«У каждого человека есть преобладающий над прочими инстинкт — помогать другим людям. Иногда в это сложно поверить, но это правда».
(Энди Вейер. Марсианин)
Прямо перед глазами таился удивительный мир, скрывающий в себе целый ворох мелких красот, деталей, элегантности и волшебства. Если не вглядываться, улицы были скучными, до безобразия обыденными и до смеха бесхитростными. Но стоило попытаться увидеть, и замечалось все то, что раньше скрывалось на самом виду: россыпь птиц на дереве; блики в окне, освещающие пятна от рук и дождя; солнце, красящее небо в грязно-рыжий; давно сдувшийся шарик, застрявший в ветках; паутина, колышущаяся в такт осторожному дыханию ветра. Созерцание давалось Артуру легко, чего нельзя было сказать об описании. Он наблюдал за летящим по ветру, как маленький парашют, белым пакетом; тот совершал пируэты, дрожал, подпрыгивал на тротуаре, почти падая, но вновь поднимаясь, гонимый и ободряемый. Артур думал, что полет пакета был как полет фантазии, и не мог подобрать иных слов. Увлечение не прошло бесследно. Пока Артур рассматривал то, мимо чего шли прохожие, он забрел вовсе не в ту сторону, в какую должен был идти изначально, да и к тому же, опоздал. Лео позвонил ему дважды, и Артур пообещал прийти сию секунду. Он купил себе две книги и размышлял, уместно ли будет открыть одну хотя бы на первой странице прямо в кафе, куда его таинственно и воодушевленно позвал Лео. Тот ждал его, красиво одетый, с опустевшей чашкой кофе. Артур помялся, перед тем как снять верхнюю одежду, потому что он не был готов к торжеству. На нем, в противовес синей рубашке и черным брюкам Лео, были всего лишь джинсы и худи — праздничного мало. Скорее его бы приняли за своего на стадионе, чем в кафе. — Я не знал, что нужно наряжаться, — сразу сказал Артур. — Потому что это был сюрприз. Ты не мог знать. — Лео покосился на фирменный пакет из книжного. — А это что? За обновками ходил? Так Лео шутил на тему того, что новые книги появляются в доме Артура чаще, чем новая одежда. — Ага. Ничего, если я прочитаю первую страницу, когда мы устанем говорить? Это займет минуту. Лео два раза моргнул: он всегда так делал, когда файлы в его голове начинали сопоставляться. — Да, конечно, — наконец, ответил Лео. Артур положил руки на столик и оглядел заведение. То было современным — виднелась рука профессиональных дизайнеров. Стена, у которой они сидели, была выложена искусственным коричневым камнем, на стене висела картина. Заведение выглядело дорогим, и Артур стал думать, чем был вызван поход сюда. — Я сдал пробный экзамен у одного выпускника Гарварда — познакомились в Сети. За деньги, разумеется, — сообщил Лео и засиял ярче звезд. — Написал! То есть, конечно, неидеально и все такое, но написал! Я подготовлюсь еще — и все будет отлично. Артур заулыбался. Он протянул руку и сжал ладонь Лео. — Это потрясающе! Я тебя поздравляю. Хочешь, подарю тебе книжку? — Нет-нет, не стоит. Тебе они нужней. — Лео был так доволен, что у него покраснели уши. — Да брось! Ты заслужил подарок, но у меня, к сожалению, больше с собой ничего нет. Сейчас. Артур задумался на мгновение, заглянув в пакет. После вытащил книгу и вручил Лео. Тот перевернул ее, чтобы прочитать аннотацию, посмотрел на фамилию автора. — Спасибо, Арти. Очень мило с твоей стороны. — А ты вообще какие подарки предпочитаешь, чтобы я был готов заранее? Картины, вещи, безделушки, технику, аксессуары? — Я… м-м-м… не думал об этом. Наверно, главное хотеть подарить что-то — и все. Слово «подарок» напомнило им обоим одно и то же. Тот безымянный