Расшифровывая подтекст

Даты. Б.-Г. датирует события рассказа ноябрем 1895 г. Поскольку Ватсон согласен с этой датой, у нас нет причин ставить под сомнение место рассказа в хронологии Б.-Г. Впервые опубликован в декабре 1908 г. Синопсис. Шерлок Холмс начинает подозревать, что лондонский преступник больше не тот предприимчивый парень, поскольку последние преступления в лучшем случае мЕлки. Однако, как только он жалуется на недостаток преступлений, как получает сообщение, что Юпитер, в виде его брата Майкрофта, снизошел. Майкрофт приносит с собой ужасное дело, угрожающее безопасности Англии. Он практически умоляет брата взглянуть на любопытную смерть Кадогана Уэста, чье тело было найдено на линии метро возле Олдгейта с семью из десяти утраченных листов сверхсекретного правительственного проекта в кармане. Получается, что Кадоган Уэст украл планы Брюса Партингтона, а три самых важных листа теперь в руках вражеского агента. Несмотря на прозрачность дела, не все потеряно, поскольку Холмс способен построить расследование, просто заметив, что тело было найдено рядом с серией железнодорожных стрелок. Незаконный взлом, допрос и небольшое перевоплощение — все, что понадобилось, чтобы привести дело к раскрытию и безопасному возвращению утерянных планов подводной лодки Брюса Партингтона. Подтекст. «На третьей неделе ноября 1895 г. на Лондон опустился густой желтый туман. С понедельника до четверга сомневаюсь, что из наших окон на Бейкер-стрит можно было увидеть очертания домов на противоположной стороне». Так начинается рассказ «Планы Брюса Партингтона», и интересно заметить, что Ватсон подчеркивает, что они с Холмсом провели 4 дня взаперти на Бейкер-стрит в компании только друг друга. «Но когда, на четвертый день, отодвинув наши стулья после завтрака, мы увидели жирное тяжелое коричневое кружение, все так же плывущее мимо нас и садящееся масляными каплями на окна — нетерпеливая и активная натура моего друга не смогла больше выносить такое однообразное существование». Интересно также заметить, что Ватсон был способен отвлекать Холмса от его бездействия полных три дня. Хотя мы и разочарованы, что на четвертый его не хватило, однако действительно стОит поаплодировать его стойкости и выдержке. К счастью для Холмса (и Ватсона), монотонность их четвертого дня вскоре была прервана телеграммой от Майкрофта. Это значительно поднимает дух Холмса, и он спрашивает: " — Кстати, вы знаете, кто такой Майкрофт?» Вспомним, что впервые Ватсон встретился с Майкрофтом в «Случае с переводчиком», деле, которое Б.-Г. датирует 1888 г. Мы предположили, что Холмс и Ватсон в это время только начали эксперимент по переопределению их отношений. Это было, очевидно, для Ватсона первым знаком неприятностей, когда он покинул Холмса ради жены. Мы можем спокойно сделать вывод, что Холмс, хотя и захваченный Ватсоном, не полностью доверял ему, когда впервые знакомил с Майкрофтом. Интересно заметить, что теперь это положение поменялось. " — Я не знал вас в те дни достаточно хорошо. Нужно быть сдержанным, когда говоришь о высших делах государства. Вы правы, думая, что он работает на британское правительство. Вы только будете правы, если скажете, что иногда он и есть британское правительство». Это дает нам, возможно, сильнейшее доказательство того, что отношения Холмса и Ватсона стали очень серьезными. Также совершенно очевидно, что оба они полностью осознают эти изменения. Мы, однако, не видим никаких доказательств того, что кто-то из них озвучил свои чувства, и однако этот пример доверия явно показывает, что они на пути к этому. Холмс продолжает детальное описание того, что влечет за собой работа Майкрофта, Ватсон внимательно слушает вплоть до упоминания Холмсом Кадогана Уэста. Затем доктор вспоминает, что слышал это имя раньше, и вскоре находит газетную статью с описанием его смерти. Новость привлекает интерес Холмса, и он просит друга изложить факты из статьи. «Он свернулся в своем кресле.  — Ну же Ватсон, давайте факты». Любопытно, не так ли, что Ватсон описывает детектива «свернувшимся в кресле». Также любопытно, что Холмс чувствует необходимость свернуться в кресле, чтобы слушать голос Ватсона. Рассказ Ватсона общеизвестных фактах продолжается с приходом Майкрофта. Майкрофт может добавить менее известные факты, и, выслушав все, Холмс, как и предполагал его брат, вступает в игру. " — Так-так, — сказал Холмс, пожимая плечами. — Идемте, Ватсон!» Конечно, не без своего Ватсона. Первая их остановка — линия лондонской подземки возле Олдгейта. Там Холмс поражен близостью тела к стрЕлкам. Действительно, он очень волнуется, и Ватсон говорит: «На этом его горячие вопрошающие глаза и сконцентрировались, и я видел на его остром живом лице те крепко сжатые губы, тот трепет ноздрей и сведенные широкие кустистые брови, которые так хорошо знал». Хотя мы по меньшей мере не удивлены ни наблюдению Ватсона за Холмсом, ни вниманию к деталям при его описании, этот отрывок весьма показателен в своем эротизме. Не в том, что Ватсон говорит о сжатых губах и трепещущих ноздрях Холмса. Он продолжает, упоминая о сведенных бровях, что хорошо знал это выражение. Хотя мы не можем сомневаться, что это выражение характерно для Холмса, расследующего дело, мы также должны заметить, что сжатые губы, трепещущие ноздри и сведенные брови весьма обычны в более интимных положениях. Можно гадать, описывает ли Ватсон Холмса в деле или Холмса предыдущим вечером, до того, как пришел Майкрофт и отвлек брата от ухаживаний Ватсона. Однако, мы должны ненадолго отвлечься от дела и рассмотреть очень любопытное заявление. Пока продолжается расследование, у Ватсона появляется причина сказать: «Одной из самых явных слабостей моего друга было то, что он бывал нетерпелив с интеллектами менее острыми, чем его собственный». Хотя в вышесказанном нет подтекста, это интересное замечание, поскольку предполагается, что Ватсон на самом деле недооценивает свои способности. Если Ватсону недостает интеллекта и он неспособен стимулировать Холмса, можно не сомневаться, что детектив испытывал бы растущее раздражение от присутствия доктора. Пока этого не происходит, и, действительно, полное впечатление, будто детектив позволяет доктору подойти ближе любого другого человека, и мы должны сделать вывод, что Ватсон гораздо более умен, чем позволяют нам верить его произведения. Значит, на самом деле их отношения — это отношения равных. Возвращаясь к делу, раскрыв необычное совпадение большого количества стрЕлок и изгиба путей в том месте, где нашли тело, Холмс и Ватсон продолжают расследование. Они проводят несколько допросов, прежде чем наконец исследовать здание, в котором обычно хранились планы подводной лодки. Ватсон рассказывает: «Его интерес сильно возрос, только когда мы были на лужайке снаружи». И мы должны сделать вывод, что Холмс, возможно, вуайерист. Легко можно представить, что именно Ватсон удерживает его в рамках и предотвращает любой намек на скандал. По мере расследования над Кадоганом Уэстом сгущаются тучи, а Холмс отчаивается вернуть пропавшие документы. Утомленные, без реального продвижения, они возвращаются на Бейкер-стрит. Там они получают телеграмму от Майкрофта со списком иностранных агентов, бывших в Лондоне во время похищения. Один адрес внушает надежду, и Холмс, обращаясь к другу, заявляет: «Почему-то, Ватсон, я уверен, что в конце концов мы выиграем. — Он хлопнул меня по плечу во внезапном порыве веселья». Здесь мы наблюдаем еще один элемент их отношений. Выше мы предположили, что Холмс высоко ценит и наслаждается интеллектом Ватсона, а здесь мы предполагаем, что Холмс также весьма благодарен, что есть кто-то, с кем он может отпраздновать успех. У нас нет сомнений, что Холмсу было бы скучно и он был бы очень одинок без своего Ватсона. Затем детектив озвучивает намерение выйти. Однако следует осторожное заявление: " — Это только разведка. Я не сделаю ничего серьезного без моего доверенного товарища и биографа рядом.» Очевидно, Холмс ценит друга выше, чем просто помощника. То, что он подумал об уверениях, весьма показательно в плане развития