Драконьи сны

Руслан День выдался как день, холодный, с мелким сухим снегом из низких туч. Сколько таких было до этого, и сколько ещё будет после. Просыпаться не хотелось, шевелиться тоже, всё тело затекло, не оборачивалось паром дыхание. Остыл совсем, а это значит – снова заснул. Средь бела дня. Со дня пробуждения прошло уже достаточно времени, чтобы привыкнуть. Или хотя бы смириться. Но Руслан хранил ни на чём не основанную надежду: однажды он впадёт в спячку, как это делают по осени змеи и ящерицы, а проснётся весной, в прежнем, снова здоровом теле. Мечты, мечты... но Руслан не ящерица, и кровь его под чёрной чешуйчатой шкурой не по солнцу тоскует, а нуждается в движении. Её нужно разгонять, и чем холоднее становятся дни и длиннее ночи, тем больше усилий уходит на то, чтобы заставить её резвее бежать по жилам. Как только сердце начинало биться чаще, холод отступал. Должно быть, родина дракона, которым стал Руслан – в тёплых краях, где зима не призывает переждать её, свернувшись где-нибудь в уютной пещере посреди несметных сокровищ. Значит, скорее всего вместо спячки он просто замёрзнет, что не обещало ни пробуждения в привычном мире, ни пробуждения вообще. Где-то на стенах пропел горн. Тут Руслан всё-таки поднял голову: этот звук означал, что прибыли гости. Необычно: навещали замок дважды в месяц, и последний визит состоялся всего неделю назад. Раньше возникли бы сомнения: в одиночестве время тянется издевательски медленно и ловко путает следы, не поддаваясь исчислению. Но теперь он знал точно: ровно семь дней прошло с тех пор, как со стен слышался тот же звук. Кого же принесло в неурочное время? От неловкого движения из-под нижней челюсти до основания шеи яркой вспышкой проскочила боль. Заныли зубы и пересохло во рту. Это началось дней через десять после пробуждения и поначалу осталось незамеченным: хватало и других трудностей. Но чем дальше, тем становилось хуже, боль усиливалась, а зоб скоро будет, как у пеликана. Растущая под челюстью опухоль пугала Руслана, переполняя огромную рогатую голову тревожными мыслями – неужели снова? Пожаловаться, лишившись дара речи, было затруднительно. Он пытался, но понимания не нашёл. Осталось только смириться: и здесь отыскала его госпожа боль. Не успела ещё осмелеть и набраться сил, но долго ли она останется такой вот робкой и ласковой? А горн тем временем пропел ещё дважды, извещая всех об открытии ворот. Забыв о боли, Руслан вытянул шею, хоть и знал: для того, чтобы выглянуть наружу, ему нужно встать, а потом осторожно, чтобы уберечь голову от встречи с невидимым препятствием над ямой, подняться на задние лапы. Строители «логова» не пожалели сил. Яма сначала показалась неглубокой, но из неё непросто будет выбраться без крыльев. Однажды, пытаясь выглянуть, Руслан переоценил свою способность управлять массивным телом. В результате передние лапы скользнули по земляной стене, а задние от неожиданности подогнулись, и он до того нелепо уселся на хвост, что даже сам не удержался от смеха. О том, почему не обвалилась стена ямы, даже не подумал. Порадовался, что не прикусил свой чёрный раздвоенный язык. Недолго и отхватить его такими зубищами. Смеяться в этой туше не очень-то приятно, не приспособлена она для этого. Поводов для смеха, впрочем, было немного. После пережитого шока Русланом быстро овладела всепобеждающая скука, и развеять её было почти нечем. Его боялись, и если приходили поглазеть, то старательно не заходили за натыканные по краю ямы деревянные, все в причудливых узорах, столбы. Именно эти узоры Руслан и разглядывал первое время. Хоть какое-то развлечение, пусть и не понимал он ничего в этих хитросплетениях. Красиво, и на этом всё. Очевидно, что эти расписные брёвна как-то связаны с тем, что Руслан дважды чуть не разбил голову о воздух в первый же день в новом теле. Эти штуки мешали ему выбраться на волю, а как удалось перекусить пополам одну из них, вспомнить не получалось, повторить – тем более. Будто сделал это кто-то другой, не Руслан. Вот только от застрявших меж зубов щепок мучиться пришлось всё-таки ему. Наверху было тихо. Все бросились встречать гостей. Иначе быть не могло, скука одолевала не только Руслана. Новости из внешнего мира приходили редко и ценились высоко. Наверняка никто не усидит на месте. Разве что часовые на стенах, но им всё перескажут сменщики, и не по одному разу. Разговоров о гостях хватит на неделю. Что-то непременно доберётся и сюда. Ничего, что многое останется непонятным, всё равно запомнится каждое слово. Сколько бы бед ни свалилось на Руслана, но на память ему было грех жаловаться. Будь у него возможность и необходимость – и он в точности повторил бы узор на каждом из обступивших яму столбов, и слово в слово пересказал всё, что вздумали обсуждать поблизости маленькие человечки. Дорого дал бы Руслан, чтобы иметь такую память там, в другой жизни... Но кто же всё-таки пожаловал в замок? Если верить местным, приезжали сюда всё больше фургоны интендантской службы. Строго по расписанию, раз в две недели. Гонцы или кто-то из жителей окрестных деревень – уже редкость, последних к тому же никогда за ворота не пускали. Не то чтобы они рвались, обычно просили отпустить с ними гарнизонного лекаря. Так кто же? Досадно, что из ямы не выбраться и не взглянуть самому. Вот бы обрадовались дорогие гости, увидав дракона. Придётся ждать, когда кому-нибудь придёт в голову посудачить где-нибудь поблизости. Будет это не сегодня и не завтра, но всё равно будет. На слух Руслан тоже не жаловался, и слова понимал. А вот терпение у него вдруг оказалось пугающе коротким, к тому же его упорно подтачивала скука. Борьба с этой напастью шла с переменным успехом почти с самого пробуждения. Когда надоело разглядывать столбы, Руслан принялся пробовать голос. Произносить слова было невозможно, но звуков выходило великое множество, от низкого, похожего на крокодилий, рёва до режущего слух визга. Можно было шипеть, издавать короткие резкие щелчки или тянуть долгий звук, всем, кроме громкости, похожий на пение козодоя. Человечки от его рулад морщились и затыкали