Драконьи сны

Руслан На чёрном небе Бледный господин плыл тоненьким серпом среди холодных звёзд. Когда мгновение назад Руслан прикрыл глаза, над ним среди горячечного марева царило яростное солнце. Снова не заметил, как заснул. А может, продолжает спать, здесь не поймёшь. Плевать, что боль упрямо гложет крыло, бьётся вместе с кровью вдоль челюсти и в изодранном криками и чужими когтями горле. Доверия госпоже больше нет. Она устала от правил, потеряла терпение и настигала во снах, как наяву. Доверия нет ни миру, ни течению времени. С рассветом после полнолуния дракон очнулся будто в разорванной детской книжке, и один взмах крыльев мог перенести его из тонущих в снегах лесов на раскалённую сковороду гигантского солончака, а горные вершины сменить на ласковое тёплое море. А время... что время? Следующей ночью Бледный господин стремительно состарился до тончайшего полумесяца, и оставался таким с тех самых пор. Прошло никак не меньше тридцати ночей. Не могли же все они Руслану присниться? Любопытно, что бы могло им в этом помешать. Ночь на пустоши должна быть холодной, а заснувшему дракону застыть бы, как в яме под защитой замка Крас. Но холода Руслан пока не чувствовал. Даже напротив, до сих пор мерещилось ему тепло жаркого дня, а слух ещё услаждал шёпот чистого ключика, что бил когда-то у основания холма. Вместе с ним шептали другие голоса, всё ещё чудилось прикосновение на том месте возле глаза, где чешуя мягкая и почти не прикрывает нежную кожу. Кажется, было в этом шёпоте что-то очень важное..., но даже драконья память оказалась бессильна вместить это и унести из наваждения. Теперь ключик иссяк, даже следа в белой, как мел, пыли от него не осталось. А рядом не было ни души, ни живой, ни мёртвой. Кого ни встреть на руинах мира, проснуться всё равно придётся в одиночестве. Не в первый раз, и если будет угодно тому, кто затеял эту игру, не в последний. Знать бы, кто её затеял... встретиться с ним Руслан уже не надеялся. Холодно всё-таки было. Стылым дыханием просачивался холод сквозь чешую, ощупью пробираясь до костей. Что толку гадать, спишь или нет, да кто навевает сны, если замёрзнуть можно в любом случае? Поднимаясь на лапы, Руслан с трудом отвёл от неба взгляд. Ночное светило оставалось неизменным... а вот звёзд заметно прибыло, и стали они ещё крупнее и ярче. Будто бесчисленные глаза, покрывающие тела детей доброй матери, они пялились на дракона, не признавая в нём ни родни, ни пищи. Однажды ночь из-за этих огней станет светлее дня, и не разглядеть будет за их сиянием Бледного господина. Если раньше он не сгинет в объятиях своей тени. Но пока ещё далеко исчадья великой ночи, и главное следовало искать на земле, а не в небе. Взгляд натолкнулся на пронизанный огненными жилами камень. Увидев это впервые, дракон было подумал, что проснулся на вулкане, и только шарахнувшись прочь, осознал, что не чувствует жара. А уж после – разглядел, что перед ним всего лишь монумент неведомо в чью честь. Меч с широким клинком и сломанной гардой, тлеющий изнутри, погружённый в землю до середины. Не так и велик в сравнении с драконом... Впервые оказавшись здесь, Руслан вдруг обнаружил себя с зубами на каменной рукояти, и сердце колотилось в рёбра, будто рвалось в бой. Что-то удержало его тогда, не пустило вцепиться и рвануть, как деревянный столб на краю ямы в замке Крас. Возможно, боль, угнездившаяся во лбу раскалённым гвоздём. А может неизъяснимый страх, вдруг накрывший с головой. С тех пор дракон не раз и не два тянулся вытащить меч из земли. Но останавливался, так и не решившись. Было в этом мече что-то неправильное. Самим своим существованием он оскорблял Руслана. Но было очевидно: стоит извлечь окаменевшее лезвие из земли, как случится что-то непоправимое. Что-то, чего, возможно, не удастся пережить ни дракону, ни тому немногому, что осталось от окружающего его мира. Даже нелепая жизнь остаётся жизнью, очаровывает и призывает убояться неизвестности, за которой может таиться оскал лютой смерти. Даже на руинах мира умирать было страшно. Углубление