Торкиризируясь

Они решили, что Том поедет первый в павильоны, а Крис за ним, тем более у Криса не было съемок. Единственный раз, когда Том дал знать, что он возвращается мыслями к вчерашнему дню с их вечерним примирением была фраза, которую он обронил у порога, ожидая такси: -Никогда бы не подумал, что ты можешь говорить, как поэт. Вчера ты меня невероятно впечатлил. Крис самодовольно улыбнулся и подмигнул Тому. -Ты меня недооценивал. К его удивлению, Том сказал странное: -Довольно грустное открытие, что я могу быть так падок на обольщение, несмотря на клятвы. Затем он подхватил свою сумку и ушел от него, оставив на пороге. Уже садясь в машину он все-таки поднял голову, неловко обернулся и махнул рукой. Крис поднял руку в ответ уезжающей машине. Постельное белье слабо пахло Томом. У него мелькнула дикая мысль, что ему надо оставить белье до следующего утра без смены, а затем, когда Том улетит и оставит этот дом, аккуратно сложить и забрать с собой в сумке. Он мог бы доставать его по вечерам, спрятавшись в широком шкафу и прижимать к лицу, вдыхая запах Томаса Уильяма Хиддлстона. Крис зажмурился, отгоняя идиотские планы. Затем пришел к мысли, что самое правильное, это взять несколько футболок и трусы Томаса. В одежде, скорей всего, будет сильнее сконцентрирован его запах. Жаль он разорвал футболку этим утром, пропитанная его потом, она, скорей всего, содержала максимальное количество его духа. Он подгреб к себе тонкое одеяло и вторую подушку, обнял все левой рукой, закрыл глаза. Кожа у него сухая и если смотреть на солнце рано утром, то можно увидеть слабые следы веснушек. Интересно было бы попробовать его кожу после купания в океане, каково было бы совмещение этих двух любимых вкусов. Он мог бы учить его кататься на доске, несмотря на его нерациональный, до дрожи доходящий страх перед акулами. Том мог бы учить его уважению к книгам и чтению в целом. Несмотря на его, до скрипа в челюсти доходящую, скуку в отношении сборника, с листами более пяти. Можно было бы многое. Если было бы можно. Крис снова втянул запах. Затем вскочил с кровати. В конце концов его натуре было свойственно действовать, а не предаваться излишним размышлениям. У огромного павильона с мороженым, пока он доставал карточку расплатиться, зазвонил телефон. Крис автоматически прижал его к уху. -Крис… - она молчит и сквозь слабый треск он видит ее, сжимающую телефон в руке, стоящую в их гостиной посредине комнаты, напротив их заправленной кровати. – Ты придешь домой сегодня? Он смотрит в бумажник, забыв зачем. Эльса продолжает, кажется, устав ждать его, или понимает, что он не может приехать, потому что у него последние дни съемок с коллегой, на которого он смотрит так, как ни на кого больше. -Заезжай хотя бы на пару часов… Я хочу начать тренировки с тобой. Можем обсудить. В его сердце горячая волна нежности против его воли. Они тренировались вдвоем с самого первого дня как стали жить вместе, и он никогда не уставал быть с ней везде, дома, в спортзале, в постели. Как и она не уставала от него. Когда они перестали тренироваться? Кажется, века назад. -Да. Я заеду. Для нее этот его тон и слова как подтверждение того, о чем она думает. Как если бы он сказал, да, я заеду на пару часов, но не могу больше. Потому что парень, от которого меня сильно штормит, возносит и опрокидывает, этот парень скоро улетит, и я останусь с семьей и с огромной дырой в сердце. Поэтому мне надо мазохистки быть с ним рядом максимально много, чтобы потом не жалеть каждый раз как вспомню. Я заеду, потому что обязан и это мой долг. -Хорошо. – тон у нее усталый и затем в трубке оборванная тишина. Зачем она все-таки звонила? Крис не знал и не мог об этом думать сейчас. Продавец нетерпеливо помахал рукой и Крис наконец вспомнил про карточку. В павильоны он приехал свежий и крайне