Который живет на крыше

В неравной схватке полегло настенное бра, которое и так нужно было менять. Лео, ударившийся о него лопатками, положил конец жалкому существованию прибора, а после шипел, что у него от удара сотряслось все на свете. Сам виноват. Спровоцировал близость — получил законный синяк. Артур не мстил, но приятно было, когда не только его спиной вытирались стены дома. Цезарь, как истинный сталкер, шпионил за ними даже после того, как Лео, оторвавшись от подбородка и губ Артура, попросил его выйти за дверь. Выходить он не стал, а Артуру было глубоко безразлична судьба всей Вселенной еще, по меньшей мере, минуты три, пока длилась кроватная борьба, из которой победителем вышла дружба. Потом Лео упал лицом в подушку рядом с ним, взмокший и довольный, а Артур облизывал губы, рассматривая пятна перед глазами. — Шикарно, — подытожил Лео. Артур был согласен, но говорить было так лень, что он всерьез подумал о возможности выучить азбуку Морзе, чтобы быть в состоянии отстукивать ею емкие «да» и «принеси воды». После секса Лео всегда тянуло на задушевные беседы. Иногда это было в тему. Например, вчера, когда Артур рассказал о том, что боялся комаров, а Лео — что в детстве тайно приютил в гараже ежа. Но иногда вопросы выдавались на редкость неподъемными. — Так значит, ты зовешь братьями тех, с кем у тебя нет кровного родства? — спросил Лео. — Ну да. Некоторые же зовут братьями тех, кто их ненавидит, но с кем есть кровное родство. — Э-э-э, ну, типа кровь — не водица. Артур нахмурился такой формулировке. — Ну да, — подтвердил он, — кровь состоит из плазмы, а также эритроцитов, лейкоцитов и тромбоцитов. Это и школьник знает. А ты и подавно должен. Лео перевернулся и приподнялся, опираясь о руку, чтобы видеть лицо Артура. — Спасибо, доктор Хаус, — поблагодарил он. — Но я имел в виду, что кровные узы гораздо более прочные, чем какие-либо еще. — Так я не спорю. Но у меня нет кровных братьев. — Ну вот. — Что, блин, ну вот? — огрызнулся Артур. — Логика, ау! Если есть более прочная связь, значит должна быть менее прочная, иначе не с чем сравнивать. Но менее прочная не тождественна отсутствию связи. Есть связь — некровное, но родство. Оно имеет место быть. У меня оно. И, поверь, в моем случае менее прочные узы оказываются более прочными, потому что в любой теории есть изъяны. А это вообще вопрос скорее социологии и психологии, чем биологии. А социология и психология нашпигованы исключениями, почти как философия. Рассуждать можно до посинения. Теперь ясно? — Вполне. Но… — Так, я за водой. — Лежи, я принесу. Было огромным плюсом в Лео то, что он умел заботиться. И минусом, что его зашоренная черепная коробка, принимала объективный мир слишком постепенно. Исследовательская деятельность пока проигрывала шаблонным схемам типа «Долго встречаешься — нужна свадьба», «Стукнуло тридцать — думать о детях», «Только кровные родственники могут считаться родней». Лео принес воду Артуру и забрал после пустой стакан. Потом сел в ногах Артура и продолжил: — То есть вы просто взяли и познакомились? И так получилась семья? — Именно так. Плюс время, само собой. Но детям проще привыкать к новым условиям, поэтому нам повезло. Слушай, а мы можем поговорить о чем-то другом? Лео не слышал. — И вы просто поздоровались друг с другом и стали неразлучны? — Почему ты зациклился на моей семье? — Потому что ты почти ничего о себе не говоришь. А мне интересно. Мы же вместе, я должен знать больше, чем ничего. Артур вздохнул и потянулся. Хотелось поспать или поесть пончиков с шоколадом — не понятно, чего сильней. Но ни того, ни другого пока не предвиделось. — Ладно, да, мы поздоровались друг с другом и стали неразлучны, — смирился он. На самом деле те времена выглядели более путано, но углубляться в эти дебри Артур не хотел, потому что суть была в принципе такой, какой ее описал Лео. Познакомились, подружились, стали семьей друг для друга. Ну и дядя Джереми, брошенный с племянником при живом отце, который не был готов к детям. Смесь слишком гремучая, если не сказать больше. Само собой, что эта кучка брошенных и одиноких нашла выход друг в друге. — Я очень