Чаша Асклепия

      К завтраку Вениамин Игнатьевич явился, как всегда, чисто выбритым, улыбчивым и мягко-домашним. Этаким уютным плюшевым мишкой среднего возраста.       А что? Сорок семь — жизнь только начинается, во всяком случае открываются новые её страницы и неизведанные доселе ощущения.       Когда Вениамин Игнатьевич, ещё сидя в каюте, понял, что Дэну смыться элементарно не представляется возможным, с души упал не просто камень, а железобетонная плита. Плюс киборг явно не собирался устраивать на транспортнике кровавую баню, вон, даже Вениамина Игнатьевича не тронул. Почти…       Значит, полёт на Степянку не сорвётся, значит, основной план по уничтожению Стасика Петухова как личности работает, не отклоняясь от графика.       Да и дополнительный, бонусный, так скажем, проект пока вполне возможно реализовать. Значит, будет у Вениамина Игнатьевича ещё шанс потягаться с Дэном силами.       Он быстро глянул на невозмутимого рыжего навигатора.       — Денис, не забудь после завтрака зайти ко мне в медотсек, — голос доктора был приветлив и участлив, — надо диагностику провести, да и курс лечения ещё не закончен.       Рыжий парень вскинул чуть удивлённый, но спокойный взгляд на Вениамина Игнатьевича. Доктор парировал мягкой, всё понимающей улыбкой и тёплым взглядом серых глаз в лучиках добрых морщинок.       Дэн несколько долгих секунд в упор разглядывал корабельного доктора, будто видел его впервые, а потом чуть передёрнул плечами:       — Конечно, Вениамин Игнатьевич, уберу посуду и приду. Со здоровьем шутки плохи, я это уже понял.       Дуэль взглядов продолжалась лишь несколько мгновений, но Вениамин Игнатьевич почувствовал электрический разряд, проскочивший в воздухе; еле слышно запахло озоном.       Вениамин Игнатьевич даже оглянулся на соседей по столу — не заметили ли они чего. Но всё было как обычно: Марья Сидоровна механически жевала свой завтрак, уткнувшись носом в планшет с очередным бульварным романом, Наталья аккуратно и как-то очень тихо ела синтетическую курицу с горошком, Полина о чём-то шепталась с Тедом, лукаво поблёскивая глазами в сторону Дэна.       Вениамин Игнатьевич чуть поморщился: вульгарная она всё же девица. На одном парне повисла, другому тут же глазки строит. Непонятно, что ли, что Дэна она не интересует?       Владимир, недовольно бухтя что-то себе под нос, дожёвывал свою порцию, Михалыч быстро позавтракал и незаметно исчез, откусывая от бутерброда на ходу. А Стасик умиротворённо-настороженно оглядывал своё пока тихое, но такое беспокойное хозяйство.       После завтрака навигатор явился в медотсек. Вениамин Игнатьевич глянул на него через плечо, возясь с ампулами и заправляя лекарства в портативный медицинский шприц-пистолет.       Да, Дэн выглядел немного необычно сегодня, он словно сам не решил, кто он теперь для доктора: человек? Киборг? Враг? Вынужденный союзник?       В полной тишине шел стандартный медицинский осмотр. Доктор молчал. Киборг тоже не промолвил ни слова, но между тем спокойно позволил обследовать себя при помощи диагноста, сделать положенные инъекции. Он поражал своей поистине киборговской невозмутимостью.       Но сегодня и доктор был необычно спокоен, и дело было даже не в стимуляторах и дыхательной гимнастике. Была задета честь Вениамина Игнатьевича, но не показательной поркой. В конце концов, удовольствие-то он получил, и такое, что — ах! Дело в том, что жестянка возомнила себя победителем, унизив и растоптав доктора Бобкова, Великого Манипулятора и Непревзойдённого Гения. А это требовало наказания, пусть и не сиюсекундного. Даже лучше — не сиюсекундного. Месть подают холодной, а в идеале — ледяной.       И лишь когда Дэн с флегматичным равнодушием оделся в комбез, который Стасик велел выдать навигатору вместо рыжего драного свитера, Вениамин Игнатьевич невозмутимо проговорил, протирая руки антибактериальной салфеткой:       — Денис, нам необходимо поговорить и объясниться.       — О чём, Вениамин Игнатьевич? — голос был ровен и невозмутим, ни один мускул не дрогнул на лице, ни одна эмоция не побеспокоила гладкий лоб, лишь в ледяной голубизне глаз плескался какой-то интерес, сродни высокомерию и наглой насмешке. Киборг явно чувствовал своё превосходство, он не боялся человека. Что это было? Кураж висельника или превосходство сверхчеловека?       