вокруг меча тем временем начало заполняться лениво бурлящей тёмной жидкостью. Это не вода. И не кровь, хоть и пахнет ею. Руслан хорошо знал её вкус, потому что... − Пей Итак, всё возвращается к началу. Мало развалившегося, будто старая книга, мира. Мало перепутанных страниц, между которыми так легко перемещаться, что голова идёт кругом, а горло жжёт подступающая желчь. Есть ещё замкнутый круг, личное проклятие, брошенное в Руслана кем-то неведомым, и обрекающее его снова и снова проживать одни и те же события. Он может сопротивляться, искать обходные пути, делать любой выбор, даже думать, что умер. Пройдёт немного времени, и он проснётся здесь, на этом холме, так похожем на вросший в землю череп, настолько огромный, что драконье тело на нём – словно диадема в волосах мёртвой принцессы. Краткая передышка, а потом всё сначала. Похоже, разорванную книгу всё-таки кто-то пытался собрать, и мучительно перекладывал её страницы, пытаясь нащупать правильную последовательность. Но чья рука направляла это повествование, Руслан понятия не имел. − Пей, говорят тебе! Животное... Голос этот сопровождал дракона с первого утра после распада мира. Он не терпел возражений, оставаясь бестелесным и неузнанным. Им говорило то ли небо, то ли призрак полустёртого воспоминания... а мог он быть и тем самым внутренним голосом, который только и ждёт момента, чтобы обвинить во всех грехах, устыдить за дерзновенные мечты и робкие надежды. Сперва он был далёким и еле слышным, осторожным и вкрадчивым. Теперь набрал силу, стал громче и решительнее, а увещевания сменились насмешками. Руслану иногда казалось, что он краем глаза видит хозяина этого голоса. Маленькое, похожее на истукан из чёрного дерева существо, в сплетённой из трав дикарской одежде и ожерелье из птичьих черепов. Но стоило обернуться в попытке уличить, как оно исчезало, а голос раскатисто хохотал из небесных глубин. Спорить с невидимкой было бесполезно, а упрямство вместо пользы принесёт только бесконечно долгое ожидание. Если промедлить, яма опустеет, и придётся остаться здесь, пока она не заполнится снова. Случиться это может через сутки, или через трое. Хватит, чтобы оголодать и замёрзнуть, на этом всё. Потянувшись к заполненной бурлящим ихором яме, Руслан погрузил морду в чёрную жижу. Задержал дыхание, чтобы не захлебнуться, как в прошлый раз, и зачерпнул, сколько удалось. С усилием проталкивая мерзость в истерзанное горло, подумал – если уж холм прежде и правда служил кому-то головой, то каменный меч пронзил существу глаз. Возможно, третий, а может и единственный глаз во лбу, но даже это не умертвило древнюю тварь. Её кости истлели и погрузились в землю, вскормили бледные травы и рассыпались в тончайшую пыль... но гнилой крови, чтобы напоить дракона, у неё всё ещё в достатке. И свет померк, а пробудившийся ветер гневно ударил в грудь, и оставалось только пасть в его объятия, подставив крылья. Так начинался каждый круг. Словно раскручивалось гигантское гадальное колесо, и угадать, каким из своих раскрашенных секторов оно повернётся на этот раз, было невозможно. Пелена тьмы спала с глаз, разорванная новым порывом ветра, и Руслан едва удержался в воздухе, задев брюхом верхушки заснеженных елей. С криками из сумрака внизу вырвались две огромные совы. Одна из них, замешкавшись, мгновенно сгинула в драконьей пасти. Над северным лесом царил безрадостный, бессолнечный день. Здесь, как и всюду на пути, дракона ожидали сны и наваждения. Их было великое множество. Хватит на то, чтобы целую жизнь заменить. Ту самую, что не промелькнула перед глазами Руслана, когда он умирал на старой панцирной кровати под женский крик и бессмысленное бормотание. Лучше не всматриваться. Достаточно того, что места это знакомые, и всё, что нужно сделать – это попасть в определённое место. Без этого можно сколько угодно кружить над елями, садиться где угодно, расчищая себе путь кислотой или собственным весом. Найдётся только застигнутое врасплох зверьё да разбегутся прочь стремительные тени. Заснеженный лес, так похожий на