Hassliebe

POV Автор        Меркуцио даже не заметил ее. Не видел, как пришла на площадь, не слышал ее криков — настолько был занят схваткой с Тибальтом, что грозилась стать последней для одного из них. Они оба слишком сильно увлеклись и не сразу поняли, что произошло. Тибальт так вообще думал, что проткнул своего злейшего врага, до тех пор, пока не отстранился. Меркуцио навсегда запомнил его лицо: мужчина не верил в то, что случилось. Он был напуган, как никогда, выронил кинжал ровно в тот момент, как племянник Принца подхватил обмякшее тело Лицисии, упав на колени. Люди вокруг резко остановились, услышав сдавленный крик Тибальта, наполненный глубочайшим отчаяньем. Для Меркуцио время будто бы замерло. Он смотрел на неподвижную девушку на своих руках, наблюдал, как по идеально белому платью равномерно расползается алое пятно, и просто не мог поверить. Так же, как и его главный враг.  — Ты убил ее, — прохрипел юноша, подняв глаза на Капулетти. Тот уже не мог стоять на ногах и сел перед сестрой, не сдерживая слез впервые в своей жизни. Убил. Ту единственную, ради которой он все еще жил, ради которой был готов на все. Тибальт вспомнил давно забытые детские клятвы, вспомнил, как ненавидел Лицисию, как обещал прикончить ее.  — Я не хотел… не хотел, — слегка покачиваясь на месте, шептал мужчина, кончиками пальцев проводя по теплой щеке сестры. На ее месте должен был быть проклятый Меркуцио! Он должен был сдохнуть… он. Но никак не она. Меркуцио отчаянно сжимал руку девушки, слышал, как чертыхается Бенволио за его спиной, чувствовал дрожь в собственных руках. Как? Почему она оказалась здесь? Какого черта влезла?! Смерть должна была забрать его, он ведь давно чувствовал ее тяжелое дыхание, знал, что она совсем близко. А эта девчонка забрала судьбу своего противника себе…  — Почему ты? Почему?! — истошно закричал Меркуцио, резко прижав тело девушки к себе и уткнувшись носом в ее шею. Ромео сел рядом с другом и положил руку ему на плечо, не отводя взгляда от лица Лицисии. Он действительно сожалел. Не так она должна была умереть. Совсем не так.  — Ромео, — вдруг позвал Меркуцио, слегка отстранившись от Капулетти, — что-то не так.  — Что? — не понял Монтекки, но юноша уже не слушал и не торопился отвечать на вопросы — вместо этого он прижался ухом к груди девушки и прислушался. На площади царила гробовая тишина. Все напряженно ждали слов Меркуцио, с надеждой в глазах продолжающего слушать.  — Зовите лекаря, немедленно! — крикнул наконец он, быстро задышав. — Ее сердце еще бьется…  — Она жива? Пусть лекарь приходит к Капулетти! — быстро отрегировал Тибальт и протянул руки к сестре, собираясь как можно быстрее отнести ее домой, но соперник оказался в разы проворнее. Меркуцио поудобнее расположил Лицисию и встал на ноги, ревностно прижав Капулетти к себе.  — Не смей прикасаться, — прошипел юноша Тибальту и побежал к вражескому дому по давно изученной дороге, не обращая никакого внимания на возмущенный крик собственного дяди. Принц не сразу среагировал. Драки на улицах — дело привычное, но не эта. Длительный шум, крики, а потом все люди практически разом затихли. Только тогда Эскал почувствовал неладное и поспешил на главную площадь.  — Что здесь происходит? — воскликнул Принц, обращаясь к собравшимся, среди которых он не видел ни Меркуцио, ни Тибальта. Зато заметил кровь на камнях и окровавленный нож, валяющийся прямо у его ног.  — Лицисия Капулетти, — раздался голос из толпы, вероятно принадлежавший одной из девушек Капулетти. Она говорила сквозь рыдания и разобрать речь было не слишком легко.  — Мы думали, что она мертва, — подал голос Ромео, взглянув на Принца печальными глазами. — Но Меркуцио сказал, что слышит биение сердца, и они с Тибальтом понесли ее домой. А Бенволио убежал за лекарем.  — Ты пойдешь со мной, — через несколько секунд напряженного молчания не терпящим возражений тоном произнес Эскал. — Я должен убедиться, что она жива.  — Да, мой Принц, — Ромео склонил голову и пошел следом за мужчиной, молясь Богу о том, чтобы Лицисия выжила. Ее смерть подкосила бы многих, взять хоть тех же Тибальта и Меркуцио. И если с первым все и так было ясно, как никак единственная и любимая сестра, то со вторым было сложнее. Ромео знал, что его друг любит эту Капулетти, и любит не так, как большинство девушек Вероны, а по-настоящему. Монтекки видел его глаза, когда он держал раненую девушку на руках, видел, что ему было действительно больно. Меркуцио не мог сам себе признаться в светлых чувствах, что испытывал к ней, но именно в тот момент все можно было увидеть невооруженным глазом. И тогда они с Тибальтом были невероятно сильно похожи друг на друга, объединенные общим горем. Для них обоих эта дуэль стала роковой — жизнь за них чуть было не отдала самая дорогая женщина на свете, подставившись под нож собственного брата. И хоть до этого Ромео не видел в Лицисии особых признаков любви к Меркуцио, сегодня он смог осознать — она любила его. Возможно, так же не хотела принимать это, но любила и была готова даже пожертвовать собой ради него. Эскал ворвался на территорию дома Капулетти, словно вихрь. Слуги отвели их с Ромео в покои девушки, странно косясь на Монтекки. Если бы не Принц, его ни за что не пропустили бы. У дверей спальни они обнаружили Меркуцио, сидящего на полу. Он бездумно палялся в противоположную стену, заламывая себе пальцы. Чуть дальше собралась вся чета Капулетти, кроме Тибальта. Джульетта тихо плакала, уткнувшись в плечо успокаивающей ее Кормилицы. Графиня еле сдерживала слезы, но глаза ее блестели, давая понять, что скоро всем стараниям придет конец. А граф ходил туда-сюда, заложив руки за спину. В конце коридора, у окна, неподвижно стоял Бенволио. Плечи были напряжены, руки сложены на груди. Юноша волновался не меньше, чем все остальные. Вот только истинной причины тому никто не знал. Вопрос «Где Тибальт?» отпал сам собой и очень быстро. В отдалении был слышен треск дерева и громкое рычание вперемешку с криками. Мужчина крушил свою спальню, пытаясь выместить всю ярость, всю ту боль, которая пронзала его насквозь. Но это не помогало, и он продолжал рушить все вокруг себя, сбивая руки в кровь. Дверь, ведущая в комнату Лицисии, приоткрылась, и в коридор вышел еле заметно улыбающийся старик. Все оживились: Меркуцио вскочил на ноги, оказавшись ближе всех остальных к лекарю; Бенволио развернулся к ним лицом, тем не менее, даже не пытаясь приблизиться; Джульетта пару раз шмыгнула носом и выжидающе уставилась на старца, как и все остальные Капулетти. Ромео придвинулся чуть ближе к двери, встав позади Принца.  — Жива? — коротко спросил Эскал, строго взглянув на лекаря. Тот быстро закивал, вызвав несколько облегченных выдохов разом.  — Жива, но за ней нужен присмотр, — уточнил старец, окинув взглядом всех собравшихся. — Девочке сильно повезло: войди оружие чуть ниже или выше, она погибла бы сразу же. Но не думайте, что все закончилось.  — О чем ты говоришь? — нахмурился Меркуцио, своим вмешательством вызвав недовольный взгляд со стороны графа Капулетти.  — Молитесь Богу, чтобы она выжила. Рана очень серьезная, а девочка слишком ослаблена, — хмыкнул старик и двинулся к лестнице, ведущей вниз, к специально выделенной для него графом комнате. На несколько дней, пока племянница не придет в себя. Меркуцио первым вошел в спальню и сразу же метнулся к кровати, на которой лежала Лицисия, сев рядом с ней на колени. Грудь девушки слегка вздымалась, давая понять, что она дышит, но настолько слабо, что было нетрудно придти к выводу о смерти. Джульетта бухнулась на колени у постели с другой стороны и, даже не глядя на кузину, вновь разрыдалась, схватив ее за руку. Ромео хотелось подбежать к ней, обнять и утешить, но он понимала всю опасность этих действий, а потому стоял рядом с другом, старательно отводя взгляд от жены. Он изучающе смотрел на ее сестру, на побледневшее лицо, приоткрытые губы и сковавшие тело повязки с уже меньшим по размеру пятном посередине. Кровь все же удалось остановить, что даровало Лицисии шанс на спасение, и это не могло не радовать. Бенволио застыл у двери, издалека наблюдая за собравшимися вокруг его возлюбленной людьми. Ему хотелось кричать и рвать на себе волосы так же, как Меркуцио. Но он держался, давил в себе желание прикоснуться к чудом выжившей девушке, чтобы ни одна живая душа не узнала о его истинных чувствах. В них юноша видел свою погибель. Потому и скрывал так тщательно, как самое сокровенное.  — Кормилица, скажи моему племяннику, что он может зайти к сестре, — тихо произнесла графиня, нарушив практически идеальную тишину. Женщина кивнула и выскользнула из комнаты, не без опаски направляясь в покои разбушевавшегося Тибальта.  — Меркуцио, ты будешь нужен мне позже, — оповестил Эскал, решив, что трогать племянника именно в этот момент будет неразумно. — Сожалею о случившемся и желаю девушке выздоровления.  — Благодарю, — кивнул граф Капулетти и поклонился выходящему из спальни Принцу, понявшему, что здесь ему уже нечего делать. Меркуцио осторожно гладил левую руку Лицисии, перебирал тонкие пальцы, поочередно прижимая их к своим губам; ему было уже наплевать на то, что подумают окружающие — любой миг мог стать последним. Бенволио отвернулся, не желая смотреть на это. На душе скребли кошки. Из-за него эта девушка, его любимая девушка, чуть не умерла. Он должен был держать ее несмотря ни на что. Должен был не подпускать к дерущимся, должен был защитить ее любой ценой, зная о том, что она ни за что не допустит смерти Меркуцио или Тибальта. И он не смог. Не смог уберечь от столь ужасной участи. Смерть продолжала плести свою паутину над Лицисией, и Бенволио определенно чувствовал свою вину в произошедшем. Жизнь Капулетти все так же висела на волоске, хоть она и была спасена лекарем.  — Я не отойду ни на секунду, — пообещал Меркуцио, сжав тонкие пальцы девушки в своей руке. Кто бы мог подумать, что это так сильно подкосит его, за несколько мгновений изменит до неузнаваемости? Все привыкли видеть его веселым и, в некоторой степени, сумасшедшим повесой, но никак не убитым горем юношей. Ведь всего несколько часов назад он был готов собственноручно убить ее, голову открутить. Да и Лицисия кричала, что не хочет его видеть. Но вот шутка: она прибежала по первому же зову и ринулась защищать его, а он сидел рядом с ней и умолял не оставлять его. Чертов эгоист.  — Лицисия, — в комнату ворвался взволнованный Тибальт и уже медленней подошел к кровати, боясь взглянуть на сестру. Он все еще надеялся на то, что все это сон. Просто очередной глупый сон, кошмар, каких он видел немеренно. Но этот кошмар стал явью, осуществилось его детское желание, и сейчас Тибальт проклинал себя за те мысли, проклинал за затмившую разум ярость. Ведь если бы он хоть посмотрел, кто стоит перед ним, все было бы совсем иначе. Тогда она не лежала бы на руках его врага, истекая кровью, не лежала бы сейчас в этой кровати без сознания, не давая никаких гарантий тому, что она вообще придет в себя. И эта неизвестность убивала Тибальта. Ему безумно хотелось напиться и хоть на время забыть произошедшее, уснув за столом в прогнившем кабаке с кружкой вина перед носом. Да, так было бы гораздо лучше, чем ждать неизвестно чего. Он не хотел смотреть на сестру, потому что это причиняло ему боль почище даже той, что неизменно преследовала его после каждой драки. Не верил в то, что он сделал это сам, собственными руками. Он чуть не потерял смысл жизни, что осознал только тогда, спешно выдергивая из нее нож. До этого смыслом была Джульетта, она и только она, как бы он не пытался убедить себя в обратном. Но у нее был Ромео, а у Лицисии только он, Тибальт. Но у кровати, целуя руку девушки, сидел этот проклятый Меркуцио, и Капулетти понимал — не только он. Может и не так явно, но повеса был зависим от нее не меньше Тибальта, что несомненно сильно пугало последнего. Так они стояли еще очень и очень долго. Каждый думал о чем-то своем, не решаясь нарушить перываемую лишь всхлипами Джульетты тишину. Наверное, такой толчок нужен был всем им. Они должны были многое переосмыслить. Вот только почему ради этого Лицисии пришлось пойти на столь отчаянный шаг, который все еще мог закончится плачевно?..