Который живет на крыше

Восемь лет своей жизни Артур провел в крошечном городке Эдинбурге, штат Техас. Там было много места и мало больших домов, мало людей по сравнению с крупными городами. Думалось, что большой город — это больше домов, в отличие от маленького Эдинбурга, но Бостон не спешил радовать двух юных пришельцев и соискателей крыши над головой, которую можно было бы назвать достойным пристанищем. Поиски длились день и ночь. В перерывах Сэм, как более опытный в этом деле, добывал еду, а Артур читал ему книжки вслух. За шесть месяцев скитаний, когда миновало и лето, и осень, они успели заночевать: в подвалах, у мостов, у мусорных баков, между мусорными баками, на крыльце под навесом, на лавке у киоска с мороженым, на лавке в парке, на траве, под деревом, под кустом, в заброшенном и разрушенном доме, на крыше магазина, в брошенном трейлере, под брошенным трейлером. Ночевок было много. Артур думал, что места нужно было помечать, но скоро эта идея отпала, потому что Бостон был большим и обойти его, чтобы вернуться к исходной точке, не представлялось возможным за короткий срок. Они убегали от полиции четыре раза. — Я полагаю, меня не ищут, но попадаться было бы глупо, — сказал Артур Сэму, когда они сидели на скамейке и болтали ногами. — Меня вернут в детдом, если найдут, — огорчился Сэм. — Скоро зима, кстати. Теплых вещей нет? — У меня нет. У Артура тоже не было. Он еще какое-то время болтал ногами, потом встал и кивнул в сторону далекого спального района. — Может, сходим туда? — Там точно нет для нас дома. — Сэм покосился в ту сторону и скис. — Там в каждом доме живут нормальные люди. С собаками. И едят индейку на Рождество. — Так и мы нормальные и тоже люди. Что, у них есть дом, а у нас быть не может? Это удивительно. — Не удивительно, а странно, — поправил Сэм машинально. — Что — странно? — Ты не то слово сказал. — Спасибо за подсказку. А почему не то? Сэм поморгал. — Ну-у-у, удивительно — это когда что-то странно-хорошо, а странно — это когда непонятно. — Один из моих отцов звал меня больным уродом. Как думаешь, он говорил это из-за неправильных слов? — поинтересовался Артур. Сэм посмотрел на него и ничего не ответил. Артур подождал какое-то время и не стал переспрашивать. Вместо этого он указал на район, куда его настойчиво тянуло детское непоседство и уверенность, что пройтись они обязаны даже по тем улицам, где нет потенциала. Сэму ничего не оставалось кроме как смириться, потому что собственных идей он не породил, а потому с контраргументами не срослось. Чтобы отговорить Артура от затеи, требовались логика и доводы, а ни того, ни другого Сэм ему предложить не мог. Фразы «я просто думаю» Артур за умозаключение не считал и обращать на них внимание отказывался, принимая лишь в качестве свободного мнения. В спальном районе было тихо и красиво. Артур и Сэм специально выбрали темное время суток, чтобы особенно чопорные люди не воротили от них носы и не закрывали своим детям глаза, дабы те не смотрели на бродяг. Один раз его и Сэма какой-то омега назвал блохастыми. «Никак нет, — ответил ему Артур, — с блохами у нас проблема решена еще в прошлом месяце». Почему-то тот омега не обрадовался. Домики были не новыми, но почти сказочными. Какой-то из белого камня, какой-то из красного, из обитого панелями дерева с гаражом и пристройкой. К некоторым домикам вели тропинки, какие-то были окружены забором: то чистым и деревянным, то узорным металлическим. Артур залюбовался одной калиткой, белой-белой, словно слепленной из снега. Она в свете фонаря показалась ему светящейся в ночи. Сэм еле утянул его прочь. У нескольких домов, мимо которых они прошли, валялись детские вещи: то машинка, то велосипед. Когда Сэм загорелся идеей покататься на чужом самокате, Артур заявил: «Это неправильно». Сэм поник, но на самокат посмотрел глазами полными любви. Они не знали, как выглядело то, что они пытались найти. Они просто шли и ждали, что увидят то самое заветное место, которое можно было бы назвать домом. И они его нашли спустя всего полтора часа медленного шага. Этот дом, с маленьким деревцем позади, стоял ближе всех к очередному повороту в гущу города. С самого края тихого района, с одной стороны которого была милая улочка, а с другой уже стояла остановка общественного транспорта. Возле калитки активно рос кустарник, но не он привлек внимание Артура и Сэма, а сарай, стоящий на территории дома, но в безопасном отдалении, прилично заброшенный и поросший мхом у самой земли, где собиралась сырость. — Отлично! — обрадовался Артур первым. — Можно поселиться здесь и вылезать через кусты и изгородь, чтобы нас не заметили. — А если хозяин поймает? — нервно спросил Сэм. — Мы будем очень тихими. Идем же, Сэмми! Сарай был маленьким, заваленным кучей барахла, среди которого можно было играть в прятки. Соорудить себе в этом бардаке уютное гнездо оказалось просто и быстро: Артур свернулся у стены на старых диванных подушках, а Сэм, поставив между дверью и их логовом щит в виде матраца, прикорнул рядом. В сарае было холодно, но уютно. Если притащить сюда пару одеял и курток, стало бы замечательно, но пока приходилось довольствоваться тем, что имелось. Сарай изнутри выглядел как место, которое необходимо для свалки сюда домашнего мусора. Не похоже было, чтобы кто-то им пользовался. Артур пожелал Сэму спокойной ночи и первым заснул, довольный и умиротворенный.

