Расшифровывая подтекст

Даты. Б.-Г. датирует рассказ мартом 1890 г. Ватсон говорит, что события происходили в марте 1892 г. Поскольку дата Ватсона относится к периоду отсутствия Холмса (действительно, Ватсон в это время был под впечатлением, что его друг погиб), мы автоматически можем не принимать в расчет его дату. Дата Б.-Г. тоже проблематично, поскольку Ватсон живет на Бейкер-стрит и в этом рассказе явно не женат. Холмс также ссылается на ватсоновские публикации, что предполагает, что тот уже какое-то время печатается. Вспомним, что в марте 1890 г. Ватсон опубликовал только два дела («Этюд» и «Знак»). Это, вкупе с отсутствием Мэри и присутствием Холмса, подразумевает дату где-то после возвращения Холмса. За более позднюю дату говорит и упоминание Холмсом полковника Каррутерса. Хотя и не полковник, но единственный Каррутерс, который появлялся в Каноне, был мистер Каррутерс в «Одинокой велосипедистке». События «Одинокой велосипедистки» произошли в 1895 г. «В Сиреневой сторожке» был опубликован в 1908 г. Синопсис. Разделенная на две части («Необычайный случай с мистером Джоном Экклсом» и «Тигр из Сан-Педро») «Сиреневая сторожка» начинается с визита мистера Экклса в квартиру Холмса и Ватсона на Бейкер-стрит. Он весьма взволнован и желает, чтобы детектив расследовал исчезновение всех жомочадцев в Эшере, где он вечером был в гостях.Вскоре история принимает драматичный оборот, когда, с прибытием полиции, мы узнаем, что хозяин мистера Экклса, человек, по имени Гарсия, ночью был убит. Мистер Экклс, будучи последним, кто видел Гарсию живым, вынужден рассказать странную историю своего пробуждения утром в совершенно пустой резиденции мистера Гарсии. После нескольких попыток навести справки, мистер Экклс отправился искать помощи у Шерлока Холмса. Холмс, чьи действия зеркалил местный инспектор Бейнс, вскоре смог связать смерть Гарсии с одним безжалостным южноамериканским диктатором, известным как Тигр из Сан-Педро. Подтекст. «В моей записной книжке я нахожу отметку, что был холодный ветреный день конца марта 1892 г. Холмс получил телеграмму, пока мы сидели за ланчем, и нацарапал ответ. Он ничего не сказал, но вопрос остался в его мыслях, поскольку после этого он с задумчивым лицом встал у камина, куря трубку и изредка бросая взгляды на послание. Внезапно он повернулся ко мне с озорным блеском в глазах». Так начинается рассказ «В Сиреневой сторожке», и хотя мы решили игнорировать дату Ватсона, первый абзац содержит несколько интересных элементов подтекста. Во-первых, заметим утверждение Ватсона, что Холмс, получив телеграмму и ответив на нее, продолжал о ней думать. Хотя мы не сомневаемся, что Холмс способен прочитать мысли друга, здесь мы видим, что и тот так же способен прочитать холмсовы. Поскольку Канон диктует, что Ватсон не способен к такой изумительной дедукции, мы должны предположить, что он пришел к своему выводу через интимное чувствование Холмса. Ватсон знал мысли, занимавшие разум друга, потому что, и это очень просто, знал его самого. На протяжении Канона мы были свидетелями, как Ватсон изучал Холмса, и поэтому неудивительно узнать, что он стал, по существу, экспертом по Холмсу. Дальше мы видим ватсоновское описание, что Холмс «повернулся ко мне с озорным блеском в глазах». Это не первый случай, когда доктор упоминает этот самый «озорной блеск». На самом деле, это случается весьма часто, и в каждом таком случае этот блеск сопровождается сообщением Ватсону о новом деле. Очевидно, Холмс получает большое удовольствие, втягивая друга в свою работу. Это не говоря уже о постоянной одержимости Ватсона глазами Холмса. Холмс читает Ватсону телеграмму, которую получил, и легко спрашивает о его соображениях о ней. У них немного времени на обсуждение, поскольку вскорости прибывает их клиент, мистер Скотт Экклс. Он едва успевает представиться, как появляется полиция, и у Холмса занимает некоторое время, чтобы убедить всех присутствующих позволить мистеру Экклсу поведать свою странную историю. Здесь мы, конечно, слегка отклоняемся, поскольку история мистера Экклса весьма интересна сама по себе. На протяжении его истории мы снова видим нагруженный подтекстом сюжет. В нем мы наблюдаем изнутри гомосексуальность в викторианскую эпоху и, на самом деле, отношения Холмса и Ватсона. Здесь мы говорим, конечно, об отношениях мистера Экклса и мистера Гарсии. Скоро мы узнаем, что Экклс провел ночь доме Гарсии и что в ту ночь Гарсия был найден мертвым. Заметим заявление Экклса касательно его и Гарсии знакомства: " — Я холостяк, — сказал он, — и, будучи общительным, завожу много друзей. Среди них есть семья пивовара на покое, по имени Мелвилл, живущая в Альбемарл Мэншн, Кенсингтон. За их столом несколько недель назад я познакомился с молодым человеком по имени Гарсия. Он был, как я понял, испанского происхождения и как-то связан с посольством. Он прекрасно говорил по-английски, имел приятные манеры и выглядел лучше всех мужчин, каких я когда-либо встречал». Экклс продолжает: «Каким-то образом у нас завязалась дружба, между мной и этим молодым человеком. Он, казалось, с самого начала почувствовал ко мне склонность и спустя 2 дня после знакомства приехал навестить меня в Ли. Одно потянуло за собой другое и закончилось тем, что он пригласил меня провести несколко дней в его доме, Сиреневой сторожке, между Эшером и Оксшоттом.» Мы несколько раз упоминали о склонности авторов-викторианцев писать кодом. Для