Расшифровывая подтекст

Даты. «Союз рыжих», возможно, самое трудное для датировки дело. Б.-Г. датирует его октябрем 1887 г. Ватсон, однако, говорит, что дело случилось «осенью прошлого года», и сообщает, что опубликовал его в августе 1891 г., что подразумевает дату — осень 1890 г. Дело усложняется, когда клиент читает газету от 27 апреля 1890 г., и Ватсон сообщает, что это «только два месяца назад», подразумевая июнь 1890 г. Эта неразбериха продолжается, когда в тот же день клиент предъявляет объявление, которое гласит: "Союз рыжих распущен 9 октября 1890 г.» Клиент видит это объявление в тот же день, когда просит помощи Холмса, что подразумевает, что дело начато 9 октября 1890 г. Ничто из этого не объясняет дату Б.-Г. 1887 г., и нужно заметить, что его дата непопулярна среди других исследователей. Учитывая, что Ватсон упоминает осень, а «Союз рыжих» был распущен в октябре, резонно утвердить дату 9 октября 1890 г. Газета, датированная 27 апреля, возможно, содержит опечатку, где август был прочитан как апрель. Синопсис. Джабез Уилсон, ростовщик, был замечателен огненно-рыжими волосами. Фактически, его волосы и привели его к желанному положению в «Союзе рыжих», где он зарабатывает потрясающие 4 фунта в неделю, переписывая статьи из Британской энциклопедии. Эта улыбка фортуны продолжается недолго, поскольку придя на работу однажды утром, Уилсон обнаруживает, что «Союз рыжих» распущен. В тот же день он просит помощи Холмса в раскрытии правды. Уилсон предвидел, что дело глубже, чем представляется на первый взгляд: подземный ход прямо под конторой Уилсона, через улицу в хранилище банка. Подтекст. Ватсон, женатый и живущий во время этого дела вдали от своей старой квартиры, прибывает на Бейкер-стрит и обнаруживает, что Холмс занят с клиентом. Его первое побуждение — уйти, но Холмс быстро это предотвращает. Ватсон говорит нам: «Извинившись за вторжение, я хотел удалиться, но Холмс резко втащил меня в комнату и закрыл за мной дверь». Любопытное начало дела. Здесь ничего не остается, как спросить, почему Холмс стоял у двери; возможно, он предвидел приход Ватсона или, возможно, увидев друга, он вскочил с кресла и бросился навстречу. В любом случае, вся сцена довольно многозначительна и показывает, как глубоко Холмс нуждается в Ватсоне. То, что он втащил доктора в комнату и закрыл за ним дверь исключительно для того, чтобы не дать другу уйти, совершенно замечательно. " — Вы не могли бы выбрать лучшее время, чтобы прийти, мой дорогой Ватсон, — сердечно сказал он. — Боюсь, вы заняты. — Да, занят. Очень. — Тогда я могу подождать в другой комнате.» Снова нам показывают радость Холмса, что Ватсон снова на Бейкер-стрит. Действительно, реакция Холмса весьма импульсивна, но не этим интересен отрывок. Исследуем, если хотите, предложение Ватсона «подождать в соседней комнате». Большинство исследователей согласны, что его комната — вверх по лестнице. Мы также знаем, что спальня Холмса прямо рядом с гостиной. Очевидно, что Ватсон просто предложил подождать в спальне друга. Теперь, держа в уме, что Ватсон очень часто оказывается на пороге Холмса, чтобы помочь с расследованиями, есть ли что-то необычное в том, что в этом случае он чувствует себя вторгшимся? Если Ватсон пришел не помочь с делом, тогда зачем он пришел? И почему ему нужно ждать в спальне Холмса? Весь этот диалог вызывает образы, невозможные в викторианскую эпоху. Холмс, конечно, поглощен делом, заталкивая их с Ватсоном либидо на задний план, настаивая, чтобы друг остался помочь с делом. Фактически, он замечает клиенту: " — Ничего. Этот джентльмен, мистер Уилсон, мой партнер и помощник во многих моих самых удачных расследованиях, и у меня нет сомнений, что