уши. Их мучения поначалу доставляли Руслану мелочное удовольствие. Но в конце концов шуметь ему надоело, и обитатели замка вздохнули с облегчением, а скука была тут как тут. Большинство мизантропов даже не представляет, как тяжело оказаться в полной изоляции, иначе давно пересмотрели бы свои взгляды. Теперь Руслану тоже иногда хотелось заорать. Но строго по делу. От отчаяния, злости, засевшего занозой в сердце страха перед неизвестностью... да хоть бы и ради того, чтобы вокруг все попрятались! Но до сих пор удавалось убедить себя: смысла в таком поступке не больше, чем в детской истерике. Как тихо всё-таки! Даже в отдалении не слышно ни шагов, ни голосов. Будто вымерли все. Даже потерявшее страх вороньё, которого в замке была тьма-тьмущая, молчало. Неслыханно. Зловредных птиц отстреливали и пытались травить – бесполезно, казалось, что их становится только больше. Замолкали они только в кромешной темноте. И вот, подумать только, ни одна наглая тварь не смеет каркнуть. Что бы это значило? Тревожно как-то... Стоило всё-таки встать и пройтись. С тем же успехом можно вертеться волчком на месте, пока не пойдёт кругом голова, но другого способа размять затёкшие мышцы и разогнать остывшую кровь не было. Когда-то, устав испытывать возможности своего голоса и терпение обитателей замка, Руслан бродил, пока не подгибались от усталости лапы. Кажется, один или два раза это случилось на третье утро. Считать шаги, круги или что-то ещё быстро наскучило, а вот не двигаться после холодной ночёвки было чревато: суставы застывали, а усилия причиняли ненужную боль. И всё же Руслан не двигался: под крылом он чувствовал что-то тёплое и уютно сопящее. После вчерашнего ещё минутка сна не будет лишней, лучше не тревожить. Всё равно для дракона минутой больше, минутой меньше... Что ни разу ещё не дало соскучиться, так это собственное тело. Руслан путался в нём, будто в одежде на несколько размеров больше нужного. Чтобы навести в голове порядок, сосредоточиться на чём-то одном, достаточно было резкого движения или неосторожного шага. Привыкнуть ходить на четырёх лапах – это одно. На четвереньках хотя бы раз в жизни ползал каждый. Но что прикажете делать с ещё одной парой конечностей? Крылья Руслана не слушались, и приходилось мечтать не о том дне, когда они поймают ветер, а о том, когда получится на них не наступать. Однажды, запутавшись, он растянулся во всю длину, зарывшись носом в землю. В другой раз надорвалась перепонка, но со временем разрыв закрылся. Самым неприятным было услышать хруст, почувствовать боль и дико испугаться, что наконец-то доигрался и сломал непослушную конечность. Опухоль долго не спадала, а крыло норовило вытянуться в сторону, после чего сложить его можно было, только прижав к стене ямы и зажмурившись от боли. Перелом не случился, но это не утешало. Мало опухоли под челюстью. Мало густой зеленоватой слюны, которая то и дело целыми канатами свешивалась из пасти. Всегда, всегда может быть хуже, и, вопреки расхожей шутке, нет в этом ничего оптимистичного. Под крылом зашевелились и зевнули. А над краем ямы показалась встрёпанная голова. Этот человечек вместе с ещё десятком похожих раз в трое суток кормил Руслана. Видеть его было неприятно. Не может радовать вид того, кто помог тебе осознать, что ты обожаешь гниющую рыбу, и лучше может быть только буйвол, утопленный и полежавший под корягой в болоте с недельку. Стоило подумать об этом «блюде», как пасть переполнялась слюной, и удержать её внутри было нечем. – Эй, Ада! – помявшись, подал голос человечек. Подняться выше он не решался, поэтому орал от души. – Ты опять там, что ли? Под крылом что-то невнятно проворчали, и Руслан с осуждением уставился на крикуна. Пожрать, как нетрудно заключить из отсутствия запаха и спутников, не принёс, вопит почём зря... можно сказать, разбудил любимую кошку. Кем ещё может считать пленную принцессу дракон, в самом деле? Не то чтобы это принцесса, да и в плену здесь не она, а совсем наоборот... но поведение растрёпы это никак не оправдывает! Крикун от неожиданности присел и попятился. Прямо так, на полусогнутых. Немудрено: звал человека, а дозвался дракона. Но, надо отдать ему должное, из поля зрения не пропал, устоял. Заметное улучшение, инстинкт «отскочить подальше, прикинуться ветошью и не отсвечивать» побеждён. До тех мрачных ребят, что яму чистят, ещё далеко, но дорога правильная. Облизнуться, что ли? Это всё ещё действовало безотказно, все дружно и напрочь забывали: дракон не может выбраться из ямы, зато помнили, что однажды ему это почти удалось. А если ещё и сделать резкое движение в их сторону... тут же начинались крики, падения с насыпи, заковыристые ругательства и попытки храбриться всеми доступными способами. Если кому и приходило в голову, что Руслан нюхом чует их страх, то виду они не подавали. Страх Руслан действительно чуял, и опознавал его безошибочно. Им провоняли все, кто приближался к яме. Сильнее от них разило только ненавистью, которую опознать было и того проще: она будила ответ в огромном теле, окрашивала мир красным и побуждала увидеть в этих маленьких человечках всего лишь мерзких кусачих насекомых. Руслан осознавал: однажды он может не удержаться и натворить бед. Больших, под стать своим размерам. Терпение у него и правда укоротилось, легко уступая раздражению и злости. Хранили от необдуманных действий привычка быть строгим к себе, и понимание: неволя − благо, ведь на свободе столь неуклюжей и бестолковой твари не жить. О том, стоит ли такой твари, как он, жить вообще, Руслан даже не задумывался. Старые слабости пришли в новое тело вместе с ним. − Ты там заснула или как? − не унимался растрёпа. Поближе сунуться он всё-таки решился, но был готов бежать в любой момент. − Или померла от этой вони? Тут, к сожалению, он прав. Руслан и сам ощущал исходящее от нового тела зловоние. Разобрать, что это, было непросто, но первой вспоминалась мокрая псина. Определённо, среди всего прочего похожий запах был. Ещё сильнее несло чем-то, до жути похожим на уксус и хлорный отбеливатель, но эти запахи казались столь