Тишину не перекричать

Называть деревенскую площадь таким громким словом у Манабу не поворачивался язык даже спустя несколько лет жизни в Атории. По сути, это был крохотный вытоптанный пятачок перед домом старосты, который часто использовался для встреч с другими важными лицами села. После Жертона площадь действительно казалась лишь расширением главной улицы. Однако впервые в жизни она по-настоящему выполняла свою функцию – служила местом сбора для жителей. Остановившись чуть в стороне от толпы, Манабу попытался прикинуть, сколько же человек здесь сошлось, и предположил, что не меньше шести-семи десятков – много для Атории. – Чего все орут так? – спросил Юуто за спиной Манабу, и тот обернулся. На вопрос он не ответил, зато увидел, что Казуки след простыл. – Очень мудро с его стороны... – пробормотал он. – А? – не расслышал Юуто. – Откуда мне знать, Ю? Мы же вместе пришли. – Как пить дать, кого-то еще прикончили, – после драки, которая далась ему большей кровью, чем казалось на первый взгляд, он выглядел бледным. – Да ну тебя, – отмахнулся Манабу. – Я тебе говорю, – настаивал Юуто. – Плохи у старосты дела. С последним утверждением спорить Манабу не стал. – Тебя как будто судьба старосты заботит больше, чем возможное убийство, – негромко, чтобы не услышал никто из посторонних, произнес он. Если Юуто и хотел что ответить, он не успел. – Эй, долго прятаться будешь?! – гаркнул один из сельских мужиков на передовой. – Выходи, или сейчас мы войдем! Народ поддержал заводилу одобрительными выкриками, а Юуто с Манабу переглянулись. Не став больше ждать, Манабу направился к толпе и спросил у первого же из местных: – Что стряслось? – А вы не слыхали еще, господин учитель? – изумился тот. – Кузнеца нашего сын нашел утром с головой разбитой! Мертвый совсем. Манабу моргнул. Вместо того чтобы думать о кузнеце, он вспомнил, что опоздал в школу, ученики его давно ждали. Не иначе, обращение "господин учитель" подействовало. – Может, несчастный случай? – предположил Манабу. – Перепился в очередной раз... – Нет-нет, – замотал головой мужчина, имени которого Манабу не помнил. – Его с крыши скинули, зуб даю! Деон своими глазами труп видел. Кто такой Деон, Манабу понятия не имел, а еще не стал бы утверждать, что с пьяного человека не станется влезть на крышу без посторонней помощи, но спорить с деревенским не собирался. Именно в этот момент толпа зашумела, и Манабу, взглянув в сторону дома старосты, увидел, что тот вышел на порог и поднял вверх руки, призывая собравшихся к порядку. – Что вы тут устроили? – громко и властно произнес он, повышая голос ровно настолько, чтобы быть услышанным, но ни капли больше. Как бы Манабу ни относился к старосте, он был вынужден признать, что некоторой внутренней силой, а также всеми задатками лидера тот обладал. Люди сразу утихли, хотя недовольные перешептывания слышались тут и там. – Кузнеца убили! Слыхал? – первым подал голос все тот же самый решительный из всех крестьян. – Разумеется, слыхал, – неприязненно взглянул на него староста. – И? – Что "и"? Что "и"! Надо решать что-то! На этот раз зачинщика поддержали товарищи, и староста недобро прищурился. – Стражу пора вызывать, – услышал Манабу шепот Юуто над ухом. – Давно пора. – Угу, как же, – едва слышно ответил он другу. – Проблем не оберешься. Приедет стража, узнает ненароком, что староста с местных мзду в три раза поднять успел, а в казну не перечисляет и половины. И что лес на западной части угодий почти весь вырубили и втихаря продали... – Вот же, – происходящее Юуто как будто даже веселило, его глаза блестели от задора. Счеты со старостой он имел свои – друг Манабу искренне верил, что тот его безбожно обдирает, и теперь только ликовал. – Стражу не призовешь, сам разобраться не можешь. Что же делать, а? Манабу позабавила мысль, что сейчас можно было бы построить целую теорию о том, как местные жители объединились, дабы сжить старосту села со свету, и начали убивать друг друга, чтобы тот не выкарабкался из кучи проблем. Он постарался стереть неуместную улыбку с лица, тем более в этот момент взгляд старосты упал на него. – Я слушаю ваши предложения по поимке преступника, – холодно произнес он, тогда как Манабу двинулся в его сторону. Негоже было человеку его положения стоять в стороне, когда разворачивался почти бунт. Учителю следовало быть на стороне власти и поддерживать порядок всеми