***
— Удачи, дорогой! Машина, напоминавшая Неа чёрного пузатого жука, с шумом двинулась с места, скрывая за поворотом ещё сонного Ману и жующего бутерброд Аллена. Опять они уезжали из дома даже толком не причесавшись, хорошо, что хоть завтрак можно было сложить им в дорогу. Женщина перевела взгляд на Неа в своих руках — такой же взъерошенный, с царапиной на носу, подтяжки свисали вниз, как и не завязанные шнурки туфлей, пуговицы клетчатой рубашки были перепутаны, а её край топорщился из-под чёрных шорт. Кажется, беспечность и чудаковатость были отличительной особенностью всех мужчин семьи Уолкеров. — Ма-ам, а почему я как Аллен не могу ездить с папой? — Неа взял мягкую каштановую прядь волос в свои ладошки, заглядывая в её глаза. — Потому что ты ещё маленький, — с доброй улыбкой ответила Катерина, оборачиваясь к входу в их дом. Здание тёплого кирпичного цвета, на пересечении Карлайн и Джанкшен-роуд. Уютное место неподалеку от парка Бостон Манор. — Но я уже взрослый! — ребёнок выпятил грудь, задерживая дыхание, чтобы казаться больше. Жизнь Уолкеров можно было бы назвать идеальной: дружная интеллигентная семья, что была на хорошем счету у лондонской знати, мать — бывшая учительница английского языка, отец — преподаватель в Королевском колледже музыки, двое прекрасных смышлёных детей. Что ещё нужно для счастья? Только вот… Женщина перевела взгляд с ярко-зелёной двери на плакат, где были изображены карикатурные немцы-свины, сидящие за столом, где главным блюдом была карта мира. Катерина помнила ужасы войны, которые продолжаются даже после её окончания. Она помнила, как это — жить в ожидании чего-то ужасного, когда вокруг только и новости про военные схватки государств, когда твоих родителей забирает чёрная машина с зашторенными окнами и ты не знаешь — куда тебе идти, что есть и где спрятаться. Она радовалась, что её дети родились в мирное время с обоими родителями, и пусть были все предпосылки для происходящего сейчас, женщина продолжала надеяться, что всё обойдётся. Что их не затронет происходящее в центральной Европе. Не успели сойти старые плакаты с юнцами, спрашивающие у отцов: «А что ты делал во время Великой войны*, пап?», — как по городу начали вешать новые. Взгляд Катерины потускнел на пару мгновений, но стоило сыну обнять её, как к ней снова вернулась жизнь. Ей всё равно, что где-то там в Европе Гитлер захватил Польшу. Ей всё равно, что Великобритания якобы воюет с Германией*, что бойцы чужих стран где-то там умирают. Пока её дети живы и счастливы, а муж приходит с работы — ей всё равно на войну.***
Мотор издал ещё несколько хлопков, прежде чем автомобиль остановился у огромного здания Королевской академии музыки. — Ну вот мы и приехали, — словно бы это нуждалось в подтверждении, озвучил мужчина, хватая своего сына за шиворот прежде, чем тот успел бы убежать. — Что? — подросток, отпружинив назад подобно игрушке, придурковато улыбнулся. Внутри поднималась тихая холодная паника, которую тщательно приходилось маскировать под сонной маской непонимания. Если отец узнал про его маленькую ложь — наказание будет незамедлительным. — Ты ведь помнишь, что сегодня в шесть? — Мана попытался нагнать себе строгости, что совсем не шло его всё ещё растрёпанному от сна виду. — В ше-е-есть, — протянул Аллен, словно бы пробуя на вкус доселе невиданное слово, на самом деле мысленно облегчённо выдыхая — его замысел не раскусили. — Аллен, — мужчина нахмурился, как это любят делать отцы перед поучительной беседой о важности взрослых пустяков, до которым детям, а в особенности подросткам, нет никакого дела. — А! Я уже опаздываю! — Уолкер-младший сделал ещё один рывок в сторону открытой двери, но сильная рука удержала его на месте, лицо отца приблизилось, так что можно было увидеть лёгкую щетину с пробивающимися седыми волосками. Янтарные глаза смотрели выжидающе, но без всякой строгости, которую он пытался изобразить. На самом деле, Аллен даже сомневался, что его родственник умеет злиться. — Ужин. Кэрролайны и… — И я! Помню-помню, никаких разговоров про железки, только музыка и искусство, — последнее слово подросток протянул с явной шепелявостью, подражая Томасу Кэрролайну — почётному члену ассоциации музыкальных педагогов Британии — чем вызвал у своего отца