту нехватку любви, что сопровождала его на протяжении всей жизни.