Когда
тот самый телефон позвонил, Артур хрустел печеньем в машине, стоя на светофоре. От звонка Артур выронил печенье и схватился за трубку.
— Да?
В трубку дышали.
— Алло? — повторил Артур.
Дыхание было тяжелым, со всхлипами. Артур не мог понять, кто именно дышал: ребенок или взрослый. Но этому кому-то было либо страшно до смерти, либо он пребывал в крайней степени отчаяния.
Помочь, не зная причины, Артур не мог, потому что не знал, что ему делать. Дыхание в трубке было страшным, пугающим, но Артур, как ни силился, не мог осознать, на что оно было похоже больше. Он не был менталистом из тв-сериала и не обладал способностью делать тридцать три правильных вывода о состоянии биржи по одному чиху акционера.
Об этом следовало знать и звонившему.
— Если вам нужна помощь, вы должны об этом сказать. Я не умею читать мысли.
— Вы из службы спасения? — прошептали в трубку детским голосом так моляще, что Артур опешил.
— Почти, — сказал он. — Неважно, из какого я органа. Что случилось?
Звонившему было лет тринадцать — плюс-минус год. И он был в панике. Артур слышал ее характерные отзвуки в интонациях и дыхании.
— Я хочу, — сухо прошептал ребенок, — чтобы вы забрали меня, а его убили.
— Кого — его? Откуда забрал?
Артур съехал с дороги, чтобы в случае чего развернуться на сто восемьдесят градусов и рвануть в сторону цели.
— Я живу на Ривер-стрит, — ребенок без колебаний назвал номер дома и помещение. — Он скоро придет снова. Я хочу, чтобы вы убили его, пока он не убил меня. Пожалуйста, сэр.
Это звучало бы официально и формально, не произноси ребенок слова, как человек на грани нервного срыва. Или в шаге от пропасти. Парень по имени Вернон, что собирался сигануть с крыши, и тот звучал адекватней и разумней, чем этот потусторонний звук в трубке, называющийся голосом.
Артур знал, как поступала служба спасения. Она оставляла клиента на линии, заговаривая ему зубы и задавая дурацкие вопросы, пока к пострадавшему мчались копы. Артур не умел задавать дурацкие вопросы, но ситуация требовала. И он быстро сочинил в голове реплики, которые не произнес бы в ином случае.
— Какую еду ты любишь? — спросил он.
— Никакую. Вы можете быстрее?
— Как это — никакую? — Артур встал в конце пробки. На переднее стекло упали первые капли дождя, и Артур включил шаркающие дворники.
— Я не знаю, что я люблю. Вы уже рядом?
— Сколько у меня времени?
— Мало. А вы какую еду любите?
— Разную. Стейки из говядины, рукколу, лазанью.
— Круто. Я не ел лазанью. Это вкусно?
— Если я люблю, то мне вкусно. — Артур вырулил через дворы. — Где ты учишься?
— В школе. А вы?
— А я уже закончил.
— И какая у вас профессия? Спасатель?
— Почти.
— А я хочу стать мореплавателем.
— Любишь море?
— Вроде того. Вы скоро?
Артур хотел бы соврать, но такому голосу врать было ни в коем случае нельзя. И все, что Артур мог делать, это выплевывать слова вроде «почти», «уже», «самую малость».
Почему до сих пор не изобрели телепорты? Или хотя бы надземные средства передвижения, чтобы не толкаться всем на дорогах между домами.
Ребенок спрашивал о «вы скоро?» еще три раза. А потом, когда Артур выбрался на финишную прямую, в трубке что-то зашуршало, раздались мужские веселые голоса, ребенок истошно и жалобно вскрикнул, как вскрикивали умирающие птицы, когда в них стреляли, и стало тихо. Трубка замолчала, а Артур выронил ее на кресло, потому что пальцы вдруг перестали слушаться.
Он ударил по газу и заметил, что шепотом подгонял машину. Ну же, давай! Говорить с техникой было так же логично, как наливать суп вилкой. Артур не разговаривал с телефонами, лифтами, ноутбуком, а здесь после одной-единственной секундной вспышки ужаса из трубки вдруг заговорил.
