Драконьи сны

Архимаг Нир Элор Встревоженный колдовским огнём и человеческими шагами, взметнулся в воздух горький пепел. Пылью и лёгкими хлопьями закружился, оседая на плечи, запутываясь в волосах, мешая дышать. Висел ещё в воздухе жар и смрад пожара, и под ногами, будто лихорадящий больной, ещё дрожала от воспоминаний о беде земля. Курились дымки там, где пламя ещё боролось за жизнь, жадно глодая последние остатки пищи. Что-то не так с этим огнём... Вокруг, насколько хватало глаз, было пусто. Ни души. Ни шороха, ни дуновения ветерка. Как будто всё застыло, поражённое случившимся, в ожидании неизбежного продолжения. Небо безучастно взирало на то, что оставила по себе недолгая власть огня. На разрушения и казнённых, и на одинокого человека посреди пепелища. За спиной громко хлопнуло и дохнуло жаром, будто от кузнечного горна. Архимаг не обернулся. Незачем обижать взглядами и сомнениями лучшую ученицу. Она ошибается крайне редко, и ещё ни разу наставника не разочаровала. Жаль только, ноша ей, совсем ещё юной, досталась тяжкая. Несёт она её с достоинством, но далеко ли на одном достоинстве уедешь? Ученица уже была рядом. От неё за несколько шагов веяло болезненным теплом, но лихорадка тут ни при чём. Вокруг, откликаясь на зов, вздохнул ветер, ласково обернулся вокруг двух магов, отогнал дым и растревоженный пепел, позволил свободно дышать. До края пепелища – больше полусотни шагов, и на котором из них призрак мёртвого пламени попытается задушить незваных гостей, неизвестно. Для глупого риска слишком стар уже Нир Элор. Что же случилось? Хотелось верить, что ошибся в расчётах, направляя тропу, но это невозможно: все ориентиры совпадали, и сведений о перемещениях не было. На самом деле, сведений не было с тех пор, как получил архимаг государев приказ – явиться в определённый день и час в расположение войск. Подвился ещё такой точности указаний, и подумал, чем примечателен именно этот день. Приказ поступил неделю назад. Беда, когда связные вынуждены отступить, а доверять приходится собратьям-пиромантам, слишком молодым ещё, чтобы как следует перегореть. Кто говорил, что у адептов ветра ничего другого в голове не умещается, тот пусть сперва сравнит любого из них с избранником огня. Любым, лишь бы не стариком. Сравнение всегда получится не в пользу пироманта. Шпион из такого не выйдет: ни притворяться, ни замечать детали и тонкости огонь не учит, а вот высокомерием одаривает щедро. Нир признавал: сам когда-то был таким, и только время научило прятать тлеющие угли под покровом пепла. Да и ветер помог, хоть и пришёл намного позже. Ждать от молодого пироманта внимания и дисциплины глупо. Но как же скверно, если больше положиться не на кого! Даже дурёха Далла была куда надёжнее. Замершая за левым плечом ученица ждала. Не проявляла нетерпения, что означало: сегодня она в прекрасной форме. Однако архимаг спиной чувствовал тяжесть её взгляда. Скоро выдержка изменит ей: огонь всегда своё берёт, как ни старайся воспитать и вышколить. Последний пиромант, оставшийся поблизости от императора, как и следовало ожидать, чихал на всяческие тонкости. Его занимали сражения и искоренение «скверны». В этом он видел своё призвание, как и его предшественники. Может, от самого начала времён. Всё остальное могло подождать. Доклады архимагу шли редко, а составлялись как попало. Последний был аккурат в день императорского приказа, и утверждал, что изменений нет. Поделать с этим ничего было нельзя. Заменить разве что. И то на добровольца. А кто же согласится под проклятие чародея лезть? Только такие же воинственные разгильдяи. Сам себе архимаг признавался: он сильно рисковал, отправляясь в места, о которых у него неделю не было никаких известий. Ему крепко повезло, что всё закончилось до его появления... вот только дальше что? Земля под ногами отчётливо вздрогнула. Поторапливала, остеречься звала. Или предупреждала о чём-то? Взгляд ученицы, казалось, начал обжигать. Но Нир Элор с места не двинулся. Его посетила странная, но лишь на первый взгляд, мысль: а не сотворил ли это пепелище государев пиромант? Он слабоват, но мог бы. Проклятие странные вещи с силой творит. Что, если прислушаться? Вот сейчас, пока сам не успел от души наследить? Как оказалось, случилось всё не меньше шести дней назад. Через несколько часов после того, как приказал император архимагу явиться на это место сегодня. Случилось не само, да только руку Нир не узнавал. Даже с поправкой на время и искажение. Даже с учётом того, что учинённая здесь магическая какофония оглушила его и едва не сбила с ног. Дым объяснялся просто и неприятно: где-то под золой и пеплом всё ещё ждали приказа. Нир не сумел определить, кто ждал и сколько их. Но чувствовал, как медленно под серым покрывалом бьются их сердца. Хотелось поскорее и подальше убежать: они вяло шевелились где-то там, под ногами магов. Кто знает, на что они откликаются. Но и на этот раз устоял Нир Элор, с места не двинулся, не замечая нарастающего беспокойства ученицы. Она, должно быть, пленников золы почуяла намного раньше. Но ей придётся потерпеть ещё. Через силу, но придётся. Ветер вольный скользнул мимо людей к озеру, взвихрив пепел и прижав дым к земле. Рябью нахмурились вслед ему свинцовые воды. Дрогнул берегущий магов щит, рванулся было вслед за вольным собратом. Поправляя защиту, нахмурился и сам архимаг. Вестей не доставляли около шести суток. За это время лагерь, упомянутый в последних сводках с фронта, был уничтожен подчистую. Камня на камне не осталось, ни дать ни взять огонь небесный на землю пал, всё пожирая и не зная пощады. Тот пиромант, что у государя остался, на такое не способен, даже умирая от проклятия. Возможно, смогла бы женщина за спиной архимага, но шесть дней назад её здесь не было. И что же получается? Кто сотворил этот разгром? Живых магических следов кругом хватало. Каких угодно, но не огненных. Здесь потрудилось пятеро, а то и больше аэромантов, а с ними двое геомантов. Кругом искрилось и переливалось силой всё, и только огонь под пеплом был иным. Признать такое не хотелось, но выходило, что виновник мёртв. Неужто самолично князь Лиор отличился? Пожалуй, больше некому. О ком-то более могущественном разведка не докладывала. Достойные – тьфу, пропасть! − некроманты были редкостью, и архимаг о каждом знал если не всё, то очень многое. Да что там знать. Достаточно того, что покровительства стихий никто из них не удостоен, а тут без этого никак не обошлось. А может, это предрассудки, и кто-то всё же удостоен? − Заинтересовал ты меня, твоя омерзительность, − ступая осторожно по лёгкому пеплу, всё ещё чувствуя муку обожжённой земли, пробормотал Нир Элор. Шагов ученицы не было слышно. − Неужто и правда ты огонь подчинил, да от проклятия чародея не издох на месте? Ты, конечно, труп со стажем, но чтобы так... Очень интересно. Но интерес интересом, а стоит ли искать выживших? Под ногами хрустели чёрные ломкие кости. Сколько полегло здесь? Сколько