люблю свою семью, — прошептал Артур. И он вздрогнул, что внезапно прохладная ладонь Лео легла на его ногу. Жест поддержки. Но Артур захотел отодвинуться. Лео проследил за тем, как Артур отполз на несколько сантиметров, и вздохнул. — Почему с тобой нелегко, хотя ничего сложного в наших отношениях нет? — спросил он. Артур буркнул что-то, чего сам не разобрал: просто издал звук. Лео нагнул голову и посмотрел Артуру в лицо. — Прием, Арти, вызывает Земля. У нас с тобой все хорошо? — А как бы ты сам отозвался о наших взаимоотношениях? Лео засмеялся: — Отозвался? Мне надо составить их предварительный профиль? Или рецензию? — Почему ты так реагируешь на употребляемые мной слова? — Потому что они бывают неуместны, Арти. Артур хотел было сказать: «Ну и катись в таком случае к черту!», — но не стал, вовремя прикусив язык. Прикусывать язык вообще было так необычайно полезно, что Артур предложил бы обучать этому навыку с первых школьных дней. — А ты можешь быть бестактным, — нашел он верную формулировку. Лео передвинулся и все-таки положил ладонь на ногу Артура. Артуру уползать было некуда. — Так что у нас? — снова спросил Лео. — И не сваливай вопрос на меня. — А почему? — Потому что всех людей на свете это бесит. — В сериалах нередко персонажи уходят от ответа, предоставляя его возможность оппоненту в силу неважности мнения первого отвечающего. Лео завис — выражение его лица застыло на какое-то время; не хватало лишь значка загрузки, как когда зависал компьютер. После он состроил такую сложную гримасу, словно вся его голова вмиг забилась тригонометрическими фигурами и расчетами. — Арти, я сейчас перевел правильно? Твой ответ не столь важен, как мой? — Ну да. — Но он важен мне. — Но как же, блин, я могу ответить, если не знаю твоего мнения и ожидаемой реакции? Рука с ноги Артура исчезла. Лео молитвенно сложил руки. — Так, я запутался. Давай мы забудем обо мне и моем мнении. Давай ты будешь отвечать, что ты чувствуешь. Не я или сосед, или парковщик, или хомяк из зоомагазина. Ты. Артур попросил бы полезную способность телепортироваться нахрен оттуда, где не хотел находиться в данный момент, если бы ему предложили выбирать. К сожалению, фантастика оставалась фантастикой, и ему приходилось мять одеяло и думать о том, как правдоподобней сказать то, что давалось особенно трудно. Чистой воды экзамен. — Что я чувствую? — уточнил он. — К тебе? Нам? — Да, Арти. Что у нас? — Ну у нас все нормально. — И Артур кивнул себе, подбадривая. — И ты тоже… нормальный. Хороший. Заботишься, если я хочу пить, и принес конфеты к чаю. Это очень… хорошо. — А ты открытки так же подписываешь? — Я не пишу открытки. — Вообще не удивлен. — А еще ты раздражаешь меня тем, что обращаешь внимание, если я что-то говорю не так. — Учту. Артур вздохнул свободней. Кажется, у него неплохо получалось. По лицу Лео было не понять. — И у нас с тобой в данный момент все… — Артур замялся и покачал головой. — А можно я буду обращаться не к категории чувств, а к фактам и действующему эмоциональному отклику на твое присутствие в моей жизни? Ты стабильный и комфортный человек. Умеешь сопереживать и обладаешь массой положительных качеств, что мне, безусловно, импонирует. Еще мне нравится, что ты не требуешь от меня большего и не заводишь разговоров о совместной жизни, потому что в рамках нашего нынешнего положения это было бы: а) безответственно; б) недальновидно. Почему: потому что мы не так близки, как люди, которые могут проживать на одной территории. К тому же есть факторы, о которых я не намерен распространяться, потому что не хочу. У нас с тобой приятное совместное времяпрепровождение с уклоном в сторону длительного партнерства. Лео внимательно слушал. Не наигранно внимательно, а так внимательно, как Артур слушал аудиокниги. Это было приятно. — И я тебе нравлюсь? — спросил Лео. — Э, а я не сказал? Да, конечно. Иначе сидели бы мы здесь? — Ну в отношениях бывает и так. — В моих — нет. А твоих? Лео сглотнул. — Всякое бывало, но то были не отношения. А с тобой… Ты довольно честный, Артур. — Так это ж неплохо, да? — Это отлично, — Лео усмехнулся, — и требует от меня такой же