неуместными, что опознавались позже псины. Ну и, конечно же, не обходилось без тухлятины, которую Руслан в новой жизни пожирал в огромных количествах. В остальном и разбираться нечего, композиция и так выходила кошмарная. Каково должно быть человечкам, если дурно бывает даже самому? На их бы месте Руслан и близко не совался к яме. У местных выбор явно невелик, если они до сих пор не разбежались. Ответственность и стойкость − выше всяких похвал. Думать о том, что всех здешних обитателей развесят по деревьям, посмей они покинуть замок, не хотелось. Неправильно это. Хотя скорее всего так и есть. Не были эти люди фанатиками, а значит, им либо хорошо платят, либо угрожают чем-то, либо и то, и другое. Из всех, кого встречал Руслан на новом месте и в новом обличии, нашёлся только один человек, плевавший с высокой башни на его запах, дурной нрав и прочие недостатки. Знать бы, как ему это удаётся. И этот кто-то, потягиваясь и не спеша продрать глаза, сейчас выбирался из-под огромного драконьего крыла. − Да жива я, жива! − проворчала Ада, наклонившись, чтобы потуже затянуть шнурки на своих высоких грубых ботинках. − Не дождёшься, Кри. В грязной рабочей одежде, растрёпанная и заспанная, она оставалась ослепительно красивой, и Руслан, наклонив голову, наблюдал за ней с интересом. Конечно, здесь ему ничего не светит, но поглазеть на красивую девчонку – это развлечение, ещё не успевшее надоесть. Кроме того, Ада была единственным существом на этом свете, которое с ним разговаривало. Ответить ей было невозможно, да и говорила она, как уставший от одиночества хозяин – со своей собакой. Но это было много больше, чем всё, что Руслан видел от людей с тех пор, как проснулся драконом. Не говоря уже о том, что именно Ада первой решилась появиться возле ямы после того дождливого дня. На самом деле первым появился вот этот растрёпа, которого, оказывается, зовут Кри. Но разве можно назвать появлением то, как он с пятью товарищами поспешно перевернул в яму несколько тачек вонючей рыбы и поспешил сбежать? Ада пришла шестью днями позже. Она не спешила, ничего в яму не бросала. Немногочисленное сопровождение сбилось в кучу у неё за спиной. Отчаянно трусило, но не отставало. На Аде не было промокшего чёрно-красного платья, но Руслан узнал её сразу. Это её в последние минуты жизни обнимал убитый им человек. Её крик всё ещё стоял у него в ушах. Ей бы первой бояться его. Но она, не слушая поднявшегося ропота, переступила границу, очерченную изукрашенными резьбой столбами. Ни тогда, ни сейчас от неё не пахло ни страхом, ни ненавистью. А ведь между ними стояла смерть. Обойдя Руслана, дрессировщица остановилась возле его передней лапы и, задрав голову, уставилась на маячившего наверху Кри. – Чего орёшь? – недовольно вопросила она. – Я работаю, коменданту жаловаться не на что! О да, она работает. Руслан закатил глаза. Работа Ады заключалась в том, чтобы всячески отравлять ему жизнь, обращаться, как с дрессированной собакой и упрекать за всё на свете. Нет, он был ей, безусловно, благодарен за общество: оно избавляло от скуки и отгоняло безумие. Но какой же она могла быть невыносимой! Если верить ей, крылья Руслан держит неправильно (будто он сам ещё не догадался), ходит неправильно, голову наклоняет, как пьяный бродяга, а хвост и вовсе волочит, как канат. Сначала это казалось забавным, а кое-что даже выводило на правильные мысли. Например, Руслан перестал жевать еду и смотреть под ноги. Но шло время, и внутри поднималась ядовитая злоба. Кто она такая, чтобы так обращаться с ним? Ада хотела умереть, когда явилась к яме в тот далёкий день. Хотела, но не нашла сил, чтобы справиться самостоятельно. Руслан понял это быстро, а вот люди, что пришли с Адой – нет. С минуту все они молчали, будто громом поражённые. Потом кто-то закричал, к нему присоединились другие, и вскоре шум поднялся до небес. Кажется, женщину уговаривали, от неё требовали убраться оттуда, отойти за столбы, пока не поздно. Она никого не слушала. Кажется, она вообще не слышала ни звука, а видела перед собой только чудовище, в теле которого обитал Руслан. Кем же был тот человек, который обнимал её, не предполагая, что минутой позже будет мёртв? Неужели возлюбленный? Или даже любимый муж? Поймав себя тогда на этих рассуждениях, Руслан неожиданно для себя взъярился. Какая разница, с чего эта женщина вдруг потеряла веру в жизнь? Она посмела ожидать, что он возьмёт на себя то, на что у неё не хватает смелости. Эта трусливая тварь возомнила его своим слугой, и за это должна быть наказана. Сломать ей хребет, как тростинку. Сделать это так, что она не умрёт, но поймёт: всегда и всем найдётся, что терять, и самые страшные потери всегда приходят последними. Только тогда он раздавит эту мерзкую личинку, когда смерть перестанет видеться ей счастливым избавлением... Всё это Руслан мог и сделал бы. Такие яростные мысли не впервые посещали его, и чем дальше, тем труднее было их не замечать. Но вкус крови и желчи был ещё свеж в памяти, а совесть не сдавала позиций. Он не хотел убивать, пусть даже все вокруг считали это естественным. А они считали. Кри тем временем пинком сбросил в яму верёвочную лестницу. По ней обычный человек мог попасть в драконье логово. Если хотел, конечно. И мог решиться. Ада всегда ею пользовалась. Странно, что на этот раз она внизу, а лестница – наверху. Впрочем... Руслан помнил, как Ада попала в яму накануне вечером. Ей определённо было не до лестниц. Если только она не хотела сорваться и упасть, как в тот злополучный день, когда ей, бедняжке, пришло в голову, что жизнь окончена. – Ты что, горна не слышала? – изумился растрёпа. – Архимаг приехал, работу нашу проверять! И лорд Омри с ним! Пошевеливайся, пока за тобой не послал кто похуже коменданта! С этим он сгинул, и снова наступила эта неправильная тишина, которую не нарушало даже вороньё. Тревога зашевелилась с новой силой. Гости и правда оказались незваными, и, судя по тому, как побледнела Ада, с неё сейчас будут спрашивать по всей строгости. А виноват в её несчастьях будет Руслан, ведь бестолковый зверь в яме вряд ли порадует