meeting road —date

Он даёт им ещё один шанс. На самом деле, они не то, чтобы ему не понравились. Просто сейчас он в Чживоне уверен. Ханбин выглядит всё ещё обиженным, дует губы, когда Чжинхван протягивает ему чай и усаживается между ним и Донхёком. Чживон сидит на полу и читает новостную ленту. От этого как-то спокойно. Поначалу они не знают, что обсуждать. И именно Донхёк начинает разговор, говорит, что танцевал с невероятными людьми на выходных, подвернул ногу и поэтому не сможет сделать тот-самый-трюк. Он выглядит немного помешанным, счастливым и подавленным одновременно. — На нём держалась вся хореография, — выдыхает Ханбин, уже с примирением. — Я не мог им отказать, — немного оправдывающе улыбается Донхёк. — Ты знаешь, сколько я за ними хвостом бегал? Это именно из-за них я начал гореть танцами. По Ханбину видно, что он понимает всё, но не может ничего поделать со съедающим изнутри чувством неосуществлённой идеи. — Так ты об этом мне хотел сказать два дня назад? — Чживон щурит глаза и откладывает телефон в сторону. — Да, но ты меня игнорировал. И отвечал какую-то ерунду. А потом вообще выключился, ничего не сказав. Если разговор о хореографии его как-то отвлёк, то сейчас Ханбин выглядит ещё более обиженным, чем сначала. Чжинхван неловко поджимает губы и изо всех сил пытается не бросить взгляд на Чживона. — Это я, — говорит он. — Мне срочно нужна была помощь. Прости. За то, чего не делал. Но благодарный взгляд Чживона, наверное, стоит того. Ханбин подозрительно смотрит прямо ему в глаза, будто знает, что на самом деле происходило два дня назад. Но потом понимающе кивает и отпивает из кружки. — Может быть, можно заменить этот трюк на что-то другое? — предлагает Чжинхван. — Я не смыслю в этом особо, но решение есть всегда. — Может, впихнём твоё соло, Ханбин? — улыбается Донхёк. — Только доработать нужно. Ту часть с прыжком. Так даже лучше будет. Ханбин кривит лицо, выдыхает. Он будто за одну секунду ощущает больше, чем Чжинхван за всю свою жизнь. Что-то шепчет Донхёку, что даже Чжинхван не может расслышать нормально. Но, наверное, он согласен. Его выдают глаза, поджатые губы (чтобы скрыть улыбку) и увлечённость своим делом. — Чем чёрт не шутит, — соглашается он. Чжинхван улыбается. Чживон в такт ему почему-то тоже. — Сколько вы танцуете? Донхёк задумчиво поднимает голову, поджимая губы. — Лет десять? — Одиннадцать, ты же в первом классе средней школы начал, — исправляет Ханбин. Донхёк щёлкает пальцами и кивает в подтверждение. Чжинхвану, на самом деле, не так важно, сколько они занимаются танцами, важнее — руки Чживона на его коленях, подрагивающие пальцы, которыми он обхватывает ноги, и обкусанные от нервов губы. Он вспоминает: тихую лунную ночь на кухне, теплоту объятий, чувствительность кожи, такую острую потребность быть ему, Чживону, нужным. — Я не помню. Наверное, лет семь-восемь, да? Ну, с Рэсоном мы начали общаться в третьем классе старшей школы, так что… — Чживон укладывает подбородок на его колено, поднимая руку выше, — Чжинхван задерживает дыхание. — Нет-нет, вы же познакомились летом, да? Тогда получается… — облизывает пересохшие губы и смотрит только на Ханбина. Чжинхван еле сдерживается, чтобы не скинуть его руки с колен. Он сам находит это смешным и несерьёзным, но ничего не может поделать со съедающим изнутри чувством… собственичества? Он мой, вам нельзя. Положи руки на место, да, вот так. Чживон, словно слыша его, улыбается