Расшифровывая подтекст

Даты. Датирование «Картонной коробки» — спорная задача. Ватсон дает нам месяц, утверждая, что все происходило в яркий и жаркий августовский день. Это приводит Б.-Г. к выбору августа-сентября 1889 г. Год, однако, остается под вопросом, и есть несколько аргументов против этой даты. Для начала, Ватсон явно живет на Бейкер-стрит, поскольку упоминает комнаты и шторы, используя местоимение «наши». Вдобавок, нет упоминаний о Мэри, а значит, Вастон не женат. Однако, в истории есть ссылки на «Знак», что предполагает, что она произошла после его женитьбы. Поскольку рассказ опубликован в январе 1893 г., а Холмс исчез в 1891 (и в то время Ватсон еще был женат), это создает неразбериху. Автор полагает, что история имела место в 1890 г., когда Ватсон и Мэри временно жили раздельно. Синопсис. В возможно самой неоднозначной истории в Каноне Шерлок Холмс оказывается втянут в совершенно отвратительное дело. Мисс Сюзан Кушинг из Кройдона весьма обеспокоена получением по почте картонной коробки, содержавшей два сохраненных в соли человеческих уха. Скотланд-Ярд предполагает некий розыгрыш, поскольку мисс Кушинг в прошлом сдавала комнаты студентам-медикам, но Шерлок Холмс убежден, что уши имеют более зловещий смысл. Через исследование коробки и его содержимого, а так же навестив сестру Сюзан, Сару (которая, как был уверен Холмс, была настоящим получателем посылки), Холмс вышел на верный след и вскоре понял, что уши принадлежат младшей сестре Сюзан, Мэри, и ее любовнику. Подтекст. Прежде чем начать, вспомним, что когда «Записки о Шерлоке Холмсе» впервые вышли в Штатах, они не включали «Картонную коробку». Это рассказ посчитали слишком скандальным для американской аудитории, поскольку в нем описывался адюльтер. В результате начало истории было включено в «Постоянного пациента». Мы уже анализировали его. Для простоты можно посмотреть соответствующий раздел. Теперь отвлечемся от подтекста в этой сцене и обратимся к датировке, поскольку нахождение этого отрывка в хронологии истории содержит несколько интересных элементов, которые относятся к изучению подтекста. Мы признали месяц, упомянутый Ватсоном, т.е. август, но для определения года мы должны рассмотреть несколько аспектов. Во-первых, совершенно очевидно, что Ватсон живет на Бейкер-стрит, поскольку он не упоминает о жене и не навещает Холмса. Фактически, доктор несколько раз упоминает содержимое Бейкер-стрит («наши шторы были наполовину спущены…») с местоимением «наш». Если так, то мы должны предположить, что в настоящий момент Ватсон не женат. Однако, в рассказе есть также ссылка на «Знак четырех»: " — Дело, — сказал Шерлок Холмс, пока мы болтали с сигарами вечером в наших комнатах на Бейкер-стрит, — такое же, как те расследования, которые вы запечатлели под названиями «Этюд в багровых тонах» и «Знак четырех»…» Заметим здесь также упоминание «наших комнат». Вспомним, что «Знак четырех» был опубликован в феврале 1890 г. и что Б.Г. датирует его сентябрем 1888 г. Холмс упоминает, что Ватсон запечатлел историю, значит, она уже опубликована. Если так, то самая ранняя дата «Картонной коробки» — август 1890 г. Если Ватсон записал историю сразу после того, как она произошла, тогда самая ранняя дата (учитывая, что мы оставляем месяц) может быть август 1889 г. (по хронологии Б.-Г.) Вспомним также, что Б.