Hassliebe

Меркуцио шел по одной из многочисленных улочек Вероны, насвистывая услышанную на балу мелодию. Изрядно подвыпивший юноша в этот момент думал лишь о том, как бы подцепить симпатичную девку и на пару часов уйти от мирской суеты. Только вот какая нормальная девушка за несколько часов до рассвета будет шататься по улице, ища приключений на все места? «Принцесса будет», — насмешливо подумал племянник принца, тут же, впрочем, поправив самого себя — она ненормальная, вот в этом-то и весь секрет. То, что эта девчонка устроила на балу, буквально сделало день Меркуцио. Никогда раньше ему не доводилось видеть ее слез. Проявленная ей слабость столь сильно взбесила юношу, что ему захотелось ударить ее посильнее — быть может, разозлилась бы и полезла в драку. Так даже лучше. С другой стороны, произошедшее лишь больше подогрело его интерес. Не сказать, что его это сильно обрадовало, скорее даже наоборот — выбесило безмерно. Его бесило все, что было хоть как-то связано с этой противной девчонкой. Сам факт ее существования и то, что это бесит его — тоже. Из-за нее он возненавидел имя «Лицисия», из-за нее не мог жить спокойно. Из-за нее он ненавидит багровый цвет, тонкие клинки и белые розы, потому что именно из них она делает себе венки. Он ненавидит ее всю, но в то же время отчаянно желает встречи. Ему необходимо видеть ее каждый день и каждый же день выводить из себя. Не ему же одному мучиться. Ежедневно он караулил ее или Тибальта, за которым она вилась надоедливым хвостиком, на площади. Ему нравилось ощущать на себе ее убийственный взгляд и знать, что именно он послужил причиной ее злости. Что именно он довел ее до точки кипения. Она стала его манией. Даже ночи, проведенные с самыми разными девушками, уже не приносили былого удовлетворения. Меркуцио прислонился к стене одного из многочисленных домов и крепко призадумался. Почему она не сдержала свои рыдания до комнаты? Почему не стала закрываться и убегать, а выложила ему все то, что было у нее на душе? И что же довело эту несгибаемую принцессу до такого?  — Чертова девчонка, — прошипел юноша, вцепившись в собственные волосы и гортанно застонав. В его сознании уже долго сидел ее образ. Ее заплаканное лицо и крики о том, как она ненавидит свою собственную жизнь.  — Какого черта я это делаю? — у самого себя спросил молодой повеса и, не сильно стараясь контролировать свои действия, побежал в сторону дома Капулетти. Ему было необходимо избавиться от этих мыслей. Клин клином вышибают, так ведь? Он не понимал этой жажды увидеть ее. Выжигающая сознание ненависть столь сильно была сосредоточена на этой девчонке, что было невозможно игнорировать ее, как многих из ее семьи. Она выводила из себя почище Тибальта, подшучивала и лезла в бой без разбора. Вспыльчива, бесспорно красива — всей душой ненавидивший Капулетти Меркуцио не мог не признать, что она была красивее многих девушек из Монтекки. И даже за эту красоту он ее ненавидел. За то, что не уходила из мыслей. За то, что своими слезами вызвала странную боль в области сердца. Меркуцио чувствовал себя, словно дикий зверь в клетке — он стал заложником собственного сознания, метался внутри своей ненависти к этому отродью и не мог найти выход. Она не хотела подчиняться, никогда не уступала и находила в себе смелость перечить самому принцу, за что часто получала от него. Она не была пустым местом, ее невозможно было не заметить. Жестокая, не знающая жалости бестия. И она сломалась. Меркуцио никогда не интересовали ее чувства. Ему было откровенно плевать на это. Кровавая бойня — вот что могло принести истинное удовольствие. А сегодня… сплошное разочарование. И в самом себе, и в ней. Без труда проникнув на территорию дома Капулетти, Меркуцио довольно быстро отыскал нужный балкон, как и ведущую к нему с улицы лестницу. Юноша вновь заметался, тяжело дыша.  — Какого черта я это делаю?! — взглянув на небо, воскликнул он, будто бы надеялся получить ответ на свой вопрос. Но звезды только молча подмигивали ему, давая возможность самостоятельно разобраться во всем. Громко зарычав, Меркуцио буквально взлетел вверх по лестнице, на балкон и, толкнув легкие двери, вошел в темную комнату, освещаемую лишь слабым светом полной луны. Этот свет падал на постель, застеленную красным шелком. И лежавшая на ней девушка безумно красиво и гармонично смотрелась в этом алом море в своем тонком, коротком, белом ночном одеянии. Разметавшиеся по подушкам каштановые волосы короткими прядками прилипали к мокрому лбу. Сон Капулетти был отнюдь не безмятежным. Она металась по кровати, вертелась с боку на бок и что-то бормотала, все время хмурясь. Меркуцио подошел поближе, навис над ней и прислушался.  — Не умирай, — воскликнула девушка, вцепившись в простыни, — пожалуйста. не оставляй…  — Снова страдания, — ухмыльнулся юноша, поймав себя на мысли о том, что это ненормально. Он наблюдает за своей спящей соперницей. И уж совсем кошмарно то, что он вытирает хлынувшие по пухлым щекам слезы своим пальцем. Меркуцио мгновенно отдернул руку и отвернулся от девушки.  — Я не должен быть здесь, — одернул себя он и тенью метнулся к балкону, в последний раз посмотрев на объект своей ненависти перед тем, как покинуть ее спальню. — Нет, отпусти меня, пожалуйста!  — Лицисия, послушай меня…  — Нет-нет-нет, Бенволио, я нужна там! — я била блондина по плечам, всеми силами стараясь вырваться из крепкой хватки. Но Монтекки стоически терпел все мои удары, удерживая за талию.  — Ты будешь только мешать. Поверь мне, все будет хорошо. Ромео не…  — Как я могу тебе верить?! Ты и раньше говорил, что все будет хорошо, и вот что теперь? — я обессильно уткнулась в его плечо, тихо всхлипнув. И в тот же момент услышал крик.  — Тибальт! Нет, умоляю! Бенволио, немедленно отпусти меня!  — Ты не…  — НЕТ! ТИБАЛЬТ! — закричала я и, воспользовавшись заминкой Бенволио, выскользнула из его объятий, метнувшись к заслонившему мне обзор брюнету из Монтекки. Я живо оттолкнула его, но от увиденного ноги мои подкосились, и я осела на землю.  — Нет… не умирай… прошу, пожалуйста, не оставляй меня одну, я не смогу, я не выживу, не бросай меня… — рыдала я, стуча кулаками по земле. Наткнулась на что-то холодное. И вот уже мой крик. И тишина… Я вскочила с кровати, тяжело дыша. Черт… присниться же такое. Кошмар. Это правда просто сон. Ужасный, но сон. Я быстро вытерла слезы и потрясла головой, окончательно отгоняя собственный крик. Холодно. Я посмотрела по сторонам. Господи, уже рассвет. Прекрасный. Только вот… почему двери балкона открыты? Я же закрывала его.  — Ладно, будем считать, что это всего лишь ветер, — пожала я плечами, поднявшись на ноги, дабы закрыть стеклянные двери. Еще заболеть мне не хватало. Дядя не будет вызывать мне лекаря и тратить даже копейку на лекарства. С детства многое изменилось. И его отношение к нам с Тибальтом в том числе. Ему было абсолютно плевать. Все мысли этого человека были лишь о том, как бы повыгоднее выдать Джульетту замуж. Как будто бы она просто вещь какая-то. А Джульетта собралась замуж за Монтекки... за Ромео Монтекки. С другой стороны, не Меркуцио, и на том спасибо. А о том, как отрегирует ее отец, если узнает, даже знать не хочу. В этот момент лучше вообще убежать в другой город, дабы не попасть под горячую руку. - А я вот никогда замуж не выйду, - вздохнула я, не без содрогания рассматривая синяки на собственных запястьях, - хотя оно, наверное, и к лучшему. Я еще раз взглянула в окно и зевнула. Слишком много потрясений я пережила за вечер. Да и за ночь тоже... - Ничего, Тибальт разбудит, если я сама не проснусь, - с улыбкой прошептала я, забираясь под шелковое одеяло и поудобнее устраиваясь на подушке. А спустя пару минут я вновь провалилась в беспокойный сон, наполненный криками и кровью. Как и вся моя жизнь.