Oh, lovers

Тишина семейного очага, когда дома по идее должны встречать с нетерпением, всегда пугает. И пугала Юнги. Он вырос в нелюбви, в отсутствии материнской заботы, отцовского воспитания, учил формулы по математике сам и не спрашивал у родителей, как это — когда первая любовь и первый секс, и как пользоваться презервативами. Всё, что многие дети познают вместе с родителями, он познавал один или с друзьями, например, с Хосоком. Когда они познакомились, Юнги уже во многом опережал его, и тем более его мелкого брата, и поэтому скорее он, Мин, стал опорой двум братьям, но именно эта поддержка других не давала ему забыть, что он нужен. Так было и когда в их компанию влился гиперсоциальный Чимин, невероятно трудолюбивый Намджун, заботливый и ворчащий Сокджин и талантище по имени Тэхён. Юнги знает, как важна поддержка. В тот вечер, в канун Нового года, когда они впервые переспали с Чонын, он пообещал, что будет рядом, не уйдёт, как это постоянно делала её мама. Он знал, что его маленькой капризной девочке, к которой он тогда ещё не осознавал всю тягу любви в полной мере, нужна его забота и внимание. Она хотела, чтобы он посмотрел на неё, желала об этом столько лет, не разлюбила его даже в те моменты, когда он напрочь игнорировал семейные сборы на праздниках. Её вера в то, что она своего добьётся, была непоколебима. И она наверняка страдала многими вечерами от отсутствия нормальной жизни, как у обычного подростка, ведь ещё тогда серьёзно болела. Он ничего не знал и даже не хотел знать. Ему не нужно было за это извиняться, она и не просила, но в глубине души Юнги стремился заполнить этот недостаток времени, который они могли провести вместе, узнавая друг друга. Что было бы? Она бы не обозлилась из-за него на весь мир и не стала такой, какая пришла к нему в тот ноябрь. Но и их бы, скорее всего, не было. Как брат и сестра — возможно, но никогда бы они не разглядели друг в друге химию, если бы росли вместе. В этом Юнги почему-то не сомневается. Юнги не помнит, была ли когда-то в его устах ложь во благо. Он ненавидел лгать, потому что так постоянно делали родители, до последнего скрывая, что разводятся. Эта невинная ложь про песню, про подарок и Суран казалась ему незначительной, но пытался ли он взглянуть на это глазами своей маленькой ревнивой девочки? Он осторожно ступает на порог дома, хотя решительно готов сделать первый шаг. Он уверен, что мужчина должен делать его первым, особенно, когда он старше и опытнее. Он всему её учил с азов, он ответственен за неё с того момента, как надел кольцо на безымянный палец, хотя если подумать, он взял ответственность гораздо раньше. Потому что он уже был готов, он знал больше, чем она. Это вовсе не означает, что она хуже его или ниже, она просто его маленькая девочка, которой нужно, чтобы Юнги не предавал и не отпускал. То, что он видит в гостиной, как только проходит по коридору, заставляет его сначала застыть, а потом бросить громкий истерический смешок. Погоди, что? Он только что философствовал на тему его с ней отношений? Пытался анализировать? Хотел найти правильное решение? Чонын, стоящая в костюме горничной, где юбка задрана по самое не хочу, а ещё на ней его (не)любимый блядский чокер и чулки в сеточку, ебала его философию во всех известных ей позах камасутры. Чёрт, взвешенные решения — это не про них, и поворачивающаяся к нему с красноречивым взглядом Чонын прямое тому доказательство. — Что это на тебе за блядство? — Нет, ну, а что? Мне до десятой годовщины ждать нашего с тобой примирения? — она пыхтит, поправляя один сползший чулок. — Извини?.. — Юнги не знает, что сказал, за него теперь отвечает адвокат, дёрнувшийся в штанах. Чонын знает все его слабые места, сопротивляться бесполезно. — Что мне твоё «извини»? — ставит девушка руки в бока. Юнги ведёт от этой позы, но они всё ещё играют в игру, так что он не собирается так легко сдаваться. — Я смотрела историю браузера твоего компа. — Нахуя? — Юнги думает, что задаёт логичный вопрос, но хмурое лицо Чонын доказывает в очередной раз, что он долбоёб. — Ой, блять! — Да, не благодари. — Я не это имел в виду! — Только не говори мне, что ты хотел бы, чтобы этот костюмчик примерила Шин Суран, — угрожает она, — в таком случае тебя не отмажет даже Намджун. Ты что, хотел бы нарядиться так сам? — округляет она глаза. — Ещё чего! — Фетишист на горничных Мин Юнги… — Я просто думал о ролевых играх, — пытается оправдаться он. — И потому смотрел порно и шарился по секс-шопу в четыре утра, — Чонын выгибает бровь и заливается от смеха, смотря на жалобное лицо её мужа. — А потом ещё и купил это. — Зачем ты его надела тогда? — вконец сникает он, неправильно истолковав её издёвки. — Чтобы мы прекратили выяснять отношения недоступным нам способом и решили всё как обычно, — она откидывает волосы назад, обнажая тонкую красивую шею, — и чтобы ты посмотрел на меня и сказал, что я сексуальная. Юнги поднимает на неё взгляд, и он вовсе не горит лишь похотью и желанием ею обладать. В них отражается присущая ему нежность, которая проявляется в моменты после жаркого и порой жёсткого секса, на который она непременно провоцирует. — Малышка, ты невероятно сексуальна, — его голос становится ниже и оттого вкрадчивее. Он преодолевает между ними расстояние, сгребая её в охапку, маленькую, худенькую, ниже его на полторы головы. Она всегда утыкается ему носом в ключицы, и это всегда вызывает в Юнги невероятный порыв эмоций, хотя жест самый обыкновенный. Вдыхая ягодный аромат её парфюма, мужчина приглаживает непослушные высветленные волосы, касается губами макушки, затем чуть влажного лба, носа, впадинки над верхней губой и захватывает сами уста глубоким нежно-рваным поцелуем, прокусывая мягкую кожу губ, оставляя на них свой след. — И я схожу от этого с ума. — Я не хотела так вспылить, Юнги, — она шепчет, но голос дрожит предательски, потому что маска самоуверенности ей не идёт. Она нравится ему больше настоящая, хотя умеет быть дерзкой и импульсивной. — Я просто ревнивая дура. — Никогда не бойся говорить мне о своих страхах, — Юнги продолжает целовать. Он хочет придать ей уверенности, поэтому берёт её лицо в свои ладони, прямо глядя в глаза, чтобы она тоже посмотрела и убедилась, что он не лжёт. — И ты вовсе не дура, это я дурак, надо было просто сразу признаться, что готовлю для тебя песню. Я туда все чувства вложил, честно-честно, — она смеётся с его нарочно детского голоска, которым он передразнивает. — А Суран просто помогала на бэк-вокале. — Я испортила самой же себе сюрприз, — уныло подытоживает она. Юнги улыбается во все тридцать два, подталкивает её к дивану, сам первый садится и усаживает её сверху. Руки забираются под пышную чёрную юбку с белыми оборками, нащупывают лёгкие хлопковые трусики, оттягивают резинку. Он ловит губами удивлённый вздох, когда два пальца сразу проникают внутрь повлажневшей плоти, вторая рука же ложится на спину, поглаживая её, а потом скользит к бедру в сетчатом чулке. Он не больно, но ощутимо щипает за упругую ляжку, пока двигает пальцами внутри, а сам чувствует, как наливает кровью восставший в штанах член, как тесно и как хочется поскорее избавиться от одежды, потому что и кожа начинает пылать. — Т-ш-ш, — успокаивает он, когда задевает клитор девушки, лаская большим пальцем, и от этого Чонын стонет, от неожиданности прикусывая ему губу. Сняв девушку с колен, перевернув на спину и прижав к и так слишком маленькому для них двоих дивану, Юнги расстёгивает пуговицы рубашки, снимая её к чертям