Расшифровывая подтекст

Даты. Б.-Г. датирует «Голубой карбункул» декабрем 1887 г. СтОит указать, что Б.-Г. допускает, что будет одинок в таком выборе даты. Другие исследователи предполагают декабрь1889 или 1890 г. Ватсон не указывает год, говоря нам только, что расследование началось через два дня после Рождества. Ватсон также говорит, что он навещал Холмса, это подразумевает, что он женат и не живет на Бейкер-стрит. Действительно, Холмс мельком упоминает жену своего друга, что, очевидно, предполагает более позднюю дату. Рассказ впервые опубликован в январе 1892 г. Синопсис. «Голубой карбункул» — праздничная сказка, позволяющая читателю бросить взгляд на Рождество на Бейкер-стрт. Холмс, видимо, провел праздники, размышляя над старой шляпой-котелком, которую ему принес полицейский Петерсон. Вместе с ней был гусь, которого детектив отослал полицейскому, чтобы он исполнил свое рождественское предназначение. То, что началось как маленькая загадка для интеллекта, скоро стало гораздо более серьезной проблемой, когда Петерсон вернулся на Бейкер-стрит, на этот раз с голубым камнем в руке, который он нашел в гусином зобу. Холмс немедленно опознал камень как знаменитый голубой карбункул, который недавно был украден у графини Моркар. Вооруженный шляпой-котелком, детектив озаботился поиском вора, эта задача поведет его через зимний Лондон и закончится решением, которое шокирует и устрашит Ватсона. Подтекст. Рассказ начинается с визита Ватсона к Холмсу во время рождественских праздников. Действительно, вся история происходит два дня спустя после Рождества и, несмотря на женитьбу Ватсона, он, кажется, жаждет провести праздники вдали от жены. Это повторяющаяся тема в Каноне, и еще более показательно то, что Ватсон покидает супругу в это время года. Мы скоро вернемся к этому и остальной истории. Однако, сначала отклонимся, чтобы затронуть то, что происходит в первом абзаце рассказа: «Он полулежал на софе в пурпурном халате…» Многие исследователи ошибочно указывают на выбор Холмсом цвета халата как на случай гомосексуального подтекста. Нужно заметить, что пурпурный цвет (или, более точно, лавандовый) не был символом гей-сообщества до поздних 1960-х, много позднее времени Холмса. «Пурпурная власть» была лозунгом во время стоунволлских бунтов и впоследствии этот цвет стал ассоциироваться с гей-сообществом и использовался как символ, для обозначения индивидуальных сексуальных предпочтений. У викторианцев были собственные символы, которые включали, но не ограничивались следующим: зеленые гвоздики, пудели, красные галстуки и красные шейные платки. Пурпурный халат Холмса — это просто халат. Возвращаясь к рассказу, Ватсон, прибыв на Бейкер-стрит, автоматически отмечает, что друг занят, и спрашивает, можно ли его прервать. Ответ Холмса, как мы увидим, достаточно показателен: " — Вы заняты, — сказал я, — возможно, я помешал.  — Совсем нет. Я рад, что у меня есть друг, с которым я могу обсудить результаты.» Снова и снова мы видим Ватсона, беспокоящегося о том, что мешает Холмсу, и снова и снова Холмс убеждет Ватсона, что он рад его компании. Интересно, что несмотря на свое постоянное беспокойство, он продолжает посещать Холмса, и несмотря на постоянную необходимость убеждать, Холмс более чем с желанием делает это. Соблюдение условностей, установившееся между ними во время отсутствия Ватсона на Бейкер-стрит, очень показательно в плане дискомфорта, который они чувствуют, живя раздельно, Это временно, поскольку сразу после уверений Холмса Ватсон располагается в его обычной роли помощника и летописца. Здесь мы также видим, что одиночество Холмса усилилось. До женитьбы Ватсона он мог в любой момент обратиться к другу, но после Холмс зависит от его визитов (в свободное время доктора), чтобы удовлетворить любые социальные нужды. Это придает новый вес утверждению Холмса, что он «рад, что у него есть друг, с которым он может обсудить результаты». Действительно, он здесь сообщает нам, что просто рад, что есть кто-то, с кем можно поговорить. «Я уселся в его кресло и стал греть руки