Пути к сердцу

      Габриэлу самому это было не очень-то по нраву, но теперь приходилось довольно много времени уделять государственным делам. Пожалуй, быть бароном это не так уж и увлекательно — ни тебе хождений по кишащим тварями лесам и болотам, ни веселого мордобоя с обнаглевшими разбойниками, ни попоек в захолустных тавернах; только широкий стол, вечно заваленный картами, планами да письмами, написанными чуждым ему высокопарным языком. Нет, проблем в баронстве не убавилось, отнюдь — просто теперь нужно было отправлять разбираться с ними кого-то другого, пока сам сидишь в четырех, пусть и искусно отделанных, но все же стенах. У всех прочих, в том числе Регонгара, прибавилось управленческих забот, но все же их было не столько, сколько у барона. Не раз и не два замечал он краем глаза массивный силуэт за колонной и ощущал на себе внимательный прожигающий взгляд… но приходил очередной проситель, и желание прямо сейчас нырнуть в уютный сумрак, к этим голодным глазам, приходилось давить и прятать подальше. И вот наконец на горизонте замаячила проблема, с решением которой мог бы справиться только прославленный отряд самого Габриэла Чешуйчатого кулака: тролли наводнили мирные земли, убивая жителей и разрушая мелкие поселения. В поисках их логова барон вышел в поход с теми, кто не был сильно занят делами в новоиспеченной столице.