единственную попытку Руслана писать по холсту акрилом, хранил единственную, всё ещё не разгаданную загадку. Нужный вид открылся, стоило подняться выше. Как будто рухнул в лесную чащу небесный посланник, и отшатнулись от него деревья, образовав правильный круг. Указывая дракону путь, трепетал там, внизу, слабый огонёк. Повезёт ему, если не погаснет от нагнанного крыльями ветра... Пусто было в сердце ритуального круга. Но Руслан знал: его ждут. Ждут каждый раз, и всё ещё на что-то надеются. Вот бы разгадать, на что... Перед глазами промелькнул призрак другого леса. Весеннего, живого леса. Почудилась внизу скользящая меж деревьев огромная тень. Ступает осторожно, но слишком велика, чтобы не расталкивать вставшие на пути деревья, а в зубах – драгоценная ноша. Ради этого сокровища не решились пролететь над лесом, зная о своей неловкости. Туда, где расступаются деревья, не смея приближаться к древнему камню, оно должно попасть живым. Пасть мигом переполнилась едкой слюной. Обругав себя за несколько оброненных капель – действительно, животное! − Руслан, как мог осторожно, спустился на проплешину посреди поваленного леса. Не погас огонёк в оставленной у алтаря плошке, когда ступил дракон на землю и сложил крылья. Снега в кругу не было. Будто лихорадило поражённую ударом с небес землю, окаменевшую и растрескавшуюся от засухи. Здесь не было разбитого огненными вратами дерева, а заваленные прочь от круга и прикрывшиеся от него огромными пластами корней ели давно лишились и игл, и коры, но не спешили рассыпаться в труху. Дракону чудилось, что всё вокруг болезненно и тяжко дышит в напряжённой тишине, то ли борясь за жизнь, то ли умоляя о смерти. Плоский камень в сердце поваленного леса был пуст. Его пересекала, будто след старой крови, полоса бурых лишайников. Похоже на большой стол в подвале заброшенного дома. Не хватает только лежащих поперёк цепей... Руслан так резко встряхнул головой, изгоняя прочь проступившее сквозь морозную тишину наваждение, что звонко лязгнули зубы, а на землю закапала, не впитываясь, тёмная кровь. Хватит с него. Хватило ещё пятнадцать лет назад! − Не нравится? − оглушительно воскликнули низкие тучи над лесом. − Лапу себе отгрызть готов, чтобы освободиться? Давай, грызи... и быть тебе навеки жалким зверем! Отгрызть лапу? Для чего ему это делать, если ловушка держит его совсем за другое? Но прежде, чем Руслан ответил на этот вопрос хотя бы себе, боль капканом впилась в переднюю лапу. Крови на земле прибавилось, а от драконьего рёва содрогнулись вдалеке, теряя снежный убор, ещё живые деревья. Когда же он наконец привыкнет, перестанет паниковать и поднимать шум? Бояться, как бывало и прежде, нечего. Лапа цела, и крови пролилось всего ничего, да и та утрачена по собственной глупости. Не хватит озеро окрасить красным, как уже случалось. Хозяин голоса не раз уже выкидывал такие фокусы, доказывая свою власть. Это всего лишь новое наваждение, и вместо того, чтобы самозабвенно предаваться ему, нужно встречать гостей. Они уже должны глядеть на него из-за еловых корней. Негоже вести себя при них столь недостойно... они и так уже разочарованы. Он выступил из своего укрытия бледной тенью прежнего величия. Один, без четвёрки собратьев или свиты из одетых в белые шкуры охотников. С тех пор как расстались они в последний раз, князь Лиор похудел ещё больше. Покрытая язвами шкура висела на нём тяжёлыми зловонными складками, часть зубов и когтей он потерял, как и большую часть золота, украшавшую его когда-то. Только взгляд упыря, хоть и сделался усталым, всё ещё уверял: он не сдался. Когда они встретились впервые, князь на дракона взирал с фанатичной преданностью. Теперь огонь в нём угас, а вера в могущество избранного божества сменилась если не сомнениями, то смирением. Возможно, перед смертью зверь украдёт у князя последние искры веры и сделает бессмысленной долгую жизнь и столь же долгое терпение. Хотелось бы не допустить такого. Но чего стоят желания зверя? Руслан смотрел на него с высоты драконьего роста, ожидая. Он пробовал уже напасть