настроенный мешать всем работать. -Мороженое! – закричал он басом (предусмотрительно увидев, что камеры не работали, а команда готовила лесы). Мороженого, конечно, на всех не хватало, а потому выхватили те, кто был ближе и чувствовал, что имеют на это право. Том, совершенно в своей манере, пригласил всех рядом взять. Женщины брали, мазали улыбчивыми взглядами по Крису, говорили о калориях. Крис, держа в высоко поднятых руках по огромному стаканчику, смотрел на Тома. И когда поймал взгляд, то махнул в сторону улицы. Там, выйдя из павильона, можно было отойти на десяток шагов и сесть в жидкой тени деревьев, прямо на траву. Тома подстегнул Тайка, который неимоверно обрадовался огромной прохладной коробке и объявил перерыв. В тени было жарко и хорошо. К счастью, Том до сих пор был в футболке и брюках, в которых ушел утром. На удивленный кивок Криса, он пожал плечами: -Тайка сказал, все снято, прошлись по сценарию. Он думает. В другой вселенной он бы мог попробовать быть с Томом и, возможно, был бы счастлив. Однако также возможно, что за семь лет совместного проживания (как было с Эльсой), что-то бы сломалось и стерлось, стало бы обыденным и протертым. И Том, вполне вероятно, обратил бы свой загоревшийся игривый взгляд в другую сторону, либо сам Крис осознал бы усталость и тоску. Как это произошло с ним в этой реальности. Сложно понять тогда, зачем пробовать другое и болезненно ошеломлять любимых, если через время новая жизнь будет такой же остывшей, как и эта. Мороженое немного подтаяло и капнуло на руку. Крис без зазрения совести растер каплю по футболке Тома. -Как ты думаешь, если бы мы жили вдвоем, как партнеры, что было бы через семь лет? Брови Тома поднимаются, но при этом он, кажется, не в полной мере осознает вопрос, одурманенный наслаждением. Ведь мороженое, и рядом с Крисом, и под солнечными лучами через зелень. -М-м, не знаю. Может ты бы наконец купил ту яхту, которую мне показывал и на стенах висели бы фотографии рыб, которые ты поймал. Все весом с акулу. А я бы уже стал мастером йоги. Крис смущен. Мысли Тома совершенно другие, чем его. Том скосил глаза на мороженое перед своим носом и ловко лизнул подтаявшую глыбку, готовую сорваться вниз. Медленно продолжил, все еще занятый десертом в руке. -Может у нас был бы закончен ремонт второго этажа. Мне кажется, дом бы обустроил ты. Я несколько равнодушен к дизайнированию. Хотя мне нравится, когда комфортно. Либо, - довольно невнятно протянул он скрываясь за мороженым. – часть комнат были бы яркими с крупной мебелью, а часть с… Крис заканчивает за него: -С минимальным дизайном. Вроде одного дивана, стола с мраморным покрытием и барными стульями, и с вазой без цветов в углу. Том тихо говорит «эхехе» своему мороженому. Поднимает на него лучистый взгляд и опускает вниз. Он спокойно заканчивает, очень обыденно: -Одну комнату можно было бы оставить только для Индии. Ведь она уже пошла бы в колледж и приезжала бы к тебе на каникулы. Крису хочется сказать ему, продолжай Том, продолжай мой друг, мой возлюбленный и моя страсть. Таким же тоном, медленным и немного равнодушным, параллельным. Потому что это все как рассуждения возможностей, не слишком серьезно, но и без шуточек, и без горечи невозможности. Просто рассуждения на грани, а почему бы и нет. Как отдаленный анализ вероятного развития жизни. И этот тон успокаивает, потому что это тон исследователя, который рассуждает о возможности существования жизни на отдельной планете. Без эмоций, свободный от лишнего оптимизма и лишних сомнений. Голый анализ и предположения. Крис отставляет свой чашечку с ванильной горой в сторону, ложится прямо на траву и кладет голову на вытянутые ноги Тома, а тот автоматически запускает руку ему в волосы, ерошит, гладит. Теперь свой розовый лед он держит правой рукой и концентрация повышается, а