В Японии есть особый символ — это красная нить. Лунный старец перетягивает ниточки и неизбежно связывает ими судьбы в брачные узы. Ничто и никто, ни время, ни пространство, ни координатные точки, ни сами люди не могут этому помешать. Но что если мы привыкли думать об этой нити как об алых волокнах, тонкой линией соединяющих два разных запястья, а на самом деле это лишь метафора? А что если нить сама решает, порваться ей, навсегда лишая два сердца шанса воссоединиться, или связать две судьбы вместе, пока Лунный старец лишь наблюдает за её проказами? Что если только она решает, суждено или нет, пришло время или нет? Может, чья-то безответная любовь — это всего-то её ошибка или шутка, мы всё сильно-сильно тянем за неё пальцами на себя, чтобы найти другой конец, а когда находим оборванный кончик, то что делает Лунный старец? Смеётся ли он? А может плачет? Или снисходительно качает головой и отворачивается от нас, чтобы над чем-то подумать?
И тысячи красных длинных ниточек, алых шелковых ветвей, вплетённых в кровавый венец веером, раскинулись на древесном светлом паркете
⁸. А терпкое вино продолжало течь из раны на хрупкой девичьей голове. Только Руслан рассеянно продолжал стоять с осквернённой статуэткой ангела в руке и смотреть на безжизненное умиротворённое лицо.
— Прости, но я… просто хочу жить.
Буквально три минуты назад она была ещё жива. И это был первый раз, когда мы видели, как Руслан может кого-то убить. И ведь у него не было права прерывать чью-то жизнь, но он увидел угрозу, что если он что-то не предпримет, то будет прервана уже его жизнь. Очень дорого обходится хранить секреты. Я его вовсе не оправдываю, но нам всем свойственен страх, что всё, что было когда-то нормально, уже никогда не будет таким. Твоя жизнь может в любой момент оказаться хрупким воробьём в руках жестокого человека, который не понимает, что ещё чуть-чуть и маленький скелетик сломается, а практически хрустальное тельце лопнет в кулаке. Вот как чувствует себя человек, загнанный в угол. И двести сорок девятого Руслана буквально три минуты назад сжали так, что он в итоге не выдержал давления и лопнул.
Он весь затрясся от паники и принялся наворачивать круги по коридору, параноидально глядя под ноги, чтобы не размазать багряную кровь по всему паркету.
— Чёрт… Чёрт! Чёрт! — он побежал в ванную в надежде отмыть статуэтку от запёкшейся крови, а оригинальный Руслан рвано дышал и сдерживал крик зажатой у рта ладонью.
Что такое человеческая жизнь? Данная нам привилегия? Данное нам испытание? Данный нам путь, лишённый смысла? Или мотивация для другой человеческой жизни видеть себя со стороны? Мы учимся на чужих ошибках, мы совершаем ошибки сами, и люди смотрят друг на друга, приговаривая: «Я бы никогда так не поступил». Да что вы можете о себе знать? Как бы поступили вы? Решили бы всё разговором? А если разговор ничего в итоге не решает? Остаётся как-то выживать, и вы делаете выбор, в каких условиях вам это делать?
Выживать, глядя на тёмный шлейф позора, затянутый ниточками на ваших шеях или же выживать, нося на себе груз греха насилия, убийства, слов, которые вы говорите, чтобы встать на голову тому, кто потенциально смог бы сломать вашу жизнь? Стоит ли второй путь того, чтобы избежать первого пути? Хотели бы вы уподобиться тому, на что когда-то сами говорили: «Я бы никогда так не поступил»? Правда в том, что вы можете строить в голове ситуации, которые где-то у себя в выдуманном мирке вы способны вырулить, но когда всё происходит на самом деле, всё может пойти не по плану. Когда вы думаете о том, что на вас могут напасть, вы, возможно, в глубине души предполагаете, что способны защитить себя мирным путём, ну или героическим, не навредив при этом никому в подобной степени. Но когда вы сталкиваетесь с подобным лицом к лицу, как всё может произойти на самом деле? Что если вы настолько оцепенеете от страха, что не будете способны себя защитить? Что если вы настолько растеряетесь, что увидите только один выход, который увидел двести сорок девятый Руслан?