взял с собой государь император, прорываясь с упорством одержимого вглубь бывшего графства Нерат? Урон должен быть существенным. Да жив ли сам государь или пал жертвой собственных поспешных решений? Если это так, то разгильдяйство оставшегося в расположении войск пироманта делу на пользу. Не хватало только, чтобы в столице такую новость узнали раньше времени. В то, что торопился Лето Харон из тщеславия или по глупости, Нир верить отказывался. Да и то, что погиб он, представлялось сомнительным, пусть и возможным. Не та порода, не то воспитание. Не то мастерство. Всё не то, что бы ни думали при дворе и в дальних имениях. Дело в другом, но для того ли звал государь архимага, чтобы довериться ему и не солгать? Едва ли. Глупец тот граф или герцог, что безоглядно верит своему домашнему псионику: их невыносимая приверженность порядку и правилам не мешает лгать. А уж взобравшийся на трон псионик... он сам диктует правила и устанавливает порядки, а значит веры ему – даже меньше, чем записному шулеру за карточным столом. «Во что мы угодили и как станем выбираться?» − слыша за спиной шаги ученицы, думал Нир Элор, получивший цепь архимага в мирное время, видевший две войны и десяток мелких стычек, переживший трёх императоров и не видящий среди коллег преемника, который не пропустит однажды бунт псиоников. Он страшно устал, и раны, полученные в замке Крас, ещё напоминали о себе. На ногах его, старика, удерживала только гордость и знание: никто другой не способен сделать всё как надо. Даже лучшая ученица. Тонкая, горячая как в лихорадке рука женщины поддержала Нира за локоть. Она молчалива сегодня, и можно почти забыть, что со своей избранницей сделала стихия. Она держалась долго, но терпение её на исходе. Позволяя ученице вести, архимаг побрёл по выжженной земле, туда, где, попирая смерть и разрушение, высились в убранстве молодой листвы деревья. До них огонь не дотянулся, умер, не поцеловав протянутых к нему ветвей. Задумавшись над нанесённым имперскому войску поражением и даже не допуская мысли об ином развитии событий, под ноги себе смотреть Нир Элор совсем забыл, и только то, что ученица пребывала сегодня в здравом уме и доброй памяти, спасло его от больших неприятностей. Смешно сказать, он несколько мгновений боролся с ней, замершей на месте и удерживающей его от нового шага. Недоумевал, что взбрело ей в голову. Даже думал обвинить в самоуправстве... и тут увидел у самых ног своих ядовито-зелёную лужу размером с пруд для карпов в одном из закоулков королевского парка. Ещё больше вокруг было следов от впитавшейся в землю жижи. Смрад едкой кислоты и тухлой рыбы, достучавшись наконец, едва не сбил архимага с ног. Не помог вьющийся вокруг них с ученицей ветерок. Куда ему с таким тягаться. Зверь. Похоже, он жив, след его дыхания лёг поверх пепла. Бил он от озера, вода ещё не зализала следы огромного тела на песке. Не с воздуха бил, а лёжа на боку. Неудобное положение. А вот и кровь. Большие, размытые пятна и множество брызг, до всего воде не дотянуться. Зверь ранен. Но определённо жив. А значит, может быть жив и его наездник. Или нет? Архимагу докладывали: не ладит император со своим зверем, силой вынужден призывать его к покорности. Не стал бы запертый в собственном теле, связанный уздой и обозлённый дракон спасать навязанного ему всадника. Но кто же знает, как обернулось всё. Следов драконьего дыхания вокруг хватало. Если то, что творил зверь, можно назвать дыханием. Достаточно лишь оглядеться, чтобы увидеть, как почернел и провалился пепел. Тяжёлое испытание для раненого. Дым над подпалинами не поднимался, и, казалось, огибал их. Земля там, где коснулся её яд зверя, очистилась от колдовства. Задерживаться было опасно: испарения драконьей кислоты ядовиты, и это на собственных шкурах познали все обитатели замка Крас. Щит ветра бережёт архимага и его ученицу, но лучше поспешить, пока не понадобилось противоядие. Злой рок на искушения падок. Проклятая тварь, думал Нир Элор, обходя вместе с ученицей потёки кислоты и с удивлением замечая, насколько выше и гуще трава там, где не прошёл огонь, а мерзость уже впиталась в землю. Одно дело читать об этом. Совсем другое – видеть подтверждение любви земли к взбалмошным чёрным драконам. Для них, нашаривая под водой опору, до небес росли деревья на далёком юге. Для них цвели огромные, благоухающие и зловонные цветы. Владения драконов непролазны для любого, кроме их рабов. Здесь вскоре будет так же, вздумай зверь поселиться на берегу этого озера. Накатило непрошенное раздражение. Что за неуместное ребячество вселило в головы взрослых, разумных людей эту безумную идею? Подумать только, дракон. В точности такой, как на знамёнах империи. Дорогая игрушка и страшное оружие. Будет чем врагам грозить, и перед союзниками покрасоваться – в самый раз. Добыть такой подарок для молодого императора казалось очень удачным решением. Кто-то говорил даже, что это – веление свыше. Посмотреть бы в глаза теперь тому, кто до такого додумался. Додумался, надо сказать, не вдруг. О чёрных крыльях твердили каждый оракул и каждая сивилла, от шарлатанов до тех, кому как будто бы действительно открывалось будущее. Великие дела и великие победы обещали они. Обещали и самое главное. То, к чему и прислушались люди, имеющие силы и средства на такое свершение. Конечно же, они преследовали свои цели. У всех есть свои цели, а у таких людей они быть обязаны. Вот только на деле подвиг не обернулся ничем, кроме беды. Была своя цель и у архимага, когда он за это дело брался. Она по-прежнему достижима. Вот только не сбылось бы всё до окончания войны. Время, вопреки всем расчётам, показывало: быть беде, если сладится, как Нир хотел. Большой беде. Трава, по которой ступал теперь Нир Элор, завтра достанет ему до колен, а через три дня поднимется выше пояса. В сказках о драконах много лжи. Но так же, как о любви земли к ним, сказки не врали об их дурном нраве и зловредности. С самого начала с пленённым зверем были одни беды. Даже в человеческом теле дракон только и делал, что вредил. Он стал для хозяина непосильным искушением. Он привёл государя в лапы князя Лиора. Из-за него Анаит Рибан потеряла своего лучшего ученика, и вот-вот потеряет любимую ученицу, какой бы похотливой дурой та ни была. В зверином чертоге к потерям привыкли: случались они тем чаще, чем моложе и самоувереннее были его обитатели. Весть о гибели Амоса Тивита была встречена сдержанно, если не с пониманием: каждый из зверолордов был согласен, что терпения этому адепту всегда, в отличие от его сестры, не хватало. Но разве эта смерть – не на совести зверя, как и многие другие несчастья, от пропитавшего замок Крас насквозь ядовитого смрада до появления в небе над стенами его госпожи боли? Пусть неизбежной война с Хайденой стала уже давно, да только зверь придал государю решимости, а совет – склонил на его сторону в полном составе и без малейших возражений. Пусть сестра погибшего Амоса Тивита