Вениамин Игнатьевич на мгновение вспыхнул почти неконтролируемой злостью, захотелось наотмашь ударить по тонким губам киборга, рассекая их в кровь, но тут же взял себя в руки. Вдох-выдох, а микрочип тут же снизил выработку гормонов.       Киборг тем временем, не дождавшись ответа от замолчавшего доктора, плавно, но чётко повернулся через левое плечо и двинулся к выходу. Вениамин Игнатьевич улыбнулся мягкой, чуть виноватой улыбкой, придерживая его за жёсткий рукав спецовки.       — Денис, постой. Я хочу поговорить о том, что произошло ночью.       Киборг так же плавно повернул голову к человеку и смерил его безразличным взглядом.       — Я не понимаю, Вениамин Игнатьевич, о чём вы говорите, — в равнодушном голосе послышался металл и дальние раскаты грома, — этой ночью я спал у себя в каюте. Вы, надо полагать, тоже.       — Ну, тогда хотя бы о том, что предпримет капитан Петухов, узнай он, кто у него в навигаторах? К киборгам он относится весьма… специфически, — Вениамин Игнатьевич недобро глянул исподлобья.       Денис насмешливо приподнял бровь, помолчал несколько секунд, а потом чуть наклонился к лицу доктора, обдавая тёплым дыханием, вкусно пахнущим кофе и сгущёнкой:       — Знаете, Вениамин Игнатьевич, был у нас на Шебе один сержант, очень любил сказки разные и байки. Так вот, он рассказывал одну историю. Про Змею и Черепаху. Знаете?       Он дождался почти механического кивка врача, высвободил рукав из рук Вениамина Игнатьевича и спокойно и неторопливо вышел из медотсека, оставив Вениамина Игнатьевича злобно щуриться вслед и сжимать от бессильной ярости кулаки.       Знал он, знал эту дурацкую байку про змею, от злости и по дурости укусившую черепаху, которая перевозила ее через бурный речной поток. Черепаху погубила и сама утонула. И ведь прав, прав этот мерзавец — киборг просто так не сдастся и в случае чего порешит доктора за милую душу. Потонут — так оба. Хотя есть и более анекдотичный вариант, наверное, именно его солдатня в армии и рассказывала. Как там? «Сброшу — укусит», — думает черепаха. «Укушу — сбросит», — думает змея. Патовая ситуация, ничего не скажешь.       Остаток дня прошёл в привычной, почти рутинной бестолковщине. Вениамин Игнатьевич с удовольствием бы ушёл к себе в каюту и лёг спать, но был уверен, что и там ему не дадут покоя. Всем чего-то надо было от корабельного врача: то средство от запора (Владимир), то от диареи (Марья Сидоровна), то от головокружения (Наталья).       Вениамин Игнатьевич был терпелив и любезен. Мягко улыбался и сочувственно качал головой. Хотя больше всего на свете ему хотелось заорать в голос, что Владимиру надо больше двигаться, Марье Сидоровне меньше жрать всё подряд, а Наталье… Наталье трах хороший нужен! Нормальный такой член, чтоб в гландах застревал, и не будет никаких головокружений.       Но следовало «держать лицо». Не мог мягкий интеллигент Вениамин Игнатьевич орать на окружающих, не мог чеховский доктор Бобков гнать взашей пациентов.       А под вечер припёрлась мелкая прилипчивая девчонка Полина, ей, видите ли, захотелось поговорить с «опытным почти коллегой». Нашла коллегу! Вот уж правду говорят: гусь свинье не товарищ. Эта идиотка что-то вымучивала из себя по человеческой анатомии, а потом, пряча глаза, залепетала о содержании щурьков в неволе. Не подскажет ли ей Вениамин Игнатьевич чего интересного?       Назойливая девица стала, сама того не зная, последней каплей в чаше терпения Вениамина Игнатьевича, до крайности усталого, расстроенного и раздраженного.       И он выдал девице стимулятор, прямо слоновью дозу, посоветовал немедленно дать капсулу щурьку — и плевать он хотел на все. Если ему что и понадобится когда-нибудь от туповатой лаборантки, он так или иначе найдет, как на нее воздействовать, а терпеть ежевечерне ее щебетание про мерзкую лысую тварь он больше не в силах! Безголовая девчонка радостно поблагодарила «миленького Вениамина Игнатьевича» и вприпрыжку унеслась травить своего питомца.       Вениамин Игнатьевич вприщур поглядел на закрывшуюся дверь и злобно подумал: «Дура! Чтоб ты пропала со своей скотиной вместе!»       Долгий, почти бесконечный день подходил к концу. И Вениамин Игнатьевич чувствовал, что, несмотря на почти непреодолимое желание поговорить с рыжим навигатором ещё раз, несмотря на тревогу, недосказанность и некую неопределенность происходящего, ещё одну бессонную ночь он просто не выдержит. Не помогут ни стимуляторы, ни упражнения по дыхательной гимнастике. Надо поспать, очень надо.       