архимага, которого растрёпа Кри упомянул прежде императорского наместника. Словно угадав его мысли, Ада обернулась. В её глазах растерянность переплелась с бессилием. Подумать только, Руслан никогда не видел её такой несчастной. Даже в тот день, когда она устала переживать потерю брата. Укол ревности был ощутимым. Ох уж этот покойный брат. За то время, что Ада берегла его от скуки, Руслан привык считать её своей, она же смотрела на него с обожанием вместо того, чтобы винить в убийстве. Это было неправильно. Но это льстило, хоть и напоминало любовь одинокой женщины к домашнему питомцу. Осознавать, что он, Руслан, не единственный, кого любит эта женщина, было неприятно. Подумать только. Дожил. До ревности к мёртвым братьям. Аккурат к тридцатнику. – Плохо дело, – вздохнув, произнесла Ада. – Ну и что я скажу архимагу, если ты при слове «седло» рычать начинаешь, хотя понятия не должен иметь, что это такое? Вибрирующий в горле рык Руслан почувствовал раньше, чем услышал. Ещё раньше увидел, как расплылась в улыбке дрессировщица. Откуда берётся у неё смелость улыбаться рычащему дракону, оставалось для него загадкой. Как и причина, по которой упоминание седла вызывает у него такой резкий отклик. Если задуматься, он не видел ничего странного, тем более страшного в том, чтобы седло носить. Чем это отличается от того, чтобы носить на плечах ребёнка? Это даже полегче будет, человечки ближе к куклам, чем к детям. А если подумать ещё, да не как попало, а как следует, то на что ещё Руслан годится? Всё должно иметь смысл. В том числе и то, что его держат в яме, кормят и оберегают. Но сколько доводов ни приводи, а толку было мало, и всякое упоминание седла вызывало у Руслана раздражение. Негоже ему допускать к себе какую-то зазнавшуюся личинку. От паразитов нужно избавляться, а не таскать на себе. Допустишь такое – и тебя заживо сожрут, а виноват будешь сам. Как прикажете с этим быть? Впрочем, скоро у Руслана появится ответ: горн пропел ещё дважды, сообщая о новом открытии ворот. Гостей выезжали встречать, и вот теперь они в замке. Вид у Ады был такой, что захотелось свернуться вокруг неё, заслонив от мира и чужих взглядов. Как в тот день, когда она, не добившись от зверя ничего, кроме недоумения, принялась спускаться в яму. Всерьёз причинить Руслану боль с помощью серебряного жезла она тогда даже не пыталась. Надеялась на то, что память о выходке брата свежа, и дракон не станет терпеть. Но он стал, и оставались только крайние меры. Они бы принесли плоды, ведь, не преодолев и половины спуска, Ада сорвалась... Странно, что сейчас она думает о седле, а не о том, что дракон, которому оно предназначено, не умеет летать. Чего стоит дракон без крыльев? Чем он лучше любого другого зверя? На земле неповоротлив, и пройдёт далеко не везде. Дела плохи, тут Ада права. Руслан почувствовал, как сжалось в груди сердце. Дело в этой странной тишине? Или он только что осознал, что его прикончат, если не сочтут пригодным? Похоже, для него слишком велика даже собственная голова: разобраться во всём, что в ней творится, уже не в первый раз оказывалось непосильным. А наверху тем временем снова показался Кри. Встрёпанный пуще прежнего, раскрасневшийся, с огромными от ужаса и восторга глазами. Что-то случилось. – Вылезай из ямы! – завопил он. – Живо! Ада, поглощённая невесёлыми мыслями, от этого выкрика мгновенно вспыхнула. – Зачем? – рявкнула она в ответ. – Мне и здесь хорошо. Пусть приходят. – С такой, – сбавив тон, но не меняясь в лице, откликнулся растрёпа, – что всадник прибыл! И если комендант тебя не предъявит, будет худо! Не уточнив, кому будет худо, он снова исчез, а у Ады подогнулись колени. От неё резко запахло страхом. Нет, даже не страхом. Ужасом, да таким, что дыхание Руслана мгновенно застряло в горле. Кто же этот всадник, чем отличается от любого смертного из плоти и крови, чем так страшен? Недобрый знак, ведь с этим человеком Руслану предстоит свести близкое знакомство. Любопытство распирало изнутри, вытеснив даже назойливое беспокойство. Чего боится Ада? Неужели наказания? Но винить её не в чем, она сделала всё, что могла, а вот зверь ей попался на редкость глупый. Попробуй, совладай с такой грудой дурного мяса, будучи хрупкой девушкой. Кем надо быть, чтобы не понимать: чудеса случаются, но далеко не всегда по приказу. Даже императорскому. Кем надо быть. Самовлюблённым ослом, например. Не такая уж редкость среди правителей, а уж среди тех, кого они возвысили... Руслан подтолкнул застывшую Аду мордой. Не раз, проделывая такое, ронял её на землю, приходилось быть осторожным. Печально, что нужно прибегать к методам общения, свойственным домашнему питомцу. Но других не было, а если Ада сейчас не поднимется наверх по лестнице, которую заметно шевелил поднявшийся ветер, то её ждут неприятности. Это не улучшит её самочувствия. Она молча прижалась к нему. Буквально улеглась сверху ему на голову, и это было впервые. Неужели всё так плохо? Хоть бы не молчала, а рассказала, что её так беспокоит. Знает ведь, что он всегда выслушает и слова поперёк не скажет, даже если захочет. В сторону лестницы Ада даже не взглянула, а голову Руслана вдруг посетила шальная мысль. То-то удивится дрессировщица, если всё получится. Край её распахнувшейся куртки щекотал ноздрю. Не чихнуть бы, не сбросить, так и не совершив задуманного. А задуманное было делом непростым для груды дурного мяса, но всё-таки выполнимым. Ада, по счастью, молчать не стала. – Вот, наверное, и всё, – нарочито спокойно проговорила она, не замечая, что ноги её уже не касаются земли. – Понравится всаднику или нет, а тебя заберут отсюда. Знаешь... я ведь уверена, что ты всё понимаешь. Хоть должен быть чуть умнее собаки, а вот понимаешь и всё. Угадала, мысленно согласился Руслан, старательно тараща глаза. Как не понимать. А вот быть чуть умнее собаки – это неплохо. Сколько мучений от скуки прошло бы тогда мимо, да и команды твои не казались издевательством... но чего нет, того нет. Тем временем Ада продолжала: – Я думала, с ума сойду, как Амоса не стало. Только в тот день поняла, насколько