на князя. Даже убил и съел его, циклов десять назад. Вкус его крови до сих пор не забылся. Но всё это привело лишь к новой встрече. Возможно, стоит наконец не вмешиваться и позволить упырю поступить по-своему? Так Руслан поступить ещё не пробовал. Всегда что-то мешало. Возможно, то, из-за чего неведомый голос прозвал его животным... Осторожно князь Лиор пересёк разделявшее его с драконом пространство. Будто крадущаяся за голубем кошка. Вот только этого кота птицы не волновали. Вытягиваясь в струнку и дрожа всем когда-то массивным телом, он потянулся к лужице крови. Той, что была дальше всего от застывшего дракона. Когда-то именно это заставило Руслана ударить упыря, отшвырнув его на корни мёртвых елей. Потом по той же причине, не успев даже осознать, что творит, он разорвал князя Лиора. Только пятно кровавое и осталось. Так повторялось не однажды. С каких это пор он стал так дорого ценить пролитую кровь, чтобы убивать всякого, кто осмелится посягнуть на неё? В одном из видений, сон то был или явь, кровь дракона из костяной чаши, словно причащаясь, пили пятеро смертных, живых и мёртвых. Князь был среди них. Зачем же теперь отказывать ему, да ещё столь грубо? Руслан не двигался и продолжал смотреть. Это требовало усилий, чем дальше, тем больших. Кровь, к которой тянулся истощённый упырь, пролилась на камень, поверх лишайников и отсутствующих цепей. Что делать цепям на древнем алтаре? Они и на столе в подвале выглядели странно... Едва заметно дрогнул воздух, и Руслан увидел флейтиста. Раззявленная пасть, бесчисленные изломанные пальцы на костяном инструменте. Всё как в тот день, когда дракон бросил перед мертвецом, словно разменную монету, бесчувственное тело того, кого считал хозяином. Только на этот раз алтарь пуст, и нечем жертвовать ради чужой силы, кроме собственной крови. Капля крови. Два тела. Одна жизнь. Ох. Свет серого безрадостного дня померк, распадаясь на острые лучики. Сквозь рассохшиеся доски на подвальных оконцах не дотянуться ему туда, где Руслан вдруг обнаружил себя, в знакомом с детства теле, стоящим перед тем самым столом с цепями. Ржавыми от засохшей крови цепями. Стол отделял его от непроглядной темени. Там, впереди, из притаившейся в ожидании бездны блестела пара глаз. Нет. Этого не было, не может быть... не может? Язык князя Лиора осторожно прикоснулся к лужице крови, слизывая её с лишайников. Не встречая сопротивления, упырь придвинулся ближе, упирая лапу в край алтаря... Собака. Огромная измученная, но ещё живая собака, поднявшись на задние лапы и водрузив передние на край стола, смотрела на Руслана. Он чувствовал, как впиваются в него один за другим, пронзая насквозь, лучики света от заколоченных окон, и не мог заставить себя опустить взгляд. Не мог взглянуть на то, что лежало между ним и тощим, в клещах и колтунах, псом. Так было или не было? Руслан помнил эту собаку. Он встретил её в тот день, когда неожиданно для себя стал героем. Что же он сделал в тот день? Кажется, спас кого-то. Но кого, и от чего спас? И не придумал ли этот день уже потом, бесконечно созерцая потолок палаты хосписа? Чудеса. Ещё недавно Руслан гордился памятью, в которой умещалось всё. Но стоило попасть сюда – и воспоминания стали ускользать. Особенно те, что пережили вместе с ним смерть. − Кто пополам себя разгрыз – тому о лапе сожалеть не след, − потешался голос. − Сам разорвался, память в клочья изодрал, по ветру пустил, да вот гадает теперь, где она, правда, а где её нет? В пустой башке и ветра не удержишь! Что за глупости? Не рвал он пополам себя. Других – уже случалось, но себя? Неужто можно сотворить такое и не заметить? В какие клочья нужно память разорвать, чтобы забылась столь огромная утрата? Не о князе же речь в этих насмешках, право. В ответ на все вопросы голос лишь хохотал. Наваждение схлынуло, оставив Руслана, снова драконом, созерцать князя Лиора жадно вылизывающим камень. Как бы мало крови ни досталось ему, но на глазах его раны затягивались, а плоть под серой шкурой набухала и бугрилась, заполняя и разглаживая