конверт и игрушку, которая Артура раздражала, но которую он не хотел выкидывать. Когнитивный диссонанс — так это называлось. Они успели сделать заказ, когда Лео ненавязчиво спросил: — Так ты больше не думал, кто мог прислать тебе ту посылку? — Нет, не думал. — А я думал. Ты все еще отметаешь версию с чьим-то богатым родственником или опекуном? — Да. — Почему так категорично? — Не знаю. Потому что мне так кажется. Никто не пришлет в подарок такую странную сумму. Прислали бы что-то круглое: сотню, сто пятьдесят или двести. Артур трижды поправил салфетку на коленях и заметил прищуренные глаза Лео. — Ты знаешь, кто это? — спросил Лео напрямую. Артур уставился на барную стойку, где в полумраке работал бармен, играя мускулами под черной футболкой с логотипом заведения и улыбаясь гостю, неторопливо цедящему ликер. — Нет, не знаю, — сказал Артур. — Ты опять не смотришь в глаза. Арти-и, ау-у, посмотри на меня. Артур вздохнул и сделал так, как просили. Лео одобрительно кивнул. — Отлично, а теперь я повторю: ты знаешь, кто это? — Мне это неинтересно, Лео. — Как ни странно, я уже понял. Но ты знаешь или нет? — Нет. — Точно? — Я не… А мы можем поговорить о твоей будущей учебе, пожалуйста? Расскажи про тест. — Тебе неинтересен тест, потому что тебе неинтересна медицина. — А ты говори без подробностей. И не отвечай за меня! Мне не всегда неинтересна медицина. Лео покачал головой, но, поняв, что ничего не добьется, принялся рассказывать. Понять половину сказанного было трудно, потому что Артур и впрямь не был заинтересован. Но Лео старался пропускать термины или понятные только ему шутки, поэтому рассказ вышел более или менее занимательным. Они потратили на него пятнадцать минут, потом им принесли заказ. Артур впился вилкой в салат с потрясающим гранатовым соусом. — Как тебе мое семейство? — спросил он. — Есть что-то общее с твоим? — Да, определенно. В нашей семье тоже любят друг друга и заботятся. Отец бывает с заскоками, но это явление проходящее. — Мой Перси тоже горазд порычать. — Да, я заметил. У него на лбу написано, что он старший и привык отвечать. — Дядя Джереми всегда требовал, чтобы он следил за нами. Если у меня была разбита коленка, дядя сперва требовал объяснений у Перси. Или если Сэм приходил в порванной рубашке… Ну, ты понимаешь. Это было довольно странно, ведь Перси был старше Сэма всего на полгода. — Дело не в возрасте, — пояснил Лео. — Сэм рос беспризорником, а Перси — в семье. Он был приспособлен к окружающей среде, а вы не вполне. Поэтому он и был назначен старшим. — Ты уже не считаешь, что мои братья мне не братья? — Я был неправ, Арти. Вы самые настоящие братья. — Лео побарабанил пальцами по столу, а затем сказал нечто странное: — Слушай, а можно я быстро-быстро задам тебе вопросы, а ты так же быстро на них ответишь? Артур поднял брови. — Психологический прием? Это зачем еще? Пытаешься поймать меня на лжи? — Нет, это просто игра. Ну, чтобы узнать, что ты думаешь без подбора правильных слов. — Не хочу. Я ляпну что-то, ты обидишься. — Я не обижусь, даже если ты ляпнешь что-то. Ну пожалуйста, Арти! Артур откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Он был недоволен, но скрывать от Лео ему особенно было нечего. Поэтому он нехотя бросил: — Ну вперед, чудак. Лео аж губу закусил от удовольствия. — Прекрасно! Только быстро, ага? — Я не тупой. Давай уже. И началось. Нравилось ли Артуру здесь? Не жалко ли ему было подаренную книгу? Кем он считал дядю Джереми? Кто был его лучшим другом? Куда бы он мечтал съездить? Кем он себя видел через пять лет? И еще