Расшифровывая подтекст

Даты. Б.-Г. датирует «Тайну Боскомской долины» июнем 1889 г. Ватсон не указывает год, но предлагает тот же месяц. В этом приключении доктор уже женат, и это подразумевает, что дело имело место в какой-то момент его брака с Мэри Морстен. Рассказ впервые опубликован в 1891 г. Синопсис. Молодая женщина по имени мисс Тернер просит помощи Шерлока Холмса в доказательстве невиновности своего самого любимого друга детства, некоего Джеймса Маккарти. Джеймса обвиняют в убийстве его отца, Чарльза Маккарти, и свидетельств против него более чем достаточно. Вооруженный лишь отпечатком ноги, конвертом с сигарным пеплом и лежащим не на месте камнем, Холмс вскоре смог раскрыть дело, завоевав свободу для молодого Маккарти. Подтекст. Первое, что необходимо отметить, это то, что согласно Б.-Г., Ватсон и Мэри поженились 1 мая 1889 г., примерно за месяц до «Тайны». Это символично, поскольку события, происходящие в течение этого расследования, так быстро после свадьбы Ватсона, весьма многозначительны. История начинается, когда Ватсон и Мэри сидят за завтраком. Эта сцена домашнего уюта во время утреннего приема пищи прервана прибытием телеграммы. Телеграмма, конечно, от Шерлока Холмса и гласит следующее: «Можете уделить пару дней. Только что вызван на запад Англии в связи с трагедией в Боскомской долине. Буду рад, если вы поедете со мной. Воздух и пейзаж великолепны. Поезд с Паддингтона в 11.15». Хотя самонадеянность Холмса здесь совершенно очевидна, позволим себе для начала перевести этот пассаж с подтекста в текст. «Дражайший Ватсон. Я был бы очень рад, если бы вы бросили свою месяц как новобрачную и сбежали со мной в деревню. Воздух и пейзаж совершенно прелестны, и я устроил загадку, которая послужит для того, чтобы занять ваше внимание на несколько дней. Я уже заказал вам билет и устроил так, чтобы мы делили комнату, как в старые времена. Будьте любезны быть на вокзале к 11.15». Заметим, что Холмс не просит Ватсона. Фраза «поезд с Паддингтона в 11.15» предполагает, что он рассматривает согласие друга как неизбежное, и простр говорит, куда и когда прийти. Вопрос, содержащийся в телеграмме, не более чем декорация. Ватсон, не желая показаться перед Мэри слишком пылким, делает вид, что внимательно обдумывает предложение. Интересно отметить комментарий Мэри: " — В последнее время ты выглядишь немного бледным. Думаю, что перемены будут для тебя к лучшему, и ты всегда так интересуешься расследованиями мистера Шерлока Холмса». Позвольте начать с комментария Мэри, что Ватсон выглядит немного бледным. Вспомним, что доктор женат около 36 дней (принимая дату Б.Г.); 36 дней — и он уже начинает обнаруживать ухудшения во внешнем виде, да такие, что жена осознает это и рекомендует вернуться к компаньону. Совершенно очевидно, что Ватсон не перешел в брак и фактически как будто остался на Бейкер-стрит. Также весьма интересно отметить замечание Мэри, что перемены пойдут Ватсону на пользу и что в эти перемены вовлечен Шерлок Холмс. Очевидно Мэри знает гораздо больше, чем показывает, поскольку здесь ясно видно, что она даже слишком сознает, что ухудшение здоровья мужа напрямую связано с отсутствием Холмса. Видимо, Мэри чувствует, что лучший способ помочь мужу в его болезни — это отправить его из города с близким другом и компаньоном. Ничего не остается, как гадать, была ли у Мэри причина так часто позволять Ватсону покидать дом практически по кивку Холмса. Могла ли она понимать, что любой протест с ее стороны мог привести доктора к болезни? Ватсон, конечно, немедленно соглашается и в течение получаса уже находится «в кэбе с саквояжем, уносящем меня к станции Паддингтон». Совершенно изумительно для человека с довольно длинным списком болезней в данный момент». Очевидно, начинающееся недомогание Ватсона предназначено целиком для оправдания перед Мэри. Несколько минут спустя мнимый больной прибывает на вокзал, чтобы обнаружить, что Холмс «ходит туда-сюда по платформе, его высокая худая фигура