***
— Дружище, как тебя угораздило? — Хосок смеётся, но и поддерживает тоже. У Чонын полчаса до конца смены, а у Хосока выходной, поэтому они сидят в её кафе, дожидаясь, пока администратора отпустят домой, и пьют безалкогольное пиво — Чону завтра на работу, да и Хосок пить особо не умеет. — Да я так-то готов, — по Юнги и не скажешь, как он нервничает. — Ага, к бессонным ночам, когда дитятко будет просыпаться и орать как сто пожарных машин с сиренами, к тому, что твои пятки познают всю боль от всяких игрушек и конструкторов, разбросанных по полу, к тому, что не будет выходных ни у тебя, ни у жены, к пелёнкам? Это я тебе первый год его жизни обрисовал, — ржёт кардиохирург. — Потом пойдут садики, первые друзья и первые ссоры, если родится девочка, ты на километр не будешь подпускать ни одну особь мужского пола к ней, придётся объяснять, что такое хорошо, а что такое плохо. Первая любовь, первая двойка, первый секс… — Ты так говоришь, как будто всего этого не было с нами, но нас же родили и воспитали, — Юнги выискивает взглядом у барной стойки Чонын, но та ушла к директору и пока не появлялась. — Я помню, как появился Чонгук, — улыбается Чон, — это сейчас я рад тому, что он есть у меня, хотя всё ещё периодически бесит и сидит на шее. А когда мне только дали на руки подержать, а он сразу заорал, как будто я его десять раз уронил на пол для верности, так я резко передумал хотеть иметь младшего брата, но было уже поздно. Пиздюк уже выбрался на свет и вовсю собирался отравлять ближайшие пятнадцать лет моего существования. Юнги смеётся. Он смылся из дома как раз в тот момент, когда Чонын появилась в доме. И вот что из этого получилось. Он никого не нянчил, у него не было двоюродных сестёр и братьев или племянников, за которыми нужно было приглядывать. — Люблю Чонгука, да, — заключает Хосок. — Так ты реально решил стать папашей? — Ну… — А если не подтвердится ничего? Вы там надумали, а у неё задержка может из-за стресса, — со знанием дела предполагает Чон. — Кстати, с рождением детей-то я бы повременил на вашем месте, операция была не так давно, в идеале пройти бы полное обследование, а то последний раз Чонын была у меня на приёме больше полугода назад. — Она собирается, — отмахивается Юнги, — но её ничего не беспокоит, и, как ты видишь, со здоровьем всё в порядке. — Трансплантаты — вещь хрупкая, ломающаяся, — вздыхает Хосок, похлопывая притихшего Юнги. — Я говорил, что механические клапаны — это один большой плюс, да ещё и долговечные, но всё равно есть риск, что когда-нибудь его придётся менять. — Я знаю. — Не накручивай, а то поседеешь, — расслабляется Чон. — Да я вон уже. С этой бестией ни дня спокойного. — Сам выбрал, сам женился. Юнги награждает его взглядом а-ля «ты серьёзно думаешь, что меня спрашивали?» и идёт навстречу вышедшей уже в своей повседневной одежде Чонын. — Привет, мальчики, — Чонын целует мужа в щеку и даёт пять Хосоку. — Слушай, — шепчет она Юнги, — я тут с утра так переволновалась, что попросила у коллеги тест на беременность, — прыскает от смеха, — но он не подтвердился, а сейчас вот почувствовала боль в животе. Пришли, — с облегчением сообщает она. Юнги глубоко вдыхает и выдыхает. — Любишь ты мои нервы пощекотать, проказница, — он легонько шлёпает её по заднице, — Хосок, мы поехали домой, на созвоне. — И мне пора, пока-пока, голубки. Когда они садятся в машину, Чонын всё ещё выглядит виноватой, и Юнги это замечает. — Да, — медленно начинает она, — я тут пока на взводе была, успела кое-кому позвонить, так что… — Только не говори, что маман своей, — низкий голос Мина заставляет её вздрогнуть. Она молчит, и Юнги с силой сжимает руль. — Пиздец потрахались, — повторяет он свою утреннюю фразу, — я тут подумал, что не так уж и жизненно необходим мне этот ваш секс. — Прости, — тихо пищит она. — С родителями будешь говорить сама. И вообще я передумал ехать на этот сраный семейный ужин. Поездка к психологу мне сейчас больше нужна, — уже переходит на шутки он. — Тебя убить легче, Мин Чонын, вот серьёзно, чем жить с тобой в браке. Только у меня рука не поднимется, — добавляет он чуть позднее, с любовью в голосе.5
7 января 2019 г. в 22:25
Юнги лениво поедает рамён, потому что после вчерашнего они с Чонын просто забили на готовку, и читает сообщения Намджуна с поручениями на сегодняшний день. Работа не волк, думает Юнги, в лес не убежит, и Намджун не заметит, что Мин опаздывает на работу, потому что в офис идти не нужно. Сегодня в его обязанности входит встретиться с музыкантами и заехать в офис радиовещания, чтобы пустить новые песни их артистов в эфир и договориться о дне, когда новички придут на интервью. Он бы заехал в свою студию, чтобы заняться доработкой тех песен, над которыми трудится сейчас, но скорее всего не успеет. Вечером с работы надо забирать Чонын, а впереди отвратительные выходные, потому что они приглашены на отцовский семейный ужин, где будет вся родня, приехавшая из Китая. Нет ничего утомительнее и лицемернее таких вечеров, Юнги их ненавидит. Там надо улыбаться, мило беседовать о том, у кого как дела, кто за кого вышел замуж или женился, у кого сколько денег и детей. Обязательно докопаются, когда же новоиспечённые молодожёны с прекрасной молоденькой женой решатся на первого ребёнка. Нет никаких гарантий, что Юнги грубо не пошлёт того, кто захочет смутить Чонын подобной ерундой.
