...
Эти слова тяжелым камнем обрушились на нее, точно приговор к смертной казни; все внутри оборвалось и упало вниз, а по телу прокатилась волна холодной дрожи, заставляя каждую клеточку кожи онеметь от ужаса. — Но я... — Феррис наконец смогла поднять взгляд на отца и мгновенно застыла, он еще никогда не выглядел таким печальным, как сейчас. Нет... даже не печальным, скорее... Разочарованным? Она разочаровала его. Она отпустила убийцу, позволила ему уйти, а потом еще и потеряла сознание, вместо того, чтобы помочь Доминику, и это при том, что никаких травм в бою она не получила. Кто бы знал насколько ничтожной она себя сейчас ощущала. Феррис резко вскочила с кресла, и, не проронив ни единого слова, выбежала прочь из гостиной, а затем и вовсе из особняка. Едкая горечь прожигала сердце буквально насквозь. Что теперь?.. Весь смысл ее жизни только что исчез в одно мгновение. Воздух на улице заметно похолодел, солнце уже начинало клониться к закату, но ей было совершенно все равно, она даже не смотрела, куда бежала. Просто прочь. Как можно дальше от дома. И вот наконец усталость комом сдавила горло, Тревельян уже начинала задыхаться, а ноги предательски дрожали от напряжения, и, сделав над собой усилие, чтобы вовсе не упасть на землю, она наконец остановилась. По лбу струился пот, хотелось пить, не хватало воздуха... обычно бледная, белая кожа на лице сейчас была воспалено-красной, дрожь била все тело и мешала даже просто переставлять ноги, а потому каждый шаг давался с большим трудом. Феррис огляделась, она и не заметила, как оказалась у окраины того самого зловещего леса. Между ним и городом неподалеку проходила река, рядом с которой находился родник, и одолевшая дикая жажда заставила ее направиться туда. Разум словно заволокло пеленой тумана, он совершенно не хотел задерживаться на какой бы то ни было мысли, ее глаза были открыты, но она ничего перед собой не видела, как и не ощущала ничего внутри. Вся боль, все чувства и эмоции словно испарились, оставив после себя пустоту. Жар после бега постепенно начал спадать, и Феррис сейчас отчетливо ощутила, насколько похолодало, окидывая глазами свою одежду она только сейчас поняла, что выбежала в домашних штанах и кофте, хорошо хоть, что сапоги надела, домашние туфли были бы крайне нежелательны в подобных условиях. Она устало вздохнула. Еще одна оплошность с ее стороны. Подойдя к роднику, она присела на корточки возле него, и, собирая прохладную воду в ладони, Тревельян сначала умыла ею раскрасневшееся лицо, а затем сделала пару глотков; вода мгновенно растеклась внутри, остужая тело, жар постепенно сходил, и уже совсем скоро щеки вновь приобрели свой обычный бледный вид. Живот надрывно заурчал от голода, заставляя поморщиться от неприятных ощущений, сначала она провалялась без сознание сутки, а теперь убежала из дома даже ничего не съев. Как следует намочив ладони, Феррис пригладила растрепанные пряди волос, которые полностью выбились из хвоста и сейчас были просто распущенны, спадая до груди. Немного придя в себя, она наконец поднялась на ноги и, вдруг обернувшись, оцепенела; не смотря на то, что он был далеко, она сразу же узнала фигуру того мужчины из леса, чьи глаза блестели, как сталь меча. И сейчас он направлялся сюда. Сердце заколотилось как бешеное, мысли вдруг вернулись и потоком снова захлестнули разум, абсолютно не давая сосредоточиться: надо было придумать, что делать! И придумать быстро! Или он убьет ее так же, как тех солдат — холодно и безжалостно. Лихорадочно оглядываясь по сторонам, Феррис наконец нашла выход, она решила спрятаться за огромное дерево, которое стояло у самого берега, спрятаться и молиться. Она пригнулась, стараясь как можно незаметнее преодолеть небольшое, но решающее расстояние, отделяющее ее от укромного места, и, когда она достигла дерева, скрылась за его широким стволом, все в ней натянулось еще сильнее. Она настолько напрягла слух, что у нее закололо в висках; Тревельян слушала каждый шорох, каждый шаг этого мужчины, который уже