Он ехал и думал о том, что мужских голосов было несколько. Он слышал их убийственно мало, но их точно было несколько. Артур умел подмечать эти мелочи. И, пока он ехал, в голове рождались идеи того, что несколько мужчин могли делать с ребенком-подростком, если он додумался позвонить по неизвестному номеру и шептать внятные просьбы о чьей-то казни.
Он примчался по нужному адресу спустя девять долгих, как сама жизнь, минут. Целых девять минут! Будь у него мигалка, можно было бы ехать на красный, но мигалки не было.
Нужное место оказалось квартирой на цокольном этаже. Громкие звуки музыки давали недвусмысленно понять, что веселье у людей в самом разгаре. Артур быстро надел на голову маску, на руку — кастет, поудобней перехватил металлическую трубу, взятую с заднего сиденья, и не стал стучаться.
Еще вбегая в дом, Артур прагматично размышлял, сколько человек в квартире. Он даже позвонил в полицию и продиктовал им адрес, сказав, что там испуганный ребенок, но стражи порядка еще не успели отреагировать. Артур не мог их винить: на улицах стояли ужасные пробки, а Артуру же просто повезло оказаться не так далеко. Но после пинка по двери, благодаря которому та рывком распахнулась, выпуская децибелы шума наружу, Артуру стало бесконечно плевать на количество гостей этого шоу.
Что может почувствовать человек, слыша вонь пива и сигарет и глядя на очередь альф и одного мудака, рассказывающего, какой сладкий девственник ждет их за дверью? Артур почувствовал, что труба в руке стала легче пушинки, и быстро сосчитал. Четверо. Какая мелочь!
Они что-то орали и пытались обороняться. Но Артуру было плевать. Он разбил лица трубой тем двоим, что стояли ближе к нему, поймал спиной пущенный в его сторону табурет. Снаряд рухнул на пол, кто-то выматерился. Пославший табурет схватил нож, а Артур перелетел через стол, сметая бутылки пива и пепельницу и врезая кастетом так смачно, что в сторону плиты и холодильника полетели коренные зубы, окрашенные в красный.
— Сраный урод! — проорал какой-то громила.
Артур нырнул вниз, уходя от пудового кулака, по ходу перемещения укладывая на пол тех, кого избил трубой в первый раз и кто настойчиво полз в сторону двери. Громила врезался в стол, а Артур помог ему, со всей мыслимой дури наступая на ногу в области чуть выше ступни и слыша хруст сломанной кости.
Первый оглушенный снова пополз, громко сопя от натуги. Артур ткнул трубой ему в спину, прошипев:
— Лежи, или что-нибудь сломаю.
Кулак и кастет были в крови, когда из комнаты на шум выбежал еще один из шайки. Он уставился оленьими глазами на побоище, и попятился.
Артур локтем пригвоздил его к стене, перекрывая поступление воздуха.
— Кто тут главный? Две секунды на ответ.
— Я не пони… Я не…
Две секунды прошли. Артур отпустил шею бедолаги, чтобы взять его за грудки и три раза коротко ударить прямиком в нос.
— Нет-нет, — прогундел альфа, — умоляю… Я не хотел!.. Мне так жаль! Я люблю этого мальчика! Я ничего ему…
С пола доносились брань вперемешку со стонами. Артур пнул того, который валялся возле него, чтобы успокоился и перестал шевелиться.
— Еще раз: кто главный?
— Боже, я не…
Эти псевдорелигиозные болванчики умели вспоминать своего бога лишь тогда, когда его упоминание было уместно для контекста.
Артур врезал молящемуся в живот и снова взялся за лицо, после седьмого удара начавшего напоминать фарш.
— Это он, он! — прохрипел тот, у которого была сломана нога. — Это он все устроил! Мы все оплатили! Но мы его еще не трогали, клянусь!
Артур посмотрел на истекающего соплями и кровью ублюдка.
— Он попросил убить тебя, — сказал он.
— Не-ет, умоляю!
— Парня тронули?
— Нет! Нет!
Артур обернулся к болтливому громиле. Тот понял, что информацию нужно сливать, пока Артур не переключил внимание.
— Он его лапал! — сообщил тот. — Показывал нам, раздевал! И лапал.
