meeting road —date

— Не помню, чтобы ты увлекался танцами. Чжинхван скрещивает руки на груди, поглядывая то на второго, то на первого. Оба жмутся на пороге и застенчиво улыбаются. — Я и не увлекаюсь, хён, — Чживон дружески похлопывает их по плечам, подталкивая к середине комнаты. — Просто они классные чуваки. Не стесняйтесь, он не так уж и часто кусается. Чжинхван усмехается, видимо, оба вспоминают день заселения и их первую встречу, каждую ссору, в которой Чжинхван не мог похвастаться силой, поэтому задействовал всё, что мог. По ним не было видно, что они испугались. Перед ними низкий человек в халате пикачу с надутыми щеками и серьёзным видом. Сама ситуация не то, чтобы страшная, знаете. Поэтому Чживон давит улыбку снова. — Это Ханбин, а это Донхёк. — Приятно познакомиться, хён, — говорит Донхёк. С виду очень солнечный и будто без тени усталости и грусти. — Чживон много рассказывал о тебе. Чжинхван складывает примерно цифры в голове. — Вы же познакомились… неделю назад? Ханбин кивает головой. Он не улыбнулся ещё ни разу с тех пор, как переступил порог блока. Чживон позади них смущается, и Донхёку приходится повернуться корпусом, чтобы засмеяться и потрепать его за волосы. И этот жест Чжинхван воспринимает как откровенный плевок в душу, только непонятно почему. Чжинхвану они не нравятся, совсем не нравятся. Даже сейчас, тем более сейчас. Он прижимает к себе колени и укладывает голову на костлявое плечо Чживона, пока тот активно жестикулирует, пытаясь что-то доказать Донхёку. По телевизору идёт фильм. Смотрит его только Ханбин. Он кидает на Чжинхвана пронзительный и долгий взгляд, прежде чем встать за пивом на кухню; Чжинхван вздрагивает. — Ты не заболел, хён? — Нет, — ёжится, обнимая колени. — Просто тут страшная сцена в фильме. И когда девушку загоняет в угол сумасшедший маньяк, Чжинхван думает, что он тут немного лишний. И если бы не Чживон, его бы тут вообще не было. А потом что-то тёплое касается его ладони, проводит вдоль большого пальца, чтобы схватиться у самого ногтя и мягко потянуть. Чжинхван сонно разлепляет глаза и задевает губами оголённую кожу Чживона. Он не спит. Теперь не заснёт точно. — А что за девочка была в зале с тобой? — Донхёк забавно округляет глаза. Чживон бы пожал плечами, если бы не думал, что хён на нём спит. — С курса, — бросает он недовольно. Настолько, что Донхёк дёргает бровями и отстаёт с дальнейшими расспросами. А чживонова ладонь уже до странности не кажется такой тёплой. «Во сколько сегодня придёшь?» Чжинхван поднимает голову к экрану компьютера. Милая женщина справа от него, бухгалтер, машет ему рукой в знак приветствия. Он набирает: «Ближе к восьми». Потому что надо доделать отчёты. А потом разобраться с курсовой. Но это всё навряд ли будет сегодня. Наверняка Чживон что-то сломал, думает Чжинхван. Или учудил что-то другое. Поэтому забеспокоился и решил узнать, когда он придёт. Чтобы знать, сколько у него времени. А может, он хочет снова организовать те классные вечера, когда они укладывались на диван с очень вредной едой за просмотр боевиков или фильмов ужасов, но чаще, конечно, боевиков, потому что после ужасов Чжинхван обязательно попросится к Чживону в постель. Чжинхван закрывает глаза. Время двенадцатый час дня, а он уже устал, уже задолбался и уже хочет домой. Дома тепло, на крайний случай можно к Чживону под одеяло или пригреться к боку, или стащить одну из его домашних толстовок, в которой Чжинхван зачастую утопает. Здесь Еджин материт принтер и лупит его кулаком по крышке, а потом Ынкван материт Еджин, а она девушка смелая и немного сумасшедшая, поэтому спустя пять минут разборок и криков (Чжинхван прикрыл ладонями уши) Ынкван садится за рабочий стол, прижимая к себе истыканную ручкой ладонь, а Еджин самодовольно закрывает за собой дверь в кабинет. Чжинхван думает, что ему здесь не место. Думает, что дома теплее и есть какао. Дома можно залезть по подбородок в одеяло, щуриться от яркого света монитора, и даже так курсовая