уродливые складки. Так продолжалось до тех пор, пока с влажным треском не начала лопаться шкура вдоль хребта упыря, выпуская на свет частокол чёрных шипов. Когда из-под повисшего на надломленной шее черепа показалась узкая удлинённая голова, когда лопнула шкура на боках умерщвлённого упыря, выпуская на свет маленького дракона, Руслан сдержался. Не отпрянул от мерзкого зрелища. Не потянулся, чтобы схватить новорожденную тварь за тонкую шею. Он уже видел это раньше. Останки дракончика лежали вперемешку с останками князя, когда дракон впервые разорвал его на части. Или это было во второй раз? Но было, определённо было... − Зверю яростному господин с небес улыбнулся, и стал зверь тих и смирен, − заливаясь смехом, грохотал из-за низких туч голос. – А зверя многомудрого – пальцем поманил, и тот, всё позабыв, из шкуры выпрыгнул! С хрустом поднялась голова князя Лиора. Тому, кто давно мёртв, едва ли есть дело до уничтоженной плоти. Только это и успел подумать Руслан, прежде чем зубы упыря сомкнулись на горле дракончика. Голос, которым вскрикнула умирающая тварь, больше подошёл бы собаке, чем дракону. А укус, сломавший ей шею, вдруг почудился Руслану на собственном горле. «Это неправильно», − подумал он. Неправильно, ведь когда-то князя никто не посмел бы сравнивать с собакой. Неправильно, когда бродячий пёс жарким днём в начале лета приводит туда, где на столе лежит умирающий от обезвоживания ребёнок с изрезанной рукой. Сколько на свете ещё неправильного? Убитый дракончик, обратившись чёрным дымом, ускользнул в небо. Надеется спастись в объятиях дальних родственников, но те скорее уж сожрут и то, что от него осталось. А на земле сомкнулась выпустившая его на волю плоть, и, сам себя не помня, склонился дракон над упырём. Наказать бы его, не потрудившись выдумать причину... но вместо этого прошёлся вдоль спины князя Лиора чёрный раздвоенный язык. Поступив так во второй раз, Руслан почувствовал движение. Под серой шкурой упыря, там, где её прикрывало когда-то тяжёлое золото, шевельнулась пара тонких рук, и вздулся и без того бычий загривок князя. Глядя на это, Руслан вдруг содрогнулся от омерзения. Не от увиденного: это было не страшнее «рождения» дракончика. От того, что мысленно повторял, не замечая, уже в третий раз, следуя за эхом зловредного голоса. Когда-то жил в далёких северных снегах народ с огнём в сердцах и узорами на белоснежной коже. Тенями обращались они среди мрачных елей, по снегу крались, не оставляя следов. В добрые сны заглядывали, обернувшись ласковыми зверьками, и уступали им дорогу любые кошмары. Служили им косматые медведи и юркие белки, волчьим мехом покрывали они свои плечи и осыпали невест в день свадьбы прозрачными как лёд самоцветами. Когда-то правил этими людьми великий герой, победитель морозных гигантов из Бредущих гор. И был у героя советник, мудрый чародей, одолевший смерть. Но пришёл из земли огня злой карлик на костяном змее, и пал герой, не сохранив ни народа своего, ни жизни единственного сына... склонились они перед карликом, и отнял он их плоть, да по живому сшил, чтобы солнцу пожертвовать. Злая, глупая сказка, выдуманная и беспечно забытая много лет назад. Неужто перед драконом – её отвратительный след? На мгновение Руслан снова увидел пса, что привёл его пятнадцать лет назад к умирающему ребёнку, которому суждено было стать ему лучшим другом. Мало ли бродячих собак на пустеющих городских окраинах? Почему именно этот? Он чем-то отличался от других, если хватило даже взгляда издалека, чтобы последовать за ним. Издалека. Из зарослей крапивы у развалившегося домика пёс показался на несколько мгновений. Взглянул и удалился прочь. Но много ли на свете псов, которые у основания шеи носят мёртвую, болтающуюся щенячью голову? Добрый зверь, изгоняющий кошмары. Растерзанный и мёртвый, он не забыл свой долг. Но ведь Руслан в тот день не спал. Сейчас – возможно, но не тогда. Спина князя Лиора начала медленно распрямляться после того, как язык дракона прошёлся по ней в десятый раз. На коже узорами выступила мелкая чёрная