он мне всё-таки дорог. Всегда так, не ценишь, пока не потеряешь. Он вредный был... и злым тоже бывал. И глупостей натворил – не счесть, но... − Она повернула голову, и прядь её волос задела уголок глаза. Надо спешить, а то быть беде. − Мне бы на тебя злиться, или бояться... Вот-вот, и Руслан об этом не раз думал. Так почему же всё-таки не боится и не злится? Может, помянет сейчас хотя бы свою версию. Было бы неплохо. – А только вспомню, как ты кричал и в грязи корчился – и не могу ни злиться, ни бояться, ни осуждать, – призналась Ада. – Я же тогда ему говорила... я его предупреждала. Мы с ним почти никогда не спорили, а тут... он посмеялся и оттолкнул меня. Поэтому жива осталась, иначе ты бы и меня в яму стащил. Руку потеряла бы. В лучшем случае. – Голос её предательски дрогнул, а та рука, с которой дрессировщица рисковала расстаться, крепче обхватила Руслану голову. Вот и разгадка. Оказывается, братец сестру оттолкнул, когда она ему мешать стала. Что ж, Руслан этому рад, а ещё больше рад тому, что Ада по-прежнему ничего не замечает. Только бы не чихнуть и не сесть снова на хвост. Половина пути уже пройдена, а пока он с удовольствием послушает ещё. Наверху никто дрессировщицу не ждёт. Даже растрёпа сбежал обратно, в общий переполох да от греха подальше. Некому поднять крик или потребовать отчёта. – Я неделю после этого спать не могла, – вздохнув, продолжала Ада. – Наконец решила – будь что будет, но видеть тебя хочу, и горевать больше сил нет. Неправильно. Но так и есть. Думала, убьёшь. Думала, не осмелюсь за столбы зайти. А вышло так, что до сих пор поверить не могу. Как подумаю, что скоро тебя заберут – страшно становится. Она поёжилась и ещё крепче обхватила драконью голову. Ветер растрепал Аде волосы. Из-за них левый глаз Руслана почти не видел, а резь становилась всё сильнее. А зажмуриться никак нельзя, ведь стоит это сделать – и непременно чихнёшь. Вниз медленно сползла и шлёпнулась на землю тяжёлая капля. Так вот вы какие, крокодильи слёзы. Но на душе от слов дрессировщицы потеплело, и подняла голову гордыня. Всё-таки не из-за брата, а потому, что разлукой со зверем мучилась! Какая разница, что и брат там где-то рядом побывал. Не сотворить бы от самодовольства глупость и не завалиться в яму вместе с ношей. Дотерпеть бы... а вот и цель, вот край ямы, и оставалось только ждать, когда же Ада наконец заметит, что она уже наверху, без всяких лестниц. Ждать и надеяться, что подождут и все каверзы мира. Она заметила, и, вскинувшись, удивлённо на Руслана воззрилась. Пора бы начинать оправдываться: именно этого ждёт женщина, когда так смотрит. Объяснений. Оправданий. Доказательств того, что мир, где она права и знает всё, стоит на месте. Но говорить Руслан не мог, и собирался без зазрений совести этим воспользоваться. Моргнуть всё ещё было боязно. Какое-то время казалось, будто Ада всерьёз ждёт объяснений, и не считает, что неумение говорить позволяет ему молчать. Но наконец она, нервно хихикая, сползла на землю и выпрямилась. – Сказала бы, что ты меня пугаешь, но до чего же это... любезно с твоей стороны. Голос у неё дрожал, хотя она ещё посмеивалась. То, что зверь оказался умнее, чем должен быть, её и правда беспокоило. Но не пугало. Впору обидеться: безвестного всадника, который ещё вилами на воде писано, будет ли всадником, Ада боялась больше, чем дракона. На этот раз она неловко оступилась, когда Руслан подтолкнул её и, удержав равновесие, рассмеялась уже от души. Он залюбовался и заслушался, забыв о том, что ещё недавно собирался чихнуть. Резь в глазу прошла, раздражение будто бы унялось, и можно было наконец опустить веки. – Иду, иду, – заверила Ада. И вскоре была уже далеко. Руслан порадовался, что она не обернулась, пока не скрылась из виду. Везение вместе с выдержкой закончилось. Он всё-таки чихнул, совершенно неожиданно и очень душевно. Мгновением позже лапы его бестолково болтались в воздухе. Какая неприятность. Но этого хотя бы никто не видел, и никто не пострадал, даже злополучные крылья остались целы. Можно просто перевернуться на бок, кое-как подобрать своенравные конечности, а уж потом вставать и делать то, что собирался с самого начала. Ходить кругами, разгоняя застоявшуюся кровь. Конечно, падение её слегка расшевелило... но добавить не помешает. Для верности. Мало ли что потребуется, когда до ямы доберутся гости. Шум наверху раздался кругов через шесть-семь. Шаги, дыхание, приглушённые голоса... быстро добрались, и в немалом количестве. Но смотреть ещё рано. Пусть сами посмотрят. Пусть что-нибудь скажут, а Руслан подождёт, послушает, и уж тогда решит, как быть ему. Над головой воцарилась тишина. Всё та же, неправильная и тревожная тишина. Руслана увидели и не спешили что-то обсуждать. Смотрели молча, удивлялись и терялись в догадках тоже без слов. Даже дыхание затаили, кажется, но это неудивительно: с непривычки им повезёт, если не хлопнутся в обморок. Все, невзирая на пол, возраст и жизненный опыт. Молчание затягивалось. Да пусть хоть до скончания века молчат. Руслану спешить некуда, он из ямы никуда не денется. Разве что Аду могли бы вернуть. Нехорошо чужое брать. Поймав себя на том, что снова думает о дрессировщице, как о своей собственности, Руслан фыркнул... и тут же вскинул голову, хоть и зарёкся смотреть на своих гостей. Чувство, что вдруг посетило его, не поддавалось описанию, но было таким мучительно знакомым, что сердце едва не лопнуло от избытка чувств, совсем не подходящих дракону. Невозможно. Вот всё, что умещалось в голове Руслана. И всё-таки он не мог обмануться: тяжесть этого взгляда не раз возвращала ему веру в жизнь, и никто другой не мог смотреть так. «Виктор?» – мысленно обратился Руслан к другу, оставшемуся где-то в другом мире. Можно ли верить, можно ли хотя бы надеяться... Но то, что он увидел, не сняло груза с его души, не обернулось радостью. Оно ударило Руслана наотмашь, заставив отпрянуть прочь. Подальше от места, где с земляного вала на него смотрел одетый в чёрное человек с обритой головой. Это был не Виктор. Но это лицо Руслан знал, потому что пятнадцать лет