-Г. датирует «Морской договор» несколькими неделями ранее «Картонной коробки», и в этом деле Ватсон живет вдали от Бейкер —стрит и явно женат. Тогда это неправдоподобно, поскольку доктор каких-то 3 недели спустя снова обнаруживается живущим на Бейкер-стрит. Должно было пройти какое-то время, значит дата августа 1889 г. неверна. Тогда мы должны предположить, что «Картонная коробка» имела место не раньше августа 1890 г. Однако, в то время Ватсон все еще женат. Рассказ опубликован в январе 1893 г., что дает нам следующие даты: август 1890, август 1891 и август 1892. Мы можем исключить две из этих дат, рассмотрев «Последнее дело». «Последнее дело» имело место в апреле 1891 г., что означает, что Холмс исчез в Рейхенбахском водопаде раньше августа 1891 г. Холмс не возвращался до 1894 г. Ватсон в «Последнем деле» говорит: «Можно вспомнить, что после моей женитьбы и последовавшего начала частной практики очень близкие отношения, которые существовали между мной и Холмсом, стали в некоторой степени видоизменяться. Он все так же приходил ко мне время от времени, когда нуждался в компаньоне для расследования, но эти случаи становились все более и более редкими, пока я не обнаружил, что в 1890 г. было только три дела, о которых у меня остались записи». И здесь мы ловим Ватсона на лжи. «Картонная коробка» на самом деле имела место в 1890 г. и не была одним из этих трех. Их было гораздо больше трех, поскольку Ватсон и Мэри разъехались (возможно, из-за продолжающихся ватсоновских побегов от Мэри к Холмсу) и доктор вернулся на Бейкер-стрит. Ватсон, конечно, не мог позволить этой скандальной информации выйти на свет, поэтому снизил свою роль в делах Холмса и переделал несколько дат так, чтобы поддержать иллюзию, что они с Мэри счастливы в браке. Фактически, так и продолжается до весны 1891 г., когда Холмс, на расследовании во Франции, убедил друга примириться с женой (поскольку на тот момент знал о профессоре Мориарти и предвидел свою неминуемую смерть). Отношения Ватсона и Мэри, однако, никогда не были такими же, и доктор был очень рад сбежать с Холмсом в «Последнем деле». Столкнулся ли доктор по возвращении со смертью супруги или с разводом, мы сказать не можем. Тогда остается единственный вопрос: почему Ватсон посчитал нужным уменьшить свое участие в расследованиях Холмса? В предыдущих случаях доктор писал о Мэри как об очень понимающей женщине, и поэтому весьма любопытно, что ему внезапно понадобилось отдалиться от друга. Он просто мог притвориться, что счастлив в браке. Могло ли тогда быть, что по возвращении на Бейкер-стрит Ватсон занял свое место не только рядом с Холмсом, но и в его постели? С этой мыслью мы теперь вернемся к рассказу. Сразу после вышеописанных событий Холмс читает письмо, полученное в то утро. Письмо от инспектора Лестрейда, который просит помощи Холмса в этом деле. Детектив, не желая соглашаться без своего Ватсона, спрашивает: " — Что скажете, Ватсон? Сможете вы преодолеть жару и пробежаться со мной до Кройдона, имея шанс на расследование для ваших анналов?  — Я жажду что-нибудь сделать». С первой сцены совершенно очевидно, что Холмс какое-то время придерживал эту записку, но однако высказал это не позже, чем попросил Ватсона сопровождать его в Кройдон. Вспомним также предшествующую скуку доктора, которую, как мы можем немедленно сделать вывод, Холмс заметил. Могло быть так, что он ждал от Ватсона привычных знаков скуки, прежде чем упомянуть о деле? Возможно, в надежде, что это увеличит шансы на его согласие? Ватсон ясно говорит, что «жаждет сделать что-нибудь», и мы должны допустить, что Холмс может это продедуцировать. Если так, то весьма замечательно, что детектив намеренно манипулирует ситуацией, чтобы обеспечить вовлеченность друга. Если автор прав, и Ватсон с Мэри действительно разъехались, то легко можно представить, что это первое дело у Холмса после возвращения друга. Ватсон солашается, и пара отправляется в