«Интуиция — это то, что люди используют в жизни, чтобы принимать решения. Но найти правильный ответ помогает логика»
(Марк Хэддон. Загадочное ночное убийство собаки)
Годы болезни научили Артура сомневаться. В особенности это касалось близких людей. Поняв однажды, что врать многие могут, даже лицевой мышцей не дергая, Артур приучил себя в тех ситуациях, когда это необходимо, действовать по принципу очень ответственного студента математического факультета: перепроверять решение задачи и решать ее задом наперед для большей достоверности. Этот принцип очень помогал. Артур не всегда мог сказать, верно ли он понял, но люди выдавали себя, когда один и тот же вопрос им задавали несколько раз, подходя с разных сторон. Так вышло и с Лео. Он сказал, что ему жаль, что Френсис назвал Артура больным и вообще повел себя бестактно, заявил, что все хорошо, и попытался заверить Артура, что не расстроен. В последнем Артур засомневался. На следующий день — а он пришелся на выходной — Лео вел себя почти как обычно, если бы не несколько очень важных «но». Во-первых, он не рыскал по холодильнику за завтраком, чтобы найти то, что мог упустить из виду, а довольствовался омлетом и кофе, которые Артур выставил на стол, подложив под посуду салфетки. Во-вторых, не растрепал Цезаря так, чтобы у того слюни брызнули от восторга в разные стороны, а поскреб за ухом и этим ограничился. В-третьих, — и это было самое главное — Лео мало говорил. Обычно он что-нибудь да вставлял, комментировал, цитировал учебники, разглагольствовал о пользе и вреде антибиотиков, иногда откровенно мешая. А здесь же стояла пугающая тишина. Артур занервничал. — Как думаешь, — начал он, когда Лео ушел в углубленную химию. Артур заглянул в учебник, заблудился, и предоставил Лео самому путаться во всем многообразии букв и знаков, которые те впитывал с прилежностью первогодки, — я обидел твоего отца? — Да плевать, — туманно ответил Лео, выписывая в тетрадь формулу. Ответ — ни да, ни нет, пустой, как упаковка молока, до которой дорвался Артур. — Ты расстроен из-за того, что я его обидел, или из-за того, что он несколько раз назвал меня больным? — решил уточнить Артур. — Я не расстроен, все в порядке. — Может быть, мне стоит извиниться? — предложил Артур. — За что? — Лео, наконец, посмотрел на него без маски пофигизма. — Он сказал тебе, что я больной. Думаю, это из-за того, что при беседе с ним что-то пошло не так. Как на твой взгляд: я грубил? — Было немного. Но это неважно. Ты не должен ни перед кем извиняться. — Это почему еще? — Потому что он тоже не особенно извинился перед тобой. — То есть ты признаешь, что его гнев был спровоцирован мной? — То есть он подсознательно хотел увидеть безропотного омегу с оленьими глазами, а увидел тебя. — Это напрямую или опосредованно связано с его гневом? — Напрямую. — Но разве ты не думаешь, что… — Так, — Лео постучал ручкой по листу тетради, — я считаю, что мои родители росли в определенном кругу и сроднились с ним. Френсис был популярным в школе, довольно изнеженным, судя по рассказам. А еще он покуривал травку в колледже. Мажор, понимаешь? Ему дико, что я могу встречаться с… Ну… — С аутистом? — подсказал Артур, и Лео простонал. — Лучше так. Я уже говорил, что это дико раздражает, когда меня зовут больным? — Вот и мне это не нравится! Ни когда тебя зовут больным, ни когда разглагольствуют об аутизме, понятия вообще не имея, что это такое. Думаешь, он знает? Да я уверен, что по приходу домой он пошел гуглить, что такое Аспергер, потому что все, что о нем знает, так это слово «аутизм»… Блин! — И Лео ударил лист, норовивший перевернуться. — Но мы должны признать: я и то, и другое. — Артур терпеть не мог доказывать кому-то, что он и впрямь был не в порядке. Для себя он был в полнейшем здравии. А другие могли катиться, потому что, чего Артур точно не делал, так это не мешал им жить. И ярлыки с их диагнозами, симптомы и последствия которые никак не