сколько угодно твердит: убивать людей зверь не расположен. Он убивал и будет убивать, потому что люди для него – не более чем мухи-однодневки, и никакая дрессировка из драконьей головы этого не выбьет. Пусть верят во что угодно лорды и генералы вместе со всеми учёными мужами империи, но госпожу боли направили по звериную душу, иначе от замка Крас не осталось бы ничего, кроме воспоминаний. На простых смертных такое не наводят, даже если смертный носит корону: слишком много чести. И что бы кто ни говорил, а зверь, и никто другой, отказываясь смириться, принуждал своего хозяина глотать разноцветные соли, забывать о еде, не спать по ночам и тратить на борьбу силы, необходимые, чтобы просто жить. Победа в таком состязании за человеком не останется, будь он хоть трижды псиоником. Многие порадовались бы, узнав о последнем обстоятельстве. Псионик на троне не только архимагу был не по душе. Взойдя на престол, в глазах знати он выглядел самозванцем: с тех пор, как десять лет назад наследник престола получил тяжёлое ранение головы, даже отец потерял надежду на полное выздоровление сына. Известие о возвращении Лето Харона в очередь к трону поразило всех. Но ослушаться воли покойного императора никто не решился. Все понимали: война неизбежна, а принудить малый совет к подчинению способен кто угодно, кроме больного шестилетнего ребёнка. На троне должен быть взрослый. Такой, чтобы корону на него надеть, не созывая большой совет. Это занимало от трёх лун до половины года. Время, которого у империи не было. Из-под ног что-то стремительно метнулось к озеру, и с плеском скрылось под водой. Нир только и успел разглядеть пару длинных задних ног. Спроси его, живое это было существо или нет – и он бы не нашёлся что ответить. Спасибо и на том, что не опасное. Что ж, своё они получили: на трон взошёл взрослый, разумный человек. Вот только быстро выяснилось, что править Лето Харон собирается по справедливости. Той самой справедливости, которая не раз умывала империю собственной её кровью. Простой народ от всей души поддержал государя. Среди знати тоже нашлись сторонники. Открыто выражать недовольство никто не рискнул. Не после того, что стало и могло ещё случиться с семьёй покойной императрицы. Но Нир Элор не сомневался: недовольных много, и бережёт государя от смерти только война с внешним, всеми признанным врагом. Война, которую он неохотно, но всё же начал после происшествия в замке Крас. Война, которую его советники видели совсем иначе. К воде метнулось ещё три длиннолапых твари. Напоминали они покрытых бородавками серых лягушек. Вот только много ли на свете лягушек размером с кошку? Ещё меньше, наверняка, тех, что пожирают кости, а именно этим и были заняты сбежавшие в озеро твари. Вот вам и выжженная скверна... Да, императора хранила война с Хайденой. Когда-то архимагу, как и многим другим, казалось, что смерть Лето Харона станет благом, когда бы она ни случилось. Оскал тирана за бесстрастным лицом молодого императора просматривался ясно, а против тиранов рано или поздно поднимаются подданные. Это, в свою очередь, чревато расколом и гибелью государства. Это непременно закончится большой кровью и смертельной слабостью. От одной мысли о возможности такого у архимага разболелась голова. Он слишком стар для этого. Он слишком стар даже для этой войны! Пора, пора искать преемника и отходить от дел... вот только как тут отойдёшь, и главное – куда? Смена власти должна была произойти легко, без всяких проволочек: все поначалу соглашались, кто должен заменить Лето Харона. Но это была только видимость. Время быстро расставило всё по местам, и теперь Нир Элор молился горячо и усердно, чтобы не случилось то, на что он сам когда-то рассчитывал, до завершения войны. Видят боги: согласия в большом совете не будет, и повезёт, если успеют собрать его до начала большой и кровавой, на радость хищным соседям, смуты. Очередную группу длиннолапых костеглодов ученица предпочла обойти стороной: слишком их было много, и ни один из них на этот раз не шелохнулся. Сгрудившись, они сидели вокруг хрупкого, наполовину утонувшего в пепле черепа, и напоминали сложенные в кучу камни. Издали и не признаешь в них что-то, способное двигаться. С решением ученицы Нир Элор спорить не стал. Лучше держаться подальше от этих тварей. Нужно признать: не только война хранила Лето Харона. Он был не из тех, кто оставляет хоть что-нибудь на волю случая. Да, молодому императору желали скорой смерти. Беда была в том, что позабыли: Лето Харону не шесть, и по привычке роптали вслух. Планы строили тоже без больших затей и тишины. Всех этих горе-заговорщиков император без труда переловил. Со всеми потрохами и доказательствами. Кое-где даже шпионов и доносчиков государевой тени обошёл. На церемонии, как и прежде, карая родню и зарвавшихся придворных, не разменивался. В итоге даже сама мысль о дворцовом перевороте или устроении народного бунта стала опасна. Тайная служба верна престолу. Глаз и ушей у неё всё прибавляется, и государь узнаёт о плодах трудов невидимых слуг своих всё быстрее. Не обошлось, наверняка, без красной соли, раскрывающей сознание не обученного псионике человека. Это значит, что всё, что известно Дару Морагу, императорской тени, может быть известно и мастеру с острова, которого нет. Кто при таких обстоятельствах успеет сделать хоть шаг, прежде чем будет уличён и наказан? Кто при таких обстоятельствах успеет защититься, когда псионики пойдут в наступление? Тяжело опираясь на руку ученицы, архимаг удерживался, чтобы не рассмеяться. Не время: кругом дым, пепел и ядовитые миазмы, а бережёт от них лишь своевольный ветерок. Но до чего же хотелось посмеяться над собственным положением. За неприкосновенность своих мыслей Нир Элор не поручился бы, а мыслей было много и разных. Хватало и таких, которые очень не понравились бы и самому императору, и его тени. Но, хвала небесам, псионики не всесильны, и видят далеко не всё. Ответ на свой вопрос о том, умер ли юный император сам или был убит, Лето Харон так и не получил. Конечно, он не отступится, но доживёт ли до того дня, когда правда откроется ? Последние вести говорили: едва ли. Государь либо загонит себя в могилу, глотая соли и отказываясь от еды и сна, либо погибнет в бою, либо падёт жертвой собственного строптивого зверя. Лишь бы дотянул до конца войны. И лишь бы не проглядел очередного заговорщика: дуракам ведь тоже иногда везёт. Когда война закончится, возможно, Нир Элор поведает государю правду. Но только перед его смертью. А пока... пусть ищет, пока жив, и может быть случайно всё-таки возьмёт след. У каждого должны быть в жизни цели и мечты. Лучше всего – несбыточные. Рука ученицы напряглась, побуждая архимага вновь остановиться. В этот раз он не противился и не винил её, даже в мыслях. На краю пепелища, застыв безмолвными тенями, двух магов ожидали всадники. Не всех забрал огонь, выходит. Это хорошо. Никто не проронил ни слова. Никто не предложил старику