Что такое человеческая смерть? Думаю, что почти то же самое, что и человеческая жизнь. Получается парадоксально, но если бы вы видели то же, что видели мы, вы бы не нашли другого ответа. Вот только власть над чужой жизнью — ложная привилегия. Контроль над чужой жизнью — ложное испытание, которое вам не выдержать. Прервать чужую жизнь — это путь, лишённый смысла. С этого момента вы сами уже мало чем похожи на человека. Вы приобретаете ложную власть бога, и если вы читали «Преступление и наказание»
⁹, то вы знаете об этом и без этой двести сорок девятой вселенной, в которой Руслан просто хотел выжить вторым путём. Но этот путь ведёт к смерти, а смерть понятие более расплывчатое, чем труп девушки, безвольно лежащий у наших ног. Смерть души наверняка гораздо страшнее телесной.
— Надо избавиться от трупа, — Руслан трясущимися руками ставит статуэтку на тумбочку прихожей, рядом с вазой с повядшими красными розами, и думает, во что бы ему завернуть тело.
Оригинального Руслана вот-вот стошнит, но он не сможет выплеснуть нервное напряжение, опустошив желудок, потому что у духов, похоже, на самом деле нет рвотных рефлексов. Но его душу настолько выворачивает, что Руслан издаёт рваные звуки, в надежде избавиться от фантомной желчи.
— Настя, ты всё не так поняла!
— Нет, я всё прекрасно поняла, Руслан! Я всё наконец-то поняла! И раз ты не в состоянии избавить всех от своей лжи, то это сделаю я!
Три минуты назад она уже отвернулась от него и надевала куртку, чтобы выйти и рассказать миру, кто же Руслан Тушенцов на самом деле. И это с её стороны тоже было неправильно, решать за человека, когда он готов открыться.
Вообще-то, наверное, так же не правильно, как и решать жить человеку или нет. Что ему любить, кого любить, что носить, как поступать… и да, это всё ещё вроде бы не моё дело, но так уж вышло, что я стал частью чего-то особенного. Если хотите, частью последнего откровения, частью несуществующей ретроспективы.
Иногда мне начинает казаться, что я действительно плод воображения. Что мой мир — плод чьего-то воображения. У вас такого не бывало? Вы никогда не чувствовали себя главным героем какой-то очень странной затянутой истории о жизни?
Может этот Руслан не такой оригинальный? Ну, в плане, может мы на самом деле оба — альтернатива чего-то, что существует по-настоящему? Нам всем надо над этим хорошенько подумать.
Двести сорок девятый Руслан заворачивает труп девушки в пакеты из какого-то круглосуточного магазина с какой-то нелепой эмблемой, которую мог придумать только русский начинающий во фрилансе дизайнер. Откуда он мог знать, что плод его труда будет прятать под собой чью-то кровь?
И мы едем с ним на какую-то лесополосу. Откуда у Руслана в багажнике лопата? Может, он предвидел нечто подобное? Задумывал ли он однажды воспользоваться ею не для посадки первого дерева, которое по одной пословице должен посадить каждый уважающий себя мужчина
¹⁰?
А мужской ли вообще это поступок? Трусость подобного рода?
Думаю, что слабость Руслана взяла над ним верх.
Горстки влажной земли соскальзывают с железного полотна, тулейка впивается в новую порцию раскуроченной почвы, а деревянный черенок впитывает в себя холодный пот с трясущихся рук.
Оригинальный Руслан смотрит на меня с надеждой, что не может же он быть таким чудовищем. Одним взглядом он умоляет меня поверить ему, что никогда-никогда, никогда в жизни не смог бы на такое отважиться, хотя отвага вовсе не то слово, что могло бы сюда органично вписаться. Не способен же он на такой страх? Он же не способен на это, тогда почему сейчас я вижу, как он смахивает влагу со лба и пинками сбрасывает тело в пакетах в сырую яму?
