Драконьи сны

Виктор «Ты знаешь, где. Только ты один и знаешь». Над крышами домов пылало последнее зарево заката. С востока тянулась, смелея, темнота, сначала зелёная, потом синяя, и наконец – чёрная. Яркая, как на картине впечатлительного художника. Ночи весной по-прежнему холодные и тёмные, а утром его ожидала неминуемая расплата. Но слова Десанна не давали Виктору покоя с тех пор, как были произнесены. Что же такое, связанное с Кариной, знает только он один? Где только он стал бы искать её? Шагая по узким безлюдным улицам, мимо старых, сложенных из песчаника или аккуратно оштукатуренных двухэтажных домов, где ни в одном из окон не горел свет, Виктор снова и снова вспоминал слова Десанна. Вспоминал растерянность на лице цвета старой бронзы, и кровь, замаравшую воротник бело-красного свитера. Не мог избавиться от чувства: всё это ему приснилось, да и сейчас он в поисках ответов продирается через очередной сон. Один неверный шаг – и это мрачное, но безвредное видение покатится под откос, оборачиваясь одним из тех кошмаров, что не давали Виктору покоя полжизни. Последний след заката таял в небе над головой, а вокруг стояла тишина. Ни шагов, ни загадочного шёпота, ни собачьего лая, ни сонных птичьих голосов. Ничего. Виктора окружал покинутый город, добравшийся из далёкого прошлого, но потерявший по пути и любящих его горожан, и самый смысл существования. Безжизненная мумия, выставленная в музее, под безжалостные взгляды современных, избалованных цивилизацией людей. Почтенный возраст и историческая ценность никого из них не впечатляла. Куда важнее казалось оставить свой след в истории. Хотя бы и намалевав на старой стене похабное словечко. Ответ на загадку Десанна был прост и очевиден. Семья у Карины и Виктора не сложилась и прожила недолго, но и у них были свои маленькие секреты. Даже зародился тот особенный язык, который не понять другим. И среди множества моментов, радостных и грустных, разгадка даже не пыталась прятаться. Она вольготно возлежала на поверхности, высмеивая саму мысль о каком-то другом ответе. Догорел закат, и эхо на пустых улицах и в кривых переулках забавлялось с шагами Виктора, посылая вслед ему невидимую армию то ли защитников, то ли преследователей. Карина бывшего мужа почитала бесстрашным. Но откуда взялась в ней эта уверенность, и почему живёт уже десять лет? Ничто не возникает на пустом месте. Всё в жизни и смерти всего сущего на чём-то основывается. Разгадка этой нехитрой, пусть и странной тайны была здесь, среди старых домов, где, конечно же, обитали люди, но видели они совсем другие сны и потому не освещали путь Виктору светом из окон своих. Бурная жизнь, центром которого были гости города, кипела всего в нескольких шагах, за строем льнущих друг к другу развесёлыми пьяницами разноцветных домов, а сюда отчего-то не добиралось ни звука. Сюда экскурсий не водили, а жизнь заглядывала только ранним утром, с рабочей суетой и дарами богам гостеприимства, или поздней ночью. Случалось, что с ножом и ядом. У очередного поворота Виктор остановился и, прижавшись к стене, прислушался. Так поступил он и в тот день, когда узнал, что станет отцом. Узнал случайно: никто его ставить в известность не собирался. Именно сюда, поняв, что беременна, и прибежала Карина. Её тогдашний парень в глазах родителей был сыном хороших родителей, студентом-отличником и весьма перспективным юношей. При этом всем в округе, кто был старше десяти и моложе тридцати, было известно: Олег не брезгует вымогательством и приторговывает наркотиками. По вечерам его почти всегда можно было отыскать здесь, одного или с дружками. Олег был одноклассником Руслана, но трудно было отыскать двух менее похожих друг на друга людей. Они с большим удовольствием забыли бы друг о друге, если бы не Карина. Выбор