или женщине подняться в седло. И даже когда обширное пепелище осталось позади, никто из сопровождавших архимага и его ученицу всадников не снял с лица повязку. Молчание, в котором они медленно, как похоронная процессия, двигались вдоль берега озера, угнетало. Задавать вопросы и требовать ответов архимаг находил ниже своего достоинства, и добрым знаком считал уже то, что ни один из спутников не направляет в их сторону оружие. Их не берут под стражу и вряд ли в чём-нибудь подозревают. Зато по сторонам глядят внимательно. Будто засаду чуют. Если так, то и подавно незачем тратить время и дыхание. Ответы на свои вопросы Нир получит. Когда наконец доберётся туда, куда ведут его молчаливые всадники. Идти пришлось долго. Новый лагерь имперского войска лишь шумом и вонью предупредил о своей близости. Он оказался много больше, чем рассчитывал увидеть архимаг. Ещё меньше рассчитывал он увидеть наспех насыпанные валы, рогатки и засеки на подходах к ним... и знамя лорда Десмера под золотым драконьим стягом империи. Последние донесения утверждали, что он со своими людьми движется по правому берегу Ножа, восточнее этих мест, в сторону Перста, где и должен был встретиться с основными силами. Что делает здесь молодой лорд? Впрочем, догадка напрашивалась сама собой. На берегах Ножа, как и здесь, случилась беда. Слияние двух армий произошло раньше. Теперь одинокая гора может прикрыть князя, вздумай он малыми силами зайти в тыл противника, и уж конечно послужит ему укрытием для внезапных атак. Два врага превратились в одного, и это облегчало князю задачу. Государя в лагере не было. Ни в собственном шатре, ни в штабе, куда Нир Элор вошёл, оставив ученицу снаружи. Над картами Нерата спорили новый командир королевской гвардии и тот самый лорд Десмер, которому полагалось находиться на берегах Ножа, по пути к одинокому Персту. Выглядел молодой лорд усталым и больным, зарос неопрятной бородой и заработал первые седины раньше, чем разменял четвёртый десяток. – Признаться, я надеялся, что наступление в Нерате возглавит ваш брат, – не стал скрывать архимаг, когда с обменом приветствиями было покончено. Из лагеря Десмера донесения поступали регулярно, пока там оставались связные. Потом их не стало. Свежее пополнение было отправлено неделю назад, когда стало известно, что проклятие в той стороне сошло на нет. О том, кто из братьев перешёл границу Хайдены, Нир Элор знал с самого начала. Но действительно надеялся. – Отец и брат следят за тем, чтобы враг не сунулся на правый берег Даги, − сухо ответил молодой лорд. − Как и лорд Амоэн. Если они оставят свои позиции, нас окружат. Такая опасность есть всегда. Однако это порождало трудности. С тридцатипятилетним Броно архимаг был хорошо знаком и не раз имел дело: он часто появлялся в столице по делам восточных провинций, заменяя отца. А вот стоявший перед ним сейчас Кайн был загадкой. В столице он не обучался, и брата сопровождал редко. Доходили слухи, что суров и нелюдим, как отец, что боец неплохой, но турниры не жалует, как и светские рауты. Говорили что-то о его помолвке с дочерью графа Нерата, ныне покойной, а может и не совсем. На этом всё. Ни грехов, ни слабостей, ни опасных добродетелей. Ещё одна причина, по которой здесь оказался Кайн, а не Броно, дошла до архимага с некоторым опозданием. До пятнадцати лет младший из братьев Десмер был воспитанником Нарна Халгара, графа Нерата. Он эти места знает уж точно лучше отца и брата. Больше того – седина в его волосах пробилась в тот день, когда до владений Десмеров дошли вести о падении Нерата. Ходили слухи, будто он боготворил свою невесту, и траур по ней носил, как вдовец, целый год. Страшась ответа, архимаг спросил об императоре. – Государь жив и здоров, – убивая на корню опасения смуты посреди войны, заверил Нира молодой лорд Десмер. – А вот зверь его тяжело ранен. Дней пять тому всё случилось. Ещё до нашего подхода. – А как же вы здесь оказались? – спросил архимаг. Всё-таки до берегов Ножа отсюда далеко, а до Перста – немногим ближе. Стоит убедиться, что не ошибся в предположениях. Тем более что ничем, кроме предположений, Нир не располагает: те маги, что сопровождали молодого лорда, замолкли даже раньше, чем государев пиромант. – Нас от реки отогнала огромная тварь с крохотной головой и пастью в груди, – откликнулся Кайн Десмер. – И до того было не сладко, а уж когда она с неба свалилась – выбора не стало. Здесь говорят – она в крепости пряталась, вон там. И это она государева зверя порвала, а потом сбежала. Прямо к нам. Еле спаслись, спасибо тварьей дурости и зверю, что крыло ей откусил и зубов повыдёргивал. Будь она здоровой – всех сожрала бы, а так осталось кому отступать, да и обоз сберегли. Очень тут пригодилось. На лице молодого лорда выразилось жестокое удовлетворение. – В кои-то веки за лень и нерасторопность их благодарить надо. Зато потом бежали впереди упряжек. Вот это поворот. Описание напавшей твари было кратким, но похожую Нир Элор уже видел. В небе над замком Крас. Тень и носитель, распавшийся в кровоточащую мантию прекраснейшей из мерзостей Хайдены. Стоит ли верить в то, что от такого чудовища удалось увести людей, да ещё и спасти неповоротливый медлительный обоз? Пока другого выбора для себя Нир Элор не видел. На то, чтобы удостовериться, нужны время и силы, которые опасно тратить. Но, когда будет возможность, не помешает выяснить, кто управлял пустым носителем, и почему упустил его – иного объяснения «дурости» и быть не может. А заодно не повредит узнать, с чего вдруг подчинённые не потрудились сообщить о таком происшествии. Среди них пиромантов не было. Носителем, понятно, дело не ограничилось. Князь Лиор действительно дал бой до сих пор почти безнаказанно наступавшему врагу. Победы не случилось, но, прежде чем отступить, потрепал врагов старый упырь от души. Лорд Десмер поспел как раз под самую раздачу. Видел, как из пепелища – тогда оно было куда как меньше, - полезли пылевые фантомы и какие-то твари, будто из тлеющих углей сложенные. – Повезло нам: у меня с десяток магов пополнения было, здоровых и полных сил, а здесь уже ни одного на ногах не осталось, – ворчал Кайн Десмер, хмуро уставясь в карту. Не по душе ему, что без колдовства обойтись не вышло. Как и отец, считает, что в приграничных землях место только пиромантам, и только у погребальных костров да на заражённых кладбищах. Достойная смена растёт. – А лезут до сих пор, потому и пришлось убраться оттуда подальше да разъезды пустить, чтобы в случае чего предупредить успели. Ума не приложу, что там горит до сих пор. Надежды объяснить ему в двух слова у архимага не было, и он не стал трудиться. О том, кто приказал огню, лорд Кайн Десмер знать не мог: он прибыл много позже и видел только результат. Значит, вопросы Нир Элор задаст другому. Тому, кто должен знать намного больше. Легко сказать. За время разговора в штаб с докладами явилось немало вестовых. У армии своя жизнь и свои трудности. Но