и сжимает пальцами колени, а Чжинхван прячет подрагивающие уголки губ в сгибе подушки. — В общем, получилось семь с половиной лет, — усмехается Ханбин, кидая взгляд на Чжинхвана. — А ты чем занимаешься? Увлекаешься? Ты же работаешь в офисе? Чжинхван поджимает губы. Впервые за этот вечер он чувствует себя ущемлённым. Чживон снизу бросает встревоженный взгляд и осторожно проводит большим пальцем под коленкой. — Я… да, я работал в одной компании. Составлял отчёты и графики. Но компания была маленькой, и вообще это было незаконно. Донхёк заинтересованно вскидывает брови. — Я ведь ещё не закончил универ. Ханбин кивает, давая знать, что понимает. Но Чжинхвану от этого не легче. — А что по увлечениям? Должно же быть у мрачного хёна хоть какое-то хобби? — Чживон даже дёргается, что навряд ли ускользает от внимания Чжинхвана. Он вспоминает слова, которые Донхёк сказал ему на пороге собственной квартиры. Своему. Мрачному. Хёну. Должен ли он был что-то на это ответить? И что он мог ответить? Что-то в духе: «он не мой» или «он не мрачный», или «он не хён, почти, ну возможно». Донхёк бы посмеялся и не смотрел бы сейчас на него так, будто понял, что для Чживона это значит чуть больше, чем просто фраза. Кинутая в качестве шутки фраза, не значащая совершенно ничего. Но, кажется, теперь Чживон может назвать Чжинхвана своим. — Ты же поёшь, — внезапно говорит он. — И неплохо. А ещё ты постоянно участвуешь в этих сценках университетских. И за кожей ухаживаешь. Чжинхван улыбается с последнего. Опустив голову и забавно поджав губы. А ещё он мысленно говорит Чживону спасибо. — Вау, поёшь? Это интересно. Может, Чжинхвана тоже как-то задействовать в нашем выступлении? — предлагает Донхёк. Ханбин поворачивается к нему так, чтобы его лица не было видно ни Чживону, ни Чжинхвану, и достаточно однозначно хмурит брови. — Спасибо, ребят, но у меня курсовая, — Чживон расплывается в улыбке и прячет лицо между чжинхвановых ног. У него проскальзывает мысль, мельком и на фоне, что он творит что-то совершенно крышесносное, но ноги хёна тёплые, и он пока не имеет ничего против. Они обсуждают что-то ещё, Чжинхван не помнит, что именно, потому что именно тогда Чживон начал касаться губами внутренней стороны бедёр и делать вид, что это абсолютно нормально. Наверное, ни Донхёк, ни Ханбин так не подумали, но всё-таки не выказали ничего отрицательного. Чжинхван пообещал Донхёку принести им в студию тосты с шоколадной пастой. — На всю команду? — Наверное, да, — и треплет чживоновы волосы, улыбаясь. Ханбин выглядел слишком понурым к концу вечера. Но у Чжинхвана не было настроения спрашивать, что с ним такое. Его состояние заметил и Донхёк, который вскоре решил, что им пора домой. — Опять будете репетировать тот кусок до трёх ночи? — ухмыляется Чживон, невольным движением расставляя ноги Чжинхвана в стороны. — Нет, наверное, — полуулыбается Донхёк. — Ханбин сегодня слишком устал. Ханбин на это не отвечает ничего. Только затягивает шарф и одним движением руки прощается с ними, выходит на улицу. — Он сегодня не в духе, — оправдывается Донхёк. Зачем-то. Чжинхван оттягивает Чживона за ухо и возвращает ноги в исходное положение. — Проблемы с учёбой? Ему многозначительно пожимают плечами. — Мы как-нибудь разберёмся, не переживайте. Всё, ухожу, не отвлекаю, — Донхёк хлопает дверью. На какое-то время в квартире повисает абсолютная тишина, пока Чживон не целует Чжинхвана во внутреннюю сторону колена, а