тихий смешок, подавляемый кашлем. — Верно. И ты должен будешь сыграть… — Но пап! Я не хочу быть пианис… — Просто попробуй, ради меня. Хорошо? — Мана отпустил воротник, чем тут же воспользовался Аллен, выскакивая из машины. — Я не опоздаю! — прокричал подросток, протискиваясь в толпу спешащих студентов. На этот вопрос он предпочитал не отвечать даже самому себе. Для чего ему «пробовать», если он уже знает, к чему лежит его душа и чем он хочет заниматься по жизни? Выступать в лучших камерных залах было далеко не его мечтой, и следовать этому пути, даже ради отца, он не сможет. Это понимал и Мана, но с упрямством, присущим всей семье Уолкеров, продолжал настаивать на своём «попробуй», при этом не препятствуя встречам с китайцем. «Он совсем ещё мальчишка, ребёнок, который не понимает, во что ввязывается». Подросток почти растворился среди флисовых пиджаков и накрахмаленных рубашек, среди нотной грамоты, сопрано и контральтов, вновь приобретая своё «я» лишь в влажном мареве отсыревшего Кейбл-стрит с усиливающимся запахом мазуты и корабельных снастей. Это был его мир. Не идеальный костюм пианиста с белыми перчатками, не восторженные тихие вздохи достопочтенных дам и, упаси-господи, её Королевского величества. Его мир с запахом смазки, с угольными разводами на ребре ладони и ровными линиями чертежей. Его мир — не педантичная Королевская академия музыки, а шумный Лаймхаус — первый Чайна-таун Лондона. Аллену пришлось перейти на бег, чтобы сегодня везде успеть. Конечно, он мог бы доехать на автобусе и этим сэкономить достаточно времени, но подросток старался не тратить денег, которые совсем не были лишними. На самом деле, это была его первая самостоятельная вылазка в китай-город, до этого он бывал там лишь раз и то со своим учителем, который строго-настрого запретил ему посещать «это сомнительное место» самому. И Уолкер-младший прекрасно понимал причину этого приказа, но и не его вина, что радиоприёмник он мог позволить себе купить лишь в этом месте. Квартал Лаймхаус располагался в промышленной части Ист Энда у самой Темзы. Его первоначальным предназначением был приём товара, что приходил с азиатских стран, поэтому очень скоро китайцы, считай, оккупировали этот район, обслуживая «своих». А где китайцы, там чай, редкие запчасти и опиум. Аллен петляет среди едкого дыма благовоний, машинных испражнений, тусклых красных фонарей и грязных амулетов. Англо-китайская речь смешивается в чудаковатую песнь, которая пьянит и кружит голову — или это потому, что улицы слишком тесные и тут нет кислорода? Он продирается между жилистых китайцев в грубых рабочих рубахах и эсквайрами* в мягких костюмах, которые пришли сюда за «утехами». Смотрит вниз на мелькающую обувь: чёрные лакированные туфли, поношенные коты, лёгкие босоножки и босые загорелые ноги; лишь украдкой поднимает взгляд на потрёпанные вывески с размашистыми иероглифами и скромными подписями на английском снизу. Ему плохо. Слишком много людей. Слишком много запахов. Сердце грохочет в горле со вкусом имбиря, зелёного чая и миндаля. Аллен тщетно закрывает рот и нос рукой, пытаясь то ли предотвратить рвотный рефлекс, то ли услышать собственный успокаивающий запах. Сильный толчок в плечо, и он вылетает к ступенькам какой-то лавки, врезаясь во что-то тёплое. — Ты потерялся, Малыш? — насмешливый голос с лёгкой табачной хрипотцой раздаётся у самого уха. Аллена словно бы окатили холодной водой, звуки-запахи отошли на второй план, став лишь неясным шумом глубоко в черепной коробке. — Прошу прощения, сэр, — он поспешил отстраниться от мужчины, встречаясь глазами с полыхающим янтарем. Было в этом лукавом взгляде что-то животное, первозданно-дикое, что напугало Аллена. Хотелось бежать от этого человека без оглядки, но это, как минимум, было бы слишком подозрительно, и дело могло дойти до полиции. — Я не потерялся. Просто не могу найти лавку сэра Мэй. — Что хотя бы продаёт этот господин? В этом районе достаточно «Мэйев», — мужчина усмехнулся, поправляя белые перчатки. Стильный дорогой костюм, идеально уложенные чуть вьющиеся волосы и загар, такой нехарактерный для жителя Лондона. Он легко представлялся одним из тех господ, что проводят много времени в своих поместьях британских колоний и лишь изредка посещают столицу, чтобы