чешуя, плечи и голову покрыло тяжёлое золото. − Владыка помнит, − оборачиваясь к отстранившемуся от него Руслану, сказал князь. Чем владеет он и что такого помнит, Руслан не знал. Знал только, что такого до сих пор ещё не случалось. Стоило только уступить и не мешать, как всё изменилось до неузнаваемости. Изменился и князь Лиор, и назвать его чудовищем теперь ни у кого не повернулся бы язык. Он снова стал таким, каким был до прихода карлика на костяном змее. Рыжеволосым великаном с узорной вязью на бледной как молоко коже. Облачённый лишь в золото, стоял он перед драконом, и не страшился смотреть ему в глаза. Глядя в ответ, Руслан думал, не объясняется ли эта смелость тем, что, вздумай князь обернуться – и непременно увидел бы у себя за плечом призрачную фигурку. Глаза дракона не всякий отец согласится сменять на глаза потерянного по собственной вине сына. Тому, кого назвали владыкой, не престало проявлять слабость. Но Руслан всё ещё не знал, чем владеет, и потому не корил себя за малодушие, отводя взгляд первым. Он сделал это не из-за князя, перед которым был бесконечно виноват. Ответить за собственную беспечную жестокость ещё придётся. А вот стоящий тёмным духом за другим плечом древнего героя человек счетов не предъявлял, ни сам, ни через третьи руки. Он просто наблюдал, словно гость из иномирья, которого происходящее никак не задевает. И всякий раз оказывался рядом, что бы ни случилось, становясь то судьёй и палачом, то защитником и утешителем. Теперь Лето Харон окончательно превратился в Виктора. В нём не осталось и следа того образа, в котором он предстал перед Русланом впервые. С бумаги в клеточку он наконец шагнул в мир, чтобы занять в нём подобающее место. Единственное, что не удалось ему украсть – улыбку друга, редкую и долгожданную гостью. Как и прежде, государь император был едва способен улыбаться. Здесь же, во сне, наваждении или наяву, в нём дракон не различал даже жизни. Холодный призрак, изредка облекающий себя не менее холодной плотью. «Он хочет занять место друга. Или я сам делаю из него единственного, кого боялся покинуть в прежней жизни. Но он не друг». Как князь и его сын склонились перед ним, Руслан, потерявшись в мыслях, не заметил. Но что-то потянуло к земле уже его голову, отвечая на выраженное почтение. Краем глаза увидел дракон мелькнувшую на лице государя тень одобрения. Хотел бы не радоваться такому успеху, хотел бы помнить, что там, за плечом у князя – не друг... но радовался больше, чем внезапным переменам. Что перемены без его одобрения... и злило это в равной мере, что и радовало. «Я превращаюсь в пса» Отчаяние этой мысли удивляло. Но силы в ней осталось немного. Если придётся жить в этом теле – оно и к лучшему. Как и прежде, в яме, ужасной участь верхового животного Руслану не казалось. Да, он подумывал о побеге. Да, было, что и злился на хозяина, и даже позволял себе бунтовать... но разве не пора уже признать, что это – именно хозяин, а сопротивление было бесполезным с самого начала? Дракон, не признающий над собой власти, может быть только чудовищем, достойным стать добычей великого героя. Кажется, так... почему так? На лицо Лето Харона легла тень. Такая знакомая, знаменующая утрату завоёванного было преимущества тень. Наступающую темноту Руслан заметил, уже почти коснувшись мордой земли у основания алтарного камня. Как странно... ещё ни разу здесь его не заставала ночь. Сколько же нового уже случилось. Что на этот раз? Сердце болезненно сжалось от подступившей тревоги. А что же принял за ночь дракон? Не скрывшие ли небо крылья, много больше его собственных? Встречать такую ночь им совсем ни к чему. Хватило и единственного раза в недалёком прошлом. Надолго памятка осталась, и добро бы, если одна. – Не зевай, – шепнул над ухом позабытый было голос. – Удачу проспишь, а хвост её почти в зубах! Хватай и беги, пока не укусила! На ехидное хихиканье Руслан не обратил внимания. Тревога набирала силу. Нужно спешить. Лучше убраться отсюда до того, как темнота стечёт с небес в обрамлённую мёртвыми деревьями