выглядела еще выше и худее, благодаря длинному серому дорожному плащу и такой же кепке». Любопытно, не так ли, что Холмс вынужден ходить туда-сюда? Он попросил Ватсона приехать и не слышал ответа. По всему, что известно детективу, друг решил не приезжать, и однако он неистово ходит взад-вперед, ожидая его прибытия. Хотя мы заявляли выше, что Холмс считал согласие друга неизбежным, здесь очевидно, что он совсем не так уверен, как казался по телеграмме. Действительно, он кажется весьма взволнованным и беспокоится, что Ватсон может не приехать. Фактически, Холмс испытывает такое облегчение, обнаружив, что друг решил приехать, что немедленно, заметив его, заявляет: " — С вашей стороны действительно было очень любезно приехать, Ватсон, — сказал он. — Для меня очень важно, если со мной есть кто-то, на кого я полностью могу положиться». Создается впечатление, что Холмсу действительно не по себе без Ватсона. Он кажется сильно возбужденным, и легко можно представить, что в отсутствие Ватсона было многое сделано. То, что детективу пришлось достаточно забыть себя, чтобы признать свою благодарность другу за присутствие, весьма многозначительно. То, что он сделал шаг вперед и одарил доктора таким комплиментом, говорит о его издерганных нервах и растущем одиночестве. В самом деле, Холмс неполон без своего Ватсона. Холмс быстро берет себя в руки, присутствие Ватсона придает ему устойчивости, и вскоре пара прибывает в Боскомскую долину. Все время путешествия Холмс посвящает друга в дело, особенно отмечая несостоятельность теорий Лестрейда в принципе. Ватсон, однако, расположен принять версию событий Лестрейда, и это заставляет детектива демонстрировать свои способности к дедукции. Эта демонстрация, как скоро увидят читатели, приводит к особенно интересному диалогу: " — Возьмем первый попавшийся пример: я совершенно четко осознаю, что в вашей спальне окно справа, но не уверен, что мистер Лестрейд заметил бы даже такой очевидный факт.  — Но как…  — Мой дорогой друг, я хорошо вас знаю. Я знаю военную аккуратность, которая вас характеризует. Вы бреетесь каждое утро, и в это время года вы делаете это при солнечном свете; но ваше бритье становится хуже и хуже по мере перехода на левую сторону и становится положительно неряшливым, переходя через угол челюсти, что делает совершенно очевидным, что та сторона лица меньше освещена, чем другая. Я не могу представить человека ваших привычек, смотрящего на себя при равном освещении и удовлетворенного таким результатом.» Хотя автор может просто отметить интимность этого заявления и оставить все как есть, но постарается объяснить эту интимность. Отметим утверждение Холмса, что он хорошо знает Ватсона, достаточно хорошо, чтобы помнить его привычки при бритье. То, что Холмс может продедуцировать место положение окна Ватсона, основываясь на близком знании его бритвенных привычек, весьма знаменательно. Детектив не просто помнит, когда и где друг бреется, он в точности определяет, когда и где он бреется в зависимости от времени года. Этого не могло бы произойти, если бы Холмс на постоянной основе не наблюдал за бритьем друга. Мы знаем, что Ватсон бреется в спальне (как явствует из замечания Холмса).Мы также знаем, что его бритвенные привычки зависят от времени года. Поэтому можно считать доказанным почти с уверенностью, что Холмс был свидетелем бритвенного ритуала Ватсона больше одного раза и в течение более одного сезона. Мы знаем, что, как постоянно утверждается в Каноне, Холмс встает позже друга. Также мы понимаем, что Ватсон, как настоящий викторианский джентльмен, и не подумает покинуть спальню, не побрившись. Зная все это, у нас остается всего один вопрос: "Как часто Холмс просыпался в постели Ватсона, так что мог быть свидетелем его утреннего бритвенного ритуала?» Здесь также любопытно, что детектив должен затронуть такой деликатный предмет, особенно учитывая женитьбу друга, не упоминая уже тот факт, что тот оставил жену, чтобы следовать за Холмсом в