уладить какие-то важные дела. — Детали, транзисторы и… разные железяки, в общем, — Аллен выдавил из себя вежливую улыбку, пытаясь заглушить рациональностью эту поднявшуюся в его душе жуть. — Хм. Мне кажется, тебя лучше отвести домой. Идём, у меня тут недалеко стоит машина, — рука в белой перчатке удавом обвилась вокруг запястья, холод спокойного учтивого голоса колючками впивался в трепыхающееся сердце. Аллен смотрел в янтарные глаза, чувствую себя маленькой африканской мышкой перед грозным хищником, что очаровал его древней магией — ни убежать, ни даже пискнуть, ожидая, когда тварь наиграется и клыки разорвут его на части. — Я… сэр. Учитель меня… — через силу лепетал Аллен, чувствуя, как этот мужчина уже тащит его в темноту подворотни. — Мне нужно! — он закрыл глаза, пытаясь набраться сил для рывка, но тут почувствовал тёплую руку на своём плече и спокойный голос совсем рядом. — Аллен, вот ты где. Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не убегал далеко? — Комуи Ли, молодой китаец в бледно-бежевом пальто, ободряюще улыбнулся подростку, что смотрел на него широко распахнутыми глазами. — Прошу прощения, кем Вы приходитесь Малышу? — капли янтаря блеснули отвратительной усмешкой, что неровными линиями ломала утончённое загорелое лицо. Мужчина явно был недоволен тем, что какой-то сброд пытался увести его добычу. — Я его учитель — Комуи Ли. Химик, механик, состою в морской ассоциации, — скороговоркой проговорил китаец, доставая из внутреннего кармана пальто сложенный лист бумаги. — Это мой военный билет. Желаете посмотреть? Мы очень спешим. Ведь так, Аллен? — Ли скользнул рукой от плеча к ладони Аллена, лёгким движением сбрасывая удава с запястья и закрывая собой ученика. — О. Вот как, — улыбка перестала быть столь пугающей и лицо мужчины приобрело добродушное выражение. — Нет, я Вам верю, господин. Прошу простить мою грубость, моё имя Тики Микк. Я испугался, что мальчик просто попал в беду. Сами знаете, это место, — Микк ловким движением достал из жестяной коробочки сигарету, хлопая по своим карманам в поисках спичек. Комуи достал свою зажигалку, колёсико клацнуло, озарив тёмный переулок бледным светом. — Благодарю, — Тики положил руку на плечо азиата, прикуривая с его рук и выдыхая дым почти у самого уха. — Не то место, где стоит быть таким мальчикам, как он, — раскалённый янтарь насмешливо царапнул по напряженной фигуре Аллена. — А теперь прошу простить — дела-дела, — Тики на пятках развернулся и уже почти скрылся в нефтяной темноте, как раздался его приторно-сладкий табачный голос. — Будьте осторожнее, господин Ли. На этих улицах порой происходит такое, что не стоит видеть ни Вам, ни Малышу. Аллен еле успевал за размашистым шагом своего учителя, иногда почти переходя на бег. Всё же для китайца Ли был слишком уж высоким, и если шёл быстро, то за ним не мог поспеть даже взрослый британец. — Мерзкий тип, — Комуи резко остановился, так что Аллен чуть не врезался в его спину. — Аллен, я, кажется, просил тебя не приходить сюда самому. Что, если бы я не встретил тебя? Несмотря на то, что они находились на оживлённой улице, странную парочку — высокого китайца и рыжеволосого паренька — люди обходили стороной. — Простите, — подросток пристыженно опустил голову, чувствуя вину. Если бы с ним что-то случилось, пострадал бы в первую очередь Комуи, которого отец обвинил бы в «дурном влиянии». — Мне нужно было кое-что купить у старика Мэя, я не хотел Вас беспокоить, и… — Хотел почувствовать себя взрослым? — услужливо подсказал Ли, со вздохом ероша отросшую рыжую чёлку. — Послушай, Аллен, не нужно взрослеть раньше времени. Ты сам видишь, как быстро мир меняется, меняются правила устоявшейся игры. Если раньше в твоём возрасте уже нужно было работать на поле и воевать, то сейчас ты ещё считаешься ребёнком. Люди начинают дольше жить, и нет необходимости в спешке. Побыть взрослым ты всегда успеешь. Наслаждайся детством, пока можешь. Хорошо? — Да, учитель, — нехотя согласился подросток, поднимая на Ли взгляд. — Отлично. Комуи осматривал улицу, на которой они стояли, словно бы кого-то искал в толпе. В этот момент одна из теней подворотни приобрела материальное тело, кивком бритой головы указав на другую тень, что, согнувшись под ворохом тряпок, сидела