Расшифровывая подтекст

Даты: "Обряд дома Месгрейвов" - еще одно раннее дело Холмса (до Ватсона). Б.-Г. датирует его осенью 1879 г., намекая, что оно было представлено Ватсону в том же году, что и дело "Глории Скотт" (возможно, несколько лет спустя). Впервые рассказ опубликован в мае 1893 г. Синопсис: В этом рассказе Холмс представляет одно из первых дел, расследованных им после создания практики консультирующего детектива. В этой истории Холмса разыскивает старый университетский знакомый Реджинальд Месгрейв для помощи в распутывании тайны пропавшего дворецкого и горничной. Ключ к делу крылся в древнем семейном ритуале, передовавшемся от отца к сыну через бессчетные поколения. Чтобы обнаружить местонахождение дворецкого, Холмс должен раскрыть тайну и в процессе раскрытия обнаружить давно потерянную реликвию исторической важности. Подтекст: История начинается, как и многие другие, с того, что Холмс и Ватсон сидят у камина в их квартире на Бейкер-стрит. Это особенно домашняя сцена, в которой Ватсон принимает на себя роль расстроенной жены-домохозяйки, раздраженной недостатком у мужа стремления к порядку и чистоте. Действительно, Ватсон заходит так далеко, что "пилит" Холмса, заставляя прибрать его хлам, с чем Холмс соглашается, хотя быстро умудряется отвлечь Ватсона, дав ему то, чего он хочет: отчет об одном из первых дел. "Да, мой мальчик, это произошло преждевременно, до того, как мой биограф стал меня прославлять". В этой цитате есть два интересных момента, над которыми нужно поразмыслить. Во-первых, терминология, которую Холмс использует, обращаясь к Ватсону. Нужно заметить, что это не первый раз (и не последний), когда Холмс говорит о нем "мой". Через весь Канон проходят эти "мой мальчик", "мой Ватсон", "мой Босуэлл" и "мой биограф". Это "мой" очень явно показывает собственническую натуру Холмса по отношению к Ватсону. Здесь явно показано (как и везде), что Холмс чувствует, будто имеет какие-то права (собственности, если угодно) на Ватсона, и, не колеблясь, это обнаруживает. Фактически, мы бы удивились, если бы посчитали, сколько раз Холмс называет Ватсона своим. Следует обратить внимание и на оценку Холмсом работы Ватсона. Так часто в Каноне Холмс презрительно отзывался о попытках друга задокументировать его расследования, а здесь явно признает, что эта работа прославила его, действительно сделала известным и вообще тем, кем он стал. Обмен репликами между мужчинами продолжается, Холмс дразнит Ватсона по поводу наведения порядка в комнате и насмехается относительно дела, пока в конце концов не перестает "шалить" и не рассказывает всю историю (больше из-за волнения друга). Здесь снова заметим, что Холмс делится кусочком своего прошлого, чем-то таким, чем до этого делиться не хотел. Это явно свидетельствует о доверии, сформировавшемся между двумя мужчинами, и о желании Холмса поговорить о своем прошлом с единственным другом и компаньоном. Особенно очаровательный аспект этого дела - чередование прошлого и настоящего. Мы захвачены историей, но часть нас остается с Холмсом, устроившимся возле гостеприимного камина, где близко друг к другу сидят двое мужчин: Холмс рассказывает историю, Ватсон слушает с неослабным вниманием. Есть что-то очень интимное в рассказывании историй, особенно когда это происходит один на один. И особенно это верно, если история содержит что-то личное, как в этом случае. Холмс, делясь деталями своего прошлого, вверяет его Ватсону. Как уже упоминалось выше, это явный показатель доверия, и важно заметить, что во всем Каноне в жизни Холмса нет другого человека, добившегося этого. Следующим шагом будет рассмотрение того факта, что Холмс должен был знать, что Ватсон запишет историю и опубликует ее. Доверие, которое он здесь демонстрирует, гораздо выше просто рассказа и разрешения Ватсону слушать. Холмс разрешает слушать, но, более того, позволяет записать и поделиться со всем миром, для этого нужно очень большое доверие. В этом случае рассказывание истории, больше, чем сама история, наполнено подтекстом. Мы разделяем ватсоновское открытие и испытываем доверие, видим, что Холмс нашел место в душе Ватсона. Также мы увидели проблеск связи между двумя мужчинами; связи, которая, по меркам сегодняшнего дня, выходит за пределы обычной дружбы, становясь явно чем-то более интимным.