речь становится еще более замедленной. -Мы бы уже снялись в двух фильмах из Марвела и на этом, скорей всего, уже закончили бы. Я бы точно занимался театром, и немного съемок, но уже без этого сумасшествия как было с Локи. А тебя я бы поддержал чем бы ты ни занимался. Кроме плохого кино. В плохое кино я бы тебя не пустил. – и выскребывая остатки мороженого ложечкой он закончил. – По вечерам я бы читал тебе, или просто лежал и смотрел на тебя. Кажется, это была лучшая сказка, которую он слышал за всю жизнь. Ведь все-таки за исследовательскими размышлениями о возможной жизни на обнаруженной планете стоит уверенность. Если и есть там разумная жизнь, то она должна быть именно такой и ни на йоту не иначе. Исследователь сравнивает все доступные цифры и данные, он много размышлял разумом и сердцем, и он абсолютно уверен в своих рассуждениях. И, как ни странно, Крис чувствовал, что это правда. Семь лет пролетели бы как год, через волны и сгоревшую на солнце бледную кожу британца, потому что он отказался бы уходить с пляжа, а вечером, когда Крис мазал бы ему обезболивающий крем, Том смотрел бы на него непонятным затаенным взглядом стоя рядом и крем отлетел бы в сторону, а его пострадавший парень тихо охал бы от горячих объятий. Пролетели бы через вереницу съемок и недели разговоров онлайн и по телефону, а затем он бы прилетел на его интервью чтобы сделать сюрприз и встретить за кулисами и наблюдал бы как ведущий нагло и угодливо препарирует словами его парня при свете камер, а тот смеется словно это очень смешно, а после интервью его парень качал бы головой и что-то говорил под нос, пытаясь успокоиться, а он неожиданно обнял бы его, и Том спрятал бы свою голову у него на груди вздыхая и растворяясь в его запахе. Через томные улыбчивые взгляды ранним утром на террасе отеля после бурной и жаркой ночи в номере, прямо посередине горячего съемочного графика одного из них. Были бы быстрые, смущенные поцелуи Тома в машине, прежде чем улететь и снова встретиться в собственном доме. А в доме он прыгнул бы на него и хохотал, широко открыв рот, суетливо говоря что-то о работе (вечно о работе), собираясь распаковывать чемодан чтобы показать ему купленный сувенир, а потом уже снимал бы с него футболку и целовал, закрыв глаза. Возможно через семь лет их секс не был бы таким горьким от ощущения преступности как сейчас, не с такой дозой адреналина. Но их секс точно перерос бы в удивительное путешествие единения и цельности, как еще одно утверждение, что их страсть переросла в большее, став монолитным, солнечным чувством постоянного счастья и спокойствия. Если бы он смог подписать контракт с кем-то (чем-то) и проснуться прямо сейчас в том мире, где они с Томом жили бы вместе и вся боль, которую он причинит любимым осталась бы хоть немного позади, он серьезно задумался бы о подписании. В Томе ничего бы не изменилось к нему за года. Его затаенная любовь к нему просто раскрылась бы цветком под его ласками и взглядами, от его ежедневного нетайного присутствия. Смущенное и робкое чувство, позволяющее Тому совсем недавно лишь шутки на интервью и мазающие «дружеские» объятья, выросло бы в огромное гладкоствольное дерево, оно бы щедро высыпало цветами и давало бы успокаивающую тень и запахи, держало бы почву сильными корнями. В любви Тома к нему не снизилась бы чувствительность и насыщенность, она стала бы сильнее и мудрее, счастливей от ненадобности стесняться и скрывать ее перед главным человеком, перед ним. Он был бы ему самым настоящим другом, братом, возлюбленным, супругом. Он был бы его сдержанным и уверенным партнером, и был бы страстным, игривым любовником, сводящим с ума от одной мысли, что кто-то может целовать его на съемочной площадке, но который никогда не подумал бы обернуться в чужую сторону на поиски временных свиданий. А он? Он, Крис, бы