император так и не появился. – Со зверем он, на берегу, – ответил Кайн Десмер, когда Нир спросил. – Государь от него лишний раз не отходит. Из-за зверя сейчас стоим, он лететь не может, а от ходьбы устаёт быстро. И я не жалуюсь: кабы не он, нас опрокинуло бы стадо тех дохлых оленей, которым ноги рубить нельзя, хотя бы и напрашивались. Еле полз, крыло поломанное волочил, но подошёл и сожрал стадо. Как успел на трёх лапах – не знаю, и мне плевать. А они, как его увидали – столбами встали и не двигались. Чудеса. Зверь явно завоёвывал себе сторонников. Ещё недавно на него смотрели со страхом, ненавидели его за запах и привычку выяснять отношения с хозяином где придётся. Теперь есть те, кто готов прощать и защищать. И никаких чудес: есть в сказках о чёрных драконах ещё крупица истины. Мертвецы боятся и слушают их. Не все, но многие. Спеша к берегу озера, носящему здесь следы внушительного разлива, Нир Элор не замечал, следует ли за ним ученица. Он и думать о ней забыл. Никуда не денется она. Подождёт, как и молодой лорд. Теперь пора встретиться с государем, и наконец-то получить ответы. Заросли ракитника указывали нужное место. В воде у берега, свидетельствуя об изрядной глубине, не было камышовых зарослей. Здесь, умастив в полосатых тенях едва зазеленевших деревьев свою уродливую рогатую голову, спал дракон. Огромное тело скрывалось под водой, над поверхностью поднимался только спинной гребень, изломанный и оплавленный. Среди всего прочего лорд Десмер упомянул: на дракона напал один из переживших проклятие чародея пиромантов. До сих пор Нир Элор ему не верил. Заметить императора оказалось непросто: одетый в чёрное, он почти сливался со шкурой своего зверя. Закрыв глаза, он возлежал поверх прижатого шейного гребня, и вряд ли замечал, как гладит вороную чешую. – Ни шагу ближе, мэтр, – устало произнёс Лето Харон, и архимаг вдруг понял, что, засмотревшись, оказался всего в двадцати футах от головы зверя. – Он спит, но это уже пять лишних шагов. Достать вас труда не составит. Медленно, будто преодолевая боль во всём теле, император сел и выпрямился. – Потерять архимага так глупо в мои планы не входит. Это прозвучало почти оскорбительно. Пришлось напомнить себе: государю позволено располагать своими подданными, от родных братьев и хозяев провинций до последнего нищего. Но когда о тебе, как о фигуре на игровом поле, говорит псионик... это страшно и омерзительно. − Мне говорили, что со зверем вы не ладите. Чудом удалось не поморщиться, до того отчётливо послышалась обида в этих словах. Но архимаг удержался. И без того не лучшее начало для беседы с императором. Спрыгнув на землю и подходя ближе, Лето Харон только пожал плечами. − Нужно было понять, что от меня требуется. Когда понял – дело пошло на лад. Мои отношения со зверем беспокоят вас больше того, что вы увидели по прибытии сюда? Двигался он неспешно и осторожно. В нём чувствовалось напряжение, будто император и правда испытывал боль. Глядя на государя вблизи, Нир Элор с трудом верил глазам. Лето был буквально увешан нанизанными на длинные нити наконечниками стрел. Стальные, каменные и костяные, широкие и тонкие как иглы, осколки хрусталя и обсидиана, расплющенные гвозди и какие-то обломки – чего только не было в этом бесконечном ожерелье. Надо знать псиоников, чтобы понимать, кто из них и зачем решится носить такое украшение. – Молодой лорд разъяснил мне... положение дел, – ответил архимаг, не сводя глаз с ожерелий из стрел. Его одолевало непрошенное беспокойство. Пора уяснить, что перед ним – не мальчишка пяти, или даже девяти лет, но Нир Элор всякий раз находил это слишком сложным. – Вы... Слова предательски разбежались, не желая складываться в вопрос. Архимаг только и смог, что указать на обвившие шею и плечи императора бусы из наконечников для стрел. – После того, что случилось, мэтр, – не дождавшись продолжения, сказал Лето Харон, – хороший стрелок стал дорогим удовольствием. Чтобы отбиться от полезшей из леса и озера нежити, пришлось собирать каждый наконечник, даже те, что служили солдатам амулетами. А недостающее – делать из камня, гвоздей и сломанного оружия. Как придётся, лишь бы побольше. – Вы могли надорваться! – медленно произнёс Нир Элор. О стрелках, которым достаточно стрел, болтов, пуль или просто горсти камешков, и ни к чему оружие, способное отправить их в полёт, рассказывали много и с удовольствием. Но почти каждая такая история заканчивалась для стрелка трагической смертью от крайнего истощения на руках у товарищей. В ответ на встревоженный взгляд государь лишь печально улыбнулся. – Что вы, мэтр. Надорвался я немного раньше. Тут бы мне и конец. Если бы не зверь. Но вы напрасно так тревожитесь обо мне. Вам следует знать, что здесь случилось на самом деле: всего лорд Десмер вам рассказать не мог. Очень скоро нам понадобится ваша помощь. Надорвавшимся Лето Харон не выглядел. Не демонстрировал ни единого признака, а у псиоников излишняя нагрузка сказывается заметно. Должно быть, шутит. Самое время. О том, что шутки и псионики соседствуют редко и неохотно, архимаг вспомнил позже. О том, что перед ним не совсем челвоек – тоже. – Готов служить, – откликнулся Нир. Конечно же, не готов: замок Крас дался дорогой ценой, и он слишком стар, чтобы расплачиваться по долгам так же быстро, как Далла или сам император. Но отвечать иначе его никто не учил. О чём не знал и не мог поведать Кайн Десмер, предположений у архимага не было. Разве мало того, что он всё-таки рассказал? Как оказалось – мало. И мало будет любого наказания государеву пироманту, который промолчал о таком. Умышленно или по общему для всех избранников огня разгильдяйству – не имеет значения. – Не торопитесь, – покачав головой, сказал государь, – ведь речь идёт о личе. Сердце, запутавшись в собственном ритме, ухнуло куда-то в живот. А может и сразу в пятки. Мёртвые колдуны, как ни странно, в войсках у Хайдены встречались редко. Большая часть знаний о них вполне могла состоять из досужих сплетен и выдумок, случайных или злонамеренных. Последний раз, когда кому-то удалось убедить лича оторваться от книг и опытов, случился задолго до рождения Нира и оброс такими безумными подробностями, что походил на сказку. Сказки. Слухи и домыслы. Никто не смел усомниться в существовании личей. Но в том, что им есть дело до человеческих войн, сомневаться можно. И архимаг усомнился. − Сначала красные кости, теперь лич? Ваше величество, мы вверх дном перевернули указанное Даллой место, но не нашли и следа красных костей. Возможно, и эти сведения ложны, а мы просто мало знаем о способностях князя Лиора? Да, история с красными костями вышла прескверная. Далла, возвратившись в сады, вскоре вынуждена была признаться, что солгала. Имён соучастников она не назвала, как и цель, которой послужила ложь. В то, что она сама до всего додумалась, архимаг не верил ни минуты. Зачинщик того, за что наказана Далла, стоял перед ним, в этом не могло быть сомнений. Только