силами. Не то чтобы Манабу этого действительно хотелось, однако он понимал, что, если сейчас останется в толпе, в дальнейшем к нему будут ненужные вопросы и претензии. Однако другой важный представитель Атории опередил его. Раньше чем Манабу пробрался через толпу, рядом со старостой возник пожилой лекарь и публика моментально притихла. Спокойного вежливого доктора здесь любили и уважали. – Позвольте спросить, друзья, чего вы добиваетесь этим собранием? – прокашлявшись, начал доктор. Оратором он был не лучшим, однако его все равно слушали. – Мы требуем принять меры! – выкрикнула одна краснолицая женщина. – Доколе это будет длиться? Мы уже устали копать могилы! Надо остановить сумасшедшего! – У вас есть предположения, кто это может быть? – доброжелательно поинтересовался у нее доктор. – Нет! Поэтому мы и требуем его найти! Как раз растолкав собравшихся, Манабу повернулся лицом к толпе и почувствовал внутреннюю дрожь. Все же староста был человеком сильной воли. Манабу не был уверен, что смог бы вот так спокойно стоять, не дрогнув ни единым мускулом, перед людьми, которые смотрели откровенно безумными глазами и жаждали мести. – Мы делаем все возможное... – начал лекарь, но люди уже потеряли интерес, гвалт нарастал медленно, но верно. Староста бросил на Манабу красноречивый взгляд, и тот, тяжко вздохнув, поднял вверх руку, призывая к вниманию. – Почему вы думаете, что мы не делаем все возможное? – четко и вкрадчиво, как перед расшалившимися учениками в классе, произнес Манабу. – Мы ищем с того самого дня, как потеряли моего будущего тестя. Прикладываем все силы. Однако сумасшедший, кем бы он ни был, хитер. – Значит, этого недостаточно! – рявкнул какой-то старик, которого Манабу знал только в лицо, и его поддержали одобрительными возгласами остальные собравшиеся. – Раз вы так считаете, мы охотно примем вашу помощь, – вмешался староста. – С сегодняшнего вечера назначим патрули. Атории нужны ежечасные обходы. Соберем группы из мужчин от восемнадцати до пятидесяти лет, составим распорядок, кто когда прочесывает улицы. Если по вашему мнению мы делаем недостаточно, значит, будем делать больше. Искоса поглядев на старосту, Манабу с трудом сдержал усмешку. Было бы неплохо спросить сейчас в лоб, почему тот раньше не принял столь радикальные меры. Не потому ли, что ему были известны мотивы убийцы? И что он надеялся замять дело, не привлекая внимания? – Поддерживаю эту отличную идею, – решил внести и свою лепту Манабу – староста должен был видеть, что он на его стороне. – Кем бы ни был убийца, он человек из плоти и крови, а стало быть, наблюдатели на ночных улицах смогут заметить что-то подозрительное. Или кого-то. Мнение толпы разделилось – сейчас Манабу хорошо видел это. Те, кто были посмелее, полнились живой решимости дежурить ночи напролет, если понадобится, и изловить мерзавца. Те же, что пришли за компанию, опасливо переглядывались. Ходить часами по темным улицам, где рыщет опасный ненормальный, им не хотелось. – Ну а раз все согласны, на том и порешили, – объявил староста, пускай согласия никто прямо не выразил. – Сегодня же я по списку населения создам группы, и этой же ночью начнем патрулировать улицы. Уверен, это мгновенно даст результаты. Или мы поймаем убийцу, или напугаем его и заставим остановиться. Недалекость толпы никогда не переставала удивлять Манабу – вот о чем он думал, когда местные, еще четверть часа назад такие дерзкие, начали разбредаться по своим делам, больше оглушенные, чем удовлетворенные полученным результатом. – Хорошая идея, – негромко сказал Манабу старосте, лишь бы не молчать. – Не уверен, что так мы изловим убийцу, но хотя бы люди будут заняты чем-то... – Мы его никогда не изловим, – зло перебил староста. – Сам бес орудует по ночам в Атории. – Вряд ли это бес, – подал голос стоявший рядом доктор, который тоже не спешил уходить. – Скорее, душевнобольной человек, наш односельчанин. То, что он творит, безумство. Его надо лечить, а не судить. – Нет здесь у нас приюта для умалишенных, – несмотря на уверенное поведение перед простым людом, староста был вне себя от гнева: сейчас уже не было нужды сдерживаться, и Манабу видел, что его аж колотит. – Если гад совершит ошибку, он будет болтаться в петле прямо на этой площади. Манабу мог бы напомнить старосте, что у него нет полномочий судить и, тем более, казнить людей, но разводить дискуссию