сестры Руслан не одобрял, но та его, естественно, не слушала. Ни один влюблённый чужих советов слушать не станет. Потом, когда настигнет похмелье и пробудится разум, будут сожаление и раскаяние. Но именно потом, никак не раньше. Друг предполагал, что голову Карине Олег морочит, чтобы досадить ему. Виктор был склонен согласиться с этим. Возможно, потому что сам в то время был влюблён. В подворотне было тихо. Давно уже не встречались там тайком приличные юноши и девушки, дети уважаемых родителей, которых убедили в том, что закон существует для других. Часть всё-таки познала на себе ошибочность таких суждений. Часть уже в землю слегла, под гранитные плиты. А некоторые теперь большие люди, семейные и уважаемые не меньше родителей. Ночь сгущалась, медленно перемешивая краски в небе над крышами старых домов. Так же, как десять лет назад. Стоя на этом самом месте, четырнадцатилетний Виктор слышал, как рыдает Карина и кричит на неё Олег. Естественно, он не намерен помогать ей. Тем более – какая глупость! – жениться. Какая из неё мать, тем более – его детей? Что скажет родня, что подумают друзья? Не вовремя, не так, не этак, а выход – он простой: аборт. Нельзя? А это уже чужие беды. Лицо Карины было красным и сморщенным, будто сама она вдруг обернулась кричащим младенцем. На лице Олега гнев отчаянно прикрывал собой страх. Он почему-то ни минуты не сомневался, что подруга понесла от него, но не желал нести за это ответ. Он обвинит кого угодно во всём на свете. Какая разница, что будет. Лишь бы не с ним. Всё это Виктор увидел, шагнув в подворотню, навстречу внезапно сгустившейся тишине. Его не ждали. О нём вообще никто не вспоминал. Но он здесь, и с этим что-нибудь придётся сделать. Обоим. Входя в подворотню на этот раз, Виктор думал: пожалуй, было в его жизни не так много моментов, когда он помнил всё происходящее отчётливее некуда, но так, будто созерцал всё со стороны. Таким был вечер, последствия которого Карина, ради собственного спокойствия, попыталась свалить на Олега. Таким был и другой вечер, когда умолкли они, дружно уставившись на него, видя лишь силуэт на фоне заглядывающего в темноту угасающего дня. Вечность прошла, но не забылась ни единая мелочь. Эхо насмешливо кашлянуло, передразнивая шаги Виктора. Его обступила темнота, и казалось, вот-вот вспыхнет в ней огонёк сигареты. Запах табачного дыма до сих пор висел здесь в воздухе. Удивительно, что не пахло мочой и прокисшим пивом, как в тот вечер. Он помнил огромные, как у напуганной косули, глаза Карины. Она была уверена: быть беде, да и сам Виктор в этом не сомневался. Помнил, как приказывал Олег ему убираться, а сам был готов пуститься наутёк в другую сторону. Знать бы, что такого страшного увидел студент-отличник, сын хороших родителей и просто перспективный юноша. Не четырнадцатилетний же мальчишка из детдома напугал его почти до беспамятства. Стыдно, когда сам по закону имеешь право напиться. Тогда что же? Знать бы, но Виктор не знал. То, что случилось дальше, он объяснить не мог. Помнил, как отступил Олег, сперва на шаг, потом на два. Помнил, как пошла у него носом кровь, но точно знал, что не бил. Помнил отголосок подхваченного эхом крика, хоть и сомневался, что не выдумал это. Дошло до криков или нет, но после они с Кариной остались в подворотне одни. Доставая фонарик, Виктор невесело усмехнулся. В тот вечер, прежде чем он опомнился и схватил её за руки, Карина успела ударить его три или четыре раза. Что она кричала ему в лицо, странным образом не задержалось в памяти, но наверняка хорошего там было мало. Когда она, разрыдавшись, уткнулась ему в плечо, кровь из носа шла и у Виктора. − Это ты виноват, − успокоившись, сказала Карина, и он не спорил. Должно быть, напрасно, ведь после этого она винила его во