будет писаться лучше, чем здесь. Он снова открывает документ с двумя абзацами введения. Закрывает. Пролистывает отчёт на ошибки, отправляет директору. Снова открывает курсовую и снова закрывает. Кажется, Чживон знает что-то из этого. Обязательно надо у него спросить. «Ханбин придёт ко мне, чтобы поупражняться вместе. Если что задержится до девяти». Но Чжинхван не знает, что хуже: работа или Чживон с его понятными только ему друзьями. Сообщение сбивает с толку, с направления, которое он задал себе, чтобы суметь продержаться до позднего вечера. Сейчас Чжинхван опустошён. Кажется, физически. Кажется, морально. Кажется, Еджин трогает его за плечо. — Ты не знаешь, во сколько придёт директор? — она щурится с привычки, нервно топает ногой. — А он не на месте? Еджин кривит рот и мотает головой. — Его и вчера не было, ты не заметил? Мы думаем свалить пораньше. Чжинхван довольно растягивается в улыбке. Приходит он не совсем к восьми, скорее, к шести, открывает дверь, а на полу распластанный Ханбин с разведёнными в стороны ногами, кричит от боли и матерится на Чживона. Чживон сидит между его ног. — Ох, хён, я не знал, что ты так рано придёшь. Ты же говорил к восьми? Чжинхван закрывает дверь. Хотелось бы закрыть снаружи, но он слишком хочет спать. — Это бы что-то изменило? Мастерски делает вид, что ему всё равно. — Блять, Бобби, отпусти уже, — и Чживон убирает руки с внутренней стороны бедёр Ханбина, тот закручивается на полу в позу эмбриона и жалобно стонет. Бобби, думает Чжинхван. Вот как они его называют. — Мы делали растяжку. У Донхёка она лучше, и Ханбину это не нравится, — Ханбин, конечно, бурчит где-то снизу. Чжинхван всё прекрасно понимает. Он делает глоток какао и кивает головой, так что Чживон улыбается. — Всё нормально, это твой дом тоже, — но не Ханбина. Так что он может валить ко всем чертям. — Я устал, если что я у себя. Кажется, это называется усталостью. Острое и влажное чувство в груди, будто нехватка воздуха, но что-то другое, откровенное нежелание находиться с кем-либо в одной комнате, откровенное нежелание жить. Он падает лицом на подушки, шмыгая носом, не вовремя вспоминает про недописанную (вернее бы сказать ненаписанную, но Чжинхвана это только сильнее разорвёт на части) курсовую. Вероятно, именно она так резко влияет на его настроение. Бьёт по лицу с такой силой, что он не в состоянии увернуться — только подставить другую щёку. Именно об этом он и думает, когда закрывает глаза, чтобы поскорее заснуть, но не выходит, не выходит, не выходит. Что бы в голову не лезло, всё— Чживон тихо скрипит дверью и, наверное, бросает взгляд на кровать хёна; Чжинхван не видит, но подозревает. Спит, наверное, думает Чживон, но всё равно подходит ближе и заглядывает в лицо хёна. Тихо и осторожно. А Чжинхван всё равно замечает и тянет его за нос. — Эй, ну что это, — устало улыбается, переворачиваясь на спину, будто специально освобождая для Чживона место. — Ты вроде хотел спать? Чживон садится рядом, облокачиваясь спиной о поднятые чжинхвановы колени. Чжинхван, честно, не помнит, говорил ли что-то про сон; но Чживон давно научился понимать всё по одному его взгляду. Как же он самого главного понять не может тогда. — Не идёт сон. Что бы я не делал. Чживон пожимает плечами. — А ты ничего не делай. И даже не думай. Чжинхвану это представляется сложным, потому что думать двадцать четыре на семь уже вошло в привычку, по-другому не получается. Чживон снова касается тёплыми пальцами его руки, обхватывает своей большой и грубой маленькую ладонь хёна. Так спокойней. — Хорошо, Бобби, — улыбается хитро, кладёт руку на спину. И Чживон понимает, что сказано это было не для согласия с его словами. Он тянет недовольное «хё-ё-ён» сквозь улыбку и падает к нему на подушки. — Мы устали, мы спим. Чживон всё ещё улыбается, чувствуя, как рука хёна передвигается ему на живот, мягко перебирает пальцами хлопчатобумажную ткань. Чжинхван чувствует себя спокойно, чувствует себя дома. Даже без чашки какао.