приближался к воде. И с каждым его шагом, она словно начинала все больше задыхаться от волнения. Послышалось как он опустил что-то в воду, Феррис сделала над собой усилие и, нервно сглотнув, она решила аккуратно выглянуть из-за дерева, опираясь о землю ладонью, она, прижавшись всем телом к грубой коре, осторожно выглянула: мужчина сидел у родника спиной к ней, он наполнял большой кувшин чистой водой. Странно это. С чего бы жителю из города набирать воду здесь? Но... нет, он не похож на городского, слишком странно одет... Да кто он такой?! Феррис нахмурилась, она ничего не понимала и это ее раздражало, и вообще хотелось выскочить прямо сейчас, наброситься на него с расспросами, особенно интересно было, почему он так посмотрел на нее тогда, а потом вообще оставил в живых? Но тут ее смелые размышления резко прервались, кувшин наполнился до краев и мужчина взяв его в руки, поднялся, а Феррис быстро откинулась назад, ощущая, как ее уже начинает знобить от волнения. Еще бы чуть-чуть и она бы себя выдала! Как глупо! Вновь послышались шаги, и тут ее сердце словно перестало биться, словно боясь того, что он может услышать даже это; она вся замерла, не решаясь пошевелиться, и когда она краем глаза заметила, что мужчина удаляется в сторону леса, Феррис настолько шумно выдохнула, что сама испугалась этого звука. Создатель не покинул ее. Все обошлось. Теперь, встав на ноги, она уже могла выглянуть нормально: силуэт незнакомца был все дальше и дальше, а потом и вовсе исчез — он повернул в лес. Он же сейчас уйдет! Но... почему ее это вдруг волнует? Тревельян ощутила странное, даже сумасшедшее, но очень сильное желание последовать за незнакомцем, сейчас, когда она была так сильно подавлена, ей хотелось поговорить хоть с кем-то. Мужчина оставил ее в живых, возможно, он не причинит ей вреда вовсе? Это было глупо, очень наивно и крайне безумно, но сердце не хотело слушать голос разума. Вспомнив взгляд своего отца, она вновь ощутила сдавливающую сердце боль; он сказал, что ей не быть храмовницей, что она не подходит, а следовательно, она как воин — полнейший ноль. Тревельян отметила для себя, что никогда еще не видела кого-то, кто так искусно владеет мечом, как этот незнакомец. Никто никогда так не двигался: плавно, легко, словно танцуя, обычные воины всегда были резкие, громоздкие, особенно мужчины, которые производили впечатление мужланов. Но этот... совсем не такой. «Вот бы и мне научиться так сражаться», — мелькнуло у нее в голове. И точно! Если бы она только смогла уговорить его, это решило бы все ее проблемы. Да у ее отца челюсть упадет, если она станет так двигаться в бою! Надо рискнуть... другого выхода нет. Решено, надо его догнать. Феррис поднялась на ноги и рванула вперед, вслед за незнакомцем, и хотя ноги все еще дрожали от волнения и усталости, твердая решимость была куда сильнее. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и на улице постепенно начинало смеркаться, угрюмый лес наводил еще большую тоску; прохладный ветер неспешно покачивал стволы высоких деревьев и это было единственным, что разбавляло повисшую тишину. Если хорошенько прислушаться, можно было уловить вдалеке еле различимые голоса птиц, которые по всей видимости собирались спать в свои уютные гнезда. Прищурившись, Тревельян разглядела впереди едва заметный силуэт того воина и прибавила скорости, попутно постоянно смотря под ноги, чтобы не споткнуться; земля в лесу была неровной. Свернув налево, Феррис выбежала на тропинку и там наконец смогла держать ровный темп, не боясь оступиться: длинная тропинка привела ее к невысокому, неухоженному домику, находившегося в самой глубине леса, этот дом едва виднелся из-за деревьев, который росли прямо рядом с ним, плотно обвивая его своими ветками, словно пряча от любопытных глаз незнакомцев. Остановившись, она ощутила как задрожало все тело, пот градом сходил со лба, было очень жарко и остро не хватало воздуха, пытаясь прийти в себя Феррис оперлась ладонями о свои колени, всеми силами стараясь унять