отражались на обществе, ему осточертели. Но он сейчас не видел иного выхода, кроме как пояснить Лео, что тот зря не винил болезнь: у нее были проявления, и с этим нужно было считаться. Она была и будет всегда, каждый день. Не заболеет, не уйдет в отпуск, и в тот момент, когда покажется, что она только приснилась, она проявится в какой-то мелочи, напоминая о себе. — Хотя, само собой, очень грубо говорить о болезни другого человека с неприкрытым отвращением, — добавил Артур. — Ты заметил? — Лео помрачнел еще больше. Артур кивнул. Не заметить искривленный рот Френсиса мог только очень близорукий человек. А Артур видел вполне сносно, и справка от окулиста была тому подтверждением. — Я просто не хотел, чтобы родители оскорбили тебя, — признался Лео. — Так противно… Мне так жаль, что это произошло. Артур понял, что это подходящий момент, чтобы положить руку на колено Лео — знак утешения и поддержки. — Ты не должен отстаивать мои права на болезнь и полную непоползновенность вследствие этого, — сказал Артур. — Неприкосновенность, — автоматически поправил Лео. — Ну да, точно. — Артур не смутился. — Твой отец прав: он не знал, как себя вести. А то, что у меня проблемы, его не касается. Лео покачал головой. — И что? — спросил он. — Тебя не задело, какого он о тебе мнения? — Мнение? — Артур подумывал рассмеяться. — Я видел его два часа! Мне совершенно все равно, что он думает. Меня бесит, когда мой дефект обсуждают и комментируют. Я считаю, что люди имеют достаточно собственных недостатков и проблем, чтобы обсуждать чужие. Это вообще наглость. Лео вдруг забеспокоился. Взял Артура за подбородок, заглянул в глаза. Его собственные при этом исторгали ужас. — Только не плачь! — попросил Лео. — Арти, я… Артур не собирался плакать. Он собирался чихнуть, о чем и сообщил Лео перед тем, как это сделать. — Забыл? Я не плачу, — сказал он. Лео расслабил плечи. — Ну однажды было, — напомнил он. — Ты будешь продолжать злиться на Френсиса? — уточнил Артур. — Да. — А я могу это изменить? Или как-то исправить? — Нет, не бери в голову. Артур кивнул. — А на меня ты злишься? — спросил он, чтобы точно удостовериться. Лео закатил глаза, и это означало «нет». — Просто я же не знаю, вот и спрашиваю, — объяснил Артур. — Короче, если разозлишься или захочешь изменить точку зрения, скажи. Ладно? Я гулять с Цезарем. Ты будешь учить? — Да. — И Лео снова уткнулся в свою химию. Артур вышел из квартиры. Он был уверен, что Лео не прав. В конфликте не всегда виноваты двое: чушь, а не суждение. Но он знал, что близкие притворялись или привыкли не обращать внимания, если он говорил не то и не так. Чужие же люди были лишены и практики, и привилегий. Артур не знал, в какой момент облажался, но этот момент был. Он старался вести себя дружелюбно, так старался, что даже угодил тому, кому не должен был, как считал Лео, но, видимо, это усердие недостаточно проявилось в диалоге с Френсисом. Лео винил Френсиса, но тот не был виноват, что Артур имел дисфункцию. А всем ли было сложно знакомиться с родителями своих вторых половинок? И если да, то как предлагалось с этим бороться? Был ли какой-то порядок, какая-то готовая схема проведения собеседования при приеме в семейный круг? Артур не хотел бы, чтобы отношения между родителями Лео и самим Лео испортились, и чтобы это Артур стал камнем преткновения. Это было бы так же мерзко, как отношения между мужем Перси и Артуром. Они в один прекрасный день не смогли понравиться друг другу: Артур не пытался, а Уэйд не стремился. И вот уже несколько лет их встречи несли негатив: порой вялотекущий, порой доходящий до собачьей грызни. Но с Уэйдом Артур и не хотел подружиться. Уэйд был ревнивым дебилом, как ни посмотри, а с дебилами Артур предпочитал вести разговор с дальних расстояний или вообще не вести. Френсис Кавано же слишком любил сына, а родительская любовь могла толкнуть не только к фразе «Он — больной и не подходит тебе», а к куда более серьезным