Расшифровывая подтекст

Даты. Б.-Г. датирует события рассказа октябрем 1896 г. Ватсон сообщает, что дело было в конце 1896 г., и однако любопытно заметить, что Б.-Г. не датирует ни одного дела между ноябрем 1895 и октябрем 1896 г. Не сомневаясь в дате Ватсона, мы должны спросить, что это за период затишья, особенно учитывая, что раньше Ватсон упоминал, что Холмс был очень занятым человеком между 1894 и 1901 г. Впервые опубликован в январе 1927 г. Синопсис. Один из наиболее необычных рассказов Ватсона, «Жиличка под вуалью», вообще не приключение. Фактически, это просто тайна, существовавшая как десятилетиями не раскрытое дело. Все же это любопытная история, трагичная и не без достоинств. Здесь Холмс соглашается встретиться с миссис Рондер, женщиной, которую он помнит по старому расследованию, включавшему смерть мужчины и увечье женщины от лап циркового льва. В то время Холмс чувствовал уверенность, что дело это — нечто бОльшее, чем просто неудача, поэтому он очень хотел услышать первым отчет миссис Рондер о событиях, которые привели ее мужа к смерти, а ее лицо — к уродству. Подтекст. «Когда размышляешь, что мистер Шерлок Холмс вел активную практику в течение 23 лет, и 17 из них мне было позволено помогать ему и вести записи о его деяниях…» Так начинается рассказ «Жиличка под вуалью», и здесь мы остановимся, чтобы исследовать заявление Ватсона с точки зрения хронологии. Первое дело Холмса (не считая «Глории Скотт», поскольку в то время он не практиковал) было опубликовано Ватсоном под названием «Обряд дома Месгрейвов». По хронологии Б.-Г. оно произошло в октябре 1879 г. Мы также должны отметить, что Холмс упоминает о нем как о своем третьем деле и явно говорит, что именно оно подтолкнуло его к карьере. Последнее официальное расследование Холмса до ухода на покой имело место в сентябре 1903 г. Поэтому мы можем предположить, что Холмс активно практиковал с 1879 по 1903 г. Получается 24 года. Но, конечно, Холмс не практиковал во время своего отсутствия (1891 — 1894), значит, мы должны вычесть эти три года. По нашим расчетам выходит, что Холмс активно практиковал 21 год. Мы допустим, что расчеты Ватсона идут с 1877 г., когда Холмс занял квартиру на Монтегю-стрит (согласно большинству исследователей) и начал строить свою практику (даже если первые несколько месяцев и был застой). Затем Ватсон говорит, что был вовлечен в дела Холмса 17 из этих лет. Первое дело Ватсона, как мы знаем, было описано в «Этюде в багровых тонах» и имело место вскоре после их встречи весной 1881 г. 17 лет дают нам 1898 г. Добавив к этому три года перерыва, получаем 1901 г.; два года выброшены из работы Холмса. Или Ватсон ошибся в расчетах, или существовал период в два года где-то между «Этюдом» и уходом Холмса на пенсию, когда Ватсон был вдали от Бейкер-стрит. Хотя, конечно, это тема для домыслов, мы предполагаем, что здесь Ватсон ссылается не на свою роль в практике Холмса, а на свою роль в его жизни, поэтому они выбрасывают два года между 1889 и 1891 из своих подсчетов, поскольку в этот период он был женат на Мэри Морстен и, следовательно, не мог рассматривать себя целиком вместе с Холмсом. «Однажды утром — дело было в конце 1896 г. — я получил поспешную записку Холмса с просьбой о моем присутствии». Здесь нам представлена еще одна интересная проблема. Непосредственно перед этим делом и сразу после него Ватсон живет на Бейкер-стрит. Мы также знаем, что Ватсон продал практику и уделяет все свое время Холмсу и его растущей практике. Почему тогда Холмсу приходится за ним посылать? Хотя другие исследователи считают, что доктор жил на Бейкер-стрит во время этого расследования (на самом деле некоторые ставят под вопрос место этой истории в хронологии), мнение автора таково, что Ватсон вообще не уезжал с Бейкер-стрит. Фактически, он всего лишь вышел по каким-то личным делам, а Холмс, зная его привычки, отправил посыльного найти Ватсона на улице. По всей вероятности, Холмс точно знал, где найти друга — показатель их растущей близости, как