чашу, чтобы утопить их всех. Дракону это вполне по силам... вот только он здесь оказался не один, и как-то указать другим на близкую опасность не мог. Тут бы и бросить их, чтобы спастись самому... или пустить в ход зубы и когти, схватить или убить, чтобы не достались тому, что близилось с каждым ударом сердца. Но ничего из этого проделать Руслан не успел. Тревога посетила не только его, и вскоре князь и оба призрака уже были у дракона на спине. Заботиться о том, крепко ли держится каждый из них, времени не нашлось: земля вдруг расползлась под лапами Руслана, будто мокрая бумага, и дракон провалился в бездну, чернее чем его чешуя. Собственного крика Руслан не услышал. Почувствовал только, как звук продрался на волю и утонул в чернильном мраке. Ночь хлынула в лёгкие, упруго ударила в крылья... но, как и в бездне вод, дракон не утонул. Только оглох от восторженного вопля, в котором с трудом угадывался тот голос, что насмехался над ним. Не успел удивиться, оборачиваясь к добыче у себя на спине... но вместо неё увидел преследователя. – Лети, лети! – завопили вокруг на разные лады десятки голосов. – Хвост береги, голову не теряй, что требуют – не отдавай! Под этот адский гвалт они неслись, бесшумно рассекая темноту, и мёртвый ветер выпевал для них безумную мелодию. Преследователь вился серебристой лентой, и ветру вторил перестук его костей. Вот он, змей костяной, а на спине его – грозный карлик, к ногам которого когда-то пал князь Лиор. Губитель душ, убийца сыновей. Какой он крохотный... едва разглядишь. Иссохший и хрупкий, словно увядший цветок. Но страх превращал его в гиганта. Бесформенного и могучего, как величайшие из затерянных в веках божеств-безумцев. – Верни, что взял, ничтожный зверь! – заглушая пение ветра и перестук бесконечного тела змея, взревел преследователь. – Не смей бежать, вернись и жди своей участи! Рёв этот заглушил другие голоса, и умолкли они, упорхнув стаей испуганных птиц. Знакомый голос... до боли знакомый. Такого Руслан припомнить тоже не мог. Он должен был, провалившись в темноту, очнуться на холме с мечом, и снова пить мерзкую жижу, чтобы отправиться в путь. Бежать от злого гения из собственных беспечных выдумок пришлось впервые. Как он здесь оказался? Так же, как и сам Руслан, очевидно. Но, мчась во тьму, на голос безумной костяной флейты, и видя у самого крыла своего вихрь обглоданных седой древностью костей, поверить в столь простое объяснение было невозможно. Как могут за этим первозданным ужасом скрываться всего лишь несколько слов на пожелтевшей бумаге? Слишком страшен он для забытой выдумки! Слишком велик, чтобы перечить ему и бороться... бежать бессмысленно, можно лишь подчиниться... Крылья подломились, роняя дракона вниз головой на дно жадной бездны. Метнулся подхватить его бесконечный трещащий ужас, свился кольцами, обернулся стучащей тысячами острых зубов пастью, и оставалось только закрыть глаза... Силы вернулись неожиданно, и снова распахнулись драконьи крылья. С оглушительным треском схлопнулась за спиной костяная ловушка, и разочарованный вопль настиг едва уберёгшего хвост Руслана уже где-то высоко над пустотой. Взбурлила бездна великой ночи далеко внизу, пожирая замешкавшегося преследователя... но отчего-то не потянулась вослед беглецу. А тот спешил, подгоняемый призрачным светом, умирающим где-то над его спиной, и чудилось ему, будто раздулось пуще прежнего чешуйчатое тело. Что отрастило новую пару крыльев, и видеть стало так далеко, что потеряли смысл все вопросы мира. Мрак расступился, и Руслан открыл глаза. Опять заснул. Правда, проспал недолго. Не хватило, чтобы проплыть поток видений от начала до безрадостного конца. Зато впервые удалось застать в разрушенном мире рассвет. Меч перечёркивал своим гигантским силуэтом розовеющее небо, где не было ни одной звезды, и Бледный господин изящной лодочкой скользил у далёкого горизонта. Погасли в чёрном камне огненные прожилки. Ни капли мерзкого ихора в яме вокруг клинка не было, и не тревожили дракона ни крыло, ни зубы, ни горло. Это сон, вновь