Артур снова посмотрел на пригвожденного к стене ублюдка. Тот всхлипывал. Вот она была, жизнь во всей ее красе. Не спасение цивилизаций, планет, вселенных, нет. Обыденная грязь, от которой нормального человека стошнило бы. Артур взглянул на руки неудавшегося насильника, посмевшего трогать ребенка, и просто и быстро два раза выгнул ему запястья, ломая их с хирургической точностью. Бесполезный теперь человек сполз по стене, а Артур зашел в комнату.
Он бы, наверно, заплакал, если бы был в состоянии.
Мальчишка, красивый, с разбитыми и искусанными губами, лежал на кровати. Руки были привязаны к бортикам. Штанов на нем не было, а футболка болталась в районе подмышек. Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что с ним собирались делать эти пятеро.
— Мне очень жаль, что я долго ехал, — покаялся Артур, освобождая руки того и протягивая болтающийся на спинке стула халат.
— Спа-а-сибо, — прохрипел ребенок тем же самым голосом, что еще недавно звучал в трубке. — А з-зачем маска?
Мальчика колотила сильная дрожь. Настолько сильная, что частоту ее колебаний можно было грубо измерять линейкой. Артур обнял его, растирая плечи. Потом накинул покрывало.
— Средство предохранения. Идем. Сейчас приедет полиция. Не говори им обо мне. Скажи, что кто-то услышал и пришел на помощь. Ладно?
— Конечно. Спасибо вам. — Ребенок попытался встать, но у него дрожали колени. Артур помог ему идти, держа так бережно, как если бы мальчишка состоял из песка, на который дунь — рассыплется. — Спасибо вам, спасибо. Спасибо…
Он шептал «спасибо», когда Артур вел его на улицу мимо растерзанного помещения, в котором произошла стычка. Мальчик не посмотрел ни на избитых, ни на своего «сутенера». Он продолжал благодарить Артура и неслышно рыдал, вряд ли полностью осознавая происходящее.
— Почему не позвонил в полицию сразу? — спросил Артур тихо.
Он не был уверен, что бормочущий ребенок услышит или осознает, но тот, стуча зубами, прошептал:
— Я звонил. Но тот человек мне не поверил, с-сказал позвать родителей. А ваш телефон всегда висел на столбе около школы. Всегда висел… Спасибо вам…
«Да, — подумал Артур. — Набирают идиотов и в сферу правопорядка».
Полицейская сирена раздалась совсем скоро.
Артур не знал, что следовало сказать на прощание. Стандартные слова не подходили. Но ребенок все решил сам. Он крепко обнял Артура, и тот погладил спутанные волосы.
Мальчик остался стоять у стены, держась за нее, чтобы не рухнуть на асфальт. Артур совершенно не хотел уходить, хотя его дело было сделано. Уходить было неправильно. Дядя Джереми всегда велел представлять себя на чужом месте и думать, как бы он хотел, чтобы кто-то поступил по отношению к нему. Наверно, Артур хотел бы держаться за чью-то одежду и чувствовать руки поддержки.
Он бы вернулся, но возле дома остановилась полицейская машина, из которой выскочили люди. Один из них присел возле мальчика и заменил ему Артура в плане поддержки.
Артур скрылся в тени и только в машине вспомнил, что так и не узнал, как звали ребенка.
***
Артур повидал плохое. Наверно, любой полицейский понял бы его. В фильмах и сериалах работа по спасению людей казалась романтичной, героической. Там персонаж стрелял в маньяка и тот красиво истекал кровью, давая зрителю понять, что правосудие восторжествовало, и теперь горожане могли спать спокойно.
На деле маньяков — суровых и серьезных — по пальцам можно было пересчитать, и сам Артур с ними никогда не сталкивался. А вот обычных уродов, прячущихся под масками чьих-то друзей и соседей, — вот их было много. И это было куда страшней, чем психопат с комплексом бога, терроризирующий целую страну.
Артур не мог уснуть. Он думал о ребенке, который сейчас, скорей всего, трясся под покрывалом в полицейском участке. О том, что ему приходилось давать показания в одиночку, запинаясь и боясь сказать что-то, что позволит расценить все как недоразумение.