он будет крайне полезен мне и в вашем». Снова показатель того, как высоко Холмс ценит помощь Ватсона. Здесь он сам допускает, что друг способствовал раскрытию большинства его удачных дел. Явно Холмс пришел к пониманию полезности Ватсона. Их связь, однако, больше, чем просто помощь в профессиональной деятельности. У них много общих интересов — краеугольный камень многих удачных браков. " — Я знаю, мой дорогой Ватсон, что вы разделяете мою любовь ко всему, что странно и выходит за пределы обычаев и однообразной рутины каждодневной жизни. Вы показали вкус к этому тем энтузиазмом, который внушил вам взяться за хроники и, если вы извините меня, отчасти так приукрасить мои маленькие приключения. — Ваши расследования действительно представляют для меня величайший интерес, — заметил я.» Читатель легко может представить себе, что это разделенная любовь, которая впервые свела вместе двух мужчин. Эта разделенная любовь, возможно, связывала их на протяжении многих десятилетий близких отношений. Не сказать, конечно, что их отношения существовали без случайных мелких ссор. Действительно, Холмс может временами быть совершенно невыносимым, и ничего не остается, как только размышлять, как Ватсон терпел его приступы хвастовства. " — Да, доктор, но только вы должны находиться в поле моей видимости, иначе я буду громоздить факт на факт, пока ваш рассудок не рухнет под ними и не признает, что я прав.» Здесь нам предстает типичная сцена. Необходимость для Холмса быть правым, утвердить свое превосходство — это то, что Ватсон предлагает с забавной усмешкой и любящим взглядом. Эта сцена домашних разногласий снова напоминает брак и доводит до понимания неизбежные конфликты, которые появляются в каждых отношениях, и как любовь должна преодолевать такие вещи. Холмс не одинок в желании одержать верх над Ватсоном. Действительно, несколько раз в Каноне Ватсон пытался превзойти Холмса в его собственной игре. К сожалению для доктора, детектив гораздо лучше осознает эти попытки. «Острый взгляд Шерлока Холмса понял сущность моей попытки, и он с улыбкой покачал головой, заметив мои вопросительные взгляды». Это ссылка на попытку Ватсона прочитать клиента Холмса. Здесь мы с уверенностью можем сказать, где Холмс меньше чувствует друга, легко можно представить, что Ватсон мог быть успешен там, где детектив потерпел неудачу. Снова, к сожалению для Ватсона (но не для читателя), Холмс, кажется, постоянно чувствует своего друга. Можно почти нарисовать себе Холмса, постоянно краем глаза следящего, когда бы Ватсон ни находился рядом. Смущение Ватсона не рассеивается, фактически, оно растет, пока руки клиента находят любопытное объявление в «Морнинг кроникл». " — Во имя неба, что это значит? — воскликнул я, после того как дважды прочитал выдающееся объявление. Холмс хихикнул и изогнулся в кресле: это была его привычка, когда он был в духе». Здесь мы можем лишь покачать головой и заметить: ну-ну, мальчики, в комнате клиент. Джабез Уилсон продолжает свой рассказ, и по достижении заключения Ватсон говорит нам: «Шерлок Холмс и я исследовали это краткое объявление и горестное лицо за ним, пока комическая сторона дела так сильно перевесила все другие размышления, что мы оба расхохотались». Такая непринужденность в паре, такая игривость. Есть еще раздумья, что они выбрали разделить свои жизни друг с другом? Убедив клиента, что они все же воспринимают проблему совершенно серьезно, его выпроваживают, а Холмс и Ватсон пытаются наслаждаться компанией друг друга. " — Что вы собираетесь делать теперь? — спросил я. — Курить, — ответил он. — Это проблема на три трубки, и я умоляю вас не говорить со мной 50 минут. — Он свернулся в кресле, подтянув худые колени к орлиному носу, и так сидел с закрытыми глазами, а его черная трубка торчала, как клюв какой-то странной птицы. Я пришел к выводу, что он задремал, и сам стал клевать носом, когда он внезапно спрыгнул с кресла с жестом решившегося человека и бросил трубку на каминную полку.  — Сегодня в Сент-Джеймс-холле играет Сарасате, — заметил он. — Что вы думаете, Ватсон? Смогут ваши пациенты обойтись несколько часов без вас?  — Сегодня ничего нет. Моя практика не очень выматывает.  — Тогда надевайте шляпу и идем. Сначала я собираюсь в Сити, и мы сможем по дороге пообедать. Я заметил, что в программе много немецкой музыки, которая мне гораздо больше по вкусу, чем итальянская или французская. Это самоанализ, и я хочу этим заняться. Идем!» Холмс, добившись удачного решения, немедленно откладывает дело и просит, чтобы Ватсон присоединился к нему. Это особенно любопытно, поскольку Холмс обычно известен одинокими размышлениями, когда вовлечен в дело. Это многозначительно, что Холмс выбрал отложить дело в пользу того, чтобы вытащить друга на свидание. Заметим также замечание Ватсона, что его практика не очень выматывает. Ничего не остается, как решить, что он намеренно выбрал легкую практику, чтобы уделять время Холмсу. Нужно также спросить, знала ли жена Ватсона о его ограниченной практике и считала ли она, что муж занят врачеванием, когда в действительности он был с Холмсом на Бейкер-стрит. Их свидание слегка отложено, Холмс решает сначала навестить место преступления. По завершении обследования ссудной кассы, Холмс замечает: " — А теперь, доктор, мы сделали нашу работу, теперь время поиграть. Сэндвич и чашка кофе, а потом — в страну скрипок, где все сладость, и утонченность, и гармония, и никаких рыжих клиентов, беспокоящих нас своими загадками». Поиграть, действительно. «Мой друг был музыкантом-любителем, сам будучи не только очень одаренным исполнителем, но и композитором неординарного уровня. Весь концерт он сидел в своем кресле в партере, окутанный совершенным счастьем, мягко помахивая длинными тонкими пальцами в ритме музыки, а его нежно улыбающееся лицо и томные мечтательные глаза были так нехарактерны для Холмса-ищейки, Холмса-неумолимого, острого разумом, всегда готового криминального агента, какого только можно себе представить. В его своеобразном характере боролись две противоположные натуры: крайняя аккуратность и проницательность, как я часто думаю, представляли реакцию на поэтическое и созерцательное настроение, которое время от времени его охватывало. Колебания его натуры бросали его из крайней томности к пожирающей энергии; и, как я хорошо знал, он никогда не был настолько грозен, как в те дни, когда бездельничал в кресле среди своих импровизаций и газетных выпусков. Это означало, что внезапно на него нашла жажда преследования, что блестящая сила его рассуждений поднялась на уровень интуиции, пока те, кто был не знаком с его методами смотрели на него искоса, как на человека, чьи знания недоступны простым смертным. Когда я видел его в тот день таким окутанным музыкой в Сент-Джеймс-холле, я чувствовал, что для тех, на кого он открыл охоту, настали плохие времена». Автор испытывает искушение оставить описание Ватсона в этом виде, не анализируя, поскольку оно само по себе многозначительно. Однако, нужно указать на несколько пассажей. Во-первых, автор хочет привлечь внимание к счастью Холмса, описанному его другом. Что Холмс любил музыку, не вызывает вопросов, но в этом описании есть нечто более многозначительное. Могло быть так, что счастье Холмса происходило из того, что он провел день рядом с другом, слушая нежные романтические мелодии скрипки, будто это серенады им? Заметьте также описание