Вениамин Игнатьевич почти обречённо потёр виски. Времени оставалось немного, сегодня, по расчетам, была предпоследняя ночь перед Степянкой. Он тяжело вздохнул: нет, он нынче не боец, всё завтра. Это будет его последний шанс договориться с киборгом «на берегу», поэтому всё же надо отдохнуть, собраться с силами и мыслями.       Он с трудом досидел до конца ужина, вымученно улыбаясь и устало кивая головой, не стал задерживаться на уже ставшие привычными посиделки и, успокаивающе похлопав глядящего на него Стасика по плечу, убрался к себе в каюту.       Там Вениамин Игнатьевич задвинул поглубже в шкафчик нектар жизни, напиток богов — пузатую бутылку с янтарной жидкостью, кинул в рот таблетку лёгкого седативного и с удовольствием вытянулся на своей койке. Буквально через минуту он провалился в глубокий сон без сновидений.       Утро встретило его уже привычным ароматом кофе и очень приятным приветом из детства — по всему кораблю разносился запах свежеиспечённых блинчиков. Не иначе сегодня дежурил Теодор, пилот. Он удивительно хорошо для брутального мачо управлялся со сковородкой и жидким тестом.       Вениамин Игнатьевич потянулся всем телом, смачно зевнул и улыбнулся. Всё же хорошо отдохнуть — это великое дело!       Как там говорят благочестивые лицемеры: чистая совесть — залог крепкого сна? Неправда. Залог хорошего сна — крепкие нервы и отменное пищеварение!       Вениамин Игнатьевич был уверен, что выйдет из этой игры победителем, именно он, а не ограниченный солдафон Стас и не наглый рыжий киборг. Кишка у них тонка против доктора Бобкова. Будет так, как хочет он. Особенно смешил этот самозваный навигатор. А слабое сопротивление его новой игрушки — это забавно и даже пикантно. Да он просто смешон, этот лже-Денис-I.       Ну что ж, вот и повеселимся. Начнём Большую Игру, господа!       Вениамин Игнатьевич вышел из каюты, насвистывая себе под нос довольно игривый мотивчик. Он отчаянно фальшивил и даже сам это слышал, но это не портило ему настроение, отнюдь нет. Более того, с каждой руладой, не попавшей в ноту, оно повышалось на один градус.       Ничто сегодня не могло бы испортить настроение Вениамина Игнатьевича, да если честно, то и действительность подкидывала ему мелкие, но очень приятные неожиданности и крохотные сюрпризики.       Полина сидела расстроенная и не шутила с парнями. Этот милый нюансик погладил мягкой лапкой прелестное утреннее расположение духа Вениамина Игнатьевича.       Пилот смог напечь именно таких блинчиков, как любил мальчик Веня. Даже магазинное клубничное варение (куча консервантов с клубничной отдушкой) напомнило дачу и жаркое солнце середины лета.       И у Стаса был слегка помятый вид. И возился он на стуле… Может, геморрой? Наконец-то?       Вениамин Игнатьевич довольно хихикнул и потёр ладошки.       — Ну-с, молодые люди, как наш график? Ни опережения, ни отставания не предвидится?       Навигатор коротко взглянул на доктора и негромко проговорил:       — Всё по плану. Завтра будем на орбите Степянки.       Учёные завозились за столом, возбуждённо переговариваясь и переглядываясь. Настрой Вениамина Игнатьевича будто передался всем, в воздухе повисло предвкушение перемен с лёгким привкусом тревоги.       А Вениамин Игнатьевич тем временем в упор разглядывал Дэна. Сегодня он должен с ним поговорить. Убедить не убегать на Степянке, убедить, что он, доктор Бобков, не враг ему, что всё произошедшее — это недопонимание и недоразумение.       Вениамин Игнатьевич отвёл взгляд от невозмутимого и слишком спокойного лица киборга.       Мда… Сложновато это будет сделать. После его выпадов и приказов, довольно недвусмысленных. Надо что-то придумать…       Всё-таки полноценный отдых — лучшее лекарство, за этот день Вениамин Игнатьевич переделал столько дел, сколько не сделал бы и за неделю.       Он был приветлив и весел, для каждого нашёл добрые слова. Владимиру польстил, с пилотом пошутил, с Полиной участливо поговорил.       Никому было невдомёк, что корабельный врач просто-напросто тренирует свою искренность: сегодня важно было не опуститься ниже пятидесяти одного процента, а желательно и парочку процентов иметь в запасе. Мало ли что.       После довольно сытного ужина все быстро разошлись по каютам, будто торопили следующий день, хотели побыстрее добраться до места.       