всём. Сначала в шутку. Потом всерьёз. Он был виноват. Сколько ни убеждал себя все эти годы в обратном, был. Хотя бы в том, что согласился выпить за несколько недель до этой нелепой сцены в подворотне. Всего один бокал вина. Вспомнить бы, кто предложил, и откуда взялась идея, будто это поможет почувствовать себя по-настоящему взрослым. Лучше бы он напился и всё забыл. Но нет. После этого бокала Виктор помнил всё отчётливее некуда, но вмешаться в происходящее был бессилен. В таком состоянии он и перестал быть девственником, а через девять месяцев, перевернув мир походя с ног на голову, на свет появилась Ксения. В вино что-то подсыпали, сомнений не было уже тогда. Но кто, и, главное, зачем? Гостей на злополучной вечеринке в честь девятнадцатого дня рождения Карины было много, и Виктор среди них оказался случайно. Его привёл, не слушая робких возражений, Руслан. Привёл и почему-то ничего не сделал, чтобы уберечь младшего друга и родную сестру от глупостей. Просто отвернулся и ушёл на кухню, оставив их наедине, на старом и ужасно скрипучем клетчатом диване в гостиной. Какое-то время Виктор думал: что бы ни оказалось в том бокале кроме вина, подсыпать это мог только сам Руслан. Но быстро устыдился: что за ужасная мысль. Зачем бы другу так поступать? Чего бы он добился этим? Темно было, как в пещере, и свет фонарика робел, ощупывая оставленную прежними поколениями наскальную роспись. Удивительно, что не прибавилось её с тех пор, как был Виктор здесь в последний раз. Более того, казалось, будто всё здесь осталось с тех пор неизменным. Всё так же по правую руку стеной стоял нарисованный пожар, из которого выступали герои каких-то комиксов, или игр. Вытянувший охваченную пламенем костлявую руку к зрителю колдун в золотой маске. Обнимающие друг друга парень и девушка в полосатых красных и синих одеждах. Отвратительная серая тварь, сидящая над разрытой могилой с покосившимся надгробием. Чёрный рыцарь с плюмажем из красных перьев на шлеме, и рядом с ним – бледный красноглазый лучник. У ног его всё так же лежала белая, собранная из человеческих костей арфа. Задержав взгляд на огромном граффити, Виктор невольно улыбнулся. Руслану не нравилось, что его сестра встречается с Олегом. Но эти рисунки впечатлили его настолько, что он, рискуя получить штраф, сам поправил некоторые из них. Кое-что добавил и от себя. Например, белую фигуру с лицом, укрытым тенью капюшона. И вот этих воронов над лучником. А ещё вот здесь... Кого он надеялся здесь найти? С тех пор, как Олег женился и уехал, а большую часть дружков его вразумили, посадили или похоронили, сюда мало кто забредал. Были места встреч поближе и поудобнее. В последний раз Карину занесло сюда, когда тяжело заболела Ксения, и было это три года назад. Может, было и позже, но об этом Виктор не знал. Как не знал и того, что бывшей жене делать здесь на этот раз. Не появится же она в этой подворотне только потому, что это – первое место, где её догадался бы искать только Виктор? − Из всех возможных испытаний мне достался ты. Всерьёз испугаться не получилось, хоть сердце и сорвалось в галоп. Голос не был женским. Возмущённый шёпот – или правильнее было назвать его шипением? – вообще не мог принадлежать человеку, чьи шаги годились на забаву чуткому эхо. Никто не приближался к Виктору. Вокруг по-прежнему не было ни души. Но сердцу, захлебнувшемуся страхом, этого не объяснишь. – Я не испытывал тебя, – сказал Виктор, не оборачиваясь. Сам удивился, что решил ответить. Перед ним стеной стоял нарисованный огонь, и казалось, будто колышутся рыжие космы его, и медленно, но верно напитывается жаром воздух. Всё-таки это сон, и на самом деле за стеной мирно храпит перед утренней сменой Володя, а в окно нагло заглядывает долговязый уличный фонарь, потому что шторы