был там, рядом, каждую минуту с ним, полностью погруженный в реальность полнотой своих чувств. Он познавал бы через года детали жизни с новым человеком в мужской оболочке, но как оказалось бы позже, совершенно равнодушного к обязательствам мужского или женского, оставаясь просто собой в каждой ситуации. Он немного стыдился бы его неуемного чувства, так щедро выплескиваемого перед ним, и был бы счастлив этой щедрости. В их жизни были бы ругань и драки, о да, и скорее всего намного больше и обоюднее, чем у него с Эльсой. Основанные на ревности от Криса, на раздражении Тома от невозможности полностью концентрироваться на своей страсти – кино, вероятно иногда они ругались бы просто от бытовых дел. Возможно он прошагал бы несколько лет, пока какая-нибудь ситуация, где его любимого обидели, не вызвала бы животную ярость, и он не осознал бы опять как сильно он утонул в этом человеке. С глазами бесстыжими и игривыми, а иногда растерянными и поникнутыми, и очень часто смеющимися, смотрящими с любовью и нежностью на него. Как смотрят на ребенка. Как смотрят на единственного в этой жизни партнера, рядом с которым дом поет и цветет, с чьими синими небесными глазами верится в вечное небо. Крис моргнул и отвернулся от Тома. Он искренне знал, что любовь Тома к нему только усилилась бы с годами, став матерой, мудрой, спокойной. Том всегда смотрел бы в его сторону в первую очередь, стараясь словить каждое слово и эмоцию на лице. Чтобы Крис не заскучал, не заболел, не испытывал раздражения. Его собственническая натура, хищная от ревности, почти как дракон, который готов улечься на золотой статуэтке, чтобы не отдавать никому, эта натура идеально совмещалась с натурой Тома, который всегда хотел внимания и восхищения, но в первую очередь от того, кого он любил. Том был податливым, нежным и искренним, обвиваясь вокруг своего ревнивого дракона гладил мягкими руками, задобрял и сам лез под тяжелое крыло, спрятаться от внешнего мира, остаться в плену. Иногда он бы выходил в свет, чтобы заигрывать с миром, но от первого рыка немедленно бросался бы назад к нему, кудрявый, улыбчивый, ласковый. Как прекрасно было бы пройти с ним эти года и многие другие. Эту сказку, которую поверхностными мазками накидал Том, и которую он сам мог бы не менее щедро расписать. Издалека кто-то махал руками и Том сразу же навострился, забыл все. -Нас зовут. Перерыв окончился, –он глянул на часы (которые редко носил). –Ох, мы почти час с тобой сидим. -Ты иди. – как-то отвлеченно сказал Крис. Убрал голову с ног Тома, оперся о кулак, продолжая смотреть вдаль. Том цепко всмотрелся в него и погладил по голове. От него, взрослого мужчины, эта ласка была более чем естественна. Крис улыбнулся ему. Том помялся, но долг был превыше всего. Он мельком бросил взгляд в сторону павильонов, Крис знал, что он думает о поцелуе в макушку, но быстро вскочил на ноги. -Я съезжу домой. – Крис приставил руку козырьком, смотря через слепящий свет на темную фигуру. –И вернусь. Фигура замерла, затем кивнула и почти побежала в сторону стоящего человека. Они сошлись вместе (слишком близко), и парень дал ему стаканчик с кофе. Даже с такого расстояния Крису было ясно, что Том рассыпается в благодарностях за кофе и внимание, и очень широко улыбается парню. У него не было сил выяснять, кто этот парень, и не тот ли это «Джош», который кормил Тома пирожным. Он полностью лег на траву и заложил руки за голову, закрыл глаза. Земля тихо гудела, шуршала, свербилась, цирикала. Он любил Австралию именно за это, за буйность и вольность природы, неуемной во всем, за вольные и преувеличенные создания, которые она, следуя причудливой и неограниченной фантазии создавала. Ему нравилось ее солнце, ее воды и ее земли. Затем он вспомнил дом Тома, который тот ему показывал давно, еще до того, как началось… всё