к чему понадобилось императору пугать Анаит Рибан тем единственным, что для неё действительно страшно? Уж точно не из желания ей насолить. Взгляд императора стал холодным и цепким. Точно таким, как в день, когда Нир Элор навестил его на острове, которого нет. В тот миг, когда промелькнула между ними тень государственной измены. – Красные кости сослужили мне добрую службу, мэтр. Много напели полезного. Так заслушался, что едва смерть свою не проглядел. Вот оно что. Заветное слово. Тогда понятно, для чего понадобилось пугать бедняжку Анаит: о красных костях она ни за что не промолчала бы. Донесла до нужных ушей слово императора. Архимаг вздохнул и покачал головой. Слышал он об этом приёме, и был уверен: проделать его и остаться невредимым псионик может только в одном случае. Если он не один. Выходит, условие необязательное? Или кто-то из собратьев государя скрывается поблизости? И, если добился Лето успеха, то что и о ком ему известно теперь? − Так вот почему вы надорвались, ваше величество, − угрюмо произнёс Нир Элор. Показывать беспокойство нельзя, а заглушить его лучше всего раздражением. − И что же, стоило оно того, чтобы сойти в могилу, бросив страну на поле боя в одиночестве? – В самом худшем случае меня ждало кровоизлияние в мозг, но скорее я повредился бы умом, – был ответ. От равнодушия, с которым Лето произнёс эти слова, внутри вскипел позабытый гнев. У мальчишки хватает смелости прикидываться глупцом, не понимающим, что за волну поднимет его смерть и в сколь неподходящее время? Не может же он действительно быть столь недальновиден. Не та порода, не то воспитание. Всё не то. – И чем же это отличается от смерти? – возмутился Нир. Он слишком стар, чтобы испытывать такие чувства, но этот мальчишка с лёгкостью вызывает их. – Всё отличается от смерти, пока не случилось, – отпарировал император. – Мы теряем время. Простите меня, мэтр. Я знаю, как вы это ненавидите. Спросить, зачем государь извиняется, архимаг не успел. Успел только насторожиться, как отрывисто заговорил с ним Лето. Потом его схватили за руку, и сердце вместе с желудком из живота подскочило к горлу, а сверху рухнула непроглядная темень. Рассвет взлетел в небо сигнальным огнём, так быстро, что голова кругом пошла. И завертелась вокруг жизнь, неуклюже торопливая, будто в кукольном балагане. Дымы от костров стелились по земле в тот день, и было холодно. Разведчики всё не возвращались, а за озером маячил долговязый призрак крепости Катей. Знамён на стенах её и башне не было, и прятаться там могло что угодно. Неуверенно шагая по копошащемуся растревоженным муравейником лагерю, Нир Элор удивлённо оглядывался, и даже не пытался напомнить себе: он только что познал на себе могущество императора, и всё вокруг – иллюзия. Воспоминания государя о знаменательном дне. Воспоминания, которые некогда облекать в слова. Императора Нир увидел лишь после того, как едва не столкнулся с ним. Сам же Лето Харон не видел ни его, ни кого-либо ещё вокруг. Он прошёл сквозь архимага, словно призрак сквозь стену, торопясь куда-то и глядя в пустоту остекленевшими глазами. Мертвец. Ещё немного – и упадёт, это увидит всякий. Но все вокруг кланялись и смотрели в землю. Никто не смотрел. Никто ничего не желал замечать. Над головой взвыл ветер, и люди, словно неуклюжие марионетки, кинулись врассыпную. Зверь был огромен и нелеп, как утыканная перьями тряпичная игрушка. Он воздвигся посреди лагеря победоносным завоевателем, и Нир Элор стоял между его когтистых передних лап, а огромная рогатая голова качалась над ним, затмевая дневной свет. От замершего, как никогда похожего на изваяние государя их отделяло несколько шагов. Дракону и одного не понадобится, достаточно лишь шею посильнее вытянуть... И он вытянул. Самую малость не достав до Лето Харона, который и не подумал отступать. До архимага доходили слухи: такие столкновения между зверем и его хозяином – совсем не редкость, и в последнее время случались они всё чаще, а тянулись всё дольше. Зверь в этих спорах всегда выступал зачинщиком, и каждый раз проигрывал и кланялся хозяину. Не в этот раз. Взорвалась земля между зверем и его хозяином, выплёвывая голый розовый сгусток плоти в раззявленную зубастую пасть которого легко уместился бы человек. Пружиной распрямился хвост, посылая в полёт ненасытную прорву... и сгинула она в зубах зверя. Будто ждал он её появления. И все смотрели, как смял и проглотил зверь свою добычу. Смотрели, не замечая того, что происходит вокруг. Движение Нир Элор заметил случайно. Краем глаза, среди камней на озёрном берегу. Её обладатель не походил на куклу. Волоча за собой длинные полы пурпурного балахона, появился он из воды, и, не боясь быть замеченным, выпрямился во весь свой немалый рост. Лицо ему заменяла золотая личина, а под намокшей тканью не было ничего, кроме костей. В тени дракона мёртвый маг терялся, но император видел его. Видел, как потянулись в его сторону костистые руки, как сгребли в объятия неподвижный воздух... − Чего ты добиваешься? − только и спросил император, глядя то ли на зверя, то ли на лича в золотой маске. Вопрос был обращён к одному из них, или к обоим сразу. Разве не очевидно, чего добивается вражеский маг, если пошёл на подобное безрассудство? Хвост убитой твари только что исчез у зверя в пасти, когда колени Лето подломились. Минуя драконьи лапы, к озёрному берегу метнулась полоса серого тумана. Проглотив её, мёртвый колдун повалился спиной вперёд в воду, и та со вздохом приняла его. Снова проснулся потревоженный крыльями ветер, и, разметав несколько палаток, зверь поднялся в воздух. Медленно, рывками, будто кукла в неумелых руках. Архимаг успел разглядеть руку императора. Она свесилась из пасти зверя. А на земле остались смятение и ужас. И дрессировщица Ада Тивит, о которой никто не вспоминал. Задетая самым кончиком звериного хвоста, она лежала на земле, заливаясь кровью и слезами. На руках у неё вспухали багровые, омерзительно шевелящиеся рубцы. Порвалась узда, и не удержавшей её женщине это дорого обойдётся. Не успел Нир Элор склониться над поверженной дрессировщицей. Мир лопнул, разорвался в клочья, вскрикнув коротко голосами бесчисленных мучеников. Смешались небо и земля, вздыбились волны и пало пламя. Захваченный неистовым вихрем, уносимый прочь, архимаг не знал, почудился ли ему жёлтый лик в чёрной озёрной воде, но не сомневался: это мёртвый колдун, продолжая испытывать удачу, воззвал к чуждой ему стихии. Как он посмел и почему преуспел, придётся разбираться позже. После того как... Сминая мысли, чувства и остаток здравого смысла, из заполненной страдальческими стонами и вздохами темноты вырвался звук. Он походил на предсмертный крик, и в груди архимага в ответ вспыхнуло пламя. Ярко. Больно. Не ожидая этого, закричал в ответ Нир Элор. Благословение огня и ветра обернулось против него, столкнулись в хрупком человеческом теле две высокие стихии. Не выдержит оно, не сможет вместить их мощь. Разорвётся, как