***

В доме жил мужчина и его сын. Во всяком случае, в первые две недели пребывания здесь, Артур считал, что этот мальчик — сын. Только позже стало ясно, что своих детей у мужчины не было, и он воспитывал племянника. Артур следил за ними двумя, затаив дыхание, потому что: а) он боялся, что их найдут; б) посмотреть на своего ровесника в тепличных условиях всегда было интересно; в) мальчик был любопытным экземпляром. Мальчик носил очки и любил проводить время наедине с собой на качели, преданно и самозабвенно любил дядю и выглядел типичным одиночкой и паинькой, нося свитеры и непременно завязанные чистые ботиночки. Артур смотрел за его жизнью, как за интереснейшим фильмом. На десятый день пребывания в сарае в качестве незваных сожителей у благополучной семьи Артур узнал, что мальчика звали Перси, а мужчину — дядей Джереми. Джереми работал юристом и носил строгую юридическую одежду. У него были ясные глаза и кожаный портфель с непременно важными бумагами. Он был успешным, судя по машине, новенькой и блестящей, встречался с красивым омегой и успевал на ужины с племянником. Артур не понимал, где были родители Перси, но, вполне вероятно, те находились в командировке или в отпуске. Сэм подглядывать боялся, но не мог противиться искушению по вечерам, когда они с Артуром запасались тем, что удалось добыть днем, и рассуждали о будущих перспективах выживания. Артур считал, что им нужно ходить в школу, но не знал, как это можно было устроить, не прибегая к помощи общественных организаций. Пока не срасталось с институтом образования, Артур обдумывал сам и помогал обдумывать Сэму крохи информации из газет или доступной литературы. Они раздобыли учебник по физике, застряли на теме спектрального анализа и поняли только то, что в их плане присутствовал изъян. Сараем хозяева дома интересовались на том уровне, когда требовалось лишь мазнуть по нему взглядом и убедиться, что он не рухнул. Так миновал месяц. Артур почти обрадовался, что жизнь приобрела явно очерченную форму — фигура принадлежала науке геометрии, до которой он не добрался в силу возраста, — когда Сэм с надеждой в глазах приволок с какой-то свалки радио. — Только чуть-чуть послушать, — произнес он, оправдываясь. — Мы же негромко. В новоявленном доме действительно требовалось оживить обстановку, но Артур предпочитал перестраховываться. Поэтому идею Сэма отмел и ввел право вето на выдумки такого рода. Он не подумал, что Сэм может поступить наперекор его мнению, поэтому страшным откровением оказался вечер, когда Сэм покрутил колесико и поймал какую-то волну. — Выключи немедленно! — прошипел Артур. — Нас не слышно с такого расстояния! — И что? А вдруг кто пройдет рядом? — Кто? Ежик? — Сэмми, ты здесь не один. — Ты тоже, Арти. Радио осталось включенным, и за те две недели, что Сэм им пользовался, действительно не причиняло проблем. Проблему причинило вовсе не оно, а сам Артур, умудрившийся однажды днем, переступая через старый табурет, запнуться за него и уронить ведро. Сэм, испугавшийся шума, превратился в белейшее полотно, а Артур расширил глаза так, словно, чем больше они были, тем меньше была вероятность провала. Провалу случиться было суждено. Днем ничего не грянуло, как и вечером, а ночью в сарай вошли. Артур, спавший чутко, открыл глаза и выглянул в щелку возле матраса, закрывающую его от пришельца. Сэм насторожился рядом, значит, войти мог только чужак. Мальчик Перси с плошкой молока наперевес замер, как вкопанный, когда заглянул за угол и встретился взглядом с Артуром, внимательно рассматривающим его. — Я думал, это скунс, — прошептал Перси. — Ты кормишь скунсов? — Артур посмотрел на миску. — Не всегда. — Мальчик сделал незаметный шажок назад. — Оставь молоко. — Артур долго не думал. Перси, очень медленно и не мигая, протянул ему плошку, достаточно глубокую. Потом заметил Сэма и даже двигаться перестал. Артур не хотел рисковать, прикидывая, сколько времени займет ступор мальчика, поэтому постарался сказать четко и внятно: — Мы тебе не навредим. Просто живем здесь. Больше негде. Не говори своему дяде. На улице-то холодно, понимаешь? Информация дошла до адресата через минуту или около того, когда Перси моргнул в первый раз. Он постоял, качаясь на пятках и блестя глазами в темноте. А затем рванул из сарая так, словно за ним гнался отряд вооруженных бандитов. Стоило начинать паковать немногочисленные пожитки.