— А, привет, да… — Руслан выдаёт себя с потрохами, когда говорит по телефону. — Настя? А ну… Не совсем. Нет, ничего не хорошо, я… Слушай, давай мы потом поговорим, ладно?
Ну, конечно. Они больше не поговорят, поэтому мы всё это видим сейчас.
— Я люблю тебя. Что? Нет, я не… ничего не сказал.
Руслан в отчаянии бросает телефон на мокрые пакеты в яме и падает рядом с ней, собирая пальцами горсти влажной земли, которую, похоже, уже не в состоянии сгрести вниз. Он просто смотрит на небо, ерошит сырую грязь руками и горько рыдает, смешивая себя с ней, размазывая её по лицу, по груди, рукам, и надеется, что останется здесь навсегда.
— Я больше не могу на это смотреть, — выдавил из себя дух, глядя на меня. — Я больше не могу…
— Тебе это нужно.
— Но зачем, если у меня даже нет шанса исправить всё?
— Я не знаю, Руслан, — не в силах ему помочь сказал я и лишь положил ладонь на его плечо, чувствуя, как он сжимает её в ответ.
— Есть ли у меня хоть какой-то шанс оправдаться? За всё… за всех… за каждого себя, который поступил однажды неправильно и разрушил столько жизней?
— Не во всех вселенных ты разрушил свою жизнь сам, Руслан.
— Тогда почему что-то сверху так меня наказывает?
— Может, это не наказание?
Руслан смотрит на меня так, словно я способен объяснить ему хоть что-то, но правда в том, что я и сам такой же простой путник, который непонятно зачем очутился здесь.
— Что если это урок для меня? — предположил я.
— К чему тебе подобный урок?
— Возможно, я пойму это как-нибудь потом.
Руслан ничего не смог ответить. Мы уже оба достаточно запутались. Так ли уж важно, что происходит сейчас вокруг нас? Что это даёт мне? Кому это всё нужно, чтобы я всё это отсмотрел как чью-то спрятанную под шкафом со скелетами киноплёнку?
Увы, возможно, нам не стоит сразу знать все ответы на свои вопросы. Может, нам вообще не стоит знать ответы на что-либо.
— Что если… что если у меня есть возможность вернуться к жизни? Может я всё ещё в коме, может это просто клиническая смерть, и врачи сейчас типа бьются над тем, чтобы я выжил?
— Знаешь, было бы здорово, но мы же оба видели, как тебя…
— Что если я исключение из каких-то правил?
— Мы не можем знать этого наверняка.
Я так же не имею права лишать Руслана его веры в то, что у него есть второй шанс. Третий шанс, сороковой или двести сорок девятый… Исключения ведь действительно бывают, не так ли? Кто-то может жить с ножом в голове и не знать, что давно мог быть мёртв. Где-то я читал подобную историю в Интернете
¹¹. Как говорят люди — родился в рубашке, у Христа за пазухой, так, может, Руслан всё ещё держится за жизнь где-нибудь в реанимации, просто не знает об этом?
Можно ли выпросить мольбами у Господа чей-то второй шанс пожить? Можно ли хотя бы замолить его боль, его грехи и его ошибки так, чтобы вымолить прощение и облегчить его страдание? Можно ли хотя бы оправдать его перед кем-то там наверху? Можно ли оправдаться самому на Божьем суде? Можно ли хоть что-то сейчас изменить или сделать?
Спустя двести сорок восемь вселенных я бы хотел уже сказать вам, что нет, но кто я такой, чтобы знать подобные истины на все сто процентов, не сомневаться в своих выводах, решать за вас, во что вам верить и во что верить ему?
Думаю, каждый разберётся с этим самостоятельно.