результата долговременных отношений. Холмс, конечно, находит Ватсона, и тот немедленно летит назад на Бейкер-стрит, где обнаруживает друга, разговаривающего с клиенткой. Детектив поясняет другу: " — Миссис Меррилоу не возражает против табака, Ватсон, если вы хотите предаться вашим вредным привычкам». Нельзя не признать, что комменарий изумителен, поскольку полное впечатление, что их связь так же сильна, как прежде, Холмс игриво дразнит Ватсона прямо на глазах у клиентки. Перепалка отложена в сторону, чтобы их клиентка смогла пересказать свою историю. Она действует от имени своей жилички, которую Холмс имеет причины знать, и просит, чтобы он пришел лично услышать из первых рук рассказ странной леди под вуалью. Холмс соглашается, и миссис Меррилоу уходит, после чего Холмс вспоминает изначальное дело, впервые познакомившее его с жиличкой миссис Меррилоу. " — Помните ли вы о трагедии в Аббас Парва?  — Нет, Холмс.  — Однако, тогда вы были со мной». Мы определенно можем датировать изначальное дело ранним временем отношений Холмса и Ватсона, однако здесь нас больше интересует комментарий Холмса, что Ватсон «тогда был с ним». Совершенно восхитительно, что Холмсу приходится вспоминать детали дела, однако он отчетливо помнит, что Ватсон тогда был рядом. Почему Ватсон не помнит это дело — оставим этот вопрос до лучших времен. Холмс сообщает детали и, закончив, спрашивает о соображениях друга. Хотя ответ Ватсона очарователен и говорит о его прогрессе, здесь мы хотим рассмотреть реакцию Холмса. «Холмс посмотрел задумчиво и некоторое время молчал.  — Ну, Ватсон, кое-что говорит в пользу вашей теории…» Почти можно изобразить удивление Холмса: то, что Ватсон предлагает теорию, которая в тот момент не пришла в голову Холмсу, — явный знак, что Ватсон быстро становится обладателем собственных заслуг. Действительно, можно почти расслышать гордость в голосе Холмса, поскольку мы знаем, что раньше Ватсон не мог делать такие предположения в первые моменты расследования. Мы уже упоминали о растущем равенстве, которое теперь существует между ними, а здесь мы отмечаем, что это равенство выросло из их отношений. Мы видим, что Ватсон становится более уверенным в своих дедукциях, а Холмс — более открытым в своих эмоциях. Очевидно, их отношения приносят пользу им обоим. Увы, теория Ватсона оказалась неверной, как и Холмса, и пока история движется к концу, мы должны отметить ее необычность. «Жиличка под вуалью» не подходит ни под какие стандарты истории о приключениях или тайнах. Не высвечивает неординарные таланты Холмса. Тогда нужно спросить, почему Ватсон записал ее. Замечательно, что хотя «Жиличка под вуалью» не показывает Холмса как блесящего детектива, она освещает его как человека. Это очень редкий случай в рассказах Ватсона, поскольку он часто изображает его машиной, мозгом без сердца. Здесь мы видим Холмса с сердцем и должны признать, что Ватсон намеренно выбрал историю, освещающую эмоциональный рост друга. И значит, если Ватсон намеренно изобразил Холмса человеком, тогда полностью резонно предположить, что он сделал это, чтобы продемонстрировать миру, что он любил лучшее в Холмсе. Ватсон, увлекшись детективом, полюбил человека, и совершенно естественно, что он хотел бы поделиться этим аспектом личности Холмса с миром. Это особенно очевидно во взаимодействии Холмса с миссис Рондер, поскольку детектив весьма симпатизирует женщине (сверх того, что мы видим от Холмса в прошлом). Действительно, Ватсон говорит нам: «Затем Холмс протянул свою длинную руку и погладил ее по руке с такой симпатией, которую я редко видел, чтобы он проявлял.  — Бедная девочка! — сказал он. — Бедняжка! Пути судьбы трудны для понимания. Если в будущем не будет какого-то воздаяния, то мир — жестокая шутка». Становится совершенно очевидно, что Ватсон пришел к полному пониманию человека за маской детектива. Также становится ясно, что пока растет ватсоновская привязанность и любовь к Холмсу, растет и его желание показать этот аспект личности друга всему миру.