честности. Поэтому… — И Лео замолчал. Артур поднял брови, ожидая. Потом лягнул Лео, чтобы тот перестал изображать из себя изваяние. — Ладно-ладно, — смирился тот. — Я влюбляюсь в тебя. Или уже… Не умею формулировать, как ты. Ну там о долгосрочных перспективах и всякое такое. Просто влюбляюсь. Вот так. Артур не знал, какой реакции от него ждали, поэтому просто кивнул, принимая информацию к сведению. А куда еще ее было деть? Лео же как будто оскорбился. — Ты бы хоть как-то улыбнулся или… — Почему ты такой непостоянный? — Что, прости? — Пять минут назад ты сказал, что я не должен думать, какую реакцию от меня ждут. Теперь ты требуешь определенной реакции. Уж выбери! Лео раздраженно взлохматил волосы, поднялся с кровати и ушел на кухню. Где-то там открылась вода, грохнула кружка. По полу топал Цезарь. Артур снова смял одеяло и, глянув в сторону двери, потянулся за телефоном. Интернет много чего знал, он был умным. Поэтому Артур обратился именно к этому всезнайке с вопросом, как быть, если парень признался в любви. Оказалось, что кивать и в самом деле было невежливо. Артур едва слышно застонал. Люди! Такие сложные! Сами не знают, чего хотят: правды или приятной лжи. Секунду назад восхваляли честность, а после признания решили, что не против услышать радостный визг. Где их этому учат? Неужели природа так настраивает? Артур сделал, как учил дядя Джереми: представил, будто оказался на месте Лео. Думал, думал, думал… И ничего не вышло. Природа в его случае таких настроек не поддерживала.

***

Артур редко позволял себе прослушивать полицейскую частоту, но иногда, когда телефон молчал слишком долго, он забывал о том, что был обижен на полицию и работал в одиночку. Тогда-то он залезал в машину, включал радиоприемник и слушал. Порой это было безуспешно, а порой информация оказывалась полезной. — В 911 позвонили из восьмого дома, но здесь никого нет. Прием, — глухо проскрежетало радио. Артур зевнул и завел двигатель машины. В службу спасения нередко звонили идиоты, которым нечего было делать. Но Артур предпочитал перепроверять. Меж тем, полицейские решили, что нужно проверить дом. Один зашел, никого не нашел, вышел. Звонок в службу спасения длился всего шесть секунд, и полиция не могла тратить весь вечер на нечто непонятное, хотя, судя по всему, тот патрульный, который проверил дом, далеко уезжать не хотел. Он сказал по рации о плохом предчувствии, и ему тут же предложили исповедаться в церкви. Дальше Артур не слушал. Нужный дом располагался в спальном районе и выглядел, как картинка: каменный с белым забором и кустарником. И не скажешь, что в таком доме может что-то произойти! Артур увидел полицейскую машину. Видимо, патрульный оказался совестливым и ответственным. Что ж, Артур тоже был ответственным, поэтому машину припарковал как можно незаметней. Маску надевать было некстати. Парень в маске с битой, бегающий по улице в тихом районе, явно стал бы мировой новостью. Артур перепрыгнул через короткий кустарник, и, сливаясь с землей, скользнул к задней двери. Чем плохи и хороши были американские домики: у них были на редкость непрочные двери. Для Артура это было хорошо. Для все остальных — плохо, очень плохо. Особенно для жильцов. Дом был молчаливым до неестественности. Тикали часы. Все указывало на то, что в доме никого не было. Артур неслышно прошел до вылизанной дочиста кухни, мимолетно подумав, что в доме жили редкие чистюли: нигде не было ни стакана, ни кружки, намекающих, что здесь ужинали. Заглянул в гостиную и включил подсветку на телефоне — фонарик мог увидеть патрульный из машины. В гостиной он столкнулся с той же чистотой и набором фотографий на каминной полке. Со снимков улыбалась счастливая парочка без намека на ребенка. Артур порассматривал их. Омега был юным, болезненно худым. Его партнер наоборот — рыхлым и похожим на добрейшей души пончик. Такие люди не были похожи на тех, что звонят в службу спасения. И в то, что шутят таким образом, тоже не были похожи. Когда снизу что-то звякнуло, Артуру показалось, что это в ушах зазвенело от подскочившего по какой-либо причине давления. Потом настала гнетущая тишина, во время