какая-то странная ерунда, на которую Артур отвечал, не задумываясь. И наконец: кто принес деньги? — Крис, — брякнул Артур и только через мгновение понял, что его надули. Лео выглядел заинтригованным. Он, не обращая внимания на раздраженно сдвинутые брови Артура, переспросил: — Крис? А кто это? Артур хотел ткнуть вилкой Лео в руку, чтобы перестал так победно сиять. Две победы праздновать — это уж слишком. Особенно, если вторая досталась нечестным путем. Артур знал о таком способе вызнать правду. Отвечая мгновенно, ты не имел достаточно времени придумать правильную форму ответа, и ты выплевывал в мир первое, что подумал. — Это никто. Я просто так сказал. — Да ладно, Арти, — разочарованно протянул Лео. — Ну не ври. Ты знаешь. — Ты понимаешь, что я не хочу этого знать? — Понимаю. — Вот и закрыли тему. Ешь свою рыбу и не подавись. — Арти, не злись. — Я буду читать первую страницу, потому что ты меня достал. Минуту мы не разговариваем. И Артур демонстративно открыл книжку, стараясь читать как можно медленней. Он вовсе не хотел говорить то имя и вовсе не хотел думать о дарителе. И у него прекрасно получалось. Конечно, Лео поступил подло, но его можно было понять: Артур врал и ему, и братьям, что не знал, кто принес деньги. Ответ был готов почти в тот час, что Артур нашел посылку, но слишком ему не нравился. А если ответ не нравится, лучше не думать о нем, потому что иным он не станет.***
Лео не пытался вызнать, что такое «Крис» и с чем его обычно едят, и Артур был ему благодарен. Он был уверен, что Лео не успокоился, но неудобные вопросы ему больше никто не задавал, и это было божественно. Хотя загадка — она была загадкой только для Лео — витала в воздухе и не собиралась затухать. Как Артур и полагал, даритель больше не появлялся, поэтому записи с камеры никто не просматривал. Артур убрал игрушку из коридора в шкаф, чтобы все еще была, но уже не на виду. Майлз принес на работу ворох снимков, и Артур озарился пониманием, что Майлз не просто любил фотографировать — у него был талант к этому. Майлз похвастался, что отправил свое маленькое, но симпатичное портфолио везде, до куда дотянулись майлзовы руки. Руки у него были длинные — вровень языку. Артур не завидовал, но кое-что осознал. Майлз собирался фотографировать. Лео — заниматься медициной. Перси, обожавший математику, стал бухгалтером. Сэм оступился один раз, но нашел себя в готовке. А он, Артур Аллен, не мог заниматься тем, чем хотел, без ущерба для близких. Так и что оставалось делать? Обрести призвание в развозке пиццы и суши? Это погрузило его в депрессию почти на две недели. Все нашли или потихоньку находили себя, а он охранял бар и на радость братьев и Лео не лез в сомнительные разборки. Это было безопасно, но полезным Артур себя больше не ощущал. Он ощущал себя двадцатичетырехлетним омегой с аутистическим расстройством и полной нереализованностью в жизни.***
Когда позвонил Коннор Эндрюс, Артур умирал со скуки в своей квартире, периодически находя взглядом тот самый выключенный телефон и куртку с зашитым рукавом. Они договорились встретиться в парке, и Артур пришел туда, не зная, что ожидал увидеть. Увидел он здорового и радостного подростка, который кинулся обниматься с ним, как с лучшим другом. Артур приветственно похлопал ребенка по плечу и оторвал от себя, когда объятия затянулись. — Как дела? — спросил Артур. — У меня все хорошо, очень хорошо. И семья классная. Мне купили кроссовки с подсветкой и записали на плавание. Коннор щебетал и уже не походил на жертву. Это был самый настоящий подросток, чересчур