разрывалось всё вокруг мгновения назад. Проклятие чародея архимаг пережил дважды. Знал, как облегчить свою участь, оказавшись в его власти. Но никогда оно не набирало силу так стремительно. Обойти его, успеть ускользнуть из смертельной ловушки не было ни единого шанса. Над головой мерно зарокотало. Невидимый великан читал молитву над обречённым, за упокой души. И пришёл свет, разбросал вокруг полосатые тени ракит. Архимаг обнаружил, что лежит, и руки императора прижимают его к земле, а небо над ними заслоняет огромная рогатая голова. Зверь проснулся, и он так близко, что пять шагов уже ничего не изменят. Если вздумается ему – может сожрать их обоих. Легко и просто. Но он не сожрал. Тянул нелепо шею и издавал тот самый низкий звук, что во всём теле отзывался, укрощая боль. – Вы это чувствуете, мэтр? Что должен он почувствовать, Нир знать не знал. Его переполняли боль и страх. Не о них же государь спрашивал. А голос Лето буквально звенел от чувств, и Нир Элор успел изумиться: какая сила взломала ледяную броню императора? Но зрение снова изменило ему, и мир потёк разноцветными красками. Почудилось, наверняка всего лишь почудилось. Мгновенное отступление проклятия чародея вызывало меньше сомнений, чем то, что за десять лет на острове, которого нет, из Лето Харона не вытравили всех чувств. Тем более столь сильных. – Осталось немного, – подтверждая справедливость неверия, сказал император. Голос его вновь был холоден. – Держитесь. Хотел бы архимаг просить, чтобы оставшееся облекли для него в слова. Но не успел даже рта раскрыть, чтобы глотнуть воздуха, как снова навалилась темень. И снова свет взлетел над верхушками голых, похожих на искалеченные руки мертвецов деревьев. Взлетел, как и прежде, стремительно, но повторить успех и вызвать головокружение ему на этот раз не удалось. Застал он Нира посреди лесной поляны, у старого камня, слишком похожего на алтарь, чтобы быть чем-то ещё. А с неба, будто изгнанная светом ночь, уже спускался зверь. Всё было не так, подумал архимаг. Если остался государь в живых, то зверь не прилетел сюда, а пришёл, прокладывая себе путь среди деревьев. Он не зелёный, и лес не уступал ему дороги. Но едва ли всерьёз препятствовал. Какая разница. Главное – зверь здесь, и уже кланяется алтарю, оставляя на растрескавшемся камне подношение забытым богам. Бесчувственное, похожее на сломанную куклу, тело императора. И боги откликнулись. На этот раз Нир был готов. Нужно раскрыться. Не держать в себе силу, дать ей течь, как гною из раны. И убираться отсюда, чем дальше тем лучше. Жаль, это невозможно. Придётся умереть здесь, среди чужих воспоминаний, сгорев до горстки пепла в несколько мучительных мгновений. Заплясали вокруг поляны деревья, хороводом закружились под музыку разбуженного ветра. Затянули песню свою, всю из стонов и скрипа. И пролилась на алтарь жертвенная кровь, а божество было близко. Склонилось, благосклонное, довольное, готовое внимать молитвам... Зверь проглотил его, и пролился с разгневанных святотатством небес огонь. Распалось вековое дерево на краю поляны, и выпустило красную фигуру, пышущую жаром и злобой. Вспыхнула трава, и показалось архимагу, что горит он сам. Сегодня ему слишком многое казалось. Нир устал. Он вырвался из видения, лишь краем уха услышав вопль зверя. Так похожий на пение костяной флейты в руках нечестивого бога. Хватит, увидел достаточно, а услышал даже больше. Рассказ об остальном не займёт много времени. Видение уступило и рассеялось. Нет никакого проклятия. Нет ничего, кроме чужих воспоминаний. Всё ещё лежал архимаг в тени ракиты, и Лето удерживал его. Хватка ослабла, стоило пошевелиться. Архимаг сел, в недоумении глядя на зверя. Тот нависал над ними чёрной угловатой громадой, неподвижный как древние изваяния среди гниющих в жарких джунглях костей древних городов. Вот только статуи людей не убивают. Разве что случайно. От жара шевельнулись на затылке волосы. Рука императора упёрлась Ниру в грудь. – Не надо. – Он попытался выдать вас врагу, – услышал архимаг свой голос. – Он угрожал вашей жизни. Он заслужил смерть. – Я сам решу, когда придёт его время, – был ответ, но Нир Элор едва его услышал. Зверь наблюдал за ними с любопытством. Будто ребёнок, приметивший красивую бабочку. Человечки его не пугали, и огонь в руках одного из них не побуждал отступить. Будь он действительно зверем – и прежний урок заставил бы его устрашиться огня. Ожоги на чёрной шкуре ещё не зажили, а следы от узды на уродливой морде ещё сочились кровью. Повторения не пожелает ни один зверь. Что же за тварь привели они к подножью императорского трона? Когда-то архимаг думал, что знает ответ. Дракон смотрел и терпеливо ждал решения людей. Нир убил бы его. Он знал, что способен это сделать, даже в одиночку. Даже после двух проклятий чародея, тяжёлых, хоть и воображаемых. Да, архимаг убил бы зверя. Но не мог пошевелиться. Может, и близок был государь-псионик к тому, чтобы надорваться, но теперь он снова полон сил. Откуда только взялись они. – Отпустите, мэтр, – приказал император. Говорил он медленно и чётко, будто вложили голос в уста воскового подобия. – Нас ждут дела куда важнее моей жизни. Что может быть важнее твоей жизни, глупый мальчишка, если, как только ты падёшь, империя расколется на три неравных части? Нир мог собой гордиться: он не прокричал этих слов в лицо Лето Харону. Впрочем, государь их видел и понимал без криков. Он должен был уже много раз представить себе будущее, в котором скоропостижная смерть освободила престол. Так почему же он столь беспечно относится к своей жизни? Сам архимаг, желавший ему скорой смерти, теперь в ужасе от одной мысли об исполнении своих желаний! Огонь отступать не умеет. Загнав его на место силой, нужно ждать неизбежной кары. Но Нир Элор сегодня испытал уже достаточно, чтобы о таких мелочах тревожиться. Перед избравшей его стихией он ответит в срок. Пока ему это ещё по силам. Огонь погас в руках архимага, и разжалась невидимая хватка. Отступил император, и, поднявшись на ноги, протянул Ниру руку. Помог подняться. – Зверь не опасен, – произнёс Лето Харон, взглянув через плечо, туда, где потерявший интерес к человечкам дракон с шумом и плеском устраивался на старом лежбище. Ворчал и раздражённо щерился, как будто боль была ему врагом, а не напоминанием о ранах. – Скажу вам больше, мэтр: без него нам лучше сразу отступить на четыре дневных перехода, до замка Ронос. Безнаказанно нас, разумеется, не отпустят, а потери и так велики. Подавшись вперёд, государь вдруг оказался так близко, что Нир чувствовал его дыхание. Странно, оно больше не пахло тем злобным зельем, которое псионики называют «солью». Последние сведения говорили: император злоупотребляет, отказываясь прислушаться к предостережениям. Но этим сведениям была неделя. Неужели всё-таки прислушался, и теперь если и умрёт, то не от разноцветных порошков, заменяющих еду и сон? – Лич – он здесь, поблизости, − напомнил государь. − А