лихорадку после продолжительного бега. Сзади нее хрустнула ветка и, резко обернувшись, Тревельян увидела черного волка — того самого волка, которого спас этот незнакомец тогда. Ужас снова чернотой разлился внутри. Волк смотрел на нее спокойно, но его верхняя губа поднялась и оголила белоснежные клыки. Послышалось глухое рычание. Вся жизнь сейчас снова проносилась перед глазами юной дворянки, на ней не было ни доспеха, ни меча с собой, чтобы хоть как-то защитить себя, а потому, все что оставалось, это не делать резких движений и думать, как избежать смерти. Почему-то в этом злом черном волке она видела все плохие события, которые приключились с ней за последнее время, они словно материализовались и настигли ее разом. Волк неспешно приближался к ней, каждый раз рыча все громче, а Феррис пятилась назад, глазами осматривая обстановку вокруг себя, пытаясь придумать хоть что-то. Со стороны дома послышался громкий свист; волк резко остановился, вскинул голову, навострив уши и вытягивая шею, рванул с места и убежал прочь. Дверь дома громко хлопнула, и, медленно повернув голову, Феррис увидела того самого мужчину; его ярко-серебряные глаза холодно смотрели на нее, а лицо не выражало ни единого намека на эмоции. Все в точности как тогда. Ей потребовалось приложить дюжину усилий, чтобы прийти в себя, и разжать губы для того, что бы наконец спросить: — Кто ты такой?! Мужчина медленно приблизился к Тревельян, в волчьей манере изучая ее глазами, вблизи она наконец смогла разглядеть его: больше всего бросалось в глаза то, что на лице было три глубоких шрама, один рассекал левый глаз, другой был с правой стороны под нижней губой, проходя чуть в сторону и вниз, а третий располагался горизонтально вдоль правой щеки. Густые черные волосы и хорошая форма таких же черных бровей делали его серебряные глаза еще выразительнее, как и смуглая кожа, которая явно выдавала, что он был родом не из Вольной Марки. Правильные черты лица и средней длины прямой нос делали его внешность еще привлекательнее; Феррис невольно отметила то, что если бы не его шрамы, он был бы ослепительно, даже аристократично-красив, а если говорить о возрасте, то на вид он выглядел чуть старше тридцати. Она нервно сглотнула, а затем заставила себя повторить: — Кто ты? Он вздохнул. — Ты пришла на мою территорию и спрашиваешь, кто я. Не слишком ли нагло? — незнакомец встал напротив нее. У этого мужчины был бархатный, низкий голос, который соответствовал его приятно-экзотичной внешности. Тревельян смутилась, не зная что ответить на это, по сути ведь он был прав — кто она такая, чтобы он ей рассказывал о себе? — Вы правы, — она нервно выдохнула. — Но могу я хотя бы узнать, почему вы напали на наших солдат? — Это вы напали на моих друзей. — Друзей? Это вы про ко... — и тут ее осенило. Волки. — Волков? Это ваши друзья? — она удивленно вскинула бровь. — И что с того? — Эти волки нападали на город рядом, пожирали скот. Несколько человек тоже погибло! — Это были не они. — Что? — Хватит. Уходи отсюда, — в серебряных глазах сверкнула искра гнева, он развернулся и направился обратно в дом. Феррис пыталась собраться с мыслями, что же сказать, как сделать так, чтобы он взял ее в ученики? Но времени на долгое обдумывания слов не было, потому что он уже подходил к двери. Она сделала глубокий вздох. — Почему ты не убил меня тогда?! Незнакомец остановился, какое-то время просто молча простояв к ней спиной, словно думая над тем, стоит ли отвечать, а затем обернулся, и ей показалось, что в его глазах блеснуло мимолетное удивление. — Не было необходимости в убийстве беспомощной дворянской девчонки, — его ледяной голос словно проникал в самое сердце, заставляя то еще больше сжиматься от боли и отчаяния, а каждый упрек в его словах точно занозой впивался в душу. — Вот как... — она опустила взгляд, правой рукой сжав левый рукав своей кофты, по белоснежным щекам вновь покатились крупные слезы, и Феррис сцепила зубы изо всех сил сдерживая новую волну душевной боли, постепенно заполняющую все