чувств к Ватсону. Холмс ценит время доктора и его вклад в расследования, но более того, Холмс ценит и чувства друга и очень внимательно обеспечивает уверенность, что Ватсон не само собой разумеющееся обстоятельство. Холмс продолжает: " — Оставайтесь здесь, и странно будет, если мы не увидимся через час или два. Если ожидание затянется, возьмите перо и бумагу и начинайте повествование о том, как мы спасли государство». Холмс начинает прикидывать, как долго он будет отсутствовать, что гораздо более присуще разговору мужа и жены, чем друга с другом. Потом, конечно, следует предположение, что Ватсон засядет за свое повествование, Холмс пытается узаконить положение друга, поддержав его творчество (то, что Холмс так часто критиковал в прошлом). На самом деле то, что Ватсону приходится терпеливо ждать возвращения Холмса, тоже весьма показательно. «Весь долгий ноябрьский вечер я с возрастающим нетерпением ждал его возвращения.» Легко можно представить Ватсона, ожидающего и жаждущего возвращения друга. Очевидно, в этой точке их отношений эти двое совершенно неразделимы. Ватсону не приходится ждать долго, поскольку вскоре он получает записку с инструкцией встретиться с Холмсом в ресторане Гольдини. Ватсон, конечно, не колеблясь, идет. После прибытия друга, Холмс начинает пересказывать цепь событий, которую он выстроил. Ватсон с интересом слушает, но поняв, что Холмс планирует незаконное проникновение в дом известного иностранного агента, выражает сдержанность. Их беседа, нужно согласиться, весьма показательна. " — Мне это не нравится, Холмс.  — Мой дорогой, вы будете наблюдать на улице. Я сделаю всю преступную работу. Не время застревать на пустяках. Подумайте о Майкрофте, Адмиралтействе, Кабинете, великих личностях, которые ждут новостей. Мы обязаны идти. Моим ответом был подъем из-за стола.  — Вы правы, Холмс. Мы обязаны идти. Он вскочил и пожал мне руку.  — Я знал, что вы не станете уклоняться, — сказал он, и на секунду я увидел что-то в его глазах, почти нежность, которой я никогда не видел. В следующее мгновение он опять стал властным и практичным.» Вначале заметим, что Холмс на самом деле не сомневается в Ватсоне. Он хорошо знает друга, и хотя предвидит его первоначальные возражения, уверен, что Ватсон присоединится к нему. Это говорит об их долгом общении и близости, их собственной близости. Однако, не эта близость делает этот диалог таким экстраординарным. Автор здесь говорит, конечно, о нежности, которая появляется в глазах Холмса. Для полного понимания значения этого момента мы должны снова вернуться к хронологии. Вспомним, что Холмс и Ватсон живут вместе плюс-минус около 15 лет. За это время они прошли путь от знакомства до соседства, осторожной дружбы, близкой дружбы, они были любовниками, отдалившимися любовниками, снова близкими друзьями, а затем, после возвращения Холмса, опять стали любовниками. Здесь, однако, существенный сдвиг, поскольку до женитьбы Ватсона их отношения были неловкими, строились больше на вожделении, чем на любви. Теперь, однако, они пришли к любви, совершенно и абсолютно, без условий, и хотя они еще должны озвучить свои чувства, здесь мы видим, что они уже близки к этому. То, что Холмс позволил, хотя и лишь мимолетно, проявиться на лице его привязанности к Ватсону, весьма показательно. Это говорит о доверии, о растущем покое Холмса, поскольку, хотя он все еще не уверен, как лучше выразить глубину своих эмоций, он начинает понимать, что делать это, в конце концов, не так уж трудно. Ватсон соглашается помочь Холмсу в его поисках, и вскоре они приходят к дому Оберштейна, где Холмс понимает, что им понадобится взобраться на небольшую стену. Здесь мы становимся причастны к явному чувству профессионального партнерства, которое существует в их личных отношениях. Весьма знаменательно, что они могут сочетать все так четко. " — Дайте мне руку, Ватсон, и я сделаю для вас то же самое». Снова совершенно возможно, что Холмс лишь хотел подержать руку Ватсона на людях. Теперь мы должны отклониться от рассказа, чтобы