***

      Когда у малютки Линдзи окончательно устали ноги, было решено становиться на привал. Вечерело, и стоило поторопиться разбить лагерь до того, как солнце окончательно опустится за горизонт. Амири, треща кустами, отправилась в ближайший перелесок на охоту, Тристиан с девушкой-бардом занялись розжигом костра, в то время как Валери села на поваленное старое бревно наточить свой меч — ей предстояло ночью охранять сон боевых товарищей. По своему обыкновению Габриэл занялся маскировкой стоянки; из всех он умел это делать более-менее сносно. И почему-то в этот раз Рег увязался с ним, вроде как помогать. — Неужели мы наконец-то выбрались из проклятого города! Я уж думал, что так и подохну, сидя в этой каменной коробке, — ворча, он кое-как подвязал широкую лапу ели, которая, в числе прочих, должна была скрывать лагерь от чужих глаз. Габриэл молчал, продолжая делать свое дело. Что ему было сказать? Аасимар и сам был не в восторге, однако изначально понимал, на что подписывается, ему не чужда была дисциплина — в отличие от магуса. — Вот и Октавия там осталась… «дела, дела»! Разве ж мы за этим искателями приключений становились? — в раздраженном голосе его стали слышны злые нотки. А это явно не сулило ничего хорошего. — Рег, послушай, ведь сейчас мы… Он начал было, но тонкий голос Линдзи, слышный со стороны лагеря, перебил: — Ужин гото-ов! — Ну что, вроде как мы закончили. Идем, — Габриэл кивнул спутнику, надеясь, что хотя бы тепло костра и горячая пища улучшат его настроение. …Как вскоре выяснилось, понадеялся он на это очень зря. Едва только на язык Регонгару попала капля вина, как этот самый язык стал острее шила и ядовитее укуса болотной гидры. — Вот смотрю я на тебя, — изрек магус, обращаясь к Тристиану, который в это время залечивал Линдзи ожог, полученный во время приготовления пирожков на открытом огне. — Вот ты лечишь всех, помогаешь, сопли подтираешь… И знаешь, что думаю? Что лет через тридцать, когда тебя самого уже согнет от того, сколько ты горшков больничных вынес, тебе и вспомнить кроме этого будет нечего. А за тобой, кстати, вряд ли кто-то будет так же ходить. Тристиан, впрочем, нисколько не обиделся — только тихо рассмеялся мелодичным смехом. — А-ха-х, так вот значит, каким ты видишь мое будущее? Ну что ж, время покажет. Время покажет, — и, мягко улыбаясь, он продолжил, уже не обращая на полуорка внимания. — А, да из тебя предсказатель, как из медвежьего говна снаряд, — гоготнула Амири; после сытного ужина она, довольная собой и своей богатой добычей, полулежала на бревне, потягивая из бурдюка эль и периодически звучно рыгая. — А из тебя мужик как из.., — закончить фразу магусу не дал слишком уж выразительный взгляд Габриэла; если эти двое сцепятся — а Амири для потери самоконтроля много не нужно — то серьезного кровопролития будет не избежать. К счастью, чувство самосохранения все же у полуорка осталось, и он предпочел отступиться. — А, не важно. Это вообще не мои проблемы. — Вот и захлопнись. Похоже, варварша была слишком сыта и ленива, чтобы дальше раздувать конфликт. Увы, Валери, готовящаяся к ночному бдению, оказалась более настроена на дальнейшее выяснение отношений. — Какое тебе вообще дело, полукровка? Следи за собой, — ее серые глаза сердито сверкнули из-под прямой русой челки. — А тебя кто-то спрашивал, девочка-"паладин"-недоделанный? Аасимар закрыл лицо рукой. Ну зачем, даэмоны тебя забери… Все знают, что порой Регонгар бывает невыносим, но сегодня с ним творится вовсе что-то странное. Зачем же лишний раз провоцировать? Магуса тем временем было уже не остановить: — Думаешь, без твоего ценного мнения тут не обойдутся? Как бы не так. Знаешь, где место таким, как ты? В этой вашей академии Шелин, или как ее там, сидеть да на пяльцах вышивать — потому что только это ты и умеешь! Валери с пунцовым лицом поднялась с места — Габриэл лишь успел заметить, что меч с бревна она, к счастью, не взяла, иначе ему пришлось бы бросаться против вооруженного бывшего паладина с голыми руками, а это могло быть черевато — даже для него. — Ну-ка повтори, что ты там сказал, — аасимар напрягся; Валери в пару широких шагов подошла вплотную к полуорку. Тот нагло смотрел прямо на нее. — Я сказал, что ты умеешь только на пяльц.., — в этот момент закованный в броню кулак с оттяжкой врезался в зеленоватую скулу, сминая лицо Рега, стирая с него саркастичный оскал. С минуту в лагере висело молчание, и только треск огня и далекое уханье совы нарушало первозданную тишину ночи. Валери, фыркнув, развернулась и вернулась на свое место, более даже не глядя в сторону полуорка. Регонгар, со стремительно надувающейся после удара скулой, встал со своего места и, более ничего не говоря, вышел вдруг за пределы круга света, который очерчивал костер, и быстро зашагал прочь куда-то в темноту. Это едва ли могло быть хорошим решением; Габриэл, оставив лагерь, поспешил за ним, нагоняя на расстоянии нескольких десятков метров от стоянки. Поймав полуорка за плечо, он развернул его к себе. Тот, как ни странно, даже не попытался сопротивляться. — Ну и зачем все это было? Ты ведь сам нарвался! — Да! Ну и что с того? Глаза постепенно привыкали к тусклому свету звезд ночного неба, и уже можно было различить выражение лица мужчины — странно отчаянное, с закушенной нижней губой. —…Не знаю я, зачем, — он отмахнулся, отворачиваясь. — Дурак наверное потому что. — Рег, перестань, мы ведь оба знаем, что… что это?! В попытке утешить, успокоить, взять его за руку Габриэл поймал полуорка за запястье — и обомлел. Пальцы его ощутили влагу; чернильные пятна на коже, ясно различимые даже в сумраке ночи, явно были не чем иным, как кровью из не так давно произведенного надреза. Регонгар дернулся, но Габриэл вцепился только сильнее, задирая рукав и вглядываясь в сеть порезов — в основном старых, давно заживших — но совсем недавно обновленных парой новых полос. — О, отлично, — грудь полуорка заходила ходуном из-за сбившегося дыхания, — давай, скажи мне теперь, какой я придурок, «зачем я это делаю», и все такое. Давай! Нормальные «люди» ведь таким не занимаются, верно? Каково оно, знать, что рядом с тобой такой псих как я, а?! Даже с расстояния в пол метра Габриэл чувствовал, как тело Рега прошивает мелкая дрожь; что-то копилось в нем все это время — может недостаток внимания, может жажда принятия, или же собственная неуемная энергия — и тут оно нашло выход в разрушительных, самоуничтожающих действиях. Воспитанный унижением и болью, он, верно, не знал лучшего способа выразить эмоции, как через них. Однако Габриэл знал, как. Слова здесь были бессильны, они были пусты и не нужны. Только действие могло заставить Регонгара поверить. Перехватив покрепче его влажную от волнения руку, он медленно, заглядывая в чуть светящиеся в темноте глаза, поднес ее к лицу и… чувственно облизал кровавую рану на запястье. Магус вздрогнул всем телом, во все глаза глядя в уверенное, исполненное скрытой страсти лицо аасимара — а затем обмяк, наконец расслабляясь. На его лице расплылась нежная клыкастая улыбка, так похожая на ту, которую Габриэл видел однажды утром. — Ох ты. Нет, мне, конечно, хотелось думать, что все было не просто так, что мне не показалось. Просто с тех пор ты все время… а, не слушай, — он сгреб мужчину в охапку, тесно прижимаясь, утыкаясь лбом в плечо, — это я дурак, а ты… ты чудесный. Немного глупо было улыбаться в темноту, глядя на звезды — но Габриэлу, в сущности, было плевать на то, каким его сейчас видят небо и боги. Главное, что Регонгара наконец отпустило, и он понял, что нужен и любим. — Рег, ты только больше так не делай, ладно? Если ты чего-то хочешь, если что-то нужно… просто попроси. Ему слабо кивнули куда-то в плечо, и на душе вроде как посветлело.