потом кусает. — Эй, ты что творишь? — он улыбается загадочно, глядя снизу вверх, но имея будто бы полную власть над хёном. И он бы хотел ответить поромантичнее, но не привык к таким ответам. — Пошли спать, — показательно зевает. — Надо ещё посуду помыть. Чжинхван дёргается, чтобы встать на кухню, но Чживон держит его крепко, потом даже обхватывает за бёдра и подсаживается ближе; и если Чжинхван решит наклониться, то их губы будут в паре миллиметрах друг от друга. Об этом они и думают, конечно. Эта мысль впивается в них каждое утро с такой силой, что противостоять становится невозможно, легче поддаться и искать новые поводы касаться друг друга, сжимать, обнимать, шептать. Целовать. — Какой ты бессовестный, — качает головой Чжинхван. Чживон улыбается и снова раздвигает ему ноги, чтобы было удобнее тянуться к губам. Чжинхвану приходится всё-таки наклониться и ещё слегка укусить в какой-то мере как наказание. — А теперь я пойду мыть посуду, — и уходит, задев ладонью его макушку. Он обнимает его за спину. Так по-обычному уже, по-чживоновски, утыкаясь носом в шею, и шепчет: — Ну как? — сам не понимая, чего ждёт в ответ. Чжинхван ослабевшими руками расставляет посуду по местам и не представляет, как делал бы это без чживоновых объятий. Для ответа слишком много тишины и слишком мало причин. — Холодно. Зато честно. Чживон дышит ему в шею, согревает (они забыли закрыть окно после ханбиновского «идёмте курить», поэтому у Чжинхвана холодные плечи и продрогшее сердце). На кухне по-уютному пусто. Но так даже легче. — Идём. Мы устали. В этом «мы» Чжинхван видит и преданность, и любовь. И никак не может заставить себя не думать об этом. Руки Чживона приятные, лёгкие, он берёт его за руку. Чжинхвану так не хватает чего-то. Странных улыбок в душе утром, когда Чживон подаёт ему полотенце и заглядывает в кабинку, поцелуев под ухом под невнятное бормотание телевизора и ночную тишину. Он отвечает твёрдым уверенным взглядом через плечо. — Сначала покурим? Чживон не имеет ничего против. — Ты замёрз. Давай не на балконе, — и проводит ладонями по голым плечам. Чжинхвану, собственно, всё равно, что потом придётся проветривать комнату. Он идёт за ним нога в ногу, только разве что чуть усталый, и каким-то образом угадывает, что сегодня они спят на кровати Чживона. Сигареты находятся тоже у него. Крепкие и терпкие. Чживон достаёт только одну из пачки и предлагает Чжинхвану первому. — Ханбин сегодня был слишком обиженным на тебя, — затяжка. — Потом надо спросить у Донхёка про их выступление. Это конкурс или просто концерт? Я забыл спросить, — передаёт сигарету ему. Чживон не смотрит на него. Блёклый свет луны падает на плечи. — Ты серьёзно хочешь говорить о них у меня в кровати? Чжинхвану это кажется слишком забавным. Он давит смешок, утыкаясь лбом ему в ключицу. — Разве не для этого ты их сегодня позвал? Чтобы я с ними подружился? Он никогда не ходил за Чживоном и его друзьями, засыпал за отчётами по работе и научными работами, а у Чживона не было возможности и времени принести ему кофе с утра, поправить плед и сказать дружеское ободряющее: «хватит себя перетруждать». Возможно, именно поэтому две недели назад он позвонил ему на работу и предложил познакомиться с его новыми невероятно зашибенными друзьями. Чжинхван так и не научился ему отказывать. Чживон слишком часто его недооценивал. — Но в кровать я тебя приглашал не для этого, — они смеются, сигарета подрагивает в