за небольшим столиком со всякой всячиной. — Найдется ли немного чая*? — Разве что за серебряный, — фигура, не поднимая взгляда, пожала широкую ладонь Комуи. — Серебряного нет, думаю, у Мэя чай будет дешевле. Отходя от столика, Аллен заметил, как Ли прячет в карман маленькую баночку из тёмного стекла, и что-то подсказывало, что об этом лучше не спрашивать. В квартире китайца всегда пахло нагретым цинком и свежим кофе. В расположении Комуи было всего три комнаты чердака, которые выполняли функцию кухни, ванной, совмещённой с санузлом, и мастерской. На самом деле, мастерской тут были, считай, все комнаты, так что в сахарнице можно было найти откидной болт, в мыльнице — кусок воска, а в пепельнице шпильку. Лишь самый дальний угол, скрытый выцветшими фиолетовыми занавесками, был СЗББ — Свободная Зона от Безумного Брата. Единственное место, защищённое от мазутных пятен и чертёжных листов, которые устилали пол остальной части «квартиры». — Аллен? Не ожидала тебя сегодня увидеть. Линали Ли была почти на голову выше Аллена и на год старше, часто она вела себя более «по-взрослому», чем её брат во время научных припадков. Раньше она любила носить платья до колена, так что были видны её очаровательные ножки в тёмных чулках. Аллен, постепенно переходящий к порогу полового созревания, краснел каждый раз, когда во время очередной игры в салки юбка могла задраться чуть-чуть выше белой линии ткани. Хотя играть с ней по-прежнему было намного интересней, чем допускать мысль о том, что в будущем она могла бы стать его возлюбленной. — Да я тоже не думал, что сегодня буду тут, — честно признался мальчишка, опустив объёмный чемодан с деталями, который закрывал ему всё это время обзор, и поднял взгляд на китаянку. На смену коротким платьям пришли длинные тёплые юбки, длинным волосам — каре, вместо открытой загорелой шеи — шарф из шерсти, догонялки заменил сон и редкие разговоры, когда она выходила из своего угла, чтобы заварить им кофе. За последний месяц она меньше недели была здоровой. — Смотри, что тебе братик принёс, — Комуи протянул сестре бумажный сверток. Она с сомнением осмотрела его на наличие торчащих железок — вдруг опять какой «робот», который должен ей помочь, а на деле взорвётся, и в комнате ещё долго будет пахнуть керосином. Осторожно заглянув внутрь пакета, Линали не сдержала восторженный вздох. — Шоколадный торт! — Ага, — Комуи довольно улыбнулся. — Поставишь нам чай? Аллену подумалось, что теперь Линали похожа на птицу с подрезанными крыльями. Раньше ее ноги пружинили, ступали не иначе, как по воздуху — мягко и бесшумно, стоило отвести взгляд на мгновение, и она оказывалась в другой стороне комнаты. Ему ни разу не удавалось её догнать, даже когда с лица стекал пот и сердце ударами застревало в трахее, она оказывалась впереди него без потрясений для своего организма — с лёгкой улыбкой и матовой кожей как от прогулочного шага. Теперь же ему едва ли нужно было прикладывать толику усилий, чтобы своим шагом обогнать прихрамывающую девушку. На все вопросы о самочувствии сестры учитель улыбался и говорил, что скоро всё пройдёт, просто в Лондоне сырой промозглый климат, к которому она еще не привыкла, просто у неё сейчас «особый момент становления женского организма», а оттого боли и болезненная бледность, вскоре всё будет хорошо. Он говорил это уверено, трепал отросшие рыжие волосы и спешил отвернуться. Потому что знал, что ученик у него на редкость умный и обязательно заметит страх в его глазах. И тогда не отстанет, пока не добьётся своего — не узнает правду. В упрямости подопечного Комуи убедился давно. Они познакомились несколько лет назад осенью. Стояла удивительная для Лондона ясная погода с ветром, который еле-еле ворошил ещё налитую соком листву. Аллен сидел в небольшом сквере неподалёку от своей школы, куда приходил попинать жёлтые кучи листьев и поорать от злости на деревья. Побитый за свои странности, свои слова и свою внешность, он прогуливал «скучные» уроки в этом месте без всякой цели и желаний. «Ирландский выродок». «В семье не без урода». Поначалу слова больно впивались в открытое детское сердце. Он просто хотел дружить со всеми и не понимал, что такого плохого сделал одноклассникам. Может, он и правда был в чём-то виноват? Пытаясь