назад, на скучном уроке за неделю до летних каникул, сам нарисовал его на последней странице тетради в клеточку. Лето Харон, первый своего имени, верховный правитель и защитник великой Полуденной империи, смотрел на него глазами потерянного друга. Такое годилось для безумного сна, но разве мир вокруг не доказал уже Руслану, что он реален? Доказал, вбил веру в себя силой, затолкал в глотку каждое разумное объяснение. Теперь не эти ли объяснения гноятся и болят в раздувшемся зобу? И вот, когда Руслан поверил и смирился... вот оно, новое испытание, вот творение собственных рук и воспалённого от жары и скуки воображения, окрещённое наугад, в мечтах о долгожданном отдыхе. Оно явилось, посмев притворяться другом. И что прикажете делать с ним? Хотелось отвернуться, или даже ослепнуть. Хотя бы всерьёз и от души поверить, что этого не может быть. Но пользы от этого не больше, чем от криков. Может быть, даже меньше. И Руслан смотрел, не замечая, что припал к земле и вытянул шею, будто рассерженный гусь. Лицо молодого императора исказилось. Улыбка его была больше похожа на гримасу боли. Похоже, испытание выпало и ему. Он высоко, но даже со дна ямы Руслан видел: человек, чьё лицо являлось ему иногда в страшных снах, болен. Внутри у него притаилась лютая погибель, и он отразил только первые её удары. Руслан знал, ведь у Лето Харона было его лицо. Два года назад именно его он видел в зеркале, когда после химиотерапии сбрил волосы. Посмертная маска царя древнего Кемета, умерщвлённого молодым. Из-под отяжелевших век смотрели на Руслана глаза сражённого судьбой незнакомца, и не было в этих глазах ничего, кроме пустоты. Как давно это было... Вот только взгляд Лето Харона был другим. Он не отчаялся и не намерен отступать. Ему придётся переломать себя и размолоть в кровавую кашу, но это его не остановит. Тот, чьими глазами смотрел на мир молодой император, иначе жить не умел и не хотел учиться. Хотелось закричать, и на этот раз Руслан не выдержал. Голос дракона, взяв низкую ноту, резко взлетел до высокого вопля. Оборвался, снова взял разгон. Ещё раз, и ещё. Так, выходит, на доступном ему языке звучит самый важный и ненавистный вопрос – почему? Почему ты здесь, кому и что намерен доказать, когда в ближайшее новолуние будешь уже бессилен даже заснуть? Почему ты существуешь, почему взял на себя то, что выстрадать досталось мне? Почему, почему... Лето пошатнулся и отступил на полшага. К нему тут же приблизился другой человек – рослый и крепкий, лет сорока пяти, с сединой в волосах. Поддержал, но император отстранил его и покачал головой. Только тогда Руслан, замолкнув, оглядел вал, которым строители обнесли его яму. Народу собралось не меньше, чем в день пробуждения. Больше, считая гостей. И все снова смотрели на него. Вот комендант. Обеспокоен и заметно пьян, за что ему если не влетело, то ещё влетит. Вот этот здоровяк, должно быть, и есть лорд Омри, наместник восточной провинции, которого растрёпа Кри упоминал после архимага. А вот, должно быть, и сам архимаг, благообразный старик, чисто выбритый, простоволосый, в скромной тёмной мантии. Смотрит настороженно, ждёт подвоха, а внутри у него зарождается страх. Рядом с ним стоит Ада, и спина её неестественно прямая, а в лице нет ни кровинки. Плохо. А вот, в десятке шагов от этих двоих, прикрыв светлые кудри синим платком, стоит Далла. Она хорошая, но очень много врёт. Из всех она одна смотрит не в яму, а куда-то вверх, будто ожидая дождя... «Мудрая Розалидна, оставшись у постели больной королевны на ночь, смотрит в окно и видит далёкий отблеск костра», – подумал Руслан за миг до того, как на него с неба упала боль. Обрушилась, будто небесный свод, впилась в хребет бесчисленными когтями и зубами, вышибла из груди воздух, а из глаз – слёзы. Она, госпожа боль, добралась до него наконец, и обняла со страстью, недоступной смертным. Он знал её, боялся, ненавидел, но запертая в огромном теле душа возликовала. Без госпожи всё было не так. Жизнь не имела вкуса, борьба – смысла. Должно быть, так и сходят с ума. Второй удар прижал Руслана к земле, вдавил в бурую промёрзшую почву на дне ямы, не давая дышать. Наверху раздались крики. Истошно взвыл горн. Чей-то зычный голос выкрикивал что-то, похожее на приказы. Шум, гам, беготня... чего они боятся, если дракон не может достать их там, за столбами, если он даже головы сейчас поднять не посмеет? Сквозь красную дымку, которой подёрнулся мир, Руслан видел небо. Оно, конечно же, осталось на месте, не обрушилось, чтобы раздавить его. Прозрачный голубой свод скрывался за грязной ватой облаков... и под этими облаками стремительно неслись юркие, часто хлопающие кожистыми крыльями тени. Не заточённого в яме дракона испугались люди. На замок Крас напали. Налетели с истошным визгом, какой не способно исторгнуть даже драконье горло. За ними не успевал взгляд, всюду натыкаясь лишь на следы. Вот опустевший с одного края вал. Людей смело, будто порывом ветра пригнуло высокие травы. Вот пятна крови, и тонкий ручеёк, сползающий в яму. Вот ужас на молодом лице солдата в незнакомой форме. Вот искристый ледяной всплеск где-то там, вне поля зрения, а от женского крика не укроешься, закрыв глаза. Рядом что-то влажно шлёпнулось, плеснуло в бок тёплым, замерло. Тело. И ещё одно. Да их тут уже полдюжины, вповалку, будто после кошмарной попойки, вперемешку местные и пришлые... вот только они не спят, они мертвы. «Еда». Боль оседлала его, впилась в бока острыми шпорами и натянула повод, заставляя выгибать шею и упираться, царапая землю когтями передних лап, но Руслан заметил это с опозданием. Раскалённым гвоздём, точно между глаз, впилась ужасная мысль, единственное слово из трёх букв, от которого пасть наполнилась липкой горькой слюной. Еда. Это всего лишь еда, и если он не примет её... Там, наверху, вертелась, истошно завывая и кромсая всех подряд, тощая, хромая и страшно голодная смерть. От неё негде укрыться, она не берёт пленных и не знает жалости. Она заберёт всех, кто не готов встречать её. А не готов здесь был каждый. Тот, кто готов, не вопит в лицо смерти, а крик