вещам. Артур знал о проявлениях родительских чувств на примере Джереми О’Донелла. Когда Сэм, Перси и Артур были подростками, эти чувства нередко провоцировали скандалы и приступы паранойи. Особенно это коснулось Артура, потому что он был омегой, и Джереми контролировал его вечерние перемещения настойчиво и местами грубо. Сэм и Перси никогда не видели в Артуре смежный пол, а Джереми видел. Он даже поставил свой номер и номер полиции в быстрый набор, чтобы в случае чего Артур мог зажать клавишу и получить экстренную помощь. Паранойя поутихла, когда в тринадцать Артура наказали за драку с парнем-альфой, в результате которой второй лишился переднего зуба, а Артура отстранили от учебы на неделю. Джереми тогда провел часовую воспитательную беседу, где просил улаживать конфликты мирно, а, если не получалось, бить потише, чтобы фрагменты тела оппонента оставались с ним, и Артура не могли засудить в случае чего. Возвращаясь с прогулки, Артур подумал, что очень нуждался в совете.***
Доктор Джон Уилсон был неплохим собеседником. Перед ним хотя бы не нужно было притворяться и подыскивать слова. Можно было расслабиться и прямо и уверенно спросить: «Что вообще вы сейчас имели в виду?», — и док разделал бы ситуацию, как опытный патологоанатом. Артур воспользовался тем, что собеседник был проплачен, и вывалил ему свою проблему, добавив в конце, что его парень решил с ним расписаться по осени. События произошли в один день, а значит их можно было озвучить вместе. — Вы не поладили с его отцом? — уточнил доктор Уилсон. Сегодня он был более небрит, чем обычно. — Да. С отцом-омегой. Общение со вторым прошло гораздо более эффективно. Лео думал, что к нему понадобится отдельный подход, поэтому я был очень учтив. — В чем это заключалось? — Я посоветовал ему поменьше нервничать и пить кофе. И два раза похвалил Лео. — Это хорошо, — согласился доктор. — И вы ему понравились? — Ну… — Артур пожал плечами. — Он, конечно, очень любит настаивать на своей точке зрения и начинает ерничать, когда с ним не соглашаешься, но в целом ужин прошел неплохо. Не считая, конечно, того момента, когда второй отец моего парня разволновался, поняв, что у меня проблемы с головой, и высказал это Лео. — Что задело вас больше? — доктор Уилсон почеркал в блокноте. — В каком смысле? — То, что вы не понравились его отцу, или то, что они поссорились? — Второе. — Здесь даже думать не нужно было. — Как думаете, почему вы не понравились его отцу? Артур честно вспоминал разговор, но не мог представить, что взбесило Френсиса, кроме осознания того, что Артур — «особенный». Застал он лишь финал дискуссии в туалете, а Лео после лишь отмалчивался. Вряд ли Артур незаметно для самого себя оскорбил или проклял весь род Кавано. Он мог ляпнуть не по делу, но идиотом-то не был. Он был вполне дружелюбен, как сосед Человек-паук*, и улыбался так много, что потом болел рот. — Я полагаю, — сказал Артур, — что все из-за диагноза. Можно спросить? Джон Уилсон весело улыбнулся: — Да, конечно, Артур. — Если бы вы не были скованы правилами этики и не были моим психологом, вы бы считали меня ущербным? Тем, кто недостоин вашего ребенка, к примеру? Я не могу корректно оценивать себя со стороны. Доктор Уилсон думал, подбирая верные слова. Артур понимал, что он ни за что не скажет «да», но и лгать не станет. — Родители в большинстве своем любят своих детей и желают им только лучшего. У детей должна быть работа лучше, чем у знакомых, дом лучше, чем у знакомых. За них нужно радоваться и ими нужно гордиться. И почти все хотят, чтобы их дети жили счастливей их самих. Это норма, зов генов. Наше потомство должно обитать в лучшем мире и иметь шансы на благополучную репродукцию. Артур нетерпеливо кивнул. — Люди с отклонениями в развитии входят в ту категорию, когда потребности родителей их партнеров сталкиваются с необходимостью поиска компромисса. Отец вашего парня этот компромисс не успел найти, он явно был