Кройдон, где встречается с Лестрейдом и начинает расследование. Для начала они проверяют коробку, содержащую два человеческих уха. Холмсу понадобился один взгляд, чтобы заявить, что имело место отвратительное преступление. Ватсон, услышав слова друга, говорит нам: «Неясный трепет пробежал по моей коже, пока я слушал слова моего компаньона и видел строгую серьезность, отяжелившую его черты.» Мы предполагаем, что это первое расследование, в котором Ватсон принимает участие с момента разъезда с Мэри. Если так, тогда это заявление приобретает новое значение и приоткрывает завесу над тем, почему доктор и его жена не могут сохранить свои отношения. Очевидно, Ватсон не бросил все ради женатой жизни, поскольку очевидно, что он слишком поглощен трепетом охоты и дрожью возбуждения, которые испытывает от сотрудничества с Шерлоком Холмсом, чтобы посвящать время и внимание своей жене. Ватсон, конечно, не единственный, кто взволнован их воссоединением. Холмс, хотя и сохраняет сдержанный вид, показывает свое волнение в действиях, и это ясно видно несколько мгновений спустя, когда, после опроса Сюзан Кушинг, Холмс и Ватсон отправляются повидаться с ее сестрой Сарой. Они берут кэб, и здесь очень многозначительно рыцарство детектива. «Когда мы вышли, мимо проезжал кэб, и Холмс окликнул его.  — Сколько до Веллингтона? — спросил он.  — Около мили, сэр.  — Очень хорошо. Запрыгивайте, Ватсон.» Как благородно со стороны Холмса, что он делает шаг в сторону и приглашает друга в кэб первым. Очевидно, что он все еще совершенно не уверен относительно намерений Ватсона, и намеревается, через действия, слова и подвиги вернуть друга на постоянной основе. Паре не удается увидеть Сару, но новость о ее внезапной мозговой лихорадке дает Холмсу ответ, который он искал. Сделав вывод, мысли Холмса поворачивают в игривом направлении, и он заявляет: " — Везите нас в какой-нибудь приличный отель, кэбмен, где мы можем пообедать, а после этого мы свалимся на голову Лестрейду, в полицейский участок.» Разве не любопытно, что Холмс хочет обедать в каком-то анонимном отеле. Обычно он должен быть уверен, где принимает пищу, однако здесь оставляет решение полностью на совести кэбмена. Не будет ли неразумно допустить, что неуверенность Холмса больше связана с желанием постели и меньше с желанием поесть? Ватсон в конце концов говорит, что «полдень давно миновал, и горячий ослепительный свет смягчился и загустел, прежде чем мы оказались в полицейском участке». Очевидно, что даже медленный обед не мог занять бОльшую часть дня. Вскоре после их «обеда» рассказ сворачивает к Джиму Браунеру и его отчету о событиях, которые привели к убийству его жены и ее любовника. Что здесь изумительно, так это то, что его заявление записано и Лестрейд присылает Холмсу копию. Холмс читает ее вслух Ватсону, и легко можно представить двух мужчин, сидящих возле камина с сигарами в руках, возможно, в халатах и раскрасневшихся после утренних действий. Любопытно также, что дело крутилось вокруг неверности и измены. Фактически, оно сильно расстроило Холмса, и легко можно представить, что, несмотря на счастье снова видеть рядом Ватсона, он чувствует нечто вроде самоукора. Дело закончилось замешательством Холмса, и мы слышим в его словах неуверенность, сомнение, а больше всего вину. «В чем смысл всего этого, Ватсон? — торжественно спросил Холмс, отложив бумагу. — Для чего этот круг горя, насилия и страха? Все должно вести к какому-то концу, или наш мир управляется случаем, который непознаваем. Но к какому концу? Это великая вечная проблема, в решении которой человеческий рассудок так же далек от ответа, как и всегда».