это между ними. Дом у него был небольшой и темный, впрочем, возможно из-за вечно пасмурной погоды Лондона. Единственным ярким пятном была желтая входная дверь. Двор был невероятно маленький, с крайне унылым серым забором. Во дворике стоял стол и пластиковые стулья, вечно мокрые. Когда Крис, довольно опрометчиво и неуважительно сказал Тому, что у него скучный дворик (присоединив, что у его собаки больше места в их дворе), Том не на шутку оскорбился. Это выразилось в том, что он прикрыл ноутбук, сложил руки на груди и мягко спросил, мол, а что, должно быть как у тебя, огромный двор с футбольное поле, где барбекю и бассейн и квадроцикл для гонок. Он тогда самодовольно подтвердил, ну да, именно так и должно быть, еще и слепящее солнце в придачу и океан недалеко. Он уже тогда прекрасно разбирался в Томасе, и знал одинаковую реакцию Тома на негативные для него вещи, что он просто теряется и молчит. И только с самыми близкими Том мог позволить себе быть в достаточно комфортной зоне, чтобы высказаться. Принимая знания о том, каков Том, Крис мог с уверенностью сказать, что он ему ближе некуда. Потому что Том мог кричать на него. Как ни странно, но именно проявление негативных эмоций, а не разнообразный секс (включающий проглоченную сперму), выдавало Тома с головой. Хоть он и бывал с ним сдержан, мельком показывая свое недоверие и раздражение от эгоистичности Криса, начавшего сексуальную, а позже и эмоциональную связь между ними, затаенно выражая обиду от того, что он не просил этой связи, поставившей их в болезненное положение перед разрывом, несмотря на эту мнимую сдержанность, именно эмоциональность Тома выдавала его. Если на всех откровенных хамов, идиотов и домогателей мира он мог реагировать растерянным, сдержанным, фальшиво-улыбчивым Томом, то на Криса он так реагировать уже не мог. Крис встал на одну полку с родителями и сестрами. Крис даже стал ближе чем они, по-другому конечно, но ближе. С ним Том уже не считал нужным одевать маски, с ним Том мог возбуждаться, когда Крис бил его по белой, мгновенно краснеющей коже, с ним он мог скулить от наслаждения, крепко жмуря глаза и выпрашивая еще, с ним он мог молчать. С ним он мог лежать без движения и долго смотреть, и иногда улыбаться тонкими губами. С ним он мог быть собой, ходить широко и быстро (якобы как мужчина), поводить глазами и жеманно крутить рукой (якобы как женщина), обмакивать в соус палец и медленно обсасывать его, смотря ему в глаза, низводя его почти до животного уровня, когда всё, чем он мог думать, это членом, и везде Том оставался просто собой, не стесняясь своего я. Горячая земля под ним ходила ходуном, ему казалось что он слышит, как под толщей почвы лопаются семена и трещат, стремясь ввысь, а воды журчат ручейками, насыщая разросшиеся корни деревьев. Сказка, которую рассказал Том, дала ему понять многое. Как и то, что он был неправ, все время сравнивая то, какие они разные. Возможно, он не смог бы жить в бессолнечной Англии, а Том с трудом бы жил в буйной Австралии. Но оказывается ничто не мешало им сложить их мечты и планы вместе и найти другое место, где их непохожие натуры нашли бы нравящееся обоим, удовлетворяющее их одинаково. Они могли бы менять реальность вдвоем, совместно. Создавать собственную реальность. Крис со вздохом поднялся и, собрав корзинки из-под мороженого, пошел в сторону стоянки. *** Дома было тихо и светло. Эльса оказалась у бассейна, вылавливала сачком листья из воды. У бортика лежала мокрая панда, любимая игрушка Индии. -Хей, панда поплавала? -Да. Мальчики решили, что ей пора искупаться. Крис посмеялся, отжимая игрушку. Ему был приятен голос Эльсы, он был сильным и мягким одновременно. Этот голос был точно обращен к нему, к этому моменту и к этой ситуации. Он был живым и готовым откликнуться на шутки. Крис не слышал этих