которой Артур, старался дышать потише. Телефон он спрятал и провел большим пальцем по кастету. Часы как будто стали тикать громче. Артур не любил ужастики: они плохо отражали действительность. Особенно ту ее часть, когда идиоты лезли на рожон, вооружившись еловыми шишками против психического расстройства и наборов хирурга. Но сейчас он сам стоял посреди гостиной чужого молчаливого, как гроб, дома, изображая из себя и мишень, и зловещую тень одновременно. Он сделал шаг по мягкому ковру, надеясь, что пол не скрипнет. За ним еще один, приближаясь к коридору, маячившему впереди, как бездна самой глубокой впадины. Звякнуло еще раз. Звук, как если бы под землей кто-то задел пряжкой ремня батарею. Но ведь если бы что-то происходило внизу, было бы слышно? Артур очень жалел сейчас, что не имел табельного оружия. Лицензию он хотел приобрести, но потом решил, что с его работой оружие однажды выстрелит, и его заметут, потому что лезть туда, куда он лез, права ему никто не давал. Кроме совести, конечно. Но ее в зал суда в качестве свидетеля не пригласишь. «У Бэтмена не было оружия», — порой думал он и тут же сам себя посылал в задницу, потому что оправдание было наигранным, словно в театральном кружке имени Бездаря. Спасибо братьям, которые часто упоминали всех супер-несуществующих-героев! Была мысль взять на кухне один из начищенных до блеска ножей или сковороду, но Артур не успел ее как следует обдумать, потому что совершенно точно услышал приглушенный стон. Думать было некогда. Артур распахивал дверь за дверью, умом понимая, что в доме действительно никого не было. А вот в подвале!.. Он не скрывался, когда спускался вниз. Кто бы ни находился внизу, он слышал постороннего и боялся его. Тем более, скорей всего Артура сочли за полицию. Подвал был глухим, черным, и Артур распахнул дверь пинком, светя внутрь фонариком и готовый отбиваться от психа с топором. Вместо психа он уперся взглядом в стиральную машину и прикованного к батарее наручниками, избитого омегу, который рыдал под кляпом. Артур подскочил к парню, вынул кляп изо рта. Глаз бедняги был одной сплошной гематомой. Так и до слепоты было недалеко. — Где тот, кто это сделал? — спросил Артур, не зная, как быть с наручниками. — М-м-м-ой му-у-уж, — простонал омега. — Я не успел… Ужин холодный… Он ушел… К другу… Мне так жаль! — Какой нахрен ужин? — Артур отчаянно крутил головой в поисках того, что могло отстегнуть наручники. — Холо-д-д-ный. — В подвале не стоял июль, а парень был в одной тонкой рубашке. — Это твой муж сделал? Тот жирдяй с фотографий? — уточнил Артур. Он подергал наручники, но омега лишь всхлипнул, когда металл прошелся по содранной коже. — Где ключ? — У н-него. — А где он сам? — Уш-шел к Саймону… Они будут смотреть футбольный матч. Артур облизал губы и постарался сказать как можно спокойней, потому что омегу трясло так, как землю — при движении тектонических плит. — Послушай, я найду твоего мужа и возьму у него ключ. Потом приду сюда и заберу тебя. Ты потерпишь немного? — Нет! Нет! Не бросай меня! — Я ни за что тебя не брошу, но нам нужно снять наручники. А снять их можно только ключом. Мне нужен ключ. — Пожалуйста! Не бросай! Что могло толкать людей на подобные зверства? Артур хотел уйти за ключом, но омега, совершенно сбрендивший от страха, жалобно просил не оставлять его одного, и Артур не мог двинуться с места, потому что не мог добиться адреса друга мудака, сотворившего такое. Он погладил парня по голове одной рукой, второй роясь во внутреннем кармане в поисках набора любителя-медвежатника. Вскрывать замки он умел до безобразия плохо, но уйти не было возможности и приходилось работать с тем, что имелось. — Я сейчас буду пытаться вскрыть наручники, — сказал Артур. — Не дергайся, ладно? Я плох в этом. — Нуж-жен ключ? — проскулил парень. — Да. — Нет, не оставляй меня! — снова завелся омега, хотя Артур даже с коленей не поднимался, сидя на холодном полу и зажав фонарик подбородком. — Я и не оставляю, — сказал он. Общение с впавшими в истерику и шок людьми протекало, как с маленькими детьми. И Артур разжевывал каждое слово, донося смысл сказанного до парня через