над потрескивающим огнем, поскольку стояли суровые холода, и на окнах были морозные узоры». Любопытная ситуация. Ватсон, прибыв на Бейкер-стрит и выяснив, что его визит кстати, не выбирает свое старое кресло. Он занимает кресло Холмса (тот, как помнит читатель, в данный момент растянулся на диване). Это любопытно, поскольку можно представить, что Ватсон, по привычке или из чувства какой-то благопристойности, немедленно выбрал бы кресло, предназначенное для него. Он этого не сделал, и, фактически, то, что он занял место Холмса, возможно, показывает нужду доктора в друге. Ватсон, с комфортом усевшись, начинает расспрашивать о шляпе, которую изучал Холмс. Тот, всегда желая проверить мастерство друга в дедукции (мы видели, как они играют в эту особенную игру бессчетное количество раз), тут же протягивает лупу и заявляет: " — Вот моя лупа. Вы знаете мои методы. Что вы сами сможете сказать о личности человека, который носил этот предмет?» Здесь ясно, что Холмс жаждет вовлечь Ватсона в дискуссию, поскольку легко можно себе представить подшучивание, которое обычно происходит как результат такого исследования и является для Холмса источником великого удовольствия. Снова мы посвящены в одиночество детектива, поскольку он кажется необычно возбужденным, тестируя достижения Ватсона. Ватсон, конечно, неспособен продедуцировать шляпу, и его признание побуждает Холмса заявить: " — Напротив, Ватсон. Вы все можете увидеть. Вы не можете сделать вывод, чтО вы видите. Вы также слишком стесняетесь делать выводы». Заметьте, что Холмс не говорит другу, что он неспособен делать выводы, а только что он стесняется их делать. Это означает, что Холмс вполне сознает возможности Ватсона, но знает о его комплексе неполноценности, который постоянно заставляет его преуменьшать свои способности. Ватсон гораздо более умен, чем он описывает, и Холмс дает нам понять, что знает и ценит этот аспект личности доктора. Холмс, однако, не настаивает, чтобы Ватсон шагнул выше своего комфортного уровня, вместо этого немедленно озвучивает все выводы, которые сделал по поводу шляпы. Весь разговор наполнен игривым подшучиванием, и легко можно представить забавную ухмылку Холмса, которая появляется на его лице, когда он демонстрирует Ватсону свое мастерство. " — Ну, это очень остроумно, — смеясь, сказал я, — но, как вы только что сказали, не совершено никакого преступления и не причинено никакого вреда, кроме потери гуся, поэтому все это — пустая трата энергии.» Это сказано достаточно дразнящим тоном, и нужно заметить, что Ватсон не один смеется во время этого диалога. Действительно, Холмс в прекрасном расположении духа, которое сохраняется до прихода полицейского. Прибытие полицейского Петерсона заставляет Холмса перейти к действиям, поскольку получается, что гусь — не обычный гусь: большинство гусей не прячут редкие драгоценные камни в своих зобах. Это произошло вскоре после ухода Петерсона, и Холмс заявляет, что больше ничего нельзя сделать, пока он не услышит ответ на объявление, которое он поместил (через Петерсона) в вечерних газетах, так что Ватсон собирается уходить. Холмс в ответ на заявление друга, что он должен вернуться в родные пенаты, комментирует: " — Рад был повидаться. Я обедаю в семь». Мы уже заключили, что Холмс всегда рад видеть Ватсона, и любопытно заметить здесь приглашение Холмса. Как было заявлено выше, это праздники, и, по-видимому, зная, что жена Ватсона, вероятно, будет ждать его на обед, Холмс приглашает друга присоединиться к нему вечером. Ватсон, конечно, немедленно соглашается, отбрасывая такой важный момент, как внимание к своей жене. Ватсон возвращается на Бейкер-стрит вскоре после половины седьмого. Там он встречает мистера Генри Бейкера, хозяина шляпы и гуся. Холмс, откликаясь на возвращение Ватсона, заявляет: " — Ах, Ватсон, вы пришли вовремя». Это любопытное заявление, и ничего не остается, как гадать, озабоченно ли Холмс ожидал друга. То, что Ватсон должен был прибыть на несколько минут позже заявленного времени, беспокоит Холмса; он, как мы видим, полагается и зависит от Ватсона во время всех их дел. Мистер Бейкер, создается впечатление, ничего не знал о драгоценном камне, спрятанном в птичьем зобу. Холмс, очевидно, совершенно разочарован новостями и выказывает необходимую вежливость, отсылая мистера Бейкера с его шляпой и замененным гусем. Почти немедленно после его отбытия Холмс жаждет последовать за мистером Бейкером. " — Вы голодны, Ватсон?  — Не особенно.  — Тогда я предлагаю превратить обед в ужин и последовать за ключом к этой горячей загадке.  — Всеми силами.» Заметьте, что Холмс сначала заботится об аппетите доктора. Легко можно представить, что если бы ответ Ватсона был другим, Холмс вначале предложил бы отобедать: он в бессчетных случаях ставил нужды друга выше своих собственных. Ватсон, однако, более чем желает воздержаться от еды в пользу помощи Холмсу в одном из расследований. Избранный путь ведет их по ледяным улицам Лондона, Ватсон следует за Холмсом через множество улиц, пока тот выстраивает цепочку. Несмотря на свежесть погоды и поздний час, Ватсон не жалуется, согласный следовать за Холмсом на край земли, если будет нужно. Мистер Бейкер ведет их в гостиницу, откуда они идут к торговцу на рынок Ковент-Гарден, оттуда к городскому снабженцу на Брикстон-роуд. Им не пришлось путешествовать на Брикстон-роуд, поскольку вскоре представился новый путь расследования. Холмс быстро следует новому указанию с Ватсоном на буксире, и вскоре они возвращаются в уютные объятия Бейкер-стрит, на это раз в компании мистера Джеймса Райдера, главного служителя отеля Космополитан, где украли голубой карбункул. Райдер признается в совершении преступления, умоляя о милосердии с максимально возможным пафосом. Его мольба заставляет Холмса колебаться, он сразу после рассказа Райдера говорит ему «пошел вон», к великому изумлению Ватсона. Холмс, однако, быстро объясняет: " — После всего, — сказал Холмс, протягивая руку за трубкой, — я не собираюсь исправлять просчеты полиции. Если бы Хорнер был в опасности, тогда другое дело; но против него ничего нет, и дело развалится. Полагаю, что я покрываю уголовное преступление, но, возможно, я спасаю душу. Этот парень больше не оступится, он слишком напуган. Пошлите его сейчас в тюрьму и сделаете преступником на всю жизнь. Кроме того, сейчас время прощения. Нам выпал шанс в виде необычной и причудливой проблемы, и ее решение само по себе награда. Если вы будете любезны позвонить, доктор, то мы начнем еще одно расследование, в котором в центре окажется также птица». Интересно отметить, что Холмс чувствует необходимость объяснить свои действия. Ничего не остается, как представить, что это более важно для него, чем для Ватсона, поскольку Холмса, без сомнения, волнует мнение друга по этому вопросу. То, что Холмсу понадобились такие длинные объяснения ясно показывает, что ему необходимы уважение и одобрение Ватсона. Действительно, детектив делает особое замечание, упоминая об особом времени, надеясь обратиться к романтичной натуре Ватсона, что само по себе очень многозначительно. Этот абзац завершает историю, поэтому уместно отметить еще одну из теорий Б.-Г. Как мы видели выше, Б.-Г. предполагает дату декабрь 1887 г., намекая, что жена Ватсона — это неизвестная первая жена. Если мы принимаем эту дату и существование первой жены, тогда мы также должны принять и теорию, что эта жена умерла в конце декабря — начале января 1887-88 г. Если это так, что Ватсон не просто оставляет жену ради Холмса, как он делал множество раз, но оставляет потенциально больную жену в пользу друга. Это совершенно против природы Ватсона и служит доказательством против даты и теории Б.-Г.; ничего не остается, как предположить, что Б.-Г. придется исправлять свою хронологию. Если он прав, Ватсон женат и дата верна, тогда Холмс действительно на первом месте в жизни Ватсона. Так же, как и то, что Ватсон оставляет больную жену ради компании друга. Или мы можем принять эту теорию с датой и женой и сделать вывод, что не смерть разделила Ватсона с супругой, а скорее развод; интересная теория в своем праве.