деревню. Интимность между ними только растет, пока Холмс, измученный теориями, не заявляет: " — Здесь у меня в кармане Петрарка, и я не скажу больше ни слова об этом деле, пока мы не прибудем на место преступления». Петрарка, как может вспомнить читатель, итальянский ученый и поэт 14 века. Он известен своим вкладом в движение Возрождения и, что более забавно, своей одержимостью женщиной по имени Лаура. Его любовь была неразделенной, и Петрарка перевел свои чувства в серию любовных стихотворений. Исследователи шерлокианы полагают, что ссылка Холмса на Петрарку — доказательство его неумершей любви к Ирен Адлер — теория, смущающая автора, поскольку имеет мало смысла. Можно предположить, что Холмс упоминает Петрарку, особенно в присутствии Ватсона, поскольку имеет чувства к другу. Даже не принимая эту теорию, очень показательно, что Холмс проводит время, читая любовные стихи в присутствии друга. Этот факт изумляет еще больше, когда, по приезде на место и встретившись с Лестрейдом, они «поехали в «Херефорд Армс», где для нас была заказана комната». Заметим, что Ватсон особенно уточняет, что они получат «комнату». Это в в высшей степени многозначительно, поскольку подразумевает, что Холмс и Ватсон разделят удобства, иначе доктор написал бы «комнаты». Снова мы сталкиваемся с самоуверенностью Холмса, поскольку очевидно, что он сделал приготовления заранее и, очевидно, зная (даже надеясь), что друг приедет, он намеренно заказал одну комнату. Дело продолжается коротким разговором с мисс Тернер, подругой обвиняемого и клиенткой Холмса. Сразу после ее ухода, тот решает поехать в тюрьму повидать мистера Маккарти. Лестрейд непреклонен, говоря, что это разрешено только Холмсу, поэтому тот на несколько часов оставляет Ватсона. Детектив, однако, настолько вежлив, что уверяет друга в своем победном возвращении. " — Ватсон, боюсь, что вам будет очень скучно, но меня не будет всего пару часов». Хотя это очень мило со стороны Холмса и весьма удивительно для читателей, ответ Ватсона замечателен: «Я прогулялся с ним до станции, потом побродил по улицам городка, наконец вернулся в отель, где лег на диван и попытался заинтересоваться бульварным романом». Сначала Ватсон идет с Холмсом до станции, явный показатель того, что он неохотно остается без друга. Затем, скучая и не зная, как убить время, он возвращается в их с другом номер, где читает бульварный роман. Здесь интересно отметить, что бульварные романы были тогда популярным чтением и включали любовные истории. Легко можно представить, особенно после чтения комментария Ватсона о слабости сюжета, что доктор по ошибке позаимствовал один из романов Мэри. Тогда остается гадать, начал ли он, до возвращения Холмса, целиком понимать весь смысл его приглашения и, что более важно, смысл ватсоновского согласия. Доктор не может погрузиться в роман и решает обдумать дело. Он не в состоянии примирить позицию Холмса с обстоятельствами, вина Джеймса Маккарти так очевидна, что он не видит способа обойти это. Все же он говорит нам: «…я так верил в гений Шерлока Холмса, что не терял надежды, поскольку каждый новый факт, казалось, укреплял его убежденность в невиновности молодого Маккарти». Ватсон хорошо знает своего Холмса и, действительно, верит в того, кого надо, поскольку детектив способен в скором времени разгадать тайну и вернуть Маккарти свободу. Здесь, однако, интересно заметить убежденность в словах доктора. Он и не думает сомневаться в Холмсе, даже когда вес улик стоит против теории друга. Ватсон настолько полностью доверяет, настолько полностью предан, что теория Холмса автоматически становится единственно верной для него. На самом деле, Ватсон ослеплен своей преданностью давнему другу и компаньону. Ничего не остается, как гадать, позволяет ли доктор себе такую же слепую преданность в отношении жены. Мысли Ватсона прерываются возращением Холмса и двумя быстрыми обсуждениями результатов посещения им молодого Маккарти поздно ночью. Вскоре тема выдыхается, и