И двести сорок девятый Руслан, грязный и мокрый, уставший и опустошённый садится в машину. Какое-то время он залипает на торопливо трущиеся о лобовое стекло чёрные дворники, что размазывают дождевые капли по сторонам и видит, как ветер яростно сметает грязные листья, склоняет могучие чёрные ветви высоких лесных деревьев, и окончательно делает для себя какой-то новый шаг в бездну. Он заводит машину и нажимает педаль газа, набирая скорость.
Буквально мгновение и шины жалобно визжат по грязи за несколько секунд до столкновения капота с гигантским дубом, кузов буквально сминается от того, с какой скоростью Руслан вогнал свою машину в дерево, и неизбежно воспламеняется, скрывая языками рыжего пламени безвольное и бездыханное тело от наших глаз.
Эта история практически такая же, как и все двести сорок восемь историй до этого. История, где Руслан был лишён мужества ответить за то, какой он был. Где Руслан был лишён мужества постоять за своё право решать самостоятельно: как жить, что любить, кого любить, что носить, как поступать, как ошибаться и как принять то испытание, что было ему дано изначально. Где Руслан был лишён мужества, чтобы ответить за своё решение жить ли кому-то или нет, жить ему самому или нет. Так может, именно сейчас он должен приобрести это мужество, раз при жизни у него этого не получилось?
Я измᴇʜю ᴄʙᴏё пᴏʙᴇдᴇʜиᴇ.
O, дᴇтᴋᴀ, ᴋᴀᴋ ᴘᴇбёʜᴏᴋ¹².
Капот горит, пламя медленно плавит кузов, красное покрытие на металле начинает чернеть, а двести сорок девятого Руслана мы, похоже, уже не увидим.
— Что если я ещё могу исправиться?.. — спрашивает вслух Руслан, но не обращается ко мне.
Иногда надежда — это всё, что нам остаётся. И даже если то, что управляет нами и нашей судьбой, продолжает молчать, мы всё равно продолжаем говорить с ним. Это мы обычно называем верой. И ещё пока мы не можем смело утверждать, что это что-то или кто-то не то самое отсутствие мужества. Быть может, мы просто путаем понятия, которые сами же и придумали? Что если человек в молитве просит что-то не столько у своего Бога, сколько у себя самого?
Eᴄли биᴇʜиᴇ мᴏᴇгᴏ ᴄᴇᴘдцᴀ
Cлишᴋᴏм мᴇдлᴇʜʜᴏᴇ для тᴇбя,
Cᴋᴀжи мʜᴇ, ᴏ, ᴄᴋᴀжи мʜᴇ,
И я этᴏ тᴏжᴇ измᴇʜю.
— Эй! — кричит Руслан вверх, в надежде, что его Бог находится именно там. — Я ещё могу всё исправить?
В ответ воздух содрогнулся громкой вибрационной волной грома, а молния ярко разрезала небесное мрачное полотно. Кто знает, может это сознательная метафора на дефибриллятор? Может прямо сейчас сердце оригинального Руслана подвергают мощным импульсам электрического тока? А делают ли так вообще при его несовместимых с жизнью переломах и черепно-мозговых травмах?
Я измᴇʜю ᴄʙᴏю xᴏдьбʏ,
Дᴀжᴇ измᴇʜю ᴄʙᴏю мᴀʜᴇᴘʏ ᴘᴇчи.
Ливень неистово обрушился на нас с новой силой, но мы не могли его прочувствовать, он маленькими иглами пролетал сквозь нас, неосязаемыми дротиками попадая в мишени. Я мог лишь чувствовать запах плавящегося металла, горящего бензина, пылающей плоти и дождевой свежей сырости.
— Может, мы как-то можем договориться? — весьма иронично, что всё выглядит так, словно Руслан пытается дать взятку немому полицейскому. — Но мне нечего тебе дать, согласен, со мной не выгодно работать, я понимаю!
Руслан пытается сообразить, чего бы ещё убедительного сказать, но в ответ лишь снова опрокидывается горка невидимых бомб, взрывающих воздух звуковыми сотрясениями. Гром был полон ярости.