Вениамин Игнатьевич, так и не растратив всю сегодняшнюю энергию, внимательно и чутко прислушивался к звукам и шорохам на корабле.       Вот прошёл, мурлыча себе под нос фривольную песенку, Тед. Вот убралась восвояси тяжело вздыхающая Полина, время от времени громким шепотом причитающая:       — Мосенька, хороший мой, ты где?       Вот затихла журчащая вода в душе — значит, и Дэн отправился к себе в каюту.       Вениамин Игнатьевич выждал ещё с полчаса, после того как на корабле стихли все звуки, кроме мерно гудящих двигателей, и выскользнул в коридор. К груди он прижимал довольно объёмный пакет. Это было его последнее секретное оружие. Фауст-3, можно сказать. Только на него была вся надежда, на него и пятидесятитрёхпроцентную искренность Вениамина Игнатьевича. Плюс есть пара козырей в рукаве, при помощи которых правдивость его слов будет стремиться к абсолюту.       Всё-таки эти пять дней Вениамин Игнатьевич не только пялился на упругую задницу и обветренные тонкие губы навигатора, но и отслеживал его поведение и привычки и смог сделать кое-какие выводы.       Он на цыпочках прокрался к каюте Дэнички и тихонько поскрёбся в металлическую дверь.       Почти целую бесконечную минуту ничего не происходило. Вениамин Игнатьевич уже поднял руку, чтобы постучать ещё раз, когда дверь, прошуршав в пазах, отъехала вбок.       Дэн стоял на пороге. Равнодушно смерил незваного гостя с ног до головы, чуть задержался взглядом на пакете (наверняка просканировал) и молча посторонился, давая возможность доктору войти.       Вениамин Игнатьевич заметно нервничал, хотя это, скорее, было даже на руку. Больше эмоций — тем правдоподобнее будет выглядеть разговор. Крохотный хитрый датчик, регулирующий гормоны, в этот раз был надёжно закреплён под мышкой фиксирующим пластырем, одновременно выполняющим роль изоляции.       Присесть киборг не предложил, то ли был не слишком сведущ в этикете, то ли действительно считал, что визит доктора не затянется.       Вениамин Игнатьевич тяжело вздохнул и просяще посмотрел на Дэна:       — Денис, нам и правда надо поговорить. Хочешь ты этого или нет.       Киборг внимательно смотрел на человека и молчал. Пауза затягивалась, причём машину это молчание явно не напрягало.       — Денис, мне так жаль, что возникла та глупая и нелепая ситуация… Ты ведь понимаешь, люди иногда нравятся друг другу. Иногда даже очень. А тут… Когда я понял, кто ты… Я растерялся, переживал за тебя, за себя! — Вениамин Игнатьевич старательно подбирал слова, изо всех сил стараясь, чтобы они звучали искренне, позволяя ладоням потеть, а голосу дрожать. Ведь человеческое волнение так объяснимо в этой ситуации, более того — оно обязательно.       Киборг чуть шевельнулся, будто намереваясь что-то спросить, но в следующее мгновение передумал.       Вениамин Игнатьевич помолчал несколько секунд, словно надеясь на хоть какой-то отклик от визави, и, не дождавшись, продолжил с тоской и сожалением в голосе:       — Я боюсь, что ты меня не простишь, у тебя нет причин доверять мне, но на этом корабле, а возможно, и во всём мире более надёжного друга у тебя нет и не будет, — в этом месте Вениамин Игнатьевич чуть подпустил слезу в голос.       Он настолько проникся своей выдуманной речью, что сам невольно начал верить себе.       Вениамин Игнатьевич вновь замолчал и поднял на киборга чуть влажные глаза. Лицо Дэнички неуловимо изменилось, с него сошло ледяное спокойствие, в глазах заискрился интерес, левая, рассечённая шрамом бровь чуть приподнялась.       Вениамин Игнатьевич слегка растерялся — он ожидал немного другой реакции: удивление, недоверие, но не интерес исследователя-натуралиста, встретившего на своём пути редкое и немного забавное насекомое.       Однако он быстро взял себя в руки — доктор Бобков умел играть в сложные аналитические игры.       — Понимаешь, ты погибнешь без меня, и только если ты всё же решишь довериться мне, у тебя будет шанс выжить и прожить долгую человеческую жизнь…       Киборг продолжал внимательно и молча разглядывать человека в упор, узкие бледные губы чуть змеились в непонятной то ли улыбке, то ли насмешке…       Вениамин Игнатьевич опустил голову и, тяжело шаркая ногами, двинулся к выходу. Когда он уже взялся за ручку двери, сзади раздался очень спокойный и очень вежливый голос:       — Вениамин Игнатьевич, конфеты оставьте…       Доктор Бобков торжествующе улыбнулся: всё-таки этот киборг — такое ещё дитя…