выяснить, что не так, он получил лишь презрительную кличку «Рэд». Рыжий, веснушчатый и с серыми глазами — он всегда привлекал к себе слишком много внимания, которое ненавидел, а когда к этому прибавились его странные вопросы и мысли, началась настоящая травля. Потребовалось немного времени, чтобы в привычку вошла агрессия, которой он отвечал на любой косой взгляд. Драки стали постоянным явлением. — Опять ты тут, — мужчина грузно сел на скамейку, выдыхая проспиртованный дым табака. В тёмном утеплённом тренчкоте поверх чёрного свитера с высоким горлом он выглядел как ирландский военный в отставке. — Отвали! Чё ты ко мне пристал, извращенец?! — Аллен злобно покосился на «воняющего» мужика, с ненавистью отмечая такой же огненный цвет волос, как и у него. Только если мальчишка стыдился этого и коротко стриг их, то этот отрастил себе такую гриву, что даже с собранными в хвост волосами левую сторону лица не было видно. — Ты задрал орать тут, скоро всех прихожан распугаешь, — мужчина, который в последствии представился Марианом Кроссом, кивнул куда-то в сторону. Среди рыжего клёна действительно стояла маленькая протестантская церковь. И как он раньше её не замечал? Тогда Аллен сказал, что не собирается слушать наставления бухих пастырей, и убежал раньше, чем его успели поймать за шкирку. Во второй раз, когда погода стояла такая же ясная, но в воздухе уже пахло осенним дождем, Мариан привёл с собой Комуи. Они стояли в стороне и о чём-то горячо спорили, пока китаец не решился подойти к нему. «Цирк уродов пополняется», — подумал Аллен. В этот раз он так же грубо ответил на чужое внимание, но убежать не успел. Пастырь оказался очень сильным пропойцей, способным удержать брыкающегося и кусающегося сорванца. Кросса, который уже собрался душить орущего «извращенцы, отпустите!» Аллена, остановил смущённый Комуи и принялся просить прощение за своего друга и объяснять, что они, вообще-то, никакие не извращенцы, просто беспокоились, что он сбежал от родителей или попал в какую другую неприятность. Как только его отпустили, Рэд снова послал «педиков-уродов» и убежал, прежде чем взбешённый Мариан вырвался из рук Комуи. Третий раз он встретил эту парочку на поле, где Комуи запускал в небо маленькую модель вертолета, пока пастырь курил самокрутку, сжимая в руке секундомер. И это было так… потрясающе. Уверенные движения, спокойный ленивый разговор и предвкушение, которое он чувствовал даже на расстоянии. Пусть модель продержалась лишь несколько секунд (таких коротких, что он не успел даже сосчитать) на расстоянии двух футов от земли, по возбужденному выражению лица китайца он понял — это успех. Наблюдая издалека, он впервые ощутил сначала интерес к этому счастливому восторгу победы и уже после — к механике. С новой встречей, с каждым, как он думал незаметным, наблюдением за опытами, желание узнать, как это работает, становилось всё нестерпимей. Когда на деревьях не было даже сухого листочка, а поднятый ворот не спасал шею от холодного ветра, стало понятно, что скоро это уличное представление закончится и ему придётся войти в скучную зиму с драками на холодном снегу, с побегами из школы и упрёками от одноклассников. Он сам подошёл к Комуи и напросился в ученики. Чтобы зима не была скучной, чтобы узнать, что тот вертолёт — мини-копия усовершенствованного Focke-Wulf Fw 61*; что раньше никому не удавалось продержать на радиоуправлении дольше пяти секунд, а у Ли получилось целых десять. Узнать, что вселенная расширяется и после взрыва сверхновой остаётся нейтронная звезда, что живые существа состоят из клеток, но не тех, что он рисует в тетрадках, а кофе лучше всего заваривать в медной турке. Кросс тогда часто шутил, не боится ли Аллен водиться с педиками, на что получал строгий взгляд от Ли. Мир оказался таким удивительным и интересным, что на этом фоне напускная ненависть других детей перестала его волновать. С Марианом, в отличие от Комуи, он так и не смог найти общий язык, даже когда перестал быть грубым и научился манерам, но всё равно был ему благодарен за ту встречу. Не повстречай он Кросса, наверняка из-за избытка свободного времени попал бы в дурную компанию, причинил бы много неудобств своей семье и, самое главное, никогда бы не осознал, как прекрасна наука.