ледяные звёзды

Сначала Артём злится. Ещё бы, ему, почти тринадцатилетнему деревенскому мальчишке, грозе всех пацанов, всю жизнь проводящему в оврагах и на речках, всучить в руки городского десятилетку и послать развлекаться, где хочет именно тот — это нормально? Мама считала, что да. И тётя Лена с дядей Димой тоже. Бабушка была согласна с мамой, а Артём же в восторге не был. Пацан таращился на него своими огромными небесно-голубыми глазами и молчал, признавая в нём негласный авторитет, и Артёму бы это льстило, если бы это был мальчишка из деревни. У них тут за это дело очень редко когда не доходило до драки. Но этот — городской. Руки и ноги бледные, чистые, не тронутые солнцем, крапивой и пылью, голубая футболка новая, с иголочки, бежевые шорты. Не чета Артёму с его изношенной футболкой с выцветшей фамилией Марадоны на спине, порванными шортами и исцарапанными ногами. — Ну, и где ты хочешь гулять? — угрюмо бросает Артём, разглядывая мальчишку — кажется, Дениса — с ног до головы. Тот пожимает плечами, всё так же не отводя от него доверчивого взгляда. — Ты тут главный, ты и решай. Артём оглядывает его ещё раз, преувеличенно недовольно сдвигает на переносице брови, не показывая, как внутри что-то шевельнулось (кажется, удовольствие) от слов этого мальчика из города, и кратко бросает: — Пошли, покажу тебе нашу реку. Непонятно, нравится ли Денису эта идея или нет, но он отрешённо кивает и соглашается: — Пошли. Артём гордо вышагивает по знакомой тропинке к реке. Денис плетётся за ним, пытаясь не показывать, насколько ему тяжело и непривычно идти по такой жаре, но Артём понимает это по редким сдавленным вздохам, хотя, впрочем, нисколько ему не сочувствует. Мальчик из города должен уметь выживать при любых обстоятельствах, считает он и думает, что таким образом закаляет его, воспитывая в нём терпение и выносливость. Тётя Лена с дядей Димой будут довольны тем, как ловко Артём смог воспитать их сына. Даже поблагодарят. Городские — они такие. Всему удивляются, всему радуются. Чудные. Их речка маленькая, не сравнится с Волгой или Доном, но для Артёма именно она — самая родная. Он околачивался около неё днями напролёт, успел выучить всё — и где находятся самые глубокие ямы, и какая здесь водится рыба, и где усиливается течение. У него даже есть любимое место, там, где кривое дерево стелется над водой и на котором можно проводить время, лёжа на самой толстой ветви и спуская руку, касаясь воды кончиками пальцев. Именно сюда он и направлялся. Денису тут понравится, рассуждал он, когда пробирался сквозь заросли к воде, а Денис послушно шёл за ним, чуть морщась, когда какая-нибудь ветвь хлестала его по лицу, плечам или рукам. — Святая святых, — наконец, с гордостью говорит Артём, останавливаясь, и Денис выглядывает из-за его плеча. Голубые глаза восхищённо округляются. — Здесь уютно, — признаёт он, — даже очень. И дерево это красивое. — Ещё бы, — довольно фыркает Артём, поправляя сползшую на плечо футболку, — у тебя в городе этого наверняка нет. — Нет, почему же, — пожимает плечами Денис, — у нас в городе целых две реки, только я к ним никогда не ходил. Артём хмурится, уязвлённый его словами. Целых две реки! Где это он живёт, что там целых две реки? Денис, видимо, понимает его, потому что улыбается и отвечает на его немой вопрос: — Нижний Новгород. У меня папа работает футбольным тренером. Там у нас Волга и Ока сливаются, а город стоит на воде. Я каждое утро выхожу на балкон и вижу одну большую реку. Тебе надо съездить к нам в гости с тётей Светой и дядей Серёжей и посмотреть. — Очень надо, — фыркает Артём, — видел я твой Нижний Новгород. Между прочим, у нас Москва рядом, а Москва — это столица! Не видел он ничего, ни Новгорода, ни Москвы. Но замеченная мелькнувшая в глазах обида стоит этого вранья, и он довольно улыбается, радуясь тому, что и ему удалось задеть этого мальчика из города. Артём наступает на крутой корень, подтягивается на руках, перебрасывает тело на кривой изгиб дерева. Денис настороженно следит за его похождениями, но с места не трогается, видимо, боясь последовать за ним, и Артём чувствует себя как минимум победителем. Он бросает на мальчишку горделивый взгляд, довольный собой, встаёт на ноги и шагает по ветке дальше. — Свалишься, — внезапно начинает беспокоиться Денис, какими-то странным урывками ходит туда-сюда по берегу и смотрит на скакавшего по ветке Артёма с чистым неподдельным волнением. Тот, напротив, веселится над потерянным видом городского мальчишки и внезапно решает пошутить — весело же будет. Нарочно запнувшись, Артём с шумом и плеском падает в воду, не доставая ногами до дна, задерживает дыхание и цепляется за торчащую откуда-то снизу корягу. Не дышать он может долго, они с Санькой, соседним шустрым пацаном, соревновались, кто кого пересидит под водой. Санька неизменно выигрывал, но в последний, самый памятный раз, Артём всё же умудрился пересидеть его на какие-то жалкие доли секунды и потом долго гордился этим, расхаживая по улицам с