на пустом месте не считал разумным. Вытащив из кармана часы и красноречиво поглядев на них, он извинился, сказав, что ему пора на урок, и направился в сторону школы. Его приятель Юуто ушел, Казуки Манабу тоже не наблюдал в округе, сколько бы ни озирался, потому решил пока выбросить все лишнее из головы, весь этот утренний инцидент в том числе, и подумать о предстоящем занятии. ~ – Это что еще такое? – ледяным тоном поинтересовался Манабу, когда переступил порог классной комнаты. Вместо учеников за партами он увидел лишь одного человека. Вальяжно раскинувшись на ученической лавке, Казуки сидел прямо напротив учительского стола и лениво, будто сытый кот, щурился на солнце, заливавшее весь класс. Пальцами правой руки он сжимал грифель и бездумно постукивал им по листу бумаги. – О, вот и ты, – обрадовался Казуки, но даже взглядом Манабу не удостоил. – А я всех отпустил. – Что значит отпустил? – моментально вскипел Манабу. – Кто тебе, позволь спросить, дал такое право – отпускать моих учеников? – Чего ты злишься-то так? – недоуменно уставился на него Казуки, и Манабу был готов поклясться, что его эмоции напускные. Казуки знал, что Манабу выйдет из себя, и заранее подготовился ломать комедию. – Я подумал, что тебе будет не до учебы. Шутка ли – революция в селе! Стиснув зубы до боли в челюсти, Манабу приказал себе успокоиться, напомнил, что Казуки скоро уберется отсюда, да и вообще – ничего ужасного не случилось. Учитывая ситуацию в Атории, один день занятий можно пропустить. – Мне кажется, или тебя забавляет все это? Все, что творится вокруг? – вкрадчиво спросил он, проходя в класс и усаживаясь за свой стол. Теперь Манабу оказался прямо напротив Казуки и вдруг невольно вспомнил, как тот рассуждал, что бы было, оставь его господин учитель после уроков. От этой мысли по телу прошла дрожь, которую Манабу не спешил называть неприятной. Возможно, о чем-то подобном подумал и Казуки, улыбнувшись особенно сладко. – А тебя не забавляет? – ответил вопросом на вопрос он. – Такая буря в стакане... – Сегодня ночью убили еще одного человека, – перебил его Манабу, однако посчитал нужным уточнить: – По крайней мере, так говорят. Речь о кузнеце, отчиме Джина. Возможно, конечно, что он напился и сам расшибся... – Да ладно тебе, Манабу, – теперь пришла очередь Казуки перебивать. – Мы оба с тобой прекрасно понимаем, что его убили, как убили и всех остальных. А забавляет меня, как ты выразился, не то, что люди умирают, а то, что все боятся, злятся и ничего не делают. Знаешь, что я думаю? Они в жизни не поймают убийцу. Манабу был согласен с Казуки, он считал, что так и есть, действительно не поймают, но говорить подобное вслух не спешил. – Зачем ты пришел сюда? – невпопад спросил он. Тему убийств в Атории пора было закрывать. – Хотелось тебя повидать. – Ты меня видел полчаса назад. – И уже соскучился, – просиял улыбкой Казуки. – С ума сойти, правда? Со мной такое впервые, Манабу. – Рад за тебя. А то я уж было подумал, что ты пришел воплощать свою фантазию о нерадивом ученике и строгом учителе. – А что, можно? – Манабу был готов поклясться, что увидел, как расширились зрачки Казуки. – Нет, здесь нельзя. Почему-то настаивать или продолжать тему Казуки не стал, а только опять понимающе улыбнулся и замолчал. Ситуация немного раздражала Манабу: они были не так близки духовно, чтобы хорошо чувствовать себя в тишине друг с другом. Самым разумным Манабу считал отправиться сейчас домой, все равно в школе делать было нечего. Но отчего-то медлил и неожиданно даже для себя вспомнил один вопрос, который хотел задать Казуки чуть ли не с первого дня встречи. – Знаешь, что мне покоя не дает? – спросил он, откинувшись на спинку стула и сомкнув кончики пальцев перед собой. – Буквально с того утра, как ты приехал. – Моя неземная красота, – с готовностью предположил Казуки. – Как ты попал в Аторию с утра пораньше? Единственный дилижанс с запада проезжает мимо нас вечером. Если только, конечно, ты не приехал откуда-то с гор. Смешок Казуки больше напоминал фырканье сытого кота. – И всего-то? – разочарованно поглядел на Манабу он. – Тоже мне вопрос. Дилижанс сломался в двадцати пяти милях от вашей Атории. Ночевали в лесу, а утром подоспела подмога. – Ночевать в лесу опасно, – покачал головой Манабу. – А что, был выбор? За все то время мимо нас не проехало ни единой повозки. – Все равно вам повезло. В