с ним и та тварь, что ранила зверя. Не тратьте силы на то, чтобы разбить нас раньше времени. Шансов у нас и так убавилось. Нир не поморщился, хоть от услышанного и заломило зубы. Неприятно, но, увы, справедливо. Шансов, если поблизости прячется лич, убавилось пропорционально его возрасту. Если колдун мёртв недолго, он немногим отличается от любого другого некроманта. Таких в Хайдене и живых предостаточно. Но если он стар, то натворить может такого... Будь проклят этот зловонный ящер! Его преподнесли в дар императору, чтобы тот, сломив сопротивление совета, очистил границы империи от заражённых кладбищ. Чтобы разогнал обнаглевших некромантов, опустошавших могилы всё дальше и дальше вглубь земель империи. Такой войны все ожидали. Тогда бы и смерть императора была не страшна, и на замену время нашлось. Кто мог подумать... будь проклята чешуйчатая тварь, будь проклят день, когда пал на неё взор государя! – Кто-нибудь ещё его видел? – сдаваясь окончательно, спросил архимаг. Зверь подождёт своего часа, а вот мёртвый маг – едва ли. – Нет, – покачав головой, отвечал император. – Все глазели на нас. Ещё бы не глазеть на такое. Кто вспомнит о таящихся опасностях, когда рядом дракон? Никто. Пока не станет поздно. – Это определённо был не князь Лиор. На это государь даже сподобился улыбнуться. Как будто кукла ожила на несколько мгновений. – Ну, разве что он сильно похудел с тех пор, как в прошлый раз наведался к границе. Подумать только, в последний раз улыбающимся Нир видел Лето на острове, которого нет. Как давно это было. А чтобы император снизошёл до того, чтобы просто пошутить... плевать, удачно или нет, но это можно принять за добрый знак. Где-то там, под ледяной бронёй и во всём покорной разуму плотью, ещё остался человек. Живой и несовершенный. Способный совершать ошибки. – Поверить не могу, – скрывая волнение, сказал Нир Элор. – Такие мертвецы труповодов не слушают, как же... – По доброй воле? – пожав плечами, предположил император. Его такие тонкости, похоже, мало трогали. – Добрая воля? У лича? – Архимаг нервно рассмеялся. – Всё, что интересует эти старые кости – магия. И кровь тех, кто мешает ею наслаждаться, конечно же. – Выходит, этого интересует что-то ещё, – и не подумав смутиться, парировал Лето. – Его побуждения не меняют простой истины, мэтр. Он здесь, и он нам угрожает. Он может причинить нам куда больше вреда, чем князь со всем своим воинством. Он может убить зверя. Я хочу знать: вы поможете совладать с ним? Лич сделал вылазку шесть дней назад. Тогда-то и случился пожар, на месте которого сошли с троп огня Нир Элор и его ученица. Конечно же, то, что слышал архимаг под пеплом – работа мёртвого колдуна. Чья же ещё? В Хайдене принимать благословения стихий дозволено только после смерти. Это всё объясняет... кроме одного. – Как вы узнали о личе раньше, чем он обнаружил себя? – спросил архимаг. – О таком пополнении не доносила разведка, иначе совету было бы известно. Скрывать тут нечего: малый совет к подобным сведениям допускается. О какой именно разведке идёт речь – не так и важно. Особенно если подробностей никто не спросит. – Я знаю, вы можете выследить обладателя разума, но не сможете сказать, жив он или мёртв, – тщательно подбирая слова, продолжил Нир. – Я верю вам, и сделаю всё, что в моих силах, а потом ещё немного больше, но... А что, собственно, «но»? Должен знать правду? Отнюдь, если на то будет воля государя. Смешно надеяться на правду, когда сам скрываешь её. Ещё смешнее – надеяться, что государь ответит на незаданный вопрос, начатый сомнениями в его силах. Сомнения, к слову, вполне оправданы: разумное существо в глазах псионика всегда живёт. Мыслит, и, следовательно, существует. Любой другой мог бы за дерзость посчитать слова Нира. Но у псиоников кроме недостатков имеются и достоинства. Государь выслушал спокойно, и даже спорить не стал. – Это правда, живого от мёртвого я издали могу не отличить. А как узнал о личе, вы не поверите, и вас придётся долго убеждать. Сейчас на это нет времени. Ловко. И выход из такого положения один. – Я поверю. И не стану задавать вопросов. – Как угодно, – пожал плечами государь. И, поворачиваясь к зверю, который, умастив было голову в полосатой тени ракит, вдруг принялся чесаться, разбрызгивая озёрную воду во все стороны, признался: – Он сам мне о своём прибытии сказал. Несколько леденящих душу, быстротечных мгновений Нир Элор готов был поверить, что не просто лишился дара речи, а проглотил язык и подавился им. − Он... что? Нет, цел язык, и это славно. − Сам мне сказал, − повторил император. Поднятая зверем маленькая, но яростная буря окатила людей водой с ног до головы, но архимаг едва это почувствовал. Сегодня вечером он сляжет с жесточайшей лихорадкой. Приступ продлится недолго, но выпьет немало сил. Он зарождался уже сейчас, и вскоре высохнет на Нире промокшая одежда. − Да прекрати же ты раны себе раздирать, − увещевал тем временем зверя Лето. − Быстрее от этого они не заживут. Я смажу тебе шкуру позже, а сейчас успокойся и поспи ещё. Они совсем не напоминали тех соперников, что встретил Нир Элор в чужих воспоминаниях. А той враждой, что поминалась в донесениях, здесь даже и не пахло. Война меняет всё, и всё, что не смогла убить, перевернёт с ног на голову. – Кто ходит за ним теперь? – вспомнив о незавидной судьбе Ады, спросил архимаг. Не помешает выписать из звериного чертога замену... – Я сам, – ответил Лето. – Это нетрудно, когда он не упрямится. Мы справимся. «Мы». Вот что случиться может за неделю. Вот что проходит мимо, если полагаться остаётся только на избранников огня! Не престало императору за зверем самому ходить. Время и силы его дороги и для других дел пригодятся. Но ничего этого сказать Нир Элор не успел. Горячий ветер дохнул в лицо, и побурели над головой листья ракиты. Затряслась в лихорадке земля, и накатил со стороны лагеря низкий рокот. Будто обвал сошёл, да только гор не видно даже на горизонте. Вот и пришла пора вернуться в строй. Против всякого малодушия и тысячи смертей – пора, а там будь что будет. – Лежи, – приказал неуклюже встрепенувшемуся зверю Лето. – Я позову, если будет скверно. Спеша за императором туда, где нарастал гром и вой в муках рождённой битвы, Нир только подивился: зверь послушался. Остался лежать в воде, хоть и смотрел им вслед.На чёрной, страшной как у демона, морде почудилась архимагу тревога. Сегодня ему слишком много всякого чудится. Среди спешащих занять позиции солдат, среди выкрикивающих команды офицеров ученица показалась Ниру заблудившейся безумицей. Она ждала их, устремив к небу взгляд остекленевших глаз и раскачиваясь, будто плакучая ива на ветру. Она была некрасива, худа и угловата, как подросток. Чёрные косы её, растрепавшись, метались по узким плечам. – Огонь... идёт... – бормотала она. – Огонь... огонь! Опомнился архимаг только после того, как, прокричав «ложись!», вместе с императором оказался на утоптанной в камень и пыль земле.