наверху стоял такой, что казалось, кричат даже замшелые старые камни в стенах замка. Кричат. Исходят кровью. Умирают. Но почему-то ещё стоят, не уступают мёртвой тишине, не рассыпаются в прах. Последний свет хмурого дня поглотила чёрная трепещущая туча. Вороньё. Обезумевшее от жадности вороньё, что так тихо вело себя до сих пор. Мерзкие птицы знали. Они ждали и дождались. Пожива здесь. Пожива лёгкая и обильная. Вслед за налетевшей с небес смертью они кидались вниз, не разбирая мёртвых и живых. Огромные, будто грифы. В лоснящемся чёрном оперении. От их трескучих криков стыла кровь. Однако вороньё уже ждали. Не все встречали смерть, не подготовившись. Не все тратили дыхание на крики. Жар волной прокатился над ямой, разогнал темноту рыжим пламенем, и дождь из тел обрушился на землю, источая вонь горящих перьев и обугленного мяса. В дело вступил архимаг. Но что может один старик против смерти? Долго ли удержит её своим таинственным искусством? Замок обречён. Лёжа на дне ямы, задыхаясь и медленно приходя в себя, Руслан понимал это отчётливо. Вот только что ему за дело до этой груды камней, до этих людей, среди которых почти все его боялись и ненавидели? Пусть сгинут все, он горевать не станет. Но до него отчётливо дошло: когда умрёт последний из этих человечков... да что там, если выживет кто угодно, кроме Ады и Даллы, его оставят здесь. Из ямы он не выберется, и вскоре будет завидовать тем, кого рвала на части костлявая хромая смерть там, наверху. Он будет медленно умирать от голода здесь, в грязной яме, из которой видно небо, но нет ни единого выхода. Боль отпустила. Дала вдохнуть. Но тратить время на радость было нельзя. Нужно повторить то, что случилось в день пробуждения. Любой ценой нужно достать один из резных столбов. Перекусить его пополам, и может быть тогда откроется прореха, через которую получится достать другой, третий... Боль ради жизни, или покорное ожидание смерти. Выбор очевиден для всякого, кто даже при последнем издыхании жаждал жить. Удар о воздух оказался страшен. Потемнело в глазах, заныли кости. Ничего, не привыкать. Новый бросок – и в пасти уже вкус крови. Снова неудача. Ещё раз. И ещё. Уже не разобрать, где небо, где земля, и не счесть, сколько раз они успели поменяться местами. В горле застрял тошнотворный ком, на землю течёт и пузырится зелёная жижа. Нет времени разбираться, что это и откуда. Нужно пытаться, и после неудачи – какая она по счёту? – пытаться ещё раз. Кажется, на несколько мгновений Руслан потерял сознание. Он не видел, как простёрлась над замком чудовищная тень. Не видел, откуда явилось это изломанное, неуклюжее тело, вяло шевелящее парой изуродованных крыльев. Оно источало красный туман и пахло болью и лихорадкой. Руслан не поручился бы, что ему не привиделось, но почти не сомневался: в небе над замком – он сам, без шкуры и половины мяса. Кто бы ни слепил это чудовище, вдохновило его то, чем стал Руслан. Налётчики приветствовали предводителя дружным воплем. Теперь их можно было видеть. Они напоминали огромных скатов, вплоть до жал на длинных тонких хвостах. Лоснящиеся складки толстой шкуры, бурые и серые пятна под брызгами свежей крови. Они сделали своё дело. Они поднимались отовсюду, тянулись к повисшей над замком Крас твари, раздуваясь от восторга, и под их кожистыми крыльями шевелилась и плевалась чёрным земля. Поняв наконец, что происходит, Руслан осел на дно своей ямы, будто растворилась каждая кость в огромном теле. Эти твари принесли в замок Крас не простую смерть. Благодаря им она далеко протянет свою костлявую длань, от души насытится. И дракон станет не последним блюдом на её кровавом пиру, ведь у него под боком уже шевелится отвергнутая пища... Не время лежать, не время ждать, ибо ждущий всегда получает только то, чего не может вообразить! Первого мертвеца, закопошившегося в опасной близости от него, Руслан отшвырнул ударом лапы. Тело, будто тряпичная кукла, шлёпнулось вниз головой, чудовищно изогнулось, пытаясь встать на ноги, переломилось, пустило до земли багровые подвижные корни. Рядом уже зашевелились остальные. Их он раздавил. Как в прошлой жизни давил тараканов. Влажно всхлипнула плоть, затрещали кости, царапая чёрную чешую. Ни вскрика, ни вздоха. Тишина. Страшная, мёртвая тишина опустилась на замок, и это означало, что Руслан остался один. Сколько дней уйдёт на то, чтобы вырваться? Сколько ещё мерзости сползётся сюда, чуя жизнь? Да кто же скажет. Из красных объятий нависшего над ямой рока медленно проступили очертания тела. От совершенства форм её захватывало дух, и белая как кость кожа была рассечена от лона до лица, которого у этой женщины никогда не было. Она покоилась в складках плоти, оберегаемая частой решёткой рёбер, будто драгоценный камень в оправе. Руслан узнал её. Как могло быть иначе, ведь именно с ней смерть разлучила его. Вот она, госпожа боль, во плоти, и множеством острых, как иглы, зубов усажены края её похожей на длинную рану пасти. От неё не сбежать и не спрятаться. В ней нет и не должно быть ничего человеческого. На теле её нет места, которого не касался Руслан, рукой или взглядом. Она заменяла сон и еду, в её честь он пел гимны, которые за стонами и криками никто, кроме неё, не слышал. Она была всем миром для него когда-то, далеко находясь или близко. И вот она пришла, чтобы забрать его. Её прикосновения Руслан больше не чувствовал. Давно ушёл туда, где нужно бить, а не ласкать, чтобы добиться отклика. Она была нежна с ним до сих пор, но сейчас она будет бить. Госпожа недовольна: он заставил её ждать. Удар пришёл и оказался страшен. Руслану показалось, что он покинул тело, метнулся прочь бесплотным духом, спасаясь от гнева госпожи боли. Но упустить его снова она не собиралась. Поймала, как кошка – птицу, и швырнула назад. Вбила, впечатала в застывшую тушу... и отстранилась, оставляя оглушённо трясти рогатой головой, подниматься на лапы – негоже перед госпожой валяться в грязи... и осознавать: душа в тело вошла, как рука в перчатку, и не случалось с ним ещё ничего правильнее. Теперь Руслан понимал каждый упрёк, что Ада бросала