длинных пальцах. — Ты меня не приглашал. Я сам к тебе пришёл. Чживон глухо смеётся и забывает о том, что они, вообще-то курят. Поэтому следующее резкое движение — успеть выхватить падающую на чжинхваново колено сигарету; обжигается и падает на кровать, упираясь локтями в матрац, чтобы не придавить. Но Чжинхван уже шипит от боли, а пепел уже рассыпался на простынь. — Чёрт. Прости. Блять, прости. Неловко и страшно. Он откидывает бычок куда-то в сторону, пока Чжинхван падает на подушки, и самопроизвольно — будто так и надо — целует кожу под коленкой. Потом ещё раз, и ещё раз, пока постепенно всё не затихает и это перестаёт иметь смысл. — Обычно в моей кровати стонут от наслаждения, а не боли, — оправдывается Чживон. И из-за скользнувшей за здание луны не видит тронувшую чжинхваново лицо улыбку. — У тебя ещё есть время. Чживон целует выше, всё ещё придерживая ногу под коленом, решает не отвечать — действовать. Снова пройтись языком по ожогу, обводя указательным, переместить руки ещё выше и коснуться внутренней части бедра. Чжинхван всхлипывает. Он чувствительный и поджимает пальцы на ногах, чтобы не застонать. Чживон не имеет привычки останавливаться. Он прокладывает мокрую дорожку поцелуев к линии шорт и слегка кусает за кожу. — Я не вкусный, — улыбается Чжинхван. — Я не верю. Шорты он приподнимает вверх, чтобы было удобнее облизывать место у самой кромки трусов. Чжинхван задыхается, поэтому жадно хватает ртом воздух, комкая простынь. Чживон заползает пальцами за резинку трусов, но его останавливают. — Я не хочу… Не надо… Чживон ничего не отвечает, целует в место под пупком и проводит мокрую дорожку вдоль по животу. Чжинхван зарывается пальцами ему в волосы. Он хочет ещё ближе, теснее, хочет Чживона рядом, его губы на своих губах, дыхание у уха, мягкий язык вдоль шеи. Чживон поднимается к груди и целует место под ключицей. — Иди сюда, — шепчет Чжинхван. На этот момент они перестают ощущать что-то, кроме друг друга. Чживон проводит ладонями вдоль тела, ловит каждый вдох и каждый выдох, целует-целует-целует, толкается бёдрами, имитируя толчки. Чжинхван теряет себя и обретает что-то новое. — Как у тебя с растяжкой? — усмехается Чживон. И пока хён смаргивает слёзы и пытается что-то понять, он закидывает его ногу себе на плечо, целуя место под коленкой. — Господи боже. Теснее, сильнее, ближе. Сжимать запястья до красных отметин, потому что хочется больше, круче, ещё и ещё, пока они в состоянии целоваться, в состоянии чувствовать друг друга так близко и так ярко. Чживон растягивает губы в улыбке, утыкаясь носом в чжинхвановы волосы, и целует в макушку ещё раз, прежде чем выскользнуть из объятий и потянуться рукой за пачкой сигарет. — Обычно курят после секса, — мычит Чжинхван. Натягивает одеяло по самый подбородок, будто смущаясь. — Ты хочешь сказать, что мы не занимались сексом буквально пять минут назад? Чживон затягивается и протягивает пальцы с зажатой между ними сигаретой хёну, но тот качает головой. Зато вертится несколько секунд, пытаясь подобрать под себя одеяло, шикает и тихо матерится, чтобы укутанным лечь к нему на колени. — Но… — не договаривает. Прячет лицо в смущении и закусывает губу. — Ладно. Это был секс. Чживон усмехается. Ночь постепенно окутывает их, тепло дышит ветром в затылок и успокаивает. Через пять минут Чжинхван засыпает под тишину на его коленях, ещё через минуту Чживон откидывается на подушки и закрывает глаза с улыбкой на лице.