Цезарь умостил голову на лапах и рассматривал хозяина.
— Ну что? — спросил Артур у пса.
Тишина была ему ответом. Артур взял трубку и стал размышлять, насколько правильно звонить кому-то в десять вечера. Вопрос был не разрешим без практики.
Артур набрал Перси.
— Арти, если не серьезно, то я сплю.
— У меня дилемма. Это считается?
— Давай быстро.
Артур умел быстро. Он пересказал все за два предложения. Перси сказал:
— Сходи в полицию, успокой совесть.
— Но моя совесть должна быть спокойна.
— Всякое бывает, Арти.
Артур знал, что всякое бывает, но не знал, откуда это всякое бралось, если для него не было предпосылок. Логический парадокс.
— Тебе-то не досталось? — поинтересовался Перси.
— М? А, табуретом получил. Но там просто ссадина. — И Артур дотронулся до того места на спине, куда ему прилетела кухонная мебель. Спина не болела, пока Перси не спросил.
— Су-у-ки, — простонал Перси.
— Плевать, у них как минимум три перелома.
— Сходи в полицию, скажи, что ты народный мститель, и они будут придурками, если не возьмут тебя на работу. Убьешь двух зайцев.
— Каких зай… А, это фразеологизм. Нет, Перси, если я пойду в полицию и скажу правду, меня упрячут за решетку.
— А я бы взял тебя на работу, — вздохнул Перси. — И тебе бы не пришлось ходить без оружия и подкрепления по притонам всяким.
— Если бы все так работало, Перси…
Перси несколько раз зевнул, но спать не просился. Артур посмотрел на часы и произнес:
— Ладно, я… Спасибо за совет. Спокойной ночи, Перси.
— Спокойной, Арти.
Перси лег спать, а Артур вздохнул. Он закрыл глаза и перед ними тут же возник образ испуганного до полусмерти ребенка. Нужно было поехать с ним в участок. Нужно было быть рядом, а не сбегать.
***
Полиция не дремала и разрешила проблему Артура сама.
Тот самый телефон позвонил, когда Артур работал.
— Алло? Кто это? — спросили на той стороне со знанием дела.
— А кто вам нужен? — в тон ответил Артур.
— Это полиция. Я звоню по поводу вчерашнего происшествия. Скажите, это вы были человеком в маске, спасшим Коннора Эндрюса?
Артур понятия не имел, кто такой Коннор Эндрюс.
— Что за Коннор? — спросил он.
— Коннор Эндрюс, тринадцать лет. Находился по адре…
— Нет, не я…
— Стойте! Пожалуйста, сэр. Мы не собираемся предъявлять вам обвинения!
— Разумно, особенно с учетом того, что у вас на меня ничего нет.
— Ничего. Вы могли бы проехать к нам в участок? Ответить на несколько вопросов — и мы сразу вас отпустим. Это не для дачи показаний, это для мальчика. Прошу вас, сэр.
Артур прикрыл глаза. Как же он не хотел тащиться в полицию! Но делать было нечего. Эта ситуация отлично отвечала его вечерним терзаниям. А уж если обещают, что не будут приставать с допросами!..
— Я на работе. Только завтра.
— Прекрасно, — обрадовались на той стороне, назвали адрес и повесили трубку.
Артур убрал телефон в карман и встретился с заинтересованным взглядом Майлза, смешивающего коктейль и загадочно кивающего.
— Очень любопытно, — сказал тот. — Ой как любопытно-то!
— Иди нафиг, Майлз, — посоветовал Артур миролюбиво.
— Но все равно любопытно. У кого на тебя ничего нет? Это была итальянская мафия?
— Майлз…
— Ну, а что. — Майлз подобрался ближе. — Я твой друг, кореш, братан. Мне-то можно по секрету сказать.
— А мы друзья? — озадачился Артур.
Он всего лишь хотел уточнить, правильно ли понимал. Хотел объяснить, что для него значит дружба, и спросить, значит ли она то же самое для Майлза. Но уточнять в этом вопросе не стоило ничего. Слишком личным тот был.
Артур понял это поздно, когда Майлз дернул губами, покривился и отошел от него. И больше ни разу за весь день с ним не заговаривал.