И, ᴇᴄли ᴇᴄть чтᴏ-тᴏ ʙ мᴏиx пᴏцᴇлʏяx,
Чтᴏ тᴇбᴇ ʜᴇ ʜᴘᴀʙитᴄя,
Cᴋᴀжи мʜᴇ, ᴏ, ᴄᴋᴀжи мʜᴇ,
И я измᴇʜю этᴏ тᴏжᴇ.
— Я был неправ! — кричит грому Руслан, и я понимаю, что это лишь его попытка сторговаться с его собственным Богом, в которого он не верил всё это время.
А может он наконец-то признал, что он не был вправе решать, жить ему или нет.
Вот бы у людей всегда был второй шанс, было бы так славно! Узнать, нужны ли ему последствия своих неправильных решений и повернуть время вспять.
Мир был бы тогда совсем другим… идеальным. Может смысл был в том, чтобы он, таким как раз и не был? Не знаю, кто там всё-таки наверху, но если он добивался именно этого, то он со своей задумкой справился.
Мир никогда не будет идеальным. И не нам решать, видимо, каким ему быть. Даже если мы хотим, как лучше.
Спустя ещё пятьдесят переходов я сделал для себя вывод, что Руслан может умолять по-разному. Думаю, он при жизни даже не произносил подобных слов, никогда не вставал на колени и никогда не манипулировал кем-то настолько сильно.
— Ну, чего же тебе от меня нужно? — взвыл Тушенцов в очередной раз на двести девяносто девятой вселенной, и, как всегда, ответа на свой вопрос не получил.
А может нет там никого? И Лунного старца, и нити красной тоже… а может у его Бога в наушниках играет тяжёлый рок на самой максимальной громкости, и он глух к его молитвам.
— Я изменюсь, только, пожалуйста, дай мне ещё один шанс! Ты же можешь! — кричит Руслан, поднимаясь с колен, но докричаться не может даже на триста пятидесятой вселенной.
— Я всё сделаю, чтобы просто жить и быть рядом с ним как кто угодно! Прошу! — Руслан уже не может кричать на четырёхсотой вселенной, он бессвязно бормочет свои мольбы куда-то мне в плечо, пока я пытаюсь утешить его.
Руслан будто плаксивый ребёнок в магазине игрушек выпрашивает навороченный набор «Lego», который родителям не по карману, но всё никак не может принять, что жизнь — это не игрушка. Это даже не набор дешёвого конструктора, который мог бы быть кому-то по карману, даже не убогие деревянные кубики. Жизнь не купить, не вымолить и не напросить. Жизнь даётся единожды, и если тебе суждено её лишиться, то значит в садике у тебя украли сундучок с этим конструктором и больше ты его никогда не увидишь. Это значит, что если девочка в глубоких девяностых отрывает голову у куклы Барби, то она испортила игрушку, и новой Барби уже не будет. А если чудо и случается, то далеко не с каждым ребёнком и далеко не просто, как ребёнку могло бы показаться. Это сейчас может быть игрушки не такая большая проблема, но с жизнью такое не прокатывает, сколько бы веков не минуло. Суждено — значит, суждено. Не суждено — значит, смирись.
Я бʏдʏ мᴇʜять ᴄʙᴏй пʏть,
Kᴀждʏю ʜᴏчь и ᴋᴀждый дᴇʜь.
Смирение. Может в этом всё дело? Ведь сколько бы Руслан не отрицал, не гневался, не торговался — он всё ещё не смирился. А значит ли это, что всё, что сейчас происходит, не может закончиться, пока он не смирится?
— Я просто хочу увидеть его снова… поговорить с ним о ерунде, посмеяться с ним над какой-нибудь глупостью, просто побыть рядом и увидеть, какой он счастливый… — устало выдыхает Руслан, явно пытаясь надавить своему Богу на жалость после четыреста пятьдесят третьей вселенной. — Я даже не знаю, как он относится ко мне теперь.