ему, и каждая ошибка, совершённая до этого, казалась смешной и глупой. Как можно было творить всё это там, где разберётся даже увязший в иле змеёныш? Вернулись силы, сгинуло без следа отчаяние. Казалось, всё теперь возможно... но новая попытка дотянуться до столба не увенчалась успехом, как и прежние. Не откроется ловушка, устоит, удержит, уничтожит... Они появились на валу неожиданно. Все были в крови. Все бледны как покойники. Кто-то шатался, как пьяный. Кто-то полз. Их было очень мало, но все, о чудо, живы. Вот архимаг, с ног до головы в саже, растерявший всё своё благообразное спокойствие, постаревший на добрую сотню лет. Вот лорд Омри, в располосованной на спине, окровавленной одежде. Нападение сзади, ранение... его с двух сторон поддерживают кто-то из пришлых солдат и – тут сердце Руслана затрепетало от радости, − Ада. Оба ошеломлённые и напуганные, но выглядят здоровыми. Вот комендант, не держится на ногах, хоть и протрезвел начисто, и с ним – растрёпа Кри и ещё человек пять местных... Госпоже нет до них дела. Они могут жить или умереть, до тех пор, пока не заступают ей дорогу. Беда в том, что они уже осмелились. Далла вылетела на вал, будто спасаясь от преследователей. Возможно, так и было, но она не обернулась, чтобы взглянуть, отстали они или нет, близко ли. Всем своим небольшим весом она врезалась в резной столб, оказавшийся у неё на пути. Тот не шелохнулся. Она толкнула его снова, и снова упрямое бревно оказалось сильнее. − Валите их! − завопила Далла. Голос сорвался. Неделю будет хрипеть. Может больше. А петь, возможно, она не будет уже никогда. − Валите столбы, или нам конец! Конец может прийти и после того, как столбы падут. О помыслах зверя Далла не потрудилась задуматься. И, как ни странно, была права: сегодня дракон видел перед собой только одного врага. Вот только столбы не поддавались людям. Стояли насмерть, отказываясь замечать их усилия. Маги измучены, а физических сил отчаянно не хватало. Даже наместник, при всей своей мощи, не мог сдвинуть столб даже на волос. Он раньше истечёт кровью, чем добьётся хоть чего-нибудь от этого бревна. Что говорить об остальных. И быть бы вскоре им такими же, как те ожившие останки, что ближе и ближе подбирались к яме, ведь маленькие налётчики уже подняли крик, снимаясь из-под крыльев госпожи. Не заметили, не закончили! Но они всё исправят. Их было не так много, всего десяток... но для того, чтобы расправиться со всеми, хватит и двух. А крылья госпожи пришли в движение. Она намерена спуститься, и когда она ступит на землю, там не должно остаться ни одной живой души. Вот он, конец, о котором, срывая голос, кричала волшебница. Скоро все они пожалеют, что не пали ниц перед госпожой раньше. Как остальные обитатели замка Крас. На вал он поднялся, шатаясь, будто под ногами у него вместо твёрдой земли ходила ходуном палуба угодившего в шторм корабля. Заметив его краем глаза, Руслан решил было, что это мертвец, до того страшным было лицо Лето Харона, превратившееся в кровавую маску. Он был в крови от головы до пояса, правая рука висела плетью. Его по дуге облетел один из налётчиков, метнулся вдоль вала и нашёл смерть у ног лорда Омри. Остальные твари не обратили на раненого императора внимания. Кри и местные дружно рухнули рядом с комендантом, прикрывая головы. Далла, прижавшись спиной к столбу, вытянула руку, на которой с громким хлопком лопнуло кольцо. У архимага дрожали руки, но затрепетавший вокруг него воздух отшвырнул кинувшихся к нему тварей и обратил в кровавые брызги двух. Всё это были мелочи, бессмысленная возня и бесполезное сопротивление неизбежному. Госпожа, которой не было дела до смертных, заметила Лето Харона. Руслан видел, как напряглось, принимая боль, тело молодого императора. Он устоял, привалившись к столбу. А потом медленно, будто не доверяя себе, упёрся в него левой, целой рукой. Что сможет он один там, где пятеро бессильны... Вал зашевелился: изломанные, багровые и чёрные, хрипящие и воющие останки добрались наконец до последних живых. Их было слишком много, чтобы поверить, будто всё это умерло и переродилось здесь, каких-то несколько минут – а кажется, что вечность миновала! – назад. Кто-то закричал. Душераздирающе, из последних сил, и тут же умолк. Но Руслан уже не видел вокруг ничего. Коснулась земли кровавая колыбель госпожи, и развернулась, открывая клетку, распускаясь кровавыми космами, захлёстывая, обхватывая и погребая под собой всё, до чего дотягивалась. Отныне замок Крас принадлежал госпоже безраздельно. Со всем, что обитало в нём. До ямы оставалось несколько шагов, и слуги госпожи спешили расчистить ей путь. Они успеют, ведь двигается госпожа боли степенно. Ей торопиться незачем. И тут один из столбов подался. Тот самый, что пытался сдвинуть император. Накренилось тяжёлое, покрытое узорами бревно, будто отстраняясь от прикосновения. Всё ближе и ближе к земле его вершина. Откуда сила в этом израненном, больном человеке? Не время гадать. Время спешить на помощь, ведь госпожа уже близко, и верещат оставшиеся в живых твари над свежими телами, а император до того ушёл в себя, что не чувствует, как впиваются в него зубы, ещё недавно – человеческие, как всё больше рук хватают его, пытаясь повалить на землю, прижать, задушить. Будь все они прокляты, хватит с них добычи на сегодня! В глазах потемнело на середине рывка. Слишком много ударов пришлось в этот день на драконью голову, даже для неё – слишком. Но чудо наконец произошло, и захрустело на зубах заговорённое дерево, и вздохнула в бессилии невидимая преграда. Вздохнула и госпожа, спускаясь в яму, волоча за собой кровавые лохмотья, в которых, будто мухи в паутине, барахтались мёртвые обитатели замка Крас. Последний шаг остался ей, чтобы заключить Руслана в объятия. Не выйдет. Не сегодня. Под челюстью что-то болезненно сократилось, и из раскрывшейся пасти двумя потоками изверглась шипящая зелёная жидкость. Прежде чем оглохнуть от вопля госпожи, Руслан успел вздохнуть свободно: он чувствовал себя разбитым и смертельно уставшим, под левым глазом жгло, в зубах засели щепки, но зоб исчез.