викторианской благопристойности было совершенно нормально прятать то, что хотел сказать автор за тонко завуалированными намеками. В этом заявлении Экклса заметим, что Гарсия «выглядел лучше всех мужчин, каких я когда-либо встречал». Заметим также ударение Экклса на то, что он холостяк. Затем есть его упоминание о «завязывании дружбы», и совершенно кричащее «одно потянуло за собой другое». Читателю нет нужды упоминать, что это была дружба, быстро переросшая в посещения домов. Перечитывая это, видим, что этот отрывок очень многозначителен, а если рассматривать его с точки зрения викторианского кода, начинаем понимать, что Ватсон явно скрывает настоящие отношения между мистером Экклсом и мистеро Гарсией: то, что они, на самом деле, любовники. Хотя эти отношения позже объясняются тем, что Гарсии нужно было алиби, нужно спросить, почему тогда испанец просто не использовал мистера Мелвилла, который познакомил пару. Хотя полностью возможно, что Гарсия нуждался в алиби, в равной степени возможно, что он добивался этого алиби, ухаживая за приятным незнакомцем. Завершив рассказ, мистер Экклс был препровожден в Скотланд-Ярд, чтобы там с него сняли показания. Холмс и Ватсон снова остаются одни на Бейкер-стрит и обращают свое внимание на теории, связанные с делом. Однако их прерывает телеграмма — ответ на послание Холмса. Действия детектива здесь весьма интересны. «Ответ на телеграмму Холмса принесли перед возвращением нашего суррейского офицера. Холмс прочитал ее и уже хотел положить в свою записную книжку, когда поймал мой выжидающий взгляд. Он со смехом перебросил ее мне». Это весьма внимательно со стороны Холмса и, нужно признаться, также весьма подкупает. То, что Холмс должен сначала взглянуть на друга, чтобы понять его настроение, совершенно замечательно. То, что, заметив выражение его лица, Холмс немедленно передает ему телеграмму, невероятно. Холмс, создается впечатление, весьма внимателен к чувствам Ватсона, и это в высшей степени намекает на более позднюю дату, поскольку легко представить, что после возвращения Холмса, с внезапным отсутствием Мэри и возвращением Ватсона на Бейкер-стрит, пара возродила их экспериментальный роман. Вскоре Холмс и Ватсон покидают Бейкер-стрит и направляются в Суррей, чтобы начать расследование. Там «мы с Холмсом взяли вещи для ночевки и нашли удобные комнаты у Булла». Интересно заметить, что позже Ватсон упоминает комнаты как квартиру, что предполагает, что они делили пространство. Можно лишь допустить, учитывая, что они остановились в гостинице маленького городка, что их комнаты были действительно весьма уютны. Сразу после прибытия и размещения пара отправляется в Сиреневую сторожку в компании инспектора Бейнса. Там они делают круг по дому и получают свидетельства и улиуи, собранные Бейнсом. И тут мы получаем, возможно, одно из самых многозначительных заявлений за весь рассказ. Ватсон сообщает: «По множеству мелких признаков я мог сказать, что Холмс взял след. Для стороннего наблюдателя он был такой же невозмутимый, как всегда, но подавленный огонь и намек на напряжение в его сияющих глазах и быстрых движениях сказали мне, что игра началась. Он по привычке ничего не говорил, а я, по своей, не задавал вопросов. Для меня достаточно разделять охоту и оказывать посильную помощь в поимке, не отвлекая этот поглощенный задачей мозг ненужными замечаниями. В свое время мне все объяснят». Невероятно, не правда ли, что Холмс считал Ватсона неспособным к дедукции. Ватсон даже слишком способен и прекрасно здесь это демонстрирует. То, что Ватсон знает, просто читая различные мелкие знаки, что Холмс взял след, ярко показывает его наблюдательность. Мы не можем очень уж винить Холмса за несправедливость, поскольку в своей наблюдательности Ватсон очень выборочен. Фактически, его таланты в дедукции не часто распространяются на расследование, потому что чаще Ватсон проводит все его время, изучая и наблюдая Холмса. Холмс — его предмет, и его Ватсон знает прекрасно. Мы называли доктора экспертом по Холмсу, и он действительно таков, поскольку нет больше никого, кто мог бы заявить, что знает Холмса так, как Ватсон. Здесь мы также видим понимание, существующее между двумя мужчинами. Очевидно, что они функционируют как единое целое, и каждый чувствует себя потерянным без другого. То, что Ватсон проявляет такое терпение, весьма показательно в плане доверия, которое он чувствовал к Холмсу, и то, что он доволен, разделяя приключения друга, очень показательно в плане верности по отношению к Холмсу. Действительно, Ватсон буквально человек Холмса. Желание Ватсона действительно исполняется, поскольку в нужное время Холмс складывает воедино кусочки дела, спасая жизнь женщине и раскрывает правду, скрывавшуюся за любопытным инцидентом в Сиреневой сторожке. Рассказ заканчивается возвращением на Бейкер-стрит, и хотя оно не представляет нам дополнительного подтекста, интересно заметить, что Холмс, обращаясь к Ватсону, называет его «мой дорогой» 7 раз на протяжении первой половины рассказа. Фактически, частота такого обращения весьма раздражает, так как в большинстве дел таких обращений 2 или 3. Здесь напрашивается вопрос: почему в этом деле больше, чем во всех остальных, Холмс постоянно так обращается к другу? Возможно ли, что они снова устанавливают близкие отношения? Могло ли быть так, что с уходом Мэри и возвращением Ватсона на Бейкер-стрит, он также вернулся и в постель Холмса?