бетонную стену парализующего того ужаса, от которого он неустанно икал. Как говорилось: было бы смешно, если бы не было так страшно. Хотя страшно не то слово. Артуру страшно не было, скорее было жутко, потому что дом с белым забором и подстриженными кустами оказался фальшивым и злым. — Ну и почему ты до сих пор с этим садистом? — спросил Артур как можно беспечней, словно они с этим омегой сидели в террасе и мирно попивали кофе. — Он с-сказал, что найдет меня и изуродует… И что я умру калекой… И… — Ты ведь понимаешь, что это слова импотента? Или психопата. Он неполноценен и срывает это на тебе. — Он убьет меня? — Да никогда! Серьезно, ты в безопасности, все хорошо. Сейчас мы тебя вытащим, и ты никогда больше не вернешься в этот ад, обещаю. Омега закивал и зарыдал, жмуря глаза. Артуру он напомнил ребенка, которого папаша-омега заставлял сидеть в мороз на улице за плохое поведение. Дело было давнее, года два прошло, но Артур помнил и позу мальчишки, и такое же беспомощное лицо. Жертвы насилия всегда напоминали друг друга. В кармане Артура завибрировал телефон. Он как раз справился с одним браслетом: замок щелкнул, и омега высвободил руку. — Я сейчас занят, Лео, — сказал Артур в трубку. — Чем? — подозрительно осведомился Лео. — Да дело есть. Слушай, я сегодня задержусь, покорми, пожалуйста, Цезаря. Ключ в горшке с каким-то фикусом на крыше. Ну там, где кресло у меня стоит. — Мы же хотели поужинать. Артур, все нормально? — Я… Да блин!.. Это я не тебе. Покорми Цезаря. Я постараюсь не очень долго. «Ну охренеть» Лео утонуло в гудках. Артур пихнул телефон в карман и сдул волос, упавший на глаз. Тот взмыл вверх и тут же улегся обратно. Наверно, все дело было в неудобной позе, из-за которой подвел слух, но Артур не услышал шагов на лестнице. Зато его оглушил вопль омеги, резанув барабанную перепонку почти напополам. Артур неловко дернулся, путаясь в собственных конечностях, а ему на голову опустилась клюшка для гольфа. Хорошо, что плашмя. Артур полетел вперед, запнувшись о ноги омеги, и врезаясь в каменную стену. Кто-то орал на него, но разобрать дословно было нельзя из-за разом свалившейся глухоты и общего отупения. На ногу опустилось что-то тяжелое раз и другой, и Артур скорее понял, чем почувствовал, что это была та самая клюшка. Он лягнул наугад, переворачиваясь на бок. Голова кружилась, и его повело в сторону стиральной машины, на которую он громко упал. — Я тебя прямо здесь закопаю, урод! Что, мало? Мало? Я вас обоих здесь закопаю! По лицу текла струя крови. Артур кое-как сфокусировался на плавающем пятне, которое то приближалось, то отдалялось. Когда клюшка устремилась к его голове снова, Артур умудрился поймать удар локтем и врезать нападающему по скуле. А потом пришло нежданное спасение. — Полиция! — заорали с лестницы. Артур, чувствуя тошноту, сполз по машинке на пол. Кто-то вопил, кто-то угрожал… Потом его похлопали по лицу. На этот раз видимость была вполне нормальная. Артур проморгался, оценивая ситуацию. На потолке тускло горела одна-единственная лампа, омега уже не был пристегнут к батарее. Полицейский, убедившись, что Артур не умирал, попросил его не суетиться и ушел вызывать другого патрульного, таща садиста с собой. — Что я пропустил? — прошептал Артур, трогая липкий висок. — У вас кровь, — сказал омега и обнял Артура так крепко, что тот вновь едва не прилег обратно на пол. — Не люблю долгие объятия, — пробормотал Артур, отстраняясь. Ему бормотали слова благодарности. Потом снова рыдали. Артур добрел до кухни и налил себе и хозяину дома чаю. — Меня оглушил этот козел, — сокрушенно вздохнул он. — Вот же позор. Омега истерично рассмеялся, расплескивая чай из кружки на пол и стол. Дожидаться, пока его повезут на допрос и будут сдавать на руки медикам, Артур не собирался. Поблагодарил за чай, похлопал омегу по плечу, сказал, чтобы выбирал себе правильных парней, и вышел через заднюю дверь так же незаметно, как вошел. Голова гудела, колени тряслись, а нужно было еще как-то добираться. Когда он перебирался через кустарник, то обернулся и увидел тень на пороге. Тень обнимала себя руками и смотрела, как он уходил.