лесу и зверье, и люди разные. Не знаю, кто из них хуже. – А я вообще везучий, – подавшись вперед, Казуки пристроил локти на парту. – Ночевка в лесу в обществе еще семерых попутчиков – это ерунда, Манабу. В свое время, будучи ребенком, я в одиночку преодолел путь от своего городка до Жертона. Когда родители погибли и я хотел добраться до приюта. Вот тогда и правда был подвиг, не каждому взрослому посильный. Манабу и почудилось, что Казуки поморщился, когда закончил говорить – не иначе, выдал то, что обсуждать не хотел. Однако иного, настолько удачного случая, возможно, уже не подвернулось бы, и потому Манабу невежливо спросил: – От чего умерли твои родители? – Пожар, – чересчур поспешно выдал Казуки, словно ответ у него был заготовлен. – Потерял всех и сразу. Всю семью. – А у тебя был еще кто-то? Братья или сестры? – Кто-то был. На воспитание Манабу не жаловался, он и так чувствовал себя не слишком хорошо, проявляя неприкрытое любопытство, а после того, как собеседник бросил последний резкий ответ, разумно умолк. – Знаешь, Манабу... – не дал повиснуть неловкому молчанию Казуки и снова постучал грифелем по чистому листу бумаги перед собой. – У меня вообще не слишком счастливая жизнь и прилично всяких разных трудностей. – Каких же? – вопросительно поднял брови Манабу, не понимая, к чему Казуки клонит. – Ну, например, помнишь, как я говорил, что у меня есть меценат? – Помню. – Ты знаешь, кто это? – Разумеется, я знаю, кто такой меценат. Богатый человек, который поддерживает искусство. – Вроде того, – невесело усмехнулся Казуки. – А если точнее – это старая богатая карга или старый богатый хер, который находит себе молодое нищее дарование и трахает за подачки. Дарование, в свою очередь, может не продаваться в каторжный труд, чтобы прокормиться, не бросает творчество и периодически, как правило, весьма часто, раздвигает ноги. В косых солнечных лучах, что падали в комнату через чистые стекла, танцевали пылинки. Манабу смотрел на Казуки, но сосредотачивался на красоте лучей за его спиной. – В моем случае меценат – это хер, а не карга, – подытожил Казуки. – Зачем ты мне об этом рассказываешь? – вздохнул Манабу. Он плохо представлял, какой реакции ждет от него Казуки. – Чтобы ты знал, чего ожидать, когда решишься ко мне приехать. Закатив глаза к потолку, Манабу шумно выдохнул, но Казуки только головой мотнул: – А мне кажется, что все же приедешь. Когда-нибудь. – Я вообще-то тебе не возразил, – заметил Манабу. – Просто ты громко подумал, – несмотря на смысл произносимых слов, выглядел Казуки очень серьезным. – Меценат – это ненадолго. Как только я выбью с козла деньги на первую выставку, мои дела пойдут в гору. Дальше талант будет работать на меня, и со старым сушеным стручком я распрощаюсь раз и навсегда. Мне лишь надо заявить о себе. – Какая самоуверенность, – скептически покачал головой Манабу. – А ты считаешь, что я недостаточно талантлив, чтобы дальше пробиться самостоятельно? – то ли настороженность, то ли даже обида слышались в голосе Казуки, и Манабу решил ответить нейтрально. – Одного таланта мало, – вздохнул он, выражая при этом свое истинное мнение. – Множество талантливых умерло с голоду. – Это не про меня, – упрямо мотнул своими вихрами Казуки. – Я выживающий с опытом. Все умрут, а я останусь. Неожиданно поднявшись из-за парты, Казуки с шумом отодвинул скамейку и улыбнулся, глядя сверху вниз. – Ты смеешься надо мной. Думаешь, я шучу или сам не знаю, что мне надо. Но это не так. Перевернув белый лист, он подвинул его в сторону Манабу, и тот только теперь понял, что тот был вовсе не чистым. На обратной стороне был наспех набросан его портрет. Манабу смотрел на свое собственное изображение и думал, что видит себя сейчас глазами Казуки – немного усталым и действительно очень красивым. – Через пару дней я закончу свои дела и отправлюсь обратно в Жертон, – продолжил Казуки. – И так задержался дольше, чем планировал. Подумай, Манабу. Еще одно место в дилижансе точно найдется. Специально не дожидаясь ответа, он зашагал к выходу, пока Манабу продолжал разглядывать рисунок перед собой. – Лучше нарисуй свой портрет, – негромко произнес он, не повернув головы. Остановившись уже на пороге, Казуки обернулся, но не сказал ни слова. – На память, – добавил Манабу. – Я его сохраню. Не ответив, Казуки вышел за дверь, и Манабу показалось, что он негромко вздохнул.