***

Прощаться с домом оказалось рано. Утром, которого Артур дожидался в состоянии оцепенения и готовящейся казни, ничего не произошло. Почти. Разве что пришел этот пугливый большеглазый и пухлощекий Перси с тарелкой блинчиков и бутылкой молока. Он поставил это добро на пол, а сам испарился, и Артуру даже пришлось моргать, чтобы понять, не почудилось ли. Сэму поведение Перси было неинтересно. Осторожно выглянув из-за матраса, он увидел завтрак и, коршуном набросившись на тарелку, принес добычу к ним в угол. Артур в жизни не ел столь потрясающих блинчиков. Об этом он сообщил Сэму, но тот был занят тем, что облизывал пальцы. Это было лучше любого ответа. Поблагодарить небезразличного и приятного Перси предложил Сэм, но, так как он боялся общаться с незнакомыми людьми, дело было перепоручено Артуру. Тот людей не боялся. Перси явился глубоким вечером, когда Артур и Сэм, вернувшиеся с прогулки по Бостону, обосновывались в гнезде. В руках у него была еще целая сковорода, и на этот раз в ней лежало мясо и картофель. Сэм втянул запах и подтолкнул Артура, чтобы тот поблагодарил. — Спасибо за еду, — сказал Артур и отдал Перси пустую тарелку. — Да Арти-и! — возмутился Сэм. — Чего? Она пустая, уже не нужна. — Да нет же! Я про «спасибо», — прошипел Сэм. Он высунулся из-за импровизированного укрытия и уставился на Перси, который уже не ускользал подобно ужу, а только беспокойно обнимал себя руками и царапал локти, скрытые свитером. — Привет, — сказал Сэм. — Я Сэм, а это Артур. Мы хотели сказать тебе спасибо, что позволяешь жить здесь. И за еду огромное спасибо. Ты наш новый друг! Произнеся речь, Сэм улыбнулся, и Перси, подумав, улыбнулся ему в ответ. — А я — Перси О’Донелл, — сказал он. — Мы в курсе, — сказал Артур и повернулся к Сэму. — Я же поблагодарил. Чего ты вскочил? — Ты благодарить не умеешь, — шепнул Сэм. Перси расслабленно опустил руки болтаться вдоль тела. Поза отчетливо сообщила об успешном создании нового контакта. Так их непритязательный дуэт преобразился в таящееся трио.

***

У Перси О’Донелла родители были вовсе не в командировке. Один из отцов вряд ли осознавал, что родил ребенка, а второй был художником и сидел на том, что сажали еще раз, но уже в прямом смысле этого слова. Художнику требовалась свобода воли и самовыражения, а потому, воспользовавшись наличием родства, он собрался с силами, наскреб денег и отвез двухмесячного сына своему успешному брату. Джереми не был в восторге, но племянника принял, понимая, что иначе того ждала либо голодная смерть, пока отец в угаре от озарения будет малевать шедевр мирового искусства, либо приют, что лучше первого, но никуда не годится, когда есть родня. Так Джереми стал обладателем ребенка, которого никогда не планировал, художник укатил на краденом кабриолете в закат с такой же творческой и свободолюбивой личностью, а у Перси появились дом и имя. Сэму как отказнику было жутко интересно, видел ли когда-то Перси своего настоящего отца. Артуру было плевать, но он тоже слушал. — Он пришел занять денег у дяди в том году. Увидел меня. — Перси покусал верхнюю губу. — Спросил, как меня зовут. Дядя денег не дал и предложил положить его в клинику. Тот сбежал. — И где он? Перси все-таки прокусил губу. — Разбился на машине. — Он уставился на колени, но после тряхнул головой. — Зато у меня есть неродной отец, который куда родней родного! Вот он-то настоящий, это точно. Артуру эта мысль понравилась. А Сэм заявил: — А давайте организуем клуб? Будем «Лучшей на свете семьей»! — Давай! — одобрительно протянули Артур и Перси. Они считали себя жутко важными, когда плевали на ладони и скрепляли решение крепким и честным рукопожатием.