Ватсоном мягко улыбающегося лица Холмса и томных мечтательных глаз. Довольно выразительно, согласитесь, но вряд ли это описание могло было быть сделано просто другом. И есть ссылка Ватсона на поэтическое настроение Холмса — явная попытка романтизации. Даже раньше этих примеров нужно рассмотреть длинное исследование, которое Ватсон делает о своем друге и компаньоне, и действительно интимное знание Холмса, которое Ватсон демонстрирует. Такое внимание явно выше обычной дружбы. К сожалению, их прогулка подходит к концу, и, возвращаясь к делу, Холмс просит помощи Ватсона, которую тот с готовностью обещает. " — Очень хорошо. И скажу вам, доктор, может быть немного опасно, поэтому будьте любезны положить в карман револьвер. Читатель, без сомнения, вспомнит несколько случаев, когда Холмс полагался на опыт Ватсона в обращении с оружием в обеспечении защиты. Как автор упоминала ранее, это очень явный показатель доверия и даже зависимости. Ясно сказано, что Холмс отдает свою жизнь полностью в руки друга. Ватсон сомневается, и двое расходятся, договорившись встретиться на Бейкер-стрит в 10 часов. Ватсон покидает дом и жену в четверть десятого ради еще одной длинной ночи рядом с Холмсом. Прибыв на Бейкер-стрит, доктор в изумлении обнаруживает инспектора Джонса из Скотланд-Ярда и неизвестного мужчины, который позже оказался директором банка. Особенное внимание уделим комментарию Джонса на прибытие Ватсона: " — Мы снова охотимся парами, доктор, как видите, — сказал Джонс в своей важной манере.» Читатель не удивится, поняв, что Холмс и Ватсон составляют одну из пар. Четверо садятся в разные кэбы и приезжают в банк, чтобы затем спуститься в подвал. Там они вынуждены ждать в темноте бессчетные часы. Эта сцена особенно напряженная, и Ватсон говорит нам: «Мои конечности ослабли и окостенели, поскольку я боялся поменять положение; нервы мои были в крайней степени напряжения, а слух так обострился, что я мог слышать не только мягкое дыхание моего компаньона…» Здесь ничего не остается, как нарисовать себе Холмса и Ватсона, скорчившихся в темноте, возможно, склонившихся друг к другу для поддержки, Ватсон нервно подрагивает, Холмс возбужден. Легко представить, что напряжение нарастает, пока, наконец, ловушка срабатывает, и Холмс хватает преступника. Немного позже, когда наступает утро, Холмс и Ватсон снова оказываются на Бейкер-стрит. " — Видите ли, Ватсон, — объяснял он ранним утром, когда мы сидели со стаканами виски с содовой на Бейкер-стрит.» Интересно, не правда ли, почему Ватсон снова проводит ночь вдали от жены? И несмотря на удачное завершение дела, он не отправился домой, вместо этого вернувшись с Холмсом на Бейкер-стрит и оставшись там на весь остаток утра. Фактически, очень возможно, что Ватсон остался и дольше. Ничего не остается, как спросить, есть ли там в действительности жена. Неслыханно, чтобы женщина стала терпеть подобное поведение, поскольку Ватсон снова и снова оставляет ее ради Холмса, где-то пропадает всю ночь, спит в своей старой квартире на Бейкер-стрит и проводит «бессчетные часы» со своим старым другом и компаньоном Шерлоком Холмсом. Миссис ватсон даже в мысли к мужу не входит, он кажется совершенно довольным, когда сидит и выпивает с Холмсом. " — Вы прекрасно все объяснили, — воскликнул я в непритворном восхищении. — Это была такая длинная цепь, в которой каждое звено на месте.  — Это спасло меня от скуки, — ответил он, зевнув. — Увы! Я уже чувствую, как она накрывает меня. Моя жизнь — это одна длинная попытка избежать банальности существования. Эти маленькие загадки помогают это сделать.  — И вы преуспеваете, — сказал я.» Очевидно, что Холмс, и только он, удерживает интерес и восхищение Ватсона.