шокирован, что Лео выбрал в качестве спутника человека вашего типа. И, несмотря на ваши плюсы, один-два минуса перевесили. У него в голове было примерно следующее: мой сын очень хорош и его пара должна быть ему под стать. — А я не под стать? — Лишь с точки зрения родителя. Он вас не узнал, не понял. Вы для него — нечто инородное. — Как доброкачественное новообразование? — Вроде того. — Но ведь второй понял и принял. — Второй не узнал про диагноз. — А когда узнает, тоже будет против меня? — Артур не хотел представлять тиски из четы Кавано, сжимающие их с Лео комфортное гнездо. — Я не могу этого ни утвердить, ни опровергнуть. — Доктор покачал головой. — Поговорите с тем родителем, который узнал. — Лео говорил, что Френсис классный. И именно он пытался помочь мне с устройством в академии. — Вот видите. Не все потеряно! Артур не знал, не был уверен. Любовь к сыну у Френсиса могла затмить все разумные доводы. — А законно будет пообщаться с Френсисом за спиной Лео? — Лео иначе мыслит. Он может быть зол на отца еще долгое время, и вы упустите шанс. — Мудрое замечание, — согласился Артур. — Братья тоже вечно дуются, если я не говорю им, что делаю. Типа, утаиваю ценные сведения. Можно подумать, если я им все расскажу, их сон станет спокойней. Доктор помолчал и предложил: — Можете предупредить Лео, чтобы для него ваш поступок не был сюрпризом. — Так и сделаю.***
Деклан Парк выразительно постучал пальцем по часам и скорчил мину: Артур опоздал на десять минут. — Что по Свону? — вместо извинений спросил Артур, чтобы не тратить еще больше времени. — Где тебя носило? — Деклан хотел поговорить о другом. — У психолога. — Ты ходишь к психологу? — удивился Деклан. — А ты — нет? — Хожу. — Здорово, — кивнул Артур, радуясь, что они так быстро это обсудили. — Так что по Свону? — Нашли пятна крови на перилах лестницы со второго этажа. — Отлично! — обрадовался Артур. — Допрашивать? — Ты прямо фанат емких диалогов, — буркнул Деклан и кивнул, соглашаясь с последним вопросом. Настроение из-за незадавшегося полностью ужина и колючки Лео приподнялось, когда Артур шагнул из машины в сторону дома мистера Свона. Рабочая атмосфера затягивала. Не зря люди, которые страдали от разрывов или прочих невзгод, предпочитали уходить в работу: это действовало. Артур надеялся, что хоть сегодня Деклан даст ему надавить на мистера Свона, но тот, словно какой-то колдун прочитал его мысли и заявил у порога: — Без давления. Артур промычал согласие. Вероятность такого ответа была настолько высокой, что Артур запасливо припрятал блокнот с ручкой. Записывать научил мудрый Джереми, и Артур прикинул, что этот навык будет как нельзя кстати в доме, где нельзя рычать, угрожать и вести прочие продуктивные разговоры. Шел седьмой день, как дети мистера Свона исчезли из поля зрения общественности. Значит, не на концерт сбежали, а действительно пропали: ни звонка, ни весточки. Мистер Свон был еще более рассеян, чем обычно. Он запнулся на пороге собственного дома, а рука его не сразу нашарила платок в коробке, когда все трое расположились в уже знакомой гостиной. — Мистер Свон, расскажите еще, пожалуйста, об отношениях Гейба и Найджела, — попросил Деклан. Мистер Свон начал было, но запнулся, когда увидел блокнот, скользнувший в руку Артура, и его пристальный, изучающий взгляд. — Мой коллега… м-м-м… — попытался найтись Деклан, — использует разные подходы в ходе опросов свидетелей и жертв. — Оу, — мистер Свон кивнул и снова заговорил. Артур входил в категорию худших чтецов по лицам Америки. Но ему не читать нужно было — он искал несоответствия. Он искал в языке тела мистера Свона что-то такое, что могло сказать, в какой момент он лгал. Так как детектор на потерпевшем без улик никто бы не дал опробовать, это был единственный метод. У Деклана была интуиция и здоровая голова на плечах, а у Артура годы тренировок и так себе попыток увидеть то, что ему было не дано. И он нащупал нечто. В тот момент, когда