детектив, желая прекратить обсуждение до утра, предлагает: " — А теперь давайте поговорим о Джордже Мередите, если вы не против, и оставим все грустные материи до завтра.» Любопытно, не правда ли, что это второй случай за день, когда Холмс говорит о поэтах. Любопытно также, не так ли, что он предлагает провести вечер взаперти в их номере, обсуждая хорошо известного английского поэта и, по всей вероятности, его поэзию. Создается впечатление, что Холмс добавляет новые методы в свой репертуар ухаживаний. Следующее утро приводит друзей на место преступления. Это особенно интересно, поскольку дает шанс увидеть Холмса в действии и, что более важно, глазами Ватсона. «Шерлок Холмс менялся, когда чуял горячий след, как сейчас. Те, кто знал лишь тихого мыслителя и логика с Бейкер-стрит, не узнали бы его. Его лицо вспыхнуло и потемнело. Брови слились в твердую черную линию, глаза под ними сияли стальным блеском. Его лицо было склонено, плечи ссутулились, губы сжались, вены проступили, как веревки, на длинной мускулистой шее. Его ноздри, казалось расширились, как у совершенного животного во время гона, его разум был так абсолютно сконцентрирован на своей задаче, что вопросы и замечания пролетали мимо его ушей или, скорее, лишь вызывали быстрое, нетерпеливое хмыканье в ответ». Это невероятно живое, невероятно подробное описание Холмса. Действительно, ватсоновские описания очень многозначительны. Он говорит о «вспыхнувшем и потемневшем лице. Упоминает, что его глаза сияют «стальным блеском» и замечает «длинную, мускулистую шею». Затем есть аналогия с «животным во время гона» вместе с образом хмыкающего Холмса. Фактически, можно лишь гадать, описывает ли Ватсон расследование или их сексуальную жизнь. С другой стороны, этот абзац говорит не только об интимности между ними, но и о продолжающейся одержимости Ватсона Холмсом. У детектива не занимает много времени прийти к правильным выводам. Срабатывают те же детали, и после возвращения в отель Холмс ощущает необходимость обсудить свои находки. " — Смотрите сюда, Ватсон, — сказал он, отчистив одежду, — просто сядьте на стул и позвольте немного вас просветить. Я совершенно не знаю, что делать, и ценю ваши советы. Закурите сигару и позвольте мне разъяснить». Мы уже обсуждали необходимость Холмса говорить в присутствии Ватсона, и здесь мы видим совершенный пример этого. Друг для него говорящая доска. Он своим присутствием вдохновляет его на мысли. Холмс любит обсуждать с другом свой день, и это в высшей степени обозначает его зависимость от Ватсона. Любопытно также заметить, что у обычного человека эта роль принадлежала бы супругу. Здесь эту роль исполняет Ватсон, и делает это восхитительно хорошо, поскольку вся беседа правильно направляет Холмса, и он смог раскрыть дело. Это, к сожалению, приводит нас к концу истории, и, прежде чем сделать выводы, мы должны особо отметить последнее замечание Ватсона. «Джеймс Маккарти был оправдан в суде под давлением улик, представленных Холмсом и предложенных защитой. Старый Тернер прожил 7 месяцев со дня нашего разговора и уже умер; есть надежда, что сын и дочь смогут жить счастливо, игнорируя черные тучи, омрачавшие их прошлое». Здесь Ватсон говорит о Холмсе в настоящем времени и, учитывая, что история опубликована в октябре 1891 г., несколько месяцев спустя после смерти детектива, ничего не остается, как заметить ошибку. Не закапываясь в теорию заговора, можно предположить, что Ватсон был так истощен горем и потерей, что месяцы после смерти Холмса отказывался признать его уход. Тогда опять можно просто заявить, что Ватсон написал рассказ до смерти Холмса, а опубликовал позже. Все же если написанное — правда, можно ожидать, что человек ватсоновских привычек изменил бы последние страницы, чтобы отразить уход Холмса. Какими бы ни были причины, очевидно, что мир Ватсона вращался вокруг Холмса, и с уходом друга, он обратился к своему воображению, единственному месту, где тот все еще существовал во всей красе.