внутри... А потом внезапно осознав, что она снова плачет, Тревельян быстро вытерла слезы рукавом, затем поднимая взгляд на мужчину: тот лишь высокомерно поглядывал на нее сверху. Как же раздражает. Почему никто не хочет воспринимать ее всерьез? Почему все только и делают, что упрекают ее?! Огонь гнева в мгновение растопил лед боли внутри, Феррис еще сильнее сцепила зубы и нахмурилась. — Научи меня бороться! Сражаться, как ты! — ее голос звучал уверенно и твердо. Мужчина криво ухмыльнулся. — Что?! Научить тебя? Об этом не может быть и речи. Мне не нужны никакие ученики. Проваливай отсюда. — Сколько ты хочешь за это? Я могу заплатить тебе. — Я не люблю повторять дважды. — Прошу тебя... — Тревельян забралась по ступенькам и подошла поближе, в серебряных глазах снова что-то промелькнуло; незнакомец какое-то время просто молча смотрел ей в глаза... Она не знала этого, но ее глаза в этот момент были словно два холодных, глубоких океана, полных решимости и внутренней силы. — Научи меня бороться, и я покажу тебе, как побеждать, — уже спокойно, но так же твердо повторила она. Мужчина сощурился. — Я подумаю. А теперь топай домой, — он развернулся и поспешил в свой дом. — Но... — Приходи завтра во второй половине дня, — небрежно бросил тот из-за спины, и дверь за ним шумно захлопнулась. Какое-то мгновение просто задумчиво стоя и смотря на дверь запущенного домика, она думала над тем, что только что сама же предложила убийце их солдат. Много противоречий сейчас одолевали ее душу, путая мысли все больше. Сейчас Тревельян оставалось лишь глубоко вздохнуть и поспешить обратно домой, пока не стемнело окончательно. Стараясь как можно тише войти в дом, Феррис придержала тяжелую дверь и постаралась запереть ее так же без лишнего шума; очутившись в тепле, она остро почувствовала, насколько сильно устала. Живот снова заурчал, есть хотелось все сильнее. Сняв сапоги, она осторожно прошмыгнула на кухню, где к счастью уже никого из прислуг не было, что помогло избежать ненужных вопросов. На столе лежали недавно испеченный хлеб, еще совсем теплый, и ломоть сыра; сложив это все на первую попавшуюся тарелку, Феррис поспешила наверх, к себе в комнату. Поставив еду на стол, она зажгла свечу, а затем закрыв дверь, сняла испачканную одежду, надевая вместо нее сорочку, после того, как она расчесала растрепанные волосы, Тревельян наконец смогла сесть за стол и приступить к еде. Она была настолько голодна, что казалось, эта по сути самая простая пища сейчас была чуть ли не самым лучшим блюдом на свете. Наевшись, Феррис еще какое-то время просидела за своим столом, задумчиво вглядываясь в танцующее пламя свечи; она обдумывала то, настолько безрассудно поступает, прося о помощи того мужчину. Его следовало бы опасаться, более того, если отец узнает об этом — он посчитает ее сумасшедшей, нет, даже не просто сумасшедший, он разозлится и тогда ее жизнь станет еще хуже. Она понимала, что это большой риск, понимала! Но что остается? От нее отвернулась вся семья, и кроме того, глядя на этого мужчину, вспоминая его движения в бою, в ней проснулось желание, которого раньше никогда не возникало: ей захотелось научиться сражаться. Сражаться так же, как он. Что совершенно противоречило ее привычным интересам, она никогда не думала, что кто-то вдохновит ее, впечатлит настолько, чтобы ей захотелось освоить все тонкости боя на мечах. Более того, что-то в этом грубом незнакомце безудержно влекло ее, она сама не осозновала, что именно. Заглянув в его глаза однажды, она как-будто точно знала, что он не причинит ей вреда — что-то в этих глазах казалось ей родным еще в тот жуткий день, когда он пощадил их с братом. Противоречивое чувство, которое невозможно было объяснить, когда ты просто знаешь что-то, просто чувствуешь... и все тут. Феррис сделала глубокий вздох, а затем на выдохе погасила свечу и, прыгнув на кровать, тут же уткнулась в мягкую подушку, ощущая невыносимую усталость.«Подумаю обо всем завтра», — решила она и, закрыв глаза, сразу же крепко уснула.