***

Конечно, это не могло длиться слишком долго. Хорошее — то хорошее, что веяло теплом и заставляло забывать о суровых реалиях — имело свойство четко и внезапно определять трафик, поэтому плохое возникало вдруг и сразу. Но пока плохого не было видно ни под лупой, ни в бинокль, хорошее баюкало и создавало иллюзию бесконечного Эдема. Артур так привык к хлебу и крыше над головой, что свалившийся как снег на голову дядя Джереми, стал проводником в мир действительности. Он появился в их уютном мирке с той необычайной тишиной, что обычно присутствовала перед грозой. Перси был допрошен в первую очередь, пока Артур и Сэм жались на диване внутри дома — настоящего, не вымышленного — и прощались с мечтой о собственном угле. Перси от отчаяния почти рыдал. — Я тебя спрашиваю: ты чем думал?! — вопрошал мистер О’Донелл, суровостью превосходя агитационные плакаты, призывающие к защите Родины. Перси бормотал и путался, стеснялся, сомневался… Артур рассматривал своего уже полторы недели как друга и думал о том, что жизнь умела делать поразительные финты; куда более поразительные, чем каскадеры. Вводный урок по социологии следовало начинать со слов «Все сложно», а по психологии «Понятного мало». Пока дядя Джереми отчитывал Перси и добивался внятного ответа, получая только невнятные, Артур решил прервать их дискуссию: — Хочу молока. Можно? Если предстояло сидеть тут еще длительное время, а после получить пинок, не следовало пренебрегать последней возможностью. Дядя Джереми перестал рычать, и все трое посмотрели на Артура; Сэм с ужасом, которым можно было цементировать стены. — Прости? — спросил мистер О’Донелл. — Ты понимаешь, что происходит? — Ага, как же! — Артур покивал. — Вы кричите на племянника за то, что он разрешил нам с Сэмми пожить в вашем ненужном сарае, и думаете, будто нас ищут родители. Но нас никто не ищет. Отец-1 меня запирал в туалете на ночь, и я очень надеюсь, если можно, никогда к нему не возвращаться. С Сэмми куда лучше. Мы как братья, да, Сэмми? А Перси тоже член клуба. Сэм промычал, что можно было истолковать всеми возможными способами — было бы воображение. — Перси тоже бросил отец, и он нас понимал. Он хороший, кстати, зря вы кричите. Как писал Вербер: «Понимают лишь те, кто хочет понять». Мистер О’Донелл потерял всю серьезность и перестал буравить Перси взглядом. Он прошелся глазами по дыркам на рукавах куртки Сэма, по газете, которая торчала из рюкзака. — Так можно молока? — спросил Артур. — Очень хочется. И, если вы не против, я бы лучше попил из стакана, а то Перси то банку принесет, то сковородку. Удивительный выбор посуды. — Так это ты таскаешь сковороды? — переспросил дядя Джереми у Перси. Тот заалел. — Ну я думал, что пропажу тарелок или блюд ты заметишь, — сказал он. — А сковородок — нет? Я всю кухню перерыл, даже в подвал спускался! Понять не мог, какой грабитель таскает только сковородки! Чуть с ума не сошел. — Ну еще мы притворялись, что она гитара, когда играли, — Перси заалел еще больше. — В другой раз забирай кастрюли. Вот ими я почти не пользуюсь. — А вы нас отпустите или отдадите стражам порядка? — спросил Артур, снова вклиниваясь в разговор. Дядя Джереми внимательно посмотрел на него, потом на Сэма, жавшего ладони в кулаки и беспрестанно чешущего колени в нервном зуде. — Я отправлю вас отмываться от всей грязи, которой вы заросли, и идти спать на второй этаж. Перси покажет куда. А ты… Артур? — Да. — Цитируешь Вербера, значит? Артур улыбнулся. Его клонило в сон и происходящее все еще не прошло стадию осознания. Ему разрешат спать в доме? В теплом доме? — Попалось четыре месяца назад «Дыхание богов». Любопытная вещь. — Не то слово, — протянул дядя Джереми. Перси бойко потянул Сэма в сторону ванной, а Артур извинился за грязь с ботинок и предложил запинать ее под диван, чтобы не было видно. Дядя Джереми только махнул рукой. Засыпал Артур под непрекращающийся ворох вопросов и восклицаний Сэма, который на каждую уже сказанную фразу находил еще штук двадцать восторженных синонимов. Они лежали в настоящих постелях и смотрели в настоящий потолок. Никто не кричал, не пил, не буянил, не просил заткнуться и не называл уродом. Дом мирно дремал в январской ночи. Стояла ти-ши-на.