коснуться интересной параллели. Во второй половине рассказа Холмс и Ватсон занимаются преступной деятельностью. Они намереваются влезть в частную резиденцию и собрать улики. Однако, весьма интересно, что эта экспедиция происходит одновременно с явным изменением в их отношениях, о котором мы упоминали выше. Пока Холмс и Ватсон становятся ближе, Ватсон становится все более очевиден в буквальных упоминаниях их отношений. Мы начинаем понимать, что явные намеки спрятаны в многочисленных ссылках Ватсона на расследование. Например, во время их путешествия к резиденции Оберштейна, холмс заявляет. " — Умоляю, не уроните инструменты. Ваш арест как подозрительной личности был бы самым несчастливым осложнением». Здесь Холмс полагает, что арест Ватсона осложнил бы их расследование. Хотя ношение инструментов для взлома было незаконно в Лондоне после наступления темноты, нам ничего не остается, как гадать, был ли это единственный закон, на который Холмс ссылается. Действительно, тема продолжается: " — Вон там есть превосходная арка на случай вторжения слишком усердного полицейского». Мы снова видим, что Холмс ссылается на закон и незаконность того, что они собираются делать. Мы также должны заметить, что Холмс предполагает, что они скроются из вида, чтобы избежать глаз закона. «Мы с трудом добрались до темной тени раньше, чем услышали впереди в тумане шаги полицейского». Наконец мы видим Холмса и Ватсона, прячущихся в тени, чтобы избежать полиции. Анализируя это с точки зрения изучающих подтекст, вначале мы должны вспомнить, что гомосексуальность в это время была незаконной. Отметив это, мы начинаем понимать намеки в повествовании Ватсона. Грабеж в исполнении друзей становится намеком на их сексуальную связь. И то, и другое незаконно, но правильно с точки зрения справедливости. «Одной из самых значимых характеристик Шерлока Холмса была способность отключаться от дела и направлять все мысли на что-то другое, когда он был уверен, что больше не может работать продуктивно». Расследование проходит хорошо, и по возвращении на Бейкер-стрит Холмс откладывает дело в пользу расслабляющих занятий. Легко можно представить, что Холмс был просто осенен намеком на их более ранние занятия. Его либидо удовлетворено, Холмс снова способен сконцентрироваться на деле, и вскоре они с Ватсоном возвращаются к дому Оберштейна, на этот раз к ожиданию в засаде человека, ответственного за похищение планов субмарины. «От удара широкополая шляпа слетела с его головы, шейный платок соскользнул с губ, и под ним оказалась длинная светлая борода и мягкие, красивые тонкие черты полковника Валентайна Уолтера». Это происходит через секунду после того, как их ловушка захлопывается, и интересно отметить, ватсоновское описание полковника Уолтера. Очевидно, Ватсон все так же способен восхищаться и ценить привлекательного мужчину. Остается гадать, разделяет ли Холмс это мнение, или, позже прочитав отчет Ватсона, ругал его за то, что тот позволил себе восхищаться. Однако создается впечатление, что это у Ватсона были основания ревновать, поскольку позже, успешно завершив дело, Холмс возвращается на Бейкер-стрит после одиночного отсутствия с заметной изумрудной булавкой для галстука. Весьма удивительно заметить, что Ватсон не может удержаться и не спросить о ней. «Когда я спросил, купил ли он ее, он ответил, что это подарок от некой благодарной леди, в чьих интересах он однажды достаточно успешно действовал, чтобы заслужить маленькое вознаграждение. Больше он ничего не сказал; но я предположил, что догадался об августейшем имени леди, и почти не сомневаюсь, что изумрудная булавка всегда будет напоминать моему другу о планах Брюса Партингтона». Хотя Ватсон делает это замечание небрежным тоном, мы не можем сомневаться, что его первое беспокойство было, что Холмс получил булавку от другого поклонника. К его облегчению, он узнает, что Холмс получил ее от Виндзоров. Совершенно возможно, что доктор в последующие месяцы купил равный по щедрости подарок, который преподнес Холмсу на Рождество.