выстираны и сушатся в ванной, на что уже не преминули громко пожаловаться все соседи без исключения. Взгляды намалёванных на стене людей, живых и мёртвых, могли только присниться. Виктор готов был поклясться: они поворачиваются к нему. В призраков Виктор никогда не верил, и не читал любимых Кариной готических романов, а Руслан никогда не звал его посмотреть какой-нибудь ужастик. Но именно о потревоженных призраках подумал Виктор, когда поднялся вой. Волна звука пронеслась по подворотне, влекомая порывом ветра, ударила и едва не сбила с ног. Заставила развернуться и обернулась лишь пустотой. Никого. Меж разрисованных стен запрыгал сухим горохом смех. – Ты в собственных фантазиях заблудишься, стоит мне отвернуться! – прошипел голос. – Дал за тебя твой отец мне имперское золотое солнце, но ты и десятой доли того не стоишь. Глупец! Новая волна налетела на Виктора, оттолкнув его к стене, и та обожгла в ответ. Разгорался нарисованный огонь, и протянул из пламени руку костлявый колдун в золотой маске. Ещё немного – и, схватив, утащит за собой, в самое пекло. Что и кому мог дать за него отец, Виктор понятия не имел. Отца он никогда не видел, и всё, что удалось узнать, упиралось в камень с тремя словами и двумя датами. Родился, учился-женился, работал, умер. Так, добавив или исключив слово-другое, можно описать судьбу почти любого человека на земле. – Капля крови. Два тела. Одна жизнь, – отчеканил над головой замогильный голос. И снова заметался в подворотне смех, а поперёк последнего света в мире поднялась, будто дым, непроглядная темень. Кто-то заступил дорогу Виктору. Кто-то, оставаясь невидимым, наблюдал за ним из темноты яркими, как у кошки, зелёными глазами. – Отец твой решил мне заплатить, а не мятежному духу, – шипел неведомый, шагая в подворотню, приближаясь. – И заплатил, вместо крови – золотом. А что же вышло? Ты в собственной голове плутаешь, а из моей не выберешься! – Что ж, о моём отце ты знаешь больше меня, – тщательно подбирая слова, сказал Виктор. Краем глаза он заметил свет. Лица коснулся жар. Огонь. Он оживает? Нужно повернуться. Взглянуть. Убедиться. Возможно, ещё не поздно что-то предпринять. Или придётся отступить, признав своё бессилие? Зелёные глаза метнулись ему навстречу до того, как он успел пошевелиться. Они были так близко, что пора бы разглядеть лицо. Но вместо лица была темнота, и в ней, будто в толще воды, плыли два зелёных огня. Тяжек был взгляд у неизвестного. Но Виктор чувствовал, что может выдержать его без усилий. Они ведь не в первый раз уже играют в эту игру, и победить зеленоглазому ещё не удавалось. Удивиться своей уверенности в том, чего не было, Виктор не успел. Почувствовал, как схватили его. Бывают ли у теней цепкие руки, как у этой? Способна ли тень смотреть с такой ненавистью? Какая же это тень, в самом деле...что за глупости. Стоило бы приструнить эту наглую тварь, что-то забылась она. Странно, раньше она себе такого не позволяла... всегда успевала остановиться, сама или с помощью – не так важно. Всегда успевала. Удивиться Виктор не успел и на этот раз. – Не туда смотришь, не про тебя тот огонь! Другие в нём гореть будут. Казалось, шипение прошло насквозь и умчалось дальше, туда, где жизнь шла своим чередом, где светили фонари и прогуливались парочки. Возможно, кто-то даже остановился, чтобы прислушаться – что за странный звук, да откуда он. Но потом, решив, что показалось, забыл и вернулся к своим делам. Сюда заглянуть никто не придумает. Здесь даже на восходе мало у кого найдутся дела. А между тем нарисованный огонь разгорался, и не смотреть на него было трудно. Виктор видел зарево в стороне от себя. Чувствовал близость набирающего силу пожара. Казалось, вот-вот заверещат из ближайших окон дымовые датчики. – Сюда смотри! – вдруг рявкнула