интонаций в ее голосе так долго, что уже и не помнил, когда он омертвел в его присутствии. Отжимая он засмотрелся в стеклянные глазки панды, заулыбался. Индия так любила панду, что ей пришили липучки, чтобы панда была частью ее одежды. Сейчас липучка совсем стала старой и не клеилась, а Индия начала забывать игрушку в разных местах. Эльса подошла рядом и положила руку ему на спину. Это было неожиданно и он обернулся. Она стояла очень близко, с одинаковым с ним загаром, с светлыми волосами, и также неулыбчиво серьезно смотрела на него. Затем протянула руку и погладила по щеке. -Когда ты вернешься домой… с работы? -Наверное завтра. Голос у него был сухой и он прикрыл глаза. А когда открыл снова, она прижалась к нему, положила голову на грудь. И он автоматически обнял ее одной рукой, деревянно смотря вдаль, а другой рукой держа игрушку. -Я сделала расписание для нас по тренировкам. И послезавтра на ужин придут Люк с Самантой и, возможно, Лиам. -О. – только и смог сказать Крис. Будто Эльса знала время отлета одного британца. Она потянула его и он послушно наклонился. -Мы будем праздновать первое место по школьному проекту Индии. Крис встрепенулся, но Эльса тут же успокаивающе погладила его по плечу, и по волосам. -Она расскажет тебе. Я ей помогала за нас двоих. -Спасибо. – он обнял ее и по привычке ткнулся носом в шею, по привычке тихо поцеловал золотистую от загара кожу. Эльса прикрыла глаза, но первая оторвалась от него, живым и по-настоящему бодрым голосом сказала: -Меню на семейный ужин я сделаю сама. Но если вздумаешь присоединиться – весь список на холодильнике. – и закидывая сачок в сарайчик с садовыми принадлежностями и его квадроциклом, крикнула из него. – Ты сейчас останешься на кофе или сразу уезжаешь? И, отряхивая руки посмотрела на него очень спокойно и расслабленно. Словно действительно не понимала, куда уезжает Крис и что он не будет опять ночевать дома. Или словно знала, но это было нормой в их жизни. И Крис, пережив жесткую борьбу изнутри, вспомнил, что дома никого нет, дети в учебном центре. -Я поеду. Я позвоню вечером. Она медленно подошла к нему и мягко шлепнула по ягодице. -Хорошо, красавец. Встала на цыпочки и поцеловала его щеку. Уже проезжая дома, смотря на мелькающий ландшафт он чувствовал какую-то странную занозу, которая засела в сердце. Заноза крутилась и мешала. Проехав половину пути он понял, что ему так тупо свербило в душе. Как же это все просто выглядело от Эльсы, так естественно, что путало и смущало. Понимала ли она, что он едет к любовнику? Крис мог кусок с руки откусить что понимала, Эльсу он полюбил за ее быстрый и живой ум, за ее реакцию на окружающие реалии. В тот день когда они были на семейном ужине она впилась в него глазами и просверлила до самого чертового дна его душу. Он был уверен, что именно тогда она увидела его горячее толчкообразное море, его нежность и страсть к Томасу. После стольких лет медленного отстранения от него. После нескольких месяцев необнимания, невнимания, словно она была призраком, будто и не сидела рядом словно с выеденной, вынутой душой, вдруг, заметив его влечение к коллеге, она приходит к нему ночью и бьет по лицу, а потом просит заняться с ней сексом. И, вуаля, словно просыпается резко, и сразу энергично-здоровой. Никаких туманностей между ними, никакого слепого дрожащего морока. Будто не погружалась в депрессию целых шесть лет после их так и не задышавшего ребенка. Будто не было непонятной ненависти и упреков в сжатых молчащих губах. Будто они встретились, рожали и несколько лет жили здоровой солнечной жизнью. Ему было душно в машине, сложно и он ехал нехорошо, быстро, иногда наезжая на шершавые бугристые края дороги. Как понимать происходящее вокруг он не понимал и так как не привык к объемному потоку эмоций, то решил отложить все до послезавтра.