покорный и послушный, покалеченный прошлым, но подросток. Он вымывал дом до блеска и скрипа, помогал младшему брату с уроками и делал все, чтобы его любили. И его любили. Приемное семейство попалось из того рода добряков, о которых, когда о них спрашивали, говорили только хорошее и любили детской, настоящей любовью. — Я и не думал, что мне так быстро кого-то найдут! Но так повезло! Я их боялся, но они просто чудесные. Не знал, что существуют такие люди. А, думаете, они меня полюбят? Мы неплохо ладим. — Давай-ка на «ты». И конечно, полюбят. — Артур подумал о своих братьях. Коннор был счастлив. Артур не знал, как сложились судьбы тех жертв, которых он спас. Зато судьба Коннора была как на ладони. Настоящая Американская мечта. Видеть радостными тех, кого встретил в грязи и страданиях, казалось неестественно чудесным; словно людей подменили, поставив на место раненых здоровых двойников. Они прошли несколько улиц, попили кофе. Коннор показал новый телефон, с которого он сдувал пылинки. Поразительный контраст этого ребенка с избалованными детьми из обеспеченных семей, где не было ограничений и все крутилось вокруг чада, поражал. Коннор не ругался, не говорил ни слова плохо о своих опекунах, обращался с вещами так, словно их сделали из хрусталя и заявили, что аналогов было не найти. Он так сильно берег этот второй шанс, что ему подарили, что можно было увериться: его благодарность будет жива до конца жизни. Артур очень редко мог вспомнить, что сам по сути являлся жертвой. Иногда его одолевал ступор, когда приходило осознание, какую он вел жизнь здесь, в Бостоне поначалу. Он, восьмилетний, шатался по городу, спал на улице, попрошайничал. А если бы забрел не в тот район, и их с Сэмом продали на органы? Или никогда не встретил Сэма и замерз где-нибудь ночью? Шестнадцать лет назад ему повезло. Он не понимал всей опасности, не ведал, что могут сделать с одиноким ребенком. Но сейчас та жизнь казалась сном. Семья словно была у него всегда. Артур не мог вспомнить ничего, что бы касалось черт лиц тех людей, которые произвели его на свет. Они существовали где-то за горизонтом, ненастоящие, как страшная сказка, прочитанная в детстве, о которой забываешь, когда вырастаешь. — Однажды ты будешь вспоминать о том, что случилось, как о чем-то, не связанным с тобой, — сказал Артур Коннору. — А когда будешь вспоминать, поразишься, что не думаешь об этом слишком долго. Что-то вроде: «А, точно, у меня в детстве были качели». — Я не вспоминал два дня на этой неделе, — поделился Коннор тихо. — Два дня. Думал, какая классная у меня семья, и только потом вспомнил, как попал к ним. — Никогда не давай плохим людям надежду, что о них будут помнить. — А ты… — Коннор замялся. — А ты кого-то вспоминаешь вот так? — Родителей. — Они были плохими? — Я их не знал. Я сужу только по поступкам, относящимся ко мне. И вспоминается все частями, а не целиком. Просто у всех же есть родители, и своих я тоже могу вспомнить, если кто-то спросит. Но это как происходит? Я могу не думать о них месяц, два. Потом кто-то скажет про отца, и я вдруг осознаю, что у меня был кто-то такой. А после снова амнезия. — Спасибо тебе, Артур. — Да хватит уже, благодарил. — Ну да, — Коннор пожал плечами. — Закажем хот-доги? Мне дали карманных денег. — Вот и держи их в кармане. — Артур поднялся с места. — Я куплю, сиди. Они ели хот-доги с острой горчицей, и Коннор страшно дышал, чтобы не жгло рот и горло. Из-за горчицы им пришлось выпить литр воды на двоих, и после, гуляя, они чувствовали себя чрезвычайно сытыми воздушными шарами.