видом победителя. — Эй, — жалобно зовёт Денис, оставаясь на берегу и не подходя к воде, испуганно смотрит, как оставшиеся после падения круги постепенно исчезают. — Артём… Никто не отзывается. От страха холодеют ладони. Он нервно трёт их о шорты, сжимает пальцы в кулаки, всматривается в едва заметную сейчас дрожь воды. Никого нет. Утонул? Захлебнулся? Боже… — Артём, — повторно окликает мальчишка, но Артём, притаившись под водой, не отзывается. Денис нервно оглядывается, подходит ближе к воде, с испугом таращится в чёрную, страшную глубину, не замечая дна, но Артём ведь где-то там внизу ждёт, когда ему помогут, и боязнь воды уходит на второй план. Прячущийся Артём совсем не ожидает, что солнце наверху на мгновение погаснет, а потом от неожиданного удара о воду его отнесёт в сторону волной. Он торопливо всплывает, боясь захлебнуться, жадно глотает ртом воздух, смаргивает с ресниц воду и, щурясь, смотрит на берег. Никого. Внезапно его с головой накрывает паника, Артём вертится волчком, стараясь найти Дениса, снова ныряет, вслепую шарит под водой руками и, наконец, натыкается ладонью на какую-то ткань, крепко сжимает её в кулаке, тащит за собой. Денис одновременно упирается, пытаясь отпихнуть от себя, и льнёт ближе, цепляясь за плечи, придавливая своим весом. Артём не знает, сколько проходит времени, прежде чем он, ухитрившись, толкает его под водой наверх в сторону склонившейся ветки, а сам всплывает, цепляется за неё, подтягиваясь на руке и не отпуская куска ткани, на свету оказавшейся рукавом футболки. Денис широко открывает глаза и кашляет, жадно дыша, беспомощно пытается залезть на ветку, но Артём держит его уверенно и крепко, и постепенно нервные хаотичные движения утихают, и он, всё же вцепившись в другую ветку, потоньше, застывает, болтая лишь ногами, чтобы удержать себя на плаву. — Твою ж мать, — наконец, сквозь зубы цедит Артём, отплёвываясь от воды и щуря на солнце слезящиеся глаза, — ты какого в воду полез, придурок? Если плавать не умеешь, так не лезь! А то две реки у него… Денис откашливается и судорожно, со свистом вздыхает, крепче впиваясь пальцами в дерево и чужое предплечье, и Артём напрягается, потому что удерживать два тела с каждой секундой всё сложнее. — Я думал, ты утонул, — тихо признаётся Денис, и Артём нервно хихикает. — Да ты шуток не понимаешь, мальчик из города, — возмущённо заводится он, не признавая, как от этих слов в груди стало теплее. — Да как ты вообще додумался до этого? А если бы ты сам утонул? Что бы я твоим родителям сказал? Извините, мол, но ваш сын решил утопиться, вы только не переживайте, он просто думал, что я утонул! Так, что ли? Денис молчит. Артём, чувствуя, как постепенно отступает паника, в сердцах буркает: — Навязали на мою голову… Когда они уже сидят на берегу и сохнут, греясь на жарком июньском солнце, Денис притягивает к груди колени и, крепко обнимая их руками, говорит, безуспешно пытаясь скрыть в голосе дрожь — то ли от холода, то ли от обиды: — Я думал, ты утонул, Тёма… — Слышали уже, — буркает Артём, щуря на солнце глаза. Денис шмыгает носом и подозрительно задерживает дыхание. — Ты чего, ревёшь? Денис мотает головой, но Артём, повернув голову, успевает заметить мелькнувшие в глазах слёзы. Он тут же подбирается, как кошка, и настороженно смотрит на него — он никогда не мог выносить слёз. Вообще. Неважно, плакал ли ребёнок, девчонка с соседней деревушки или мама. Особенно если плакали из-за него. — Эй, — осторожно говорит Артём, придвигаясь ближе и касаясь рукой плеча, обтянутого мокрой футболкой, — ну, и чего ты? Я же не утонул. Это шутка была, дурацкая очень, я знаю, я понял уже. Денис утыкается лбом в колени, а Артём, впадая в панику, уже сильнее обхватывает его руками, чувствуя, как мальчишка доверчиво жмётся к нему. — Не реви, — грозно говорит Артём, — будет ещё время, тогда и поревёшь. А я тут, рядом, живой. И буду жить ещё сто пятьдесят лет. — Люди столько не живут, — тихо откликается Денис, касаясь ладонью чужого плеча. Артём усмехается: — Это просто случаев таких ещё не было. А я поживу. Попаду в Красную книгу и буду всем рассказывать, как меня в детстве вытащил из воды пацан из Нижнего Новгорода. И ты популярным станешь, вот увидишь. Денис насмешливо фыркает, и Артём с удовольствием замечает, как его перестаёт трясти нервной дрожью. — Хочешь, корову покажу? — меняет тему Артём, и Денис поднимает голову. Голубые глаза блестят от слёз и от солнца. — Большую такую, рыжую. У неё ещё телёнок есть, маленький такой, с белым пятнышком на лбу. Денис улыбается, кивает, и Артём поднимается на ноги, протягивая руку. Мальчик из города хватается за неё, встаёт следом и встряхивается, как пёс после купания. И Артём ведёт показывать обещанную корову. А потом они с семьёй выбираются из деревни и приезжают в Нижний Новгород, и там Артём видит слияние двух рек — Оки и Волги — в одну, большую и широкую. И он чувствует себя самым счастливым, когда Денис показывает ему — мальчику из деревни — свой родной дом.