закрывая глаза, подумал Руслан. В кои-то веки, сон приятный. Можно ещё поспать ради такого. Прогоняя сон, что-то тёплое коснулось незащищённой кожи у глаза. – Не притворяйся, что не слышишь и не понимаешь меня. Говорил государь теперь тоже голосом друга. Лишь тон остался прежним. Руслан чувствовал, как Лето Харон, сидя рядом, прижимался к нему. Будто пытался обнять огромного пса. Где-то в глубине вяло шевельнулось раздражение от такой фамильярности... но притворяться Руслан и не думал. Слишком удивлён был. Ещё бы: кто-то наконец заметил, что зверь уж слишком хорошо понимает по-человечески. Года не прошло ещё, кажется? Приоткрыв глаз, Руслан попытался увидеть императора. Так далеко назад заглянуть не удалось, однако возле каменного меча обнаружился ещё один гость. Преображённый князь Лиор вместе с призраком своего мёртвого сына стоял у края ямы. Они застыли лицом к лицу, будто обратившись в камень, и только слабое биение упрямой жизни в их телах слышал дракон. Они останутся здесь и будут ждать. Однажды их время придёт, и тогда... Вздыхая и всхлипывая, яма начала заполняться. Пора на новый круг. Но шевелиться совсем не хотелось. Хотелось послушать, что ещё скажет Лето Харон. Нечасто он снисходил до разговоров, это должно быть важно. Чего же он хочет, что должен понять зверь? Да что бы ни хотел. Пусть остаётся на месте и продолжает то, что начал. Так спаться будет лучше, до тех пор, пока не наполнится снова яма вокруг ненавистного каменного меча. Хотя бы пару дней отдыха дракон сегодня заслужил. – Тебе придётся его вытащить. От неожиданности Руслан вытаращил глаза. Почти ожидал обнаружить себя с зубами на рукояти проклятого монумента. Но на первый взгляд ничего не изменилось, и на второй тоже. А вот на третий обнаружилось, что на холме появился новый гость. Крохотный, похожий на идола чёрного дерева, человечек, который больше и не думал прятаться. Напротив, расположился он так, чтобы непременно попасться на глаза дракону. И широко улыбнулся, показав крупные жёлтые зубы, едва это случилось. Долго разглядывать человечка Руслану не пришлось, он снова исчез, насмешливо фыркнув напоследок. Так вот ты какой, притворяющийся совестью голос. Не чудился, значит. И до чего похож на ту фигурку, что принёс когда-то в дом отец, уверяя, что это – сувенир из далёкой чёрной Африки... – Тебе придётся, – привлекая внимание к себе, повторил Лето Харон. – Пока этот меч здесь, мы останемся твоими пленниками. Приподняв голову, Руслан всё-таки присмотрелся к нему. Нет, не похоже, что император над ним насмехается. Но пленником здесь был дракон, никак не они, и кто держал его в плену – неизвестно... А почему бы ключом в замке от клетки не оказаться каменному мечу? Недаром его так страшно вытащить. Он уже собирался подняться и попробовать снова... но остался на прежнем месте. Будто удержала его какая-то сила, совсем не похожая на лень или страх. Знакомая сила. Та самая, что раньше не давала отогнать пироманта от раненого крыла и не пускала двигаться, когда не было времени терпеть звериное упрямство. Подобное обходилось недёшево и не применялось попусту. Руслан с любопытством воззрился на императора. Тот не смотрел в ответ, – Не сейчас, – сказал государь, и, кажется, тон его самую малость смягчился. – Ты что-то вспомнил, может быть, о чём-то догадался. Это хорошо, но пока недостаточно. Спешить нельзя. Перед тем, как вытащить, меч освободить нужно. Без этого только себя погубишь и нас за собой утащишь. Рука Лето Харона медленно поднялась, указывая на готовую переполниться яму. – Пей. Мелькнувший у края омерзительной чаши маленький человечек сделал приглашающий жест и исчез, так и не сказав ни слова. С сомнением глядя на то место, где только что был он, Руслан подумал – больше они здесь не увидятся. В нём больше нет нужды, он может приступить к делам, что давным-давно откладывает. Дела есть, в этом Руслан не сомневался ни минуты. Он, как и прежде, ничего не понимал. Но, слова погружая морду в бурлящую мерзость, чувствовал, что в путь на этот раз отбудет не один.