собачьим и отбрасывая на кресло. Туда же летят с трудом сдёрнутые штаны, потому что очень трудно тратить время на раздевание, когда не можешь оторваться от человека, который лежит в слишком уж завлекающей позе. — Мы же играем? — спрашивает она у Юнги, который уже отключил голову и готов вот-вот отправиться в первый полёт до Гонконга. — В смысле? — почти бесится он, нехотя отвлекаясь от вылизывания девичьей шеи. — В коромысле! Вы что, я же плохо убрала ваш номер, господин Мин! Вам не хочется меня наказать за то, что пыль так и осталась на тумбочках, постель не заправлена, а ещё… я почистила в гневе туалет вашей щёткой. — Ну пиздец, — всплёскивает он руками, — Чонын! Она же электрическая была! Он дохера дорогая! — Ты меркантильный болван, это всего лишь часть игры, я ничего не сделала с твоей драгоценной щёткой! — Блять, предупреждать о таких эксцессах надо, мне не двадцать лет, я и микроинфаркт по таким поводам схлопотать могу, — жалуется он, и, натыкаясь на яростный взгляд жены, сдаётся и наигранно суровеет, шлёпая её по заднице для полного антуража. — Я и забыл, как ты могла меня раньше выбесить с ничего. Теряешь хватку, детка. — Это вызов, Мин Юнги-оппа, блять. — Какой я вам оппа? Я ваш клиент, вы ничего не спутали? — Юнги хватает её за шею и притягивает рывком к себе, — придётся отработать весь урон, что вы мне причинили. — К-как? — выдыхает она. — Аппетитной попкой, как же ещё? — он поджимает губы. — Вы же на всё готовы ради любимого клиента? — Конечно, — кивает она, завороженно глядя в его холодные глаза. — Тогда разворачивайтесь. И вставайте на колени. Девушка послушно разворачивается на диване, упираясь ладонями в мягкие подушки, и по-кошачьи выгибается, открывая мужчине свою филейную часть. Юнги больше не церемонится, играя по правилам, и первый звонкий шлепок по попе сопровождается стоном. Кожа краснеет, Юнги тут же мягко поглаживает место удара. И снова шлепок. И снова, и ещё раз. Чонын стонет, послушно выгибаясь, когда приказывают, и дрожит, не в силах ровно стоять, когда внутрь снова проникают пальцами. Юнги протягивает ладонь к её лицу, раздвигая губы и заставляя обсосать два пальца, а затем, массируя клитор, чтобы не прерывать приятные ласки, проникает первым пальцем в ранее неразработанную дырочку. Чонын замирает, всхипывая. — Ч-что ты делаешь? — Наказание, — его голос шелестит над ухом. — Но мы не будем торопиться, так что на первый раз только палец. Он уже приставляет к повлажневшим складочкам набухший член, не в силах больше терпеть муку и это зрелище, давая волю его фантазии, и одним рывком входит в неё, выбивая стон за стоном, которых давно не слышали стены гостиной. Мужчина цепляется за бока, буквально насаживая податливое тело, играя свою роль до конца. Это сумасшествие их обоих, они в это ввязались, и обратного пути нет. Грешить, так вместе. Горячие ладони обхватывают маленькую грудь, прижимая девушку спиной к мужской груди. Он целует шею, за ухом, лопатку, вбиваясь в неё, и вот её уже настигает первый оргазм, но Юнги мало, и он ещё не готов кончить вместе с ней. Она обмякает в его руках на несколько мгновений, закатывая глаза, и Юнги даёт ей передышку, чувствуя, как она содрогается и сжимается вокруг его члена, делая ему хорошо. А затем продолжает томление, по новой заводя её, и продолжая с ещё большим остервенением. Следы остаются повсюду: Юнги насчитывает насколько больших следов от ладоней на бедрах и попе, отметины на шее, ключицах, покусанные губы и усыпанная россыпью засосов грудь. Девушка оставила и ему «подарочков» в виде царапин на груди и плечах, но ему даже приятно. Приятная усталость, особенно, когда ты прижимаешь к себе счастливую девушку, засыпающую на груди. Это очень в их духе. И их полностью это устраивает.