разговор шел о Гейбе, брови мистера Свона складывались домиком. Едва заметно, но все же. И он смотрел только в одну точку. Стоило заговорить о младшем, и мистер Свон сцеплял зубы, готовый вот-вот разрыдаться. И глаза его не могли устоять на одном месте. Бегали, словно искали, в какую сторону бежать. — Откуда на лестнице следы крови, мистер Свон? — спросил Деклан. И мистер Свон разревелся и заговорил, что не знал, что в его доме было двое подростков, которые иногда дрались в шутку. Может быть, кто-то поцарапался или еще что. Вариантов масса. — Кровь на перилах. Там, где она может оказаться, если попадет либо совершенно случайно, либо намеренно. Но подросток с царапиной, даже если прижмется к перилам всем телом, отметку в таком месте не оставит. Хотите покажу, где мы нашли кровь? — Н-н-нет. Я знаю… Я видел, когда здесь искали… следы, — промямлил мистер Свон. — Вы знаете, кому принадлежит кровь? — Наверно, кому-то из мальчиков? — предположил мистер Свон, комкая салфетку и глядя то на край дивана, где были ноги Деклана, то на ковер рядом. Артур хмыкнул. — Это Найджел? — спросил он. Глаза мистера Свона едва не вывалились на пол, когда он вскинул голову. — С чего ты взял? — спросил Деклан. — Банальная логика — ничего больше. Так это Найджел? — Я не знаю. Я не знаю. — А я уверен, что это Найджел. — Хватит. Покиньте мой дом, пожалуйста. Мне нехорошо, — попросил мистер Свон. — Мы всего лишь пытаемся найти ваших детей, — примирительно произнес Деклан. — Простите мистера Аллена, он достаточно прямолинеен. — Прошу, — мистер Свон не успокаивался, — дайте мне отдохнуть. — От чего? — спросил Артур. — Вы же дома сидите целыми днями. — Да что вы!.. Слушайте, уйдите. Хватит на сегодня! — Артур, какого дьявола? — возмутился Деклан. — Извините, мы сейчас же вас оставим. Он взял Артура под локоть и повел на выход. Артур позволил это, хотя, где дверь, имел такое же четкое представление, что и Деклан. Мистер Свон закрыл за ними дверь, а Деклан развел руками. — Что за фигня! — сказал он и пошел к машине, подальше от дверей и окон, где их могли услышать. — Будь мягче! — Да он же врет! — возмущенно ответил Артур. — Мы любезничаем перед человеком, который явно врет. Как искать детей, если их собственный отец не сотрудничает? — Это нормально. Нам редко преподносят информацию на блюдечке… Стой, врет о чем-то конкретном? — Вот. — Они дошли до машин, и Артур сунул Деклану свой блокнот. Хотя, по мнению Артура, на листе все было внятно расписано, Деклан энтузиазма не выразил и брезгливо поинтересовался: — Это что за тест Роршаха для бедных? — Тест Роршаха выглядит вообще не так. Смотри. Он ведет себя по-разному, когда речь идет о том или ином сыне. Это, — Артур ткнул на каракули и схематичные рисунки, — когда говорят о Гейбе. А это — реакция на Найджела. И комнаты помнишь? У Найджела даже рюкзак на месте. — Ровный голос, ровный взгляд, — прочитал Деклан. — Когда речь идет о Гейбе, думаешь, это заготовленный текст? Ну там про хорошего сына, ответственного футболиста… А Найджел у тебя… — Скачет. Найджел — это его больное место. Этот мужик что-то или все знает и намеренно врет нам. Деклан вернул Артуру блокнот и внимательно посмотрел ему в лицо. — А ты умница, — серьезно сказал он. Артур принял похвалу с улыбкой. Потом посмотрел на серый местами избитый асфальт и листья, прилипшие к колесу машины Деклана. — Слушай, — позвал он, и Деклан обернулся. — Мы будем работать вместе. Чтобы для тебя это не было сюрпризом, у меня расстройство аутистического спектра. Деклан приоткрыл рот. — Серьезно? — изумился он. — Никогда бы не подумал. — И добавил: — У моего деда Альцгеймер, и я, вроде как, тоже в группе риска. Стараюсь не думать об этом. — Соболезную. — Да, — согласился Деклан. Они постояли немного, Деклан поправил левое зеркало. Затем наигранно бодро улыбнулся. — Что ж, вот и поделились. Теперь и поработать не мешает. Запрыгивай. Кроме этих Свонов дел хватает.