Увы, Руслан не понимает, что желание узнать отношение Юлия к его смерти из-за любви к нему, мало чем похоже на ту самую любовь. Может, он и любит его на самом деле, но в данную минуту он всё ещё больше любит себя. В данную минуту он желает потешить своё эго, пусть и не осознаёт этого и называет это желанием узнать о чём-то после того, как ушёл, желанием увидеть в последний раз того, кто так овладел его сердцем.
Я даже не могу его осуждать, потому что все люди так или иначе, кого бы они из себя не хотели строить и кого бы они не хотели в себе видеть, всё ещё являются эгоистами. И, возможно даже, что это нормально. А может быть это болезнь общества, чума человечества, всеобщая врождённая патология.
И ᴇᴄли ᴇᴄть чтᴏ-тᴏ ʙ мᴏᴇй любʙи,
Чтᴏ тᴇбᴇ ʜᴇ ʜᴘᴀʙитᴄя,
Cᴋᴀжи мʜᴇ, ᴏ, ᴄᴋᴀжи мʜᴇ,
Я этᴏ тᴏжᴇ измᴇʜю.
И на пятьсот тридцать девятой вселенной Руслан уже не пытается о чём-то просить, как-то умолять или манипулировать своим Богом. Он просто вновь встаёт на колени рядом с очередным своим мёртвым телом и, вознеся сложенные друг ко другу ладони, вдруг начинает… молиться. По-настоящему.
Я слышу отголоски «Отче Наш»
¹³ в его шепоте и отхожу от него, чтобы не присутствовать рядом во время такого искреннего и интимного для него момента. Наверное, вера — это таинство между человеком и его Богом. Ничто, наверное, так не обнажает душу человека, как его вера во что-то. Ничто не заставит его быть столь откровенным и истинным, как поиски взглядом Божьих очей.
Это, возможно, была единственная молитва, которую знал Руслан. Но то, как он её читал, точнее, как он начал её читать до того, как я решил отойти… Из его уст впервые выходил такой шепот, такой беззащитный шелест, а сам он был похож на тонкую согнутую ветром травинку, на которую вот-вот может наступить чья-то грубая большая подошва.
Но даже это осталось без ответа. И тогда Руслан перестал хотеть вообще чего-либо. Как мы говорим, надежда умирает последней, но мне хочется верить, что маленький тонюсенький фитилёк в его душе ещё хранит в себе теплящуюся искорку, которая способна разгореться вновь. И я искренне надеюсь на то, что не зря стою неподалёку и приглядываю за его последними шагами к тому самому кому-то наверху.
✘✘✘ ✘✘✘ ✘✘✘
`ᴏтᴄылᴋи и ᴄʜᴏᴄᴋи:
⁸ Своеобразная отсылка на связь с Японией Анастасии Шпагиной (Fukkacumi) — YouTube-видеоблогера с эпатажной внешностью в стиле персонажей японских мультфильмов.
⁹ «Преступление и наказание» — социально-психологический и социально-философский роман Фёдора Михайловича Достоевского, над которым писатель работал в 1865–1866 годах. Впервые опубликован в 1866 году в журнале «Русский вестник». Сюжет: Студент Родион Романович Раскольников, вынужденный уйти из университета из-за отсутствия денег, направляется в квартиру к процентщице Алёне Ивановне, чтобы сделать «пробу своему предприятию». В сознании героя в течение последнего месяца созревает идея убийства «гадкой старушонки» и собственная философия, благодаря которой он посчитал, что имеет право на убийство.
¹⁰ Грузинская пословица: «Каждый мужчина в своей жизни должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына».
¹¹ В Китае врачи прооперировали мужчину, проходившего 26 лет с ножом в голове. Об этом сообщает газета The Daily Star. 76-летний фермер рассказал, что преступники вонзили в него десятисантиметровый нож во время ограбления. Источник: https://lenta.ru/news/2020/04/14/knife/
¹² В тексте присутствует перевод текста песни «I’ll Change My Style» — Jimmy Reed.
¹³ О́тче наш, также Моли́тва Госпо́дня — молитва в христианстве. Согласно Евангелию, Иисус Христос дал её своим ученикам в ответ на просьбу научить их молитве.