тень, и рывком, развернула Виктора прочь от огня. – Вот твой костёр, другого не будет! Фонарик со стуком упал на землю и откатился прочь, но свет его, вся малость, что была, вдруг обратился туда, куда призывали Виктора смотреть. Он подумал ещё – на что здесь смотреть? На этой стене ничего, кроме наползающих друг на друга похабных слов и криво намалёванных рож никогда не было. Но это была неправда. Жар дышал в спину, перебирая волосы, а перед глазами Виктора взметнулось, разгоняя темноту, другое, холодное, синее и зелёное пламя. Оно текло по истёртым каменным ступеням, взбиралось на обломки колонн и стенной кладки, но не решалось прикоснуться к огромной арке, через которую шагали навстречу смотрящему три фигуры. Одна из них была той самой тенью с цепкими руками. Или её сестрой. Столь же тёмная, трепещущая в такт дыханию холодного огня, текучая и непостоянная. Глаза её блестели парой странных зелёных звёзд, и более в ней, кроме черноты, не было ничего. Тело другой покрывала искрящаяся, намалёванная золотой краской кольчуга. Та, что вышагивала в центре, высоко держала наголо обритую, охваченную чёрным обручем голову, и за спиной у неё раскрывалась пара огромных перепончатых крыльев. Будто ночь притаилась у него за плечом. Отвернуться от этой картины было невозможно. Хватка тени не ослабевала. – Ни жара, ни пепла для тебя! – шипел за спиной голос, и нарастал гул пламени, а жаркий воздух превратился уже в настоящий ветер. – Только холод и ветер, чтобы развеять тебя без остатка! Не от огня смерть тебя ждёт, а от яда. Сожрёт он тебя, добела кости обглодает, а потом и их размелет в муку и по восьми ветрам вместе с памятью о тебе развеет! – Что тебе нужно? – не отрывая взгляда от бледного пламени, спросил Виктор. – Ты смотришь, но не видишь, – зашептали ему в ответ на ухо – Пришёл по следу и забыл, что искал. Не вздумай! Я не разрешал тебе забывать! Какой след? Виктор пришёл сюда, влекомый воспоминаниями и безумной надеждой – найти здесь бывшую жену, оставившую странное сообщение в телефоне дочери. С чего он решил, что найдёт, если даже не уверен, что не видит всё это во сне! На спину и плечи обрушился удар, и колени мгновенно уступили, бросив его на землю. В волосы тут же вцепились пальцы. Длинные тонкие и на удивление сильные. А ещё их было четыре, и каждый из них заканчивался когтем. На лицо медленно сползла струйка крови. Когти эти оказались очень острыми. – Смотри, – шипело над головой рвущимся из котла паром. – Смотри, смотри, смотри! И Виктор смотрел. Что ещё оставалось делать. Смотрел на стену перед собой. Под ноги шагающим сквозь арку фигурам. И на глазах у него напитывалась темнота густым блестящим кармином. Стена была буквально вымазана кровью. И как случилось, что не почувствовал Виктор её запаха? Ведь он знает, как пахнет кровь, слишком давно и хорошо знает. Шагая из темноты в темноту, блестя доспехом из золотых чешуек, со стены участливо взглянул на Виктора Десанн. А у крылатого спутника его было до боли знакомое лицо. В кулаке у него были концы двух серебристых цепей, на которых вёл он своих спутников. А под ногами его, на самой границе света, что-то белело. Что-то, похожее на... Нет. Нет, этого не может быть. Он бы заметил раньше! − Увидел, − давясь довольным смешком, прошипел голос. − Увидел наконец! Увидел. Осталось только силы отыскать, чтобы подняться. Чтобы приблизиться и убедится в том, что там, в темноте, едва-едва достав до света, прячется именно то, о чём подумал. Ведь это пальцы, верно? Бледные, тонкие женские пальчики там, на самой границе света и темноты... Но сил вдруг не стало, а в голове отчаянно металась единственная мысль. «Что я скажу дочери?» Заполнил подворотню смех. Казалось, хохотали вокруг все демоны ада. Порадовала их догадливость жертвы.