***

— Свалишься. Артём оборачивается, балансирует на толстой ветке, раскинув руки. Ему уже двадцать два года, от того тринадцатилетнего мальчишки остались лишь горящие азартом и желанием приключений глаза, но чувствует он себя именно в том далёком возрасте. Денис не в меру младше его, но иногда, глядя, как у него разгон от весёлого, сумасбродного пацана до серьёзного, рассудительного юноши случается за пару секунд, Артёму кажется, будто тот даже старше. Денис насмешливо, по-лисьи щурит на солнце свои ребячески огромные голубые глаза, откидываясь на локтях назад, сгибает ногу в колене, открывая взгляду исцарапанную золотистую кожу, смотрит на Артёма, не отрываясь. Тот вскидывает брови и гордо фыркает: — Вот ещё. Иди-ка лучше сюда. Денис качает головой, не отводя от Артёма такого же насмешливого тёплого взгляда, потягивается и суёт в рот сорванную травинку. — Я ещё жить хочу. А то сто пятьдесят лет тут только ты существовать собрался. Артём на такое заявление только фыркает и закатывает глаза. Помнит, значит, до сих пор, раз постоянно ему этим тычет. Хитрый чёрт. — Иди сюда, говорю. — Он хлопает ладонью по ветке. — Смотри, она даже меня выдерживает, что про тебя-то говорить. Я подстрахую. Денис на мгновение прикрывает глаза, потом встаёт и, крадучись, как кошка, ступает на толстый изогнутый корень. Артём исподлобья следит за ним, напрягшись всем телом, чтобы если что кинуться и подхватить, не дать упасть. Черышев поднимает голову, бегло осматривается. Длинные красивые пальцы оглаживают кору, находя сучки, Денис цепляется за них, подтягиваясь, опускает ногу на первую ветвь. Дерево дальше изгибается, стелется над водой, и он уже, балансируя, идёт к Артёму и опускается рядом с ним на корточки. — Свалишься, — передразнивает его Артём, незаметно выдыхая от облегчения, и Денис весело стукает его по руке, выразительно поднимая брови. Кончик травинки всё ещё зажат между губами, и Артём, глядя на него, невольно думает, что будет, если он сейчас дёрнет за него. Гром и молнии, вот, что будет, тут же отвечает он сам себе и нехотя отказывается от своей задумки. Они вместе смотрят в спокойную гладь воды, нарушаемую только скольжением по ней водомерок, и Артёму в голову внезапно приходит сумасбродная идея, на которую, он знает, отклика он не найдёт. — Искупаемся? — Дурак? — лениво отвечает Черышев, даже не поворачиваясь в его сторону. — Тут глубоко, я помню. — Но мы около берега, — упрямится Артём. — Ты что, опять боишься? Или до сих пор плавать не научился? Денис не отвечает, аккуратно присаживаясь на ветку, опускает в воду ноги, после переводит глаза на Артёма. — Даже не думай. — Даже не думай, — вновь передразнивает его Артём, получая невиданное удовольствие от того, как кончики ушей Дениса краснеют от возмущения. — Ты как хочешь, а я… «Купаться», — не договаривает он, чувствуя, как холодная вода смыкается над головой. Столкнул, мстительный гад. Денис внимательно смотрит вниз, вцепившись пальцами в ветку, на которой сидит, с тревогой ищет Артёма, но вода, всколыхнувшаяся после падения в неё тяжёлого тела, медленно успокаивается. И это ему не нравится. — Тём? — взволнованно спрашивает он, а Артём, затаив дыхание, цепляется пальцами за корягу на дне и упрямо не всплывает, слыша тихий приглушённый голос. Он вчистую повторяет сцену из далёкого прошлого, но Черышев, как выяснилось уже давно, слишком доверчивый и о том неудачном купании даже не вспоминает. Впрочем, оно и к лучшему. Денис нервно кусает нижнюю губу, склоняется, приготовившись нырять, но чьи-то холодные пальцы хватают его за щиколотку и тянут вниз. Мгновение — и вода смыкается над головой, а паника вновь захлёстывает его, заставляя вцепиться руками и ногами в Артёма и пытаться вместе с ним выплыть на поверхность. Слава