— О чём задумался? — девушка входит на кухню, подходя к раковине и доставая с полки висящего над ней шкафа любимую кружку, чтобы заварить себе кофе. С её волос всё ещё капает — она только что вышла из душа, и на ней только тоненький шёлковый халат и нижнее бельё. Юнги терпеливо перекидывает ногу на ногу, продолжая жевать. Пройдёт и год, и три, и пять, и такая утренняя идиллия с нотками сексуальности не перестанет быть любимой.
— Да вот о предстоящем ужине с моими родственниками.
— Эта проблема подождёт, — Юнги улавливает нервные нотки в её голосе и поднимает глаза, оторвавшись от своего завтрака.
— Твой тон мне уже не нравится.
— А у меня задержка, Мин Юнги, — отрывисто говорит Чонын, постукивая пяточкой по полу, — как насчёт чтобы обсудить эту проблему?
— И насколько? — Мин перестаёт жевать. Внешне он остаётся беспристрастным, но внутри всё сжимается. Только этого им не хватало.
— Уже целая неделя.
— Ну пиздец, потрахались называется, — вырывается у него. Девушка подносит ко рту кружку и отпивает, демонстративно гневно на него поглядывая. — И чё? Мне за тестом на беременность идти или как?
— Сходи сначала за своей совестью, — огрызается она, — я тебе сколько раз говорила про презервативы не забывать?
— Да ни разу не было, чтобы я забыл! Так что тут возникает вопрос к тебе, — намекает он, девушка сама понимает, на что.
— Ну конечно, стоило мне пошутить про измену разок, так сразу это всё я, — хмыкает Чонын, — ты вообще себе это как представляешь? Вынашивать столько лет план достать тебя из-под земли, а потом тупо изменить с первым встречным?
— Может и не с первым, знаю я на примете одного блядского скотана…
— Ну я не настолько безмозглая, чтобы изменять тебе с твоим лучшим другом! — смеётся Чонын. — Так, прекратили это, мне даже чисто гипотетически становится противна измена тебе.
— Очень приятно это слышать, конечно, но проблема от этого проблемой быть не перестала, — Юнги встаёт из-за стола и подходит к ней, чтобы обнять. — Не нервничай.
— Легко сказать, это не тебе только недавно стукнуло двадцать лет, а ты уже гипотетически беременна, — она утыкается в его плечо.
— Мне недавно стукнуло тридцать, я уже старикан по сравнению с тобой, видавший жизнь, поэтому если ты серьёзно беременна, то я готов и к этому. Ищи плюсы — если бы у тебя был муж твоего возраста, он бы сбежал от ответственности.
— Ты не старикан, ты самый горячий мужчина для меня, Юнги, — хихикает она от откровения, но этого достаточно, чтобы Мин начал улыбаться. — Подвезёшь меня на работу? Вечером посмотрим, что к чему.
— Если хочешь, можем сразу показаться специалисту, — начинает мужчина, но девушка уже выходит из кухни, чтобы начать собираться, и он замолкает, уткнувшись взглядом в её кружку с кофе, в которой остались только кофейные разводы.
Что он только что сморозил? Готов к отцовству? Ага, как же! Хорошо, что он не краснеет, когда уровень стресса в его крови резко повышается.
Педагогическое правило номер сорок один: врать нехорошо. Враньё всегда раскрывается и наказывается.