Богу, Артём не отпускает его, тут же выныривает, ловя ртом воздух, как рыба, и хватает ветвь, а Денис, мокрый, дрожащий и злой Денис, даже не думает отпустить, оплетая ногами чужие бёдра, а руками плечи. — Артём, — змеёй шипит он, а Артём довольно улыбается, — ты… — Что я? — смеётся Артём, находясь в детском восторге от своей проделки. — Был придурком и остаёшься, — обиженно фыркает Черышев, всё ещё не отпуская Артёма, и тот только сейчас ощущает, с какой силой в него впиваются пальцы. — Ты что, реально боишься? — внезапно понижает голос Артём, и Денис хмуро поднимает на него взгляд. — До сих пор? Вот только не реви сейчас, а… Денис отворачивается, всё же убирает руки, хватаясь за ветвь, подтягивается, залезает на неё и садится, встряхиваясь после воды и проводя ладонью по волосам. Капли воды ярко сияют в свете солнца. Артём, чуть замешкавшись, всё же садится рядом с ним и свешивает ноги. Они по щиколотки уходят под воду. Весело щебечут птицы. Где-то далеко мычит корова. Видно, как на той стороне реки женщина в длинной юбке выводит на попас гусей. Лениво переговариваются между собой козы. Глухо лает собака. От солнца и жары постепенно Артём млеет, сонно моргая отяжелевшими веками и глядя на ровную, спокойную гладь реки. Мокрая одежда облегает тело, как вторая кожа, и её прохлада — единственное, что не даёт заснуть. — Пошли на сеновал, — тихо предлагает он, полуобернувшись к Денису. Тот лениво суживает глаза, слизывая с губ оставшиеся капли речной воды. — Там прохладно. Денис пожимает плечами, покачнувшись, поднимается на ноги. Артём встаёт следом за ним, идёт по дереву и первым спрыгивает с неё, протягивая ладонь вверх, чтобы помочь. Черышев, особо не задумываясь, крепко сжимает её и через мгновение приземляется рядом. До сеновала они идут в молчании. По пути Артём заворачивает, чтобы проведать Рыжуху — старую, рыжую корову, которая жила с ними уже около двенадцати лет. Та смотрит на него своими ласковыми большими глазами, и Артём гладит её по широкой горячей морде и тянет за ухо. Денис терпеливо ждёт его на выходе. Когда Артём подходит к нему, он кивает в сторону дома и передаёт: — Твоя бабушка сказала, что надоила молока и что ждёт тебя. — Потом приду, — отмахивается Артём, зная, что бабушка поймёт его. На сеновале прохладно, пахнет сеном и травой. Артём с разбега валится на сено, переворачивается на спину, смотрит в потолок, улыбается, когда Денис опускается рядом с ним и прикрывает глаза. Сухие колоски колют в спину и голые ноги, но Артём этого даже не замечает, переводя глаза на взъерошенного Дениса, поворачивается на бок и нависает над ним, опираясь на локоть и рассматривая спокойное умиротворённое лицо. Ресницы подрагивают, и Черышев открывает глаза, с тёплой усмешкой глядя на склонившегося над ним Артёма. — Душить собрался? — почему-то шёпотом интересуется он, и Артём, подыгрывая, тянется пальцами к его горлу и слабо сжимает его. — Как Базаров, — кивает он, отвечая тоже шёпотом, не желая разрушать ту звенящую тишину и уют между ними. Денис улыбается, опускает ладони на его запястья. Артём чувствует под руками прошедшую по его телу дрожь и чувствует, что и сам дрожит, вот только неизвестно, от чего. Лето только началось. Конец июня, но у них есть ещё два месяца отдыха и весёлой возни, подобно взрослым детям, забывшим на эти дни о существовании большого города и не менее больших университетов. Черышев смотрит на него, не отрывая спокойного проницательного взгляда, и Артём внезапно решает сказать то, что давно уже лежало на сердце, не давая